желая распостранения смертоносных пятен по телу

После полуденного инцестуального акта некрофилии - настает черед отстрела парящих в воздухе символов самопожертвования и святости. В противном случае, они ослепляют, ведь формируются из дыма, исходящего от горящих священников, которые устраивают свои дикие пляски на перекрестках мегаполиса. Но, как успеть все сразу, если одновременно приходиться упорядочивать в голове никчемные мысли о мучительной смерти человека, придавая им необходимую целостность и геометрическую симметричность? Действительно, можно умереть огромное количество раз, поместив дуло ружья себе в рот, но это так и не избавит тебя от необходимости совершать грех…
Клиническая смерть является вместе с трупным смрадом, исходящих из тел. Ее время определенно, но это единственное, что можно сказать о ней. Судорожные реакции и запах пороха не оставляет времени думать о подобных вещах. Хотя те кладбищенские трансвеститы, мастурбирующие выпирающими частями надгробий, определенно, скажут об обратном.
Механизм воскрешения мерзостей все равно запущен, что и говорить. Все попытки остановить его, несмотря на то, что подсознательно нет никакого желания делать это, безполезны. Мертвых детей уже вытащили из их могил и, накачав их тела наркотическим дерьмом, заставили прозреть вновь. Разве что у них нет пальцев, которые им отрезали, охочие до чужой и мертвой плоти ценители черной магии, ублютки по сути. Впрочем, рано или поздно наркотик испаряется, и мертвецы падают вновь. Вся улица тогда начинает напоминать город во время чумы. Зловоние и смрад стоят невыносимые!. Впрочем, это совершенно не мешает горящим священником продолжать свое безумство на улицах, а похотливым извращенцам в откровенных и пошлых нарядах возвращаться к своим прежним занятиям.
Мне порой хотелось бы отыскать где-нибудь одного из последних и побыть с ним наедине некоторое время. Бывает, что это желание так сильно, что я вознощу молитвы самому Дьяволу! Этой субстанции, которая теперь скорее вызывает смех, нежели ужас и опасение. Это невероятно уморительное и жалкое зрелище! В любом случае, одиночество остается. Даже тогда, когда я ищу новое применение ржавым ножницам, что лежат перед моим разбитым трюмо, протыкая ими свою кисть или щеку. В чем же дело? В чем причина моего скрытого страха умереть в полном забвении, среди этих безумств, творящихся за заплеванным собственной кровью, спермой и желчью окном? В чем причина этого бесконечного сна, который завершается на восьмой день из-за того, что в собственную глотку вставлено то самое ружье – источник судорожных дыхательных спазмом? Нет ответа. Сейчас мои глаза закрываются, чтобы я смог увидеть новый сон, невероятные образы самого прекрасного места в умозрительной вселенной, смешивающихся невообразимым образом. Хотя, эти минуты телесного спокойствия, но отнюдь не разума, долго покушались на мою непорочность, но в один прекрасный день они все таки поработили и изнасиловали ее, оставив лежать меня навзничь, потерявшего честь, рассудок и умение насмехаться над чужой болью тех, кто не умеет ее чувствовать…
Сейчас мои перста судорожно хитросплетаются между собой, рождая знаки безумия, самоистязания, ненависти, жестокости и позорной смерти. Их успокоение и омертвление – лишь вопрос времени. Пока же пятна смерти есть лишь на моей груди, залитой кровью невинных и беззащитных, рабов, жаждущих величия и благосклонности агонизирующего солнца, раздираемого гниющем трансцендентальным ягуаром, распотрошивших всех ангелов и святых, чей рев заставляет горящих священников рассыпаться, наконец, в прах, а тишину явиться на смену ее противоположности.