Секретный двор

СЕКРЕТНЫЙ ДВОР

1.
Вечеринка, которую устроил Горин, была только в самом разгаре, когда к нам
пожаловал Бенедикт, известный своей игрой в покер и удивительной
способностью выпивать огромное количество спиртного за один раз. Говорили,
будто он трижды был на волоске от самоубийства, но верили этому, конечно,
немногие. При этом все знали: проблем от него в коллективе не будет, а
скорее наоборот, ведь Бенедикт славился умением очаровать своей
ненадуманной и умной речью человека повидавшего многое.
Мою жену очень заинтересовал разговор между двумя студентами о желаниях. Я,
признаться, с самого начала был озадачен таким ходом их беседы, но как
только Бенедикт приблизился к столику, за которым всё и происходило, я
поспешил поудобнее устроиться с супругой на диване перед ведущими спор в
надежде услышать нечто крайне интересное. Было ещё рано расходиться, а
вечеринка уже начала терять своё очарование, когда, если знаете, почти всё
съедено, и компания неизвестных по преимуществу людей уже достаточно
примелькалась, чтобы всё время улыбаться ей в ответ независимо от того,
задают тебе вопросы или нет.
Студенты отличались страстью в дискуссии.
- Конечно, - говорил Горин, - желания человека безграничны, но ведь сама
цивилизация и провоцирует их бесконечный рост: сегодня тебе хочется только
плеер, завтра – уже автомобиль…
Второй студент смеялся.
- Да, да, я согласен, - отвечал он, - но что ж тут плохого, если кому-то
что-то невтерпёж нужно? Наоборот, когда у тебя есть желание заполучить
нечто, то это никогда тебя не сделает слабоумным домоседом, а превратит в
деятельную личность, привыкшую достигать тех целей, которые каждый раз
перед собой ставишь! Возможно, общество, создавая законы жизни внутри
системы, стимулирует к развитию своих граждан.
Бенедикт, опрокинув ещё одну виски, позволил себе вмешаться в их разговор,
начинающий походить на спор без причины.
- А где же, извините, должна проходить черта дозволенного в желаниях? –
спросил он тихим, но уверенным голосом.
Студент покачал головой. Видно было, что он искал неизбитый простой ответ,
но ответ, способный несколько озадачить всех присутствующих.
- Думаю, черта эта для каждого индивидуальна. Один может переступить через
что-то для достижения цели, другой – никогда. И тогда, возможно, начинаются
психологические проблемы вроде подавления своих желаний…
- Интересная мысль, - спокойно произнёс Бенедикт, и из его рта ударила
струя плотного дыма от сигареты. Он продолжил: - Вы знаете, мне иногда
снится мой дед, который говорит простую фразу: «Нужно быть осторожным со
своими желаниями». Хмурый был старик; прожил сто пять лет и умер-то от
простуды! До недавнего времени я не понимал всего смысла его слов, они
казались сущей пустышкой. Но случай, произошедший со мной несколько лет
назад, изменил это отношение, открыв еще одной паре глаз маленькую тайну
мудрости. А мудрость дается слишком ужасной ценой… Я убеждён в том, что та
грань желаний, которую не стоит переступать человеку, называется
неготовность платить за желания. Но проблема заключается в одном: слишком
многие не в состоянии оценить свои возможности касательно платы, надеюсь вы
понимаете, о чём я. Впрочем, чтобы быть не голословным, я могу рассказать
историю весьма впечатляющую, способную, думаю, несколько изменить ваши
представления о человеческих желаниях.
Моей жене эта идея показалась не очень привлекательной, но Бенедикт сыскал
себе огромную популярность среди здешних гуляк и искателей приключений. А
потому все превратились в команду ушей. И Бенедикт начал свой рассказ,
походивший, как я убедился, дослушав до конца, на мрачную повесть-быль.

2.
«До семнадцати лет, - говорил он тихим ровным голосом, - я прожил в
Таловой, в тихом неприметном городишке, более смахивающем на крупную
деревню. Родители мои очень увлекались азартными играми, впрочем, не впадая
в безумство и не развивая в себе всепоглощающую манию расточительства.
Однажды им удалось выиграть в лотерею приличную сумму. Эта сумма позволила
нам купить квартиру в Воронеже. Все сложилось как нельзя лучше: после
окончания школы я поступил в университет на юридический факультет и
поселился один в новой квартире, оставив родителей в Таловой приглядывать
за нашим семейным бизнесом – мы разводили кроликов.
Для меня началась абсолютно другая жизнь, полная неожиданных открытий и
юношеской свободы. В то самое время я как сумасшедший увлёкся чтением книг.
Особенно нравились мне страшные истории. Не могу точно объяснить, как и
почему это произошло, но результат был жутким: чтение стало занимать
большую часть моего свободного времени. Я штудировал литературу взахлеб. А
после начал писать сам. Сначала это были наивные неинтересные истории про
всевозможных монстров и вампиров, но со временем дело изменилось. Многие
мои сокурсники говорили о том, что рассказы, которые я создавал,
заслуживают того, чтобы быть опубликованными в журналах. И это было
сделано. Хотя, конечно, мне кажется, что назвать меня писателем нельзя,
ведь все-таки профессия профессией, а проба пера, так сказать, въелась в
мой досуг лишь на правах дела для души.
Как настоящий любитель новой книги я нашел недалеко от своего дома на
Стрелковой улице книжный магазин. Он стал неким местом паломничества. Я не
пропускал ни единой недели, чтоб не появиться там и не купить какую-либо
свежую книгу. Во истину священный приют для изголодавшегося читателя!
Магазин этот назывался «Бумажный мир», и всякий посетитель всегда поражался
обилием разных книг авторов со всех уголков земного шара, потому что у
каждого, кто входил в магазин, действительно складывалось впечатление,
будто бы он попал в мир, населенный бесконечностью мыслей, неведомых и
поэтому безумно интересных. Я как раз причисляю себя к числу таких
посетителей. Когда входишь в обычный дом, то не ощущаешь разницы между
пространством улицы и внутренним помещением, только температура, запахи и
другие прозаичные вещи способны натолкнуть на мысль об этом. Другое дело
книжный магазин. Когда я входил в «Бумажный мир», менялось все: тишина
мгновенно обволакивала меня, словно мертвенно беспечный туман, ни единого
голоса, звуки с улицы умолкали тоже, и неописуемое впечатление тайны
пробирало до костей. У каждого места есть свои правила, обычаи. И книжный
магазин не исключение. Поскольку огромные стеллажи располагались в нем по
принципу лабиринта, что позволяло выгодно использовать небольшое помещение,
создавалась особая акустика. И никому в голову не приходило говорить не
шепотом. Это было первое правило «Бумажного мира». Постоянные клиенты знали
все полки с книгами, найти на которых нужную книгу не составляло труда, так
как священные источники знаний были размещены по тематике. Именно поэтому
произносить что-либо в «Бумажном мире» можно было только по крайней
необходимости. Это было второе правило. Я, безусловно, всегда торчал у
отдела «Триллеры. Мистика. Ужасы».
Изо дня в день визиты в магазин выработали определенный неизменный режим
поведения в этом месте. Можно сказать, каждый любитель, доведший себя почти
до степени читательского фанатизма, ничего не замечал вокруг, кроме книг. И
я, действуя уже не по воле собственного разума и всевидящей бдительности,
стал именно таким законченным любителем. Словом, это было сумасшествие…
Поправляя очки, подходишь к интересующему тебя стеллажу с красивой
завораживающей надписью тематики, впиваешься взглядом в толщу новеньких,
пахнущих свежей типографской краской книг, ощущаешь дурманящий запах этих
творений искусства и… абсолютно не замечаешь, что происходит вокруг. Да,
наверное, следует назвать меня в те дни подобием зомби. Так, по сути, и
обстояли дела.
Случалось так, что моя мания даже мешала общаться с моим единственным
другом – Славой Веровым. В каждодневной рутине проблем существует нечто
помогающее в любой ситуации. Я убежден в том, что это настоящая мужская
дружба. Да, такие слова именно о нас. Слава был моим однокурсником, и не
было случая, когда бы он не помог мне… Но, несмотря на нашу дружбу, я
все-таки умудрялся целыми днями быть погруженным только лишь в выдуманные
людьми, называющими себя писателями, рассказы, которые захватывали и
овладевали мой с каждой страницей все сильнее и сильнее. Особенно это
проявило себя в то время, когда Слава после окончания университета уехал в
Москву в поисках работы. Мне без него стало невыносимо скучно, я стал
совсем один. Так и в жизни: все идет своим чередом, судьба плетет, как
часто кажется, бесконечное веретено ничем не примечательных событий, но
потом нить обыденности рвется… Знаете, бывает иногда появляется странное
ощущение, словно ты, как длинный товарный поезд, повернул на стрелке не в
ту сторону. Тебя несет по направлению к станции, где прямо на рельсах
десятки бочек с легковоспламеняющимся горючим ждут своего часа для того,
чтобы под тяжестью твоей железной невнимательности взорвать все к чертовой
матери. Когда одним обычным октябрьским утром я зашел в «Бумажный мир»,
надеясь найти что-нибудь жуткое и новенькое, мой товарный поезд повернул не
в ту сторону, и судьба подарила мне то, чего я жаждал…
Внутри было как всегда тихо. Такое гробовой молчание, от которого бегают
мурашки по коже. Теплое и уютное помещение успокаивало, приглашая в свою
колыбель непознанных мыслей. Действовал я по давно уже выработанному плану,
ни на секунду не задумываясь о том, что сейчас сделаю; возможно, я был
тогда неким подобием механизма, повторяющего от выключения к включению
точный алгоритм запрограммированных действий. Ни шага от программы! Вот
фиолетовый стеллаж – детективы… Слева за ним розовый – романтические и
любовные романы… Так, идем дальше. Скоро наши поиски должны увенчаться
успехом. О, здесь нужно быть осторожным: полоса очень скользкого паркета –
можно упасть. Задание выполнено. Направо по лабиринту, и мы найдем тот
самый черный стеллаж с надписью «Триллеры. Мистика. Ужасы»…
Зачарованными глазами я искал тогда свой любимый отдел. Стремглав юркнув
между узким проходом вправо, образованным стеллажами-великанами, неожиданно
для себя я ударился обо что-то и свалился на пол. Сознание помутилось,
произошел сбой в программе… Я медленно встал, чтобы разглядеть то, что
столь глупым образом повергло меня на паркет. В глазах еще рябило, но то,
что я увидел, разу отрезвило меня. Предо мной стоял красный стеллаж с
необычно широкими полками, уродливо выпяченными далеко за пределы
внутреннего пространства деревянного сооружения. «Детские книги» - прочел я
выше.
Но здесь всегда стоял черный стеллаж!
Меня словно ошарашили самым невероятным известием в мире. В программе
произошел сбой – я не хотел и почти не мог верить в то, что здесь нет моего
любимого отдела. Лоб немного побаливал. Теперь мне показалось, что этот
стеллажный лабиринт играет со мной, играет подло и при всем при том смеется
надо мной. Глупая, но правдивая мысль. Нужно было что-нибудь предпринять.
Ведь всему на свете есть разумное объяснения. Я решил, что наступил именно
тот момент, когда нужно нарушить второе правило «Бумажного мира».
Господин Достигаев, владелец магазина, не был похож на других боссов. Если
он что-то делал, то делал это с максимальной долей участия в собственном
проекте. И тогда мне не стоило особого труда найти его у кассы, ибо
владелец сам любил принимать активное участие в бизнесе, а не просто сидеть
в своем кабинете с важной физиономией, болтая без умолку по мобильному. Это
был очень приятный мужичок лет пятидесяти пяти. Темные глаза его выражали
какое-то непонятное благоговение перед всем тем, что он видел в жизни.
Достигаев с радостью объяснил мне, что три дня назад у них в магазине был
небольшой ремонт, поэтому черный стеллаж переместили в дальний угол
помещения. «Там, где у нас раньше находилась не рассортированная
литература» - вот простое пояснение тому, что меня так сильно удивило. Я
действительно обрадовался такому известию, поблагодарил владельца и скорее
побежал туда.
Мой путь был недолгим, но омрачила его Маргарита – работница «Бумажного
мира». Не знаю, что входило в её обязанности, но она постоянно торчала у
моего стеллажа, то ли перекладывая книги, то ли делая вид, будто
действительно делает это. Маргарита была уже не девочкой, а
пятидесятилетней женщиной, к тому же ворчливой донельзя. Я ненавидел её за
подобные выходки. И вот, она преградила мой путь своим узким задом, и не
было никакой возможности обойти её незамеченным. Помню, сказал тогда нечто
«Извините, пройду…», она встрепенулась, окинула меня своими близорукими
глазами и с едкой ухмылкой проговорила: «Можно и не мешать мне работать!» Я
возненавидел эту суку ещё больше. И был бы рад не лицезреть её худощавое
тельце, вытянутое с претензией достать до небес.
Лабиринт, казалось, не имел конца. Мне даже трудно вспомнить, бывал ли я в
том самом дальнем углу магазина. Вероятно, что нет. Быстрый шаг заставлял
стеллажи буквально пролетать мимо меня, и ни одна книга в них не возбуждала
во мне желания схватить ее и, как долгожданную любовницу, заключить в свои
объятия. Это были не мои подружки.
Наконец я уперся в тупик. «Да, бывать здесь мне не приходилось» - подумал я
и стал рассматривать это место. Маргарита была уже далеко, и я вздохнул с
облегчением. Место, где мне пришлось остановиться, казалось самым
обыкновенным: великаны книжные хранители врастали в потолок, полки были
набиты разной всячиной. Камю, Кинг, Фрейд, Гофман, Донцова… Чего только не
найдешь в хороших книжных магазинах! Я уже было заподозрил неладное, но тут
мой взгляд пал влево, и там, в полумраке узкой расщелины между стеной и
одним из многочисленных стеллажей, увидел продолжение своего пути. Нет,
тупика здесь не было. Внезапно в голову постучала странная мысль: а знает
ли кто-нибудь об этой маленькой комнатке и, более того, был ли кто-нибудь
из посетителей магазина в этом дальнем углу помещения, там, где мрак
сплетается с переплетами только что напечатанных книг… Скорее нет, чем да.

И мысль эта изумила меня.
Тут действительно было темно, и я стал шарить рукой по стене в поисках
выключателя. Стена отличалась шероховатой поверхностью, неприятной на
ощупь, но питающей благодатным холодком. Наконец я включил свет. Комнатку
обдало тусклым мерцающим сиянием. И хорошенько разглядев все апартаменты, я
увидел любимый чёрный стеллаж с надписью «Триллеры. Мистика. Ужасы» и
какую-то дверь в дальнем конце крохотного помещения …
Красная металлическая дверь с окошком из железных прутьев, как в тюрьме. На
ней была приклеена бумага с отпечатанными большими буквами, составляющими
надпись «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН». Знаете, когда в
детстве попадаешь в нестандартную ситуацию и догадываешься, что делать
нечто запрещено, тебя парализует страх, но выхлестывающийся в кровь
адреналин не позволяет бежать… Подобное я испытал при виде этой двери.
Ведь, по сути, надпись на ней гласила о том, что дальше идти запрещается.
Сердце билось очень быстро, словно я выкурил впопыхах три сигареты подряд.
Нужно было расслабиться. Я обернулся, чтобы убедиться, что никого рядом
нет, и взгляд мой пал на стеллаж «Триллеры. Мистика. Ужасы». Но он меня
сейчас ни капельки не интересовал. Я это сразу же понял. Тогда по
непостижимой причине мне была интересна только дверь.
«Возможно, лишь единицы из посетителей Достигаева приближаются к маленькой
комнате с красной дверью, - думал я, - а число тех, кто вообще видел
когда-нибудь эту дверь, скорее всего, ничтожно мала. Интересно, входил ли
кто-нибудь в «запрещенную» дверь…» Словом, мысль о тайне завладела мной, и
желание увидеть, что там за дверью, разгадать эту загадку, как
математическая прогрессия, росла во мне с каждой секундой. Понимание того,
что входить в дверь с надписью «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД
ВОСПРЕЩЁН» нельзя, манило с необыкновенной силой. Это как первый
сексуальный опыт, когда чувствуешь, что тебя поглощает не столько простое
возбуждение при виде и ощущении наготы женщины, сколько осознание того, что
ты сейчас делаешь то, что никогда делать нельзя, это запрещено, неприлично,
было невозможно ранее, но теперь… Я выключил свет, чтобы не привлекать
лишнее внимание, ещё раз огляделся, убедившись, что эта худая прилипала
Маргарита не следит за мной. И, наконец, решился.
Дверь с тихим скрипом поддалась.

3.
Ничего особенного не произошло. Солнечный свет слегка ослепил меня; по
прошествии нескольких секунд я понял, что попал на какой-то двор. Странная
вещь! – ведь я ожидал попасть в какое-то помещение. И в этом состояла ещё
одна загадка.
Двор, в который я попал, как показалось, не был более чем десять на
двадцать метров по площади. Он образовывался пятиэтажными зданиями и не
имел выхода, кроме небольших ворот, закрытых на замок. Истинно глухое
место. Недалеко от двери можно было обнаружить три мусорных бака; казалось,
двор этот для того только и существует, чтобы люди по воскресеньям выходили
сюда и вываливали отходы каждодневного пользования. А потом, видимо, ворота
открывались каким-нибудь дежурным с тем, чтобы вывести мусор и не
устраивать здесь помойную яму и зловоние. Второе, что бросилось мне в
глаза, были деревянные крытые ящики, оставленные кем-то по другую сторону,
прямо напротив мусорных баков. Тут было совершенно тихо и, вероятно, всегда
безлюдно. Может быть, думал я, мальчишки иногда и лазят сюда через ворота
ради интереса, но случается это очень редко, потому что во дворе чисто и
спокойно…
По прошествии минуты пребывания в этом странном местечке, у меня возникло
ощущение, что за мной наблюдают. Но обращать на такие дурные вещи внимания
я тогда не стал.
«Что ж, - ухмыльнулся я про себя, - хорошенькое тайное местечко. Никого
нет, тихо, - знай делай всё, что вздумается». С такими мыслями я прошёл в
середину двора. Оглянувшись, обнаружил, что тут очень сыро и должно быть
всегда несолнечно, поскольку высокие дома хранят своё тайное место в тени,
как бы скрывая его от всего мира. Да, определённо двор был особенным, но
объяснить, в чём конкретно заключалась его особенность, представлялось
трудноватым делом.
Почти посередине двора был начерчен белым мелом круг. Не составляло труда
заметить, что нарисовали его всего лишь несколько дней назад, и холодная
поверхность не успела потускнеть и исчезнуть от множества дождей,
человеческих ног, ветра и других разрушающих вещей. Зачем круг нарисовали,
для меня оставалось непонятным. Возможно, чтобы очертить границы для
чего-то или для какой-то игры на площадке. Словом, это осталось для меня
загадкой.
Было по-прежнему тихо. Я обернулся и украдкой посмотрел на дверь, прикрытую
мной в спешке.
Только бы эта стерва Маргарита не открыла дверь и не крикнула с дуру: «Что
это вы тут делаете!»
Мысль эта настолько испугала меня, что стало казаться, будто за этой дверью
находится весь город, стремящийся разоблачить меня в чём-то ужасном,
уличить в самом противном грехе, который мог только совершить человек! Не
знаю, как объяснить то ощущение, которое возникло у меня тогда. Оно схоже,
возможно, с тем, что бывает в детстве: какая-то дрянь занимает всё ваше
внимание, становится почти единственной ценностью, за неё вы готовы глотку
перегрызть. И вы волей-неволей начинаете её охранять. Да, в буквальном
смысле слова. И уже реальностью становится боязнь потерять эту частицу
мира, боязнь того, что она будет кем-то оккупирована, но не просто
отобрана, а с публичными «обвинениями», цель которых – вызвать чувство
стыда за выдуманный вами секрет. В первый раз в этом дворе меня посетила
мысль о том, что если меня сейчас найдут здесь, то публично пристыдят, как
в детстве, за непослушание. Но расплата будет далеко не детской. Мысль эта
изумила меня, и я как-то боязливо ещё раз покосился на красную дверь, ту
самую, входить в которую запрещалось, и в которую я вошёл.
Стены были шершавые и холодные. Я стоял перед высокой вертикально
поставленной плоскостью. На этой стене не было ни единого окна. Мои пальцы
продолжали прикасаться к ней, но одновременно мне каким-то неведомым
способом удалось ощутить на этой поверхности нечто иное. Это иное
передалось мне на каком-то подсознательном уровне, и я даже не понял, что
ощутил. Но одно было без сомнений: мне стало жутко. Как оказалось, на
плоскости стены я каким-то неведомым способом ощутил взгляд, да, будто за
мной кто-то следил. Ощущение было настолько сильно, что я даже несколько
опешил. Кому какое дело, что здесь делает молодой человек, и кому какое
дело до этого двора! Но я всё-таки в спешке отвернулся от стены,
обернувшись ко двору, и застыл от изумления и испуга…
Из окна противоположной стены, серого и грязного, на меня смотрело лицо!
Лицо?
В тот момент я даже не мог толком понять, морда ли это, лицо ли это…
Через замызганное стекло трудно было различить его черты, но единственное,
в чём я могу поклясться, то, что показалось мне оно ужасно некрасивым,
скорее уродливым, с неким озлоблением. Лицо как бы в возмущении вопрошало
одно-единственное: «Что ты тут делаешь, сволочь?!» Руки у меня затряслись,
на лбу я почувствовал прохладную испарину…
Господи!
Не смея встретиться глазами с наблюдающим за мной, тело моё в исступлении и
испуге бросилось обратно, к красной двери. Именно тело, потому что разум в
буквальном смысле не находился во мне в тот момент. Что я думал тогда,
трудно описать. Потом, когда уже волноваться не было причины, дома,
потягивая пиво перед телевизором, я ругал себя на чём свет стоит.
Испугаться глядящего на тебя! Что за глупость! Но тогда это действительно
было ужасно и страшно неожиданно… Возможно, какой-то жилец с первого этажа
подошёл к окну, чтобы поправить занавеску или что-нибудь этакое. Но лицо в
стекле, в тот момент я мог поклясться, выглядело как сатанинское. Мутное
стекло создало впечатление, будто на лицо был натянут серый чулок. А,
может, он и действительно находился на этом ужасном лице...
Господи!
Как только я оказался у двери, мне стало легче.
Серое, мутное окно теперь позади.
Чтобы успокоиться и не привлекать особого внимания, я закурил. Просто
закурил. Глубоко затянувшись, я заметил, что сердце моё стало на удивление
медленнее биться. А старый добрый “L” показался сладким и необыкновенно
лёгким, посекундно восстанавливающим мою нервную систему. Да, бояться было
нечего… Теперь у меня была веская причина не бояться ни пришествия
Маргариты, ни дьявола: я вышел во двор с тем, чтобы покурить. Это ведь не
запрещено!
И всё же, выкинув сигарету в мусорный бак, мне захотелось обернуться к тому
окну и посмотреть, до сих пор ли там это обезличенная дьявольская морда. Я
взял себя в руки и обернулся.
Никого не было. «Чёрт тебя подери! – проговорил я вслух. – Проклятый двор…»

Постояв ещё с минуту на крылечке у двери, я пришёл к выводу, что, возможно,
никого в окне и не было. А мне побольше надо отдыхать и поменьше читать
всякие страшные истории и триллеры.
Таким был мой первый визит в этот странный двор. И как бы я был рад, если
бы он был первым и последним…»

4.
Бенедикт остановился, посмотрел на всех слушающих его, и мне показалось,
что выражение его глаз говорило только одно: «Вам думается, что я всего
лишь псих, но я вам докажу обратное». Затем он налил себе ещё одну виски,
закурил сигарету и попросил внимания, хотя все итак превратились в
корпорацию, которую можно было окрестить «Заинтригованные слушатели».
«Теперь я позволю себе обратиться к ключевым событиям моего рассказа. –
Бенедикт понимал, что повествование его не самое короткое, потому
незамедлительно продолжил, чуть ускоряя речь. - Как-то я получил
электронное письмо от своего друга Славы Верова и очень обрадовался, потому
как он не писал никаких новостей уже с месяц. Как показала история, которую
я рассказываю, письмо оказалось роковым.
В то утро мне не терпелось узнать всё, что отправил по Интернету Слава.
Хотелось в одно-единственное мгновение прочесть его длинное письмо, но я
решил не торопиться и растянуть удовольствие. Словом, налив себе пива, я
поудобнее уселся перед монитором и медленно, смакуя каждое слово, принялся
читать.
Письмо было несколько длинным, но мне под силу воспроизвести его почти
дословно, так как для моей истории это очень важно.
«Дорогой Бенедикт!
Сначала хочу поблагодарить тебя за высланные фотографии. Они мне очень были
нужны. Надеюсь, негативы сохранились, но всё же попытаюсь вернуть сами
фотографии при первой возможности.
Теперь о новостях (буду рассказывать по мере важности по нарастающей).
Погода у нас в Москве уже ужасная, постоянные дожди и мерзкая слякоть не
дают покоя. На работе у меня всё отлично, шеф мной очень доволен, да и я
сам делаю всё, чтобы «качество нашей работы соответствовало оплате нашей
работы» (помнишь этот любимый наш университетский тост?). Проект, которым
мы сейчас занимаемся, очень прибыльный, хотя часто приходится ездить в
Питер и Самару. Там у нас филиалы. Один раз я даже слетал в Калининград…
Твой новый рассказ получил и уже прочитал. Нужно сказать, дельная вещь, но
я бы изменил концовку. Подумай о хорошем завершении истории про парня,
который попал в лес с привидениями. Зачем так много крови? Думаю, нужно
сделать упор на психологии. Но всё же мне кажется, что многие журналы
примут за честь поместить его в свои печатные детища (но только не
зазнавайся!).
И, наконец, о двух главных событиях за последний месяц. Ощущение такое,
будто раньше я жил в клетке и только сейчас почувствовал себя настоящим,
свободным и счастливым! Я встретил двух замечательных людей, один из них
стал мне настоящим другом и правой рукой в моём бизнесе, а второй стал моей
любовью. Я влюбился как четырнадцатилетний мальчишка! Анна просто
удивительная девушка. Жду не дождусь, чтобы вас познакомить. Мы уже вместе
всего лишь неделю, а мне кажется, что мы всегда были вместе, что я знаю её
всю жизнь… Успел свозить её к Азовскому морю. Ты знаешь, старик, погода
была скверная, даже больше – целая буря, но мы жили два дня в хижине на
холме в пяти минутах ходьбы от моря, и этим местам я благодарен за самые
замечательные моменты в своей жизни! Это незабываемо! Она просто красавица
и умница. Я действительно сумасшедше её люблю! Но, к сожалению, сейчас её
рядом со мной нет: она сообщила мне вчера, что должна уехать на недельку
уладить домашние проблемы. Я пытался хоть что-нибудь выяснить, но она не
сказала даже, куда поедет! Анна лишь улыбнулась и прошептала свою любимую
фразу: «Девушка должна быть загадкой!» Я не видел её всего лишь несколько
часов, а чувствую себя покинутым навсегда… Это волшебная девушка! И я её
действительно безумно люблю. Понимаешь?
У меня созрел план о нашем медовом месяце. Феликс, мой новый друг и
помощник по бизнесу, уже выехал в Воронеж для решения одной сделки,
чрезвычайно выгодной для меня. В результате (если всё будет так, как я
задумал) в моём кармане появятся хорошие деньги, очень большая сумма,
которую я хочу вложить в свой начинающий процветать бизнес, и рвануть в
кругосветное путешествие с любимой. Это будет замечательное событие,
сказочный медовый месяц. Теперь одна надежда на прыткие деловые способности
Феликса.
Такие дела, старина, не забывай писать! Интересно, что у тебя нового.
Слава Веров».
Я, конечно, был очень рад узнать, что у моего друга такие великолепные
успехи во всём. Если честно, немного даже позавидовал, но по-белому и
ненадолго…

5.
Необходимость разнообразить свой досуг привела меня на вечер покера к
каким-то Сергеевым. Произошло это очень неожиданно и случайно, что, в
общем, в моём стиле. Я встретил на улице знакомого, который незамедлительно
пригласил меня скоротать вечер в приятной компании. Не знаю почему, но я
согласился (возможно, потому, что мне осточертело сидеть дома, пописывая
рассказы и глазея в ящик).
На этой вечеринке я познакомился с тремя парнями и их девушками, с самими
Сергеевыми (молодая пара, видимо, они только что поженились) и ещё Бог
знает с кем. Знакомый, пригласивший меня, сильно налегал на спиртное, и я,
вслед за ним, между партиями покера, бильярда и короткими разговорами,
выпил море коньяка. Когда мне уже было трудно различать лица и хотелось
только одного – принять холодный душ и свалиться в кровать – чёрт понёс
меня в глубину квартиры в поисках приключений. Думаю, мало что соображая
тогда, я ввалился в кухню, что-то пытаясь произнести, и сразу же оказался
на полу. Меня будто сбили с ног, огорошили криками, а утром, осматривая
собственное лицо, имевшее плачевный вид, я окончательно убедился в том, что
кто-то ударил меня по лицу. После довольно странного и неприятного
инцидента, трезвея в своей квартире, мне удалось вспомнить некоторые
подробности того вечера. Единственное, что память моя смогла восстановить,
было: как только я ввалился в ту злополучную кухню, в глаза мне пальнуло
что-то белое вместе с сильным запахом, похожим на хвою, и показалось, что
это белое исходит от девушки, вроде как незнакомой и почему-то сидящей или
лежащей на полу; далее на меня запрыгнула какая-то тень, и я отключился;
пришёл в себя, наверное, очень быстро, и услышал сквозь пьяный угар свой
какие-то не то стоны, не то выкрики, вроде «Брось, и-и-кс… Остановите
и-и-кса!» Эта несуразица настолько меня потрясла, что я решил даже первое
время завязать с выпивкой, страшась последствий своих почти анонимных
путешествий по незнакомым квартирам с почти незнакомыми собутыльниками.
Несколько дней я отлёживался дома. Но как только всё по-прежнему
завертелось, после работы мне снова приспичило почитать новую книгу, а
потому я прямиком отправится в «Бумажный мир».

6.
Внутри было как всегда тихо. Магазин ничуть не изменился и с невозмутимым
видом консерватора хранил все свои правила как зеницу ока. Трудно описать,
но я чувствовал, что нечто изменилось во мне, а точнее в моём отношении к
«Бумажному миру». Да, теперь я знал: там, за множеством разноцветных
стеллажей, есть дверь с надписью «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД
ВОСПРЕЩЁН».
Меня поприветствовал господин Достигаев. Он с удивлением обратил своё
внимание на моё лицо, ещё хранящее следы последствия злополучной вечеринки.
Синяк под глазом практически сошёл, но, видимо, распад веществ окрасил
болезненное место в зеленовато-жёлтый цвет, выдающий большой спектр
вариантов того, как я провёл время несколько дней назад.
- О, что случилось, Бенедикт? – с искренним удивлением спросил Достигаев.
Мне было ужасно неприятно.
- Уличное нападение, - ответил я, - знаете, стало так опасно ходить по
вечерам одному…
- Да, да… Вам ещё повезло. Как я рад, что с вами ничего серьёзного не
случилось… Не хотите снова заглянуть во двор?
- Простите… что, что? – выдавил я, начиная ощущать, что во рту у меня
пересохло, как в Сахаре.
- Не хотите посмотреть ваш любимый отдел «Триллеры. Мистика. Ужасы», он
опять на своём старом месте?
- А… конечно, спасибо, - ответил я, понимая, что схожу с ума.
Вы, возможно, будете либо смеяться, либо посчитаете меня действительно
ненормальным, но мне стало вскоре казаться, что Достигаев всё узнал о моём
посещении двора, о моих приключениях у Сергеевых, особенно после того, что
произошло со мной в тот день.
Не помню точно, как я оказался у красной двери с окошком в металлических
прутьях, как в тюрьме. Никто не следил за моими действиями, но боязнь того,
что я пришёл сюда без приглашения, овладевала тотально. Кстати, Бенедикт, а
почему это вы тут? - ваш любимый стеллаж на прежнем месте! К чёрту. Я
отворил дверь и вошёл во двор.
Необыкновенно свежий воздух. Даже несмотря на мусорные баки, которые стояли
совсем рядом. Замечательное место. Что бы тут ни случилось, я просто стою и
курю. Сигарета мигом появилась во рту, и я с неожиданной для себя
беспечностью стал делать затяжку за затяжкой.
И вот здесь случилось самое страшное, что изменило всё».

7.
Бенедикт отставил виски и замолчал.
- И что же произошло? – спросил Горин.
Рассказчик покачал головой, давая знак, что вот-вот сейчас продолжит свою
повесть. Действительно, когда я слушал первую часть этой истории, ничего
необычного в ней не находил, более того, мне становилось даже несколько
скучно, что успела заметить моя жена. Но встать и просто уйти – не выход. И
каждый понимал это. К тому же, любой из нас отдавал себе отчёт в том, что в
конце концов Бенедикт не стал бы начинать рассказывать историю, в
эмоциональном воздействии которой он не был бы уверен. Он не из тех
чудаков, что, начиная рассказывать историю, ещё не знают, чем она
закончится. А как только я услышал вторую часть, мне показалось, что каждый
из нас лишился дара речи хотя бы на какое-то время.
Часы показывали половину десятого. И нашему рассказчику понадобилось
тридцать минут, чтобы всё расставить на свои места.

8.
«Докурив сигарету, - продолжал Бенедикт, - я прикрыл дверь и почему-то
подошёл к воротам, тем самым, что были всегда закрыты на замок, по сути,
единственному входу и въезду во двор. Как сейчас помню, скорее всего мне
стало интересно, куда же выводит это место, на какую улицу… Но мои попытки
ничего не дали: сквозь небольшую щель между воротами удалось увидеть лишь
край здания и маленький проход, ведущий неизвестно куда.
Я обернулся с тем, чтобы вернуться в «Бумажный мир». Однако вернулся не
сразу.
Взгляд мой пал на ту часть двора, которая располагалась напротив книжного
магазина и красной двери. Это здание отличалось тем, что на его стене со
второго по пятый этаж были маленькие балконы, ведущие каждый в свою
квартиру. Но далеко не это обстоятельство привлекло моё внимание. Нет. Я
видел девушку, стоявшую на таком балконе на пятом этаже…
Надо сказать, я несколько засуетился оттого, что меня всё-таки «поймали»;
неприятное ощущение накрыло меня, но всё произошедшее далее подействовало
на меня как опрокинутый на оголённое тело галлон ледяной воды.
Как оказалось, девушка меня не заметила.
Она стояла на балконе и смотрела не вниз, а вверх, в хмурое ноябрьское
небо, которое затягивало тучами. Одна из туч несколько напоминала мне форму
человеческого черепа. Я попятился назад, думая, что приближаюсь к красной
двери, но на самом деле двигаясь в угол двора, где стояли деревянные ящики.
Девушка была, по меньшей мере, странной. Если бы меня попросили
охарактеризовать её одним словом в тот момент, я бы сказал «обколотая». Да,
именно так. Представьте моё удивление, когда она, не переставая смотреть
отсутствующим взглядом в небо, достала из кармана рубашки что-то и засунула
себе в рот! Сделав эту нехитрую операцию, она ещё с минуту постояла на
балконе, затем подняла руки как распятый Иисус, встала на перила и…
спрыгнула!
Господи!
Я видел долю секунды, как она летела вниз со страшной скоростью… Ноги мои
перестали слушаться своего хозяина, – споткнувшись о деревянные ящики, я с
грохотом упал на них. Мало что соображая, не в состоянии оценить
произошедшее и решить, что же делать, я еле встал и как завороженный
подошёл к телу…
Она упала как-то на бок прямо на вычерченный белым мелом почти посередине
двора круг, и голову совсем не повредила. Маленькими шагами я приближался к
ней, страшась этой безумной ситуации. Она, как оказалось, была жива… ещё
жива. Я присел на корточки и заметил, что девушка была очень красивой:
правильные черты лица, блестящие здоровьем тёмные волосы… На её шее висел
небольшой кулон в форме буквы «С». Фрагментарность моих воспоминаний
обусловлена, конечно, тем состоянием, которое завладело мной, как террорист
овладевает свободой заложника, тыча ему в лицо заряжённым стволом. В нос
мне ударил сильный запах хвои, исходивший от тела…
Что?
Взгляд мой пал ниже, и я увидел её руки, распластавшиеся на асфальте по
воле случая свободного падения. Нечто белое пальнуло мне в глаза.
Что?
Я обратил внимание на то, что одна рука девушки была перебинтована в том
самом месте, где указательный палец соединяется с… Боже! У неё не было
большого пальца на правой руке… Тело неожиданно тихо-тихо застонало. Я
подумал, что, может, она хочет что-нибудь сказать или… Черт! Словом, я
приподнял её голову и обнаружил кусок бумаги в её ротовой полости. Она
почти открыла глаза: веки дрогнули, - и мне показалось, что она дёрнулась
всем телом от чего-то неожиданного. При этом мне довелось увидеть её
страшные серые зрачки, открывшиеся на долю секунды.
Руки мои затряслись, сердце чуть ли не выпрыгивало из груди.
Что я здесь делаю? Что я вообще сейчас делаю?
Помню, на нас подул легкий ветер, принесший мусорное зловоние.
Я, не понимая что творю, достал двумя пальцами бумагу из ротовой полости
лежавшего передо мной не то трупа, не то девушки. Тело захлебнулось кровью,
и красная жидкость полилась ручьем изо рта. Тошнота подступила к горлу. Не
в силах сдержать позывы, я блеванул прямо на то недвижимое тело, которое
лежало передо мной. Всё смешалось в один противный ком. И я потерял
сознание.
Сколько я пролежал в том чёртовом дворе, мне довелось узнать, как только я
очнулся. Солнце уже садилось, и первые сумерки опускались на землю. – Тут
Бенедикт дико и громко рассмеялся, от чего у всех, слушающих его рассказ,
пошли мурашки по коже. – Пришёл я в себя, надо отметить, в замечательном
состоянии духа и с отличным настроением. Знаете почему? Просто я ещё не
вспомнил, что же произошло. Представьте себе этакого идиота, просыпающегося
через три-четыре часа со счастливым заблеванным лицом, и обнаруживающего
рядом с собой уже остывший труп красавицы, которая по неизвестной причине
спрыгнула с пятого этажа почти что ему под ноги! Красота для рассказчика,
но ужас для оказавшего тогда во дворе несчастного человека…
Я вскочил на ноги, окончательно приходя в себя. Голова немного кружилась,
во рту вкус разлагающейся перекисшей капусты, руки в крови. Меня охватила
паника. Самое страшное, что пришло мне в голову, когда я был уже далеко, у
себя дома, и поил себя водкой, чтобы успокоиться, было осознание того, что
всё это время, будучи лежачим камнем во дворе, меня мог увидеть не то, что
какой-то жилец, весь мир мог выйти из красной двери с окошком в
металлических прутьях, как в тюрьме, и крикнуть что-то наподобие: «Эй,
сволочь, мы тебя застукали! Ой-ли, да ты ещё и не один… Хватайте его
скорее… и не забудьте эту несчастную жертву великого и ужасного
убийцы-одиночки, имя которому Бенедикт!» Реальная ситуация. Но, знаете,
мысль о том, что кто-то всё-таки видел меня там лежащим без чувств, как
загорающего где-то на пляже Майями, не покидала мой разум, наверное, все
время, пока эта история не закончилась раз и навсегда.
И всё бы хорошо, а точнее не так плохо, если бы не это дьявольское
полулицо, полуморда. Оно или она вновь появилось или появилась в том же
самом окне, что и в первый раз. Возможно, это был лишь плод моего
возбуждённого воображения, но я отчётливо помню, как морда смотрела на
меня; дикий взгляд её, забрасывающий в самые далёкие углы безумия человека,
оказавшего один на один с ужасом, будто выносил без слов мне приговор. Но
теперь глаза её горели в спускающихся во двор сумерках, в этом я готов
поклясться на Библии.
Бежать!
Надеюсь, вы понимаете, в каком я находился психологическом состоянии
тогда.
Словом, не знаю, что на меня нашло, но я бросился к мусорным бакам, открыл
один из них, перетащил к нему труп и спрятал внутри, закрыв крышкой. В
панике, не зная, как избавиться от крови на руках, я стал тереть их о
шершавую стену, расцарапав себе ладони до крови, но уже своей… Да, двор
после падения этой несчастной значительно изменился. Но даже после
проделанного я не ушёл. Знаете, что я сделал? Стал у красной двери и
закурил!
Ха-ха! Захотелось расслабиться… Я тогда точно лишился ума и способности
мыслить.
Потом, правда, почти уже докурив, до меня дошло, что пора бы сваливать из
этого чертового двора. Но идти через «Бумажный мир» - означало подписать
себе смертный приговор. И я полез на ворота. Они оказались достаточно
высокими, чтобы я навернулся и при падении потянул себе лодыжку.
«Всё, - думал я, - это конец». Сумерки сгущались, и, вероятнее всего,
«Бумажный мир» давно закрыт. Мне не удастся выйти незамеченным. Но делать
было нечего. Готовый уже к любой драке в книжном магазине, дабы доказать в
сумасшедших воплях свою непричастность к смерти девушки, выбросившейся с
пятого этажа, я, прихрамывая, направился к красной двери. Тихо и мирно мне
удалось пройти через галерею стеллажей, и – о удача! – магазин был ещё
открыт, а работники возились с книгами, переставляя их на нижние полки у
стеклянной витрины. Будто в пьяном угаре, я пронёсся мимо них, насколько
позволяла мне моя лодыжка.
Теперь за красной дверью с окошком в металлических прутьях, как в тюрьме,
находился мой секретный двор, хранящий ужас до сих пор в голове не
укладывающегося случая.
Через пятнадцать минут после моего побега из «Бумажного мира» я был дома и,
как уже говорил, хлестал спиртное.

9.
Как бы там ни шло, но наступило утро. На кухонном столе моём стояла почти
пустая бутылка водки, пепельница, напичканная окурками, и остатки
недоеденной пищи. Похмелье было настолько сильным, что ничего не помогало.
Как вам такое? Я же чувствовал себя так, словно медленно-медленно умирал.
Мне представлялось, будто мой товарный поезд повернул на стрелке не в ту
сторону, и меня несет по направлению к станции, где прямо на рельсах
десятки бочек с легковоспламеняющимся горючим ждут своего часа для того,
чтобы под тяжестью моей железной невнимательности взорвать все к чертовой
матери. Это было даже не осознание, скорее особое предчувствие, возникшее
где-то на подпорах моего мышления, эдакая чушь, которая, как известно, всё
равно станет реальностью. И она стала.
Весь день я ходил по улицам, пиная листву и глазея без всякого интереса на
прохожих. Раньше это занятие доставляло мне огромное наслаждение, но теперь
я был опустошён. Но вскоре первые признаки жизни стали возвращаться –
захотелось есть. Часы показывали половину четвёртого, и солнце как будто
уже исчезло совсем, оставляя лёгкие признаки света. Нужно было
подкрепиться, особенно после такого жуткого похмелья. Я забрёл в парк и,
купив булочку с водой, расположился на скамье. Уплетая еду и допивая с
несказанным удовольствием бутылку, краешком глаза мне удалось заметить
какую-то фигуру. Фигура подошла к скамье и резко приземлилась на неё, так
что я даже не успел отреагировать, кроме, разве что, лёгкого вскрика от
неожиданности.
- Бенедикт! Как я рад тебя видеть!
Фигурой был Алекс Томин, мой литературный агент. Не думаю, что тогда меня
можно было назвать великим писателем, заслуживающим хорошего агента, равно
как и сейчас, наверное, но он у меня был. И с его помощью я опубликовал три
рассказа и одну повесть…
- Здравствуй, Алекс. Как жизнь? – ответил я.
Он страстно любил махать руками во время разговора, видимо, подсознательно
желая передать свои мысли не только словесно, но и физически. К чёрту! В
тот момент я даже толком не смог понять его вербальную атаку на мой
отходящий от попойки мозг.
- Прочитал твой последний рассказ, Бенедикт, - говорил Алекс, - сущий
бестселлер! Я убеждён в его тотальном успехе. И знаешь, думаю, за один этот
рассказ ты получишь денег больше, чем за все свои произведения, которые нам
уже довелось с тобой опубликовать.
- О каком ты?.. - я почти отсутствовал.
- История в лесу! Та, что ты мне дал на прошлой неделе. – Алекс, казалось,
начал узнавать в своём собеседнике признаки индифферентности. – Это будет
замечательное предприятия!..
- Да, да, возможно, ты прав…
- Бенедикт, - последнее, что я услышал от моего литературного агента в тот
день, - неважно ты сегодня выглядишь…
Словно вселенная перевернулась в моей голове. И я потерял сознание.
Очнуться пришлось в больнице. Тело моё совсем обессилело, но – слава Богу –
идти я ещё мог. Алекс, видимо, давно ушёл. Собственно, его дело –
заниматься моими опусами, а не водить неважно чувствующего клиента к врачу.
Был уже поздний вечер. Я сдал некоторые анализы, чтобы удостовериться в
том, что со мной всё в порядке. Но парадокс заключался именно в том, что я
знал, что со мной не всё в порядке, не на физиологическом уровне,
разумеется. Проделав всё необходимое, я вышел на улицу, пытаясь вспомнить,
где находится мой дом. Помню, было пасмурно, поднялся сильный ветер,
поэтому я весь съёжился и, чтобы согреть руки, сунул их в карманы своего
лёгкого плаща…
В одном из карманов что-то было. Это походило на бумагу, но я готов был
поклясться, что ничего не клал туда, поскольку это не в моих привычках. Но
там действительно что-то лежало.
Похоже, я о чём-то забыл.
Перед больницей было тихо, лишь фонари освещали дорогу, по которой ходили
редкие прохожие. Оглядевшись, я полез в карман и вытащил… окровавленный
кусок бумаги! Воспоминания нахлынули неожиданной волной, накрыли меня
неизвестно откуда пришедшим страхом.
Похоже, Бенедикт, это то, что было во рту той девчонки, смерть которой тебя
так сильно напугала!
Дело в том, что я почти уверил себя, будто того кошмара никогда не было. И
вот он вновь здесь! На этом отвратительном куске бумаги было что-то
написано. Но я сунул его обратно в карман, дабы никто не успел заметить
кровь и поспешил домой. В конце концов, завтра на работу.
Словом, добравшись в свою квартиру, нужно было обязательно изучить помятый
листок бумаги. Он и в правду оказался сильно окроплен кровью, что, однако,
не помешало прочитать всё, что было написано на нём. Я чуть с ума не сошёл,
когда закончил. Клочок бумаги оказался предсмертным посланием. Чего-чего,
но такого у меня ещё никогда в жизни не было. И лучше бы никогда не было.
Почерк казался красивым и не лишённым нервического штриха. Ещё бы!
Дрожащими руками держа листок, я прочёл буква за буквой послание с того
света. Помню его наизусть, хотя и пробежал по строчкам всего один раз! А
написано в нём было следующее…
«Тому, кто меня найдёт.
Зовут меня Анна Новокузьминская. Я живу в квартире №53 в этом доме (ул.
Стрелковая, 33). Точнее, здесь живут мои родители, а я учусь в Москве. Но
совсем недавно приехала на помощь к родителям. Потому что они задолжали
какую-то огромную сумму банде рэкетиров. Не думаю, что так оно и есть,
просто на них, видимо, списали всё, включая проценты. Их похитили эти
сволочи. Боже! Ведь они их пытали, а потом узнали о моём существовании,
решив использовать меня для поиска денег, моим стимулом должна была стать
небезопасность родителей… В первый раз, шесть дней назад, они подстерегли
меня в квартире родителей, сильно избили и изнасиловали, как бы
предупредив, что нужно делать всё так, как они говорят. Иначе не только
меня ожидает «плохой конец», но и маму и папу. Что я могла сделать? Каждая
минута стала для меня пыткой. Любые попытки заработать такую сумму казались
злой шуткой. А времени мне дали семь дней! На четвёртый они опять пришли,
но поняв, что я ничего не сделала и не достала никаких денег, опять избили
меня и… они отрезали мне палец… Сделал это смуглый человек, которого все
называли Феликсом. Я находилась в беспамятстве почти два дня. Вскоре вышла
на улицу и поняла, что за мной наблюдают. Пару дней назад я оказалась на
вечеринке, на которую почему-то пришла и эта сволочь! Но никто мне не
поверил, когда я попыталась убежать от него и объяснить всем, что он такое…
Меня посчитали сумасшедшей… Все концы в воду! Нет выхода. Я не могу так
жить, это невыносимо. Передайте моим родителям, если они выберутся из этого
кошмара, что я их очень любила. И прошу прощения. Я ни в чём не виновата».
«Неужели то, что здесь написано, правда?!» - приходил я в себя тогда.
Сложно было поверить в такую безобразную историю девушки, выбросившейся с
балкона на заброшенный двор, который посещают, наверное, только призраки.
Но что бы ещё заставило такую красивую девушку, живущую в Москве, приезжать
в Воронеж с единственной целью – покончить с собой! Да, думал я, история
действительно похожа на то, чтобы быть истиной.

10.
На следующий день я решил пойти в «Бумажный мир», но, безусловно, уже не
книжный магазин интересовал Бенедикта. Меня ждал там мой секретный двор,
свидетель смерти и безумства. И я пошёл к нему. Зачем? Трудно было сказать,
но мне и сейчас, рассказывая вам эту несладкую историю, не совсем ясно, что
я хотел сделать…
Достигаев с радостным видом встретил меня, пожал руку и посоветовал
осмотреться повнимательнее, поскольку, уверял он меня, в его магазине
появилась масса новой захватывающей литературы. Всё было тихо в «Бумажном
мире», все говорили как обычно только шёпотом. И от этого первого правила
заведения теперь становилось не по себе. Зловещее место в который раз
приняло меня в свои владения.
У владельца магазина был сияющий вид. «Он ещё не знает», - промелькнула
мысль. Поразительно! Ведь я был полностью уверен в том, что тело давно
обнаружили. Мне казалось, что Достигаев вот-вот спросит: «А вы знаете,
какая страшная история произошла?» История! Да они же ничего не знают, по
крайней мере, не больше, чем знаю я… Но мой минутный собеседник вёл себя до
неприличия обыкновенно. О таких людях иногда говорят, будто они ходят по
одним и тем же следам.
Ты не узнаешь, что я видел!
Я пошёл мимо стеллажей, заблаговременно решив сначала походить посмотреть
книги, даже может спросить о новом поступлении. Одна книга привлекла моё
внимание. Руки мои сами потянулись к ней. Что-то было неестественно
притягательное в её жёлто-чёрном переплёте. На мгновение я остолбенел. Не
веря своим глазам, не веря вообще уже ничему, я чуть ли не отбросил книгу
от себя. Со стороны это действие могло смахивать на то, будто переплёт
накалился и ожёг мне пальцы. В нос ударил сильный специфический запах
свеженапечатанной продукции какой-то московской фирмы «ОВУ». В голове у
меня помутнело.
«Секретный двор» - прочёл я название книги.
Она была в твёрдом переплёте, на котором красовался череп. Две детали
бросались в глаза: первая - на черепе были тёмные волосы, неестественно
торчащие в разные стороны; ощущение такое, будто кто-то выпотрошил почти
всю растительность с поверхности желто-белой кости, эти волосы, показалось
мне, по воле дьявольской случайности точно были сначала выдернуты чьей-то
ненасытной злобой, а потом ради эстетской издёвки ненормального опять
возложены на череп; создавалось впечатление, словно то, что ранее было
головой, нервно не могло заснуть в гниющем гробу, переворачивая с бока на
бок, отчего остатки волос всклочились; вторая деталь переплёта – это
свисающий кулон в форме буквы «С». Боже! Я лихорадочно стал вспоминать, где
же видел его. Но не проблема памяти встала передо мной: я не хотел
осознавать, что все пути ведут к девушке, чей труп, наверное, уже три дня
лежит в мусорном баке в том чёртовом дворе!..
Нет, я точно свихнулся!
По-прежнему ощущался запах свежей печати, но теперь к нему добавилось нечто
странное: от книги потянуло хвоей и… могильным смрадом!..
- Увлеклись новой книжкой?
Я вскрикнул от неожиданности.
Меня обогнула Маргарита. Глаза её безразлично смотрели на моё вспотевшее
лицо и выражали одну-единственную мысль: «Мне всё равно на самом деле!»
- Извините… я, наверное, вас напугала! – поспешно проговорили она.
«Пошла к чёрту!» - сказал я про себя. И отвернулся от этой худощавой
стервы. Маргарита схватила с полки нераспечатанную пачку книг и поспешно
убралась.
И ты не узнаешь, что я видел!
Я немного успокоился. Пришёл в себя. Вновь глянул на книгу. Ничего не
изменилось. Череп по-прежнему смотрел на меня пустыми глазницами. И в них
было море смысла, который однако сводился к одному. «Буква «С» на кулоне
означает смерть!» - выстрелило у меня в голове. Но возможно ли это? Я видел
книгу с названием «Секретный двор»? Совпадение? Или мне пора в больницу,
где работают с психическими расстройствами. Одно было ясно: я действительно
был доведён до последней степени. Череп казался женским… В тот момент нужно
было сказать себе: «Остановись! Не думай об этом!». Но я не сказал.
Подливая масла в огонь, руки открыли книгу, зловещий интерес захватил меня.

Да, книга издательства московской фирмы «ОВУ» была объёмной, все пятьсот
страниц имели вес. Так получилось, что я открыл её в самой середине. И - о
Господи! – увиденное мной было ужасно. На всей странице значилось одно,
отпечатанное в столбик, как стихотворение:
 Они все
узнают!
 Они все
узнают!
 Они все
узнают!
Они все узнают – ОВУ. Книга вывалилась у меня из рук.
Чёртов магазин!
Я поспешно схватил её и засунул обратно на полку между другими объёмными
бестселлерами. Меня охватил озноб. Желудок скрутило. Нужно было успокоится.
Немного пройдясь мимо соседних стеллажей, я тихо прошёл к красной двери…

11.
Двор в тот день казался ещё более мрачным, чем ранее. Тут стало темнее, как
будто краски серых неровных стен сгустились. Ящики, о которые мне пришлось
тогда оступиться, лежали на своём месте нетронутыми. Чувствовалось:
странным образом двор давил на того, кто стоял в его пределах, от него
исходило чем-то нехорошим.
Но мы то знаем, чем от него исходит!
Я закурил. Взгляд мой пал на три мусорных бака, занимающие четверть площади
двора. Пуская расслабляющий нервы табачный дым, я задумался над всей этой
историей. Ужасная вещь! Трудно было представить, что буквально через два
дня мне будет она полностью известна, до самой последней детали и
злополучного факта. Размышления мои прервал скрежет. Я обернулся и увидел
подходящую к мусорным бакам пожилую женщину в рабочем халате уборщицы.
- Курите, курите… - проговорила она, почти не обращая на меня никакого
внимания, - я только подмету здесь. – И прибавила погодя: - Слава Богу, что
здесь книжный магазин, а не бар какой-то… всегда почти чисто.
Очень неожиданно было увидеть здесь человека. Я увидел, что ворота открыты,
и понял, как она сюда попала. Женщина же быстро подмела и подошла к
мусорному баку. О, Боже! Я понял, что она собиралась сделать. И никто был
не в силах ей помешать… Она открыла ближайший бак, чтобы высыпать мусор! Я
уже приготовился услышать крик испуга при виде разлагающегося тела девушки,
тело которой свалили в помойную яму. Но… ничего такого не услышал. Сигарета
обожгла мне губы: начал шипеть фильтр. Я выругался. Женщина по-доброму
усмехнулась, попрощалась со мной и ушла через ворота, как и пришла. Замок
по-прежнему закрывал их. «Неужели она не заметила?» - этот вопрос почти
свёл меня с ума. И представьте моё удивление, когда, приподняв крышку
мусорного бака, я ничего там не увидел, кроме горстки мелких пакетов и
бесчисленного количества пыли!
А как же тело?
В одну секунду меня даже посетила мысль, что всё это я сам придумал, что
пора пойти и сдаться в лечебницу, что нужно пересмотреть свой распорядок
дня. Но это, конечно, были глупости. Не верится: я просто забыл, в каком
баке лежит труп! Именно так всё и произошло. Когда я понял и осознал весь
ужас и чёрный юмор одновременно той ситуации, я чуть не раздался
истерическим смехом, с большим трудом подавляя желание проблеваться.
Можно было без особого труда представить себе картину, царившую в одном из
стоящих передо мной баков.
Скрученное женское тело лежит на остатках пищи – кожуре картофелин,
огрызках, яичной скорлупе… Руки замерли, уродливо впиваясь в неприятную
проржавевшую поверхность металлического бака, ставшего её могилой. Что-то
белое бросается в глаза, это забинтованный обрубок пальца. Он беспомощно
лежит на халате, который задрался и поэтому видны трусики. Если
сконцентрировать своё внимание на них, то можно заметить еле
просвечивающуюся полоску тёмных волос, уходящую с поверхности лобка всё
ниже и ниже… Кожа несколько потемнела, точнее, стала серо-синюшного
оттенка, на ней много царапин и видны места, где кровь запеклась
внутренними излияниями, похожими на родимые пятна. Волосы, взлохмаченные и
потускневшие, в них больше не ощущается жизнь. Голова такова, будто её
пинали по всему городу мальчишки вместо футбольного мяча: весь рот в
застывшей жиже крови, не то тёмно-красной, не то чёртой, как бывает у
жуков, ссадины, рассечённая бровь и лопнувшие губы… У самой шеи чуть
поблескивает кулон в форме буквы «С». Смерть. И этот безумный взгляд
мертвеца, знаете, бессмысленный, но одновременно выражающий какую-то
уверенность в чём-то, странную печать безысходности, невыносимой тоски и
боли.
Меня передёрнуло, когда я осознал смысл этих слов. Будто раньше мой разум
был слеп и глух к человеческому страданию. Господи! Такое не перенести
второй раз в жизни… И закрывая крышку мусорного бака, я подумал, какое это
всё-таки горе…

12.
Белый бинт не давал покоя даже дома. Где-то я его уже видел. А когда
открывал бар, чтобы достать немного спиртного, меня осенило. Вечеринка у
Сергеевых! Когда я напился и ввалился в кухню неизвестной квартиры
нежданно-негаданно, мне ударило в глаза нечто поражающее свое белизной. Да,
это был бинт. Значит, девушка, покончившая с собой на моих глазах и
написавшая предсмертную записку, была на той вечеринке. И эти крики вроде
«Брось, и-и-кс… Остановите и-и-кса!» До боли теперь знакомое. Скажу вам,
долго я думал над этим. Но ведь ответ был прост как мир: кричали
определённо имя и кричали «Брось, Феликс… Остановите Феликса!»
Вот какими были первые две нити, собранные мною вскоре в один клубок этой
истории.

13.
В один из тех дней мне снился сон.
Дремучий лес застлал всё вокруг, и лишь иногда слабые проблески света
вселяли надежду на спасение: казалось, ещё чуточку – и я выберусь из этого
мёрзлого логова, поросшего мхом и лишайником. Где-то далеко скрипело нечто
металлическое, звук был слабым, поэтому не представлялось возможным
определить, какой предмет мог так голосить. Да и в лесу! Что может издавать
такие звуки? Я стал пробираться сквозь туман, еле разбирая дорогу.
Собственно дорогой был путь, на котором не удастся свернуть шею. Противный
звук, как казалось, приближался, но я по-прежнему не мог угадать, какой
предмет способен издавать этот звук. Ломая ветки, в ночной тишине я
двигался страшно медленно. Неба видно не было, и почему-то это
обстоятельство внушало тревогу, будто бы с ним над головой я в момент
оказался бы в безопасности. Сердце билось сильнее, когда мои ноги
останавливались, а уши впивались в холодное пространство, чтобы разобраться
с ситуацией. Я слышал приближающийся звук… скрип этот напоминал то, что
издают старые проржавевшие качели, про которые все на свете забыли, кроме
сильного порывистого ветра, высасывающего последние возможности механизма.
Такой маятникообразный звук, сливаясь с кромешной тьмой и смертельной
тишиной напоминал мне крик раненной птицы, но крик не зовущий на помощь, а
угрожающий расправой…
Знаете ли, если спишь, то погружаешься в другую реальность. И было бы
отличным делом, удостоверившись в том, что тебе снится сущая дьяволиада,
просто сказать себе: «Эй, парень, пора проснуться! Ты по-настоящему не
можешь быть в такой дурацкой ситуации. Открой глаза!» Но на самом деле
такие способности могут иметь лишь избранные. В ту ночь я пожалел, что не
отношусь к их числу.
Щупая ладонями влажные прохладные ветви и уже понемногу начиная паниковать,
я внезапно споткнулся обо что-то.
Очнувшись уже на холодной земле, моё тело ощутило нечто очень твёрдое, по
нему тихо, но неумолимо, текла кровь… Опомнившись, делая над собой усилие,
мне удалось понять, что кровь была моя. Её невозможно отличить от другой
жидкости: лишь излишняя теплота и чрезмерная липкость выдавали недавнее
происхождение. Чёрт! это моя кровь! Передо мной лежал какой-то предмет,
вероятно, сделанный из металла, и я до сих пор помню, как невидимая, однако
отнюдь ощущаемая тёмная жидкость стекает по его поверхности. Строить из
себя испуганного не было времени. И только спустя несколько мгновений я
стал способен понять, что же со мной случилось. А было всё просто. Не
разобрав пути, ногой я споткнулся о необыкновенно огромный сундук, потерял
сознание (если во сне это вообще возможно) и погрузился в истинный ужас.
Меня трясло. Не разбирая того, что делаю, руки мои потянулись к находке, и
мгновение спустя сундук был открыт. В воздухе повеяло смрадом и возмездием.
К горлу подошло тошнотворное месиво, сбросившее все разумные мысли с
единственной точки опоры – я уже или вообще не понимал, что сплю. Тем не
менее, как только этот злосчастный сундук открылся, меня ослепило. Не
соображая, что происходит, я оторвался от него и, сделав над собой усилие,
вновь посмотрел внутрь. Там лежало золото. Множество монет, ожерелий и
драгоценностей. Словом, это было сокровище, сохранённое тайной девственного
покоя в глубине веков. Каким образом, что это, как оно здесь оказалось -
эти вопросы меня ничуть не интересовали. Невыносимый смрад овладел мной,
руки, не слушаясь своего хозяина, схватили сундук, оторвали его от земли…
Я чувствовал, будто бегу. Ветер, вызываемый движением тела, поглощал меня.
В руках своих я держал сундук. Не знаю, сколько пришлось бежать, но
показалось, что всё произошло в один момент. Перед глазами возникла луна, и
я понял: лес остался позади. Теперь открытое поле поглотило меня, кутая в
непроходимые бивни тумана. И тут внезапно сундук с золотом сделался ужасно
тяжёлым. Уронив его оземь, я бросился подбирать драгоценности и складывать
обратно. Было тихо-тихо. Не замечая, как луна становится темнее, а туман
прозрачнее, я сходил с ума, собирая сам не зная зачем золото и запихивая
его в сундук.
И тут зазвучал этот отвратный металлический скрежет, преследовавший меня в
лесу. Холодная испарина покрыла мою спину. И я поднял глаза в ночное небо.
Луна налилась кровью. Туман рассеялся. Позади уже не различался лес, из
которого я выбежал. Только открытое пространство, усеянное камнями и
крестами. Меня передёрнуло. Выпрямившись и встав в полный рост, я понял,
куда меня привело ужасное желание, то, что овладело мною, та сила,
сбросившая вниз, не удосужившись дать возможность обратиться к сознанию,
желание, неизвестно откуда взявшееся.
Я стоял посреди кладбища.
Звук, приближающийся, ощущаемый с каждой секундой всё чётче и чётче, накрыл
меня. Он раздавливал по крупицам мой страх, отдавая взамен гигантский ужас,
убивающий всякую надежду на спасение…
Так было в моём сне.
Я видел тысячи трупов. Они выползали из могил благодаря силе трения своих
полуразложившихся ногтей о плиты, спадавшие в рыхлую землю, как в зыбучие
пески. Вот, что было источником этого невыносимого звука, напоминающего то,
что издают старые проржавевшие качели, про которые все на свете забыли,
кроме сильного порывистого ветра, высасывающего последние возможности
механизма. Трупы, а скорее скелеты, выползающие из могил, подбирались ко
мне всё ближе и ближе. Силы держаться, чтобы не сойти с ума пропали. Я
бросил взгляд на луну. Она пульсировала так, будто ожидала свой последний
миг. И в одно мгновение лопнула. На землю обрушился дождь, красно-чёрный по
цвету, омертвляющий и обезоруживающий. Еле продирая глаза от этой кислой
кровавой жижи, пытаясь закрыть рот, но крича неистово от сумасшествия,
настигшего меня, я в одночасье замер в предвосхищении бесконечных мук…
Тихо.
Всё замерло.
Звук исчез, и стало жутко тихо.
Так, рыдая на коленях над сундуком с золотом, я встретил дождь, но уже
чистый и ужасно холодный, омывающий и животворящий.
Глаза мои открылись. Стало необыкновенно легко. И появилась надежда на
спасение.
Передо мной стоял маленький мальчик. Белые волосы его омывал дождь, и я
видел, как капля за каплей с его носа течёт вода. Он смотрел на меня очень
долго, и когда у меня не хватило сил испытывать его взгляд на себе, я
застонал, будто в конвульсии, соскребая с рук остатки драгоценностей в
сундук.
Мальчик улыбнулся отсутствующей улыбкой и сказал: «Нужно быть осторожным со
своими желаниями». – И отвернулся, чтобы уйти.
«Они все узнают», - промелькнуло у меня в голове, - «они все узнают!»

14.
В ту ночь я проснулся с криком, болящей головой и новой решительностью. За
окном барабанил дождь, но уже к утру не было и следа луж на земле. Я
побрился, почистил зубы, выпил сока и, захватив с собой на всякий случай
зонт, вышел на улицу. Куда меня вели ноги? Зачем? Чувствовалась лишь
схваченная надменным любопытством решительность. Да, я шёл к «Бумажному
миру». Но как только подошёл к нему, в мою голову закралась совершенно
непредсказуемая мысль, мысль о том, чтобы пойти в квартиру, с которой
выходит балкон на пятом этаже, нависающий в свою очередь над безлюдным
двором, ставшим моим зловещим спутником. Я обогнул здание «Бумажного мира»
и вошёл под сень деревьев перед тем домом, с балкона которого спрыгнула
девушка. Да, это был тот самый дом. Серый, невзрачный, не сулящий ничего
хорошего. Постоянно оглядываясь по сторонам, я забежал в подъезд и стал
медленно, ощупывая ногами каждую ступень, подниматься на пятый этаж…
По дороге мне встретилась старуха. Она вышла из квартиры на третьем этаже,
постоянно задыхаясь в кашле и часто ударяя своей клюкой по каменным плитам
подъезда. От нее повеяло шкварками и кошачьей шерстью. Старуха лишь
единожды подняла глаза на меня, и мне стало не по себе. Она смотрела
внутрь, будто раздирая мои глазницы, и вытаскивая наружу из головы мои
мысли. «Черт знает что!» - пробормотал я тогда. Старуха, ещё более
скукожившись, не переставая кашлять, потянулась вниз. Впечатление было
такое, будто…
Что, и она тоже?
Быстрее перебирая ногами, я, наконец, застыл перед той дверью, которая
должна выводить к балкону… да-да, тому самому балкону. Математика была не
хитрая, мне казалось, что я всё очень точно определил. Эта квартира. На
двери ее значился номер «65». Ну, почти нехорошее число. Впрочем, прочь
глупые мистические предрассудки! Ведь это простая квартира.
Зачем ты здесь?
Тогда я не знал.
И каково же было моё удивление, когда, положив ладонь на дверь, она
послушно поддалась и открыла щель в полутемноту квартиры.
Но ведь я говорил о том, что решительность стала моим новым качеством в то
утро. Поэтому мне захотелось войти, хотя уверен, что тогда я находился в
состоянии аффекта и не понимал точно, что творю.
Внутри было холодно, видимо, помещение не отапливалось. Старый деревянный
паркет под ногами местами поскрипывал, вызывая довольно неприятные
ощущения. Стены были обклеены жёлтыми невыразительными обоями, между
соединениями которых виднелись подтёки. И вообще впечатление складывалось
крайне неприятное. Квартира состояла из маленькой прихожей, спаренных
ванной и туалета, и двух небольших комнат. Первая отличалась уродством
углов: один угол был ужасно острым, другой же – тупым, вторая отличалась
милым убранством, на оформление которого способны только пожилые люди. Я
заметил на столике лежащую в разбитой рамке фотографию. Осколки прорезали
на бумаге именно то место, где находились люди. Сюжет фотографии был прост:
это семейная, видимо, миниатюра, состоящая из четырёх человек, ими, по всей
видимости были отец, мать, дочь и сын. Стекло вывернуло бумагу наизнанку
чуть ниже из туловищ. «Да, - подумал я тогда, - эта красивая девушка Анна.
Ошибки быть не может».
Впрочем, в комнатах было не очень чисто, если не сказать наоборот. Там
сильно наследили, повсюду валялись бутылки из-под спиртного и всякая другая
сорная мелочь. Кто же здесь был? Я знал ответ на этот вопрос.
Одна из комнат вела как раз на тот балкон. Он казался большим изнутри, но
как только я ступил на него, ощущение было такое, будто на нём негде
стоять, негде дышать, и лучше вообще…
Я почувствовал в тот момент неудержимое желание спрыгнуть. Странно,
возможно, дух квартиры «65» так действовал не меня.
Делать там долго было нечего. «И чего я забрёл сюда», - думал я, уже
спускаясь к четвёртому этажу. И тут появились три фигуры.
Первый был высокого роста, худощав, в тёмном плаще и кепке, лица его я не
разглядел. Второй был полный, в чёрном пальтеце и в тёмных очках. Третий
запомнился более всех. Он был среднего роста, в шляпе с полами, крепкую
фигуру его облегала длинная куртка бежевого цвета, недлинная борода его по
всему лицу в двух местах прерывалась довольно крупными родинками размером в
металлическую канцелярскую кнопку. Этот третий должно быть много курил,
поскольку улыбка его желтела табачным цветом. И главное – я никогда не
забуду того взгляда: есть люди-приспособленцы, а в душе и того хуже,
презирающие всех и вся, у них нет ценностей, они плывут по течению,
выказывая свою силу и прыткость. Пожалуй, этого достаточно, чтобы описать
первое впечатление об этом человеке.
Три эти фигуры оглянулись на меня, спускающегося на четвертый этаж с
пятого, и мне показалось, будто они на долю секунды насторожились. Проводив
меня незаметным взглядом, они пошли дальше наверх. Сердце моё словно
остановилось. Да, нет сомнения, они идут в квартиру «65». И тут краем уха я
услышал фрагмент их диалога, доносившийся с пятого этажа:
- Феликс, какого мы пришли сюда…
- Веров вляпался, как и мы… Тут много следов…
Меня огорошило. Веров! Феликс! Анна!
Я шёл домой как пьяный, но с желанием и уверенностью. У меня было дело: я
решил связаться со своим другом и объясниться. Но он опередил меня. И все
нити фактов этой истории собрались в клубок чудовищной трагедии.

15.
Дома меня уже ожидало письмо от Славы Верова по электронной почте. Оно было
не очень длинным в отличие от предыдущего.
«Приветствую, дорогой Бенедикт!
Работа совсем меня заела. Мой компаньон Феликс вызывает в Воронеж, какие-то
передряги в делах и нужно лично разрешить некоторые проблемы. Так что,
надеюсь на очень скорую встречу через пару дней. Обязательно встретимся и
отметим как следует! Меня только, дружище, тревожит мысль о моей девушке.
Если ты помнишь, я писал тебе, что познакомился с Анной. Она уехала из
Москвы по делам, не сказав мне ни одного толкового слова. Я ужасно
соскучился по ней, даже начинаю волноваться, ведь она не позвонила мне, как
мы условились. Однако я не теряю надежду на прекрасный медовый месяц,
дружище! Она моё счастье, а я, как ты знаешь, своего счастья не упущу.
До скорого!
Слава Веров».

После чтения этих строк я ещё долго не мог прийти в себя. Похоже, эта
история замкнулась на девушке, и теперь нужны были только пояснения Верова.
Разумеется, я перезвонил Славе в тот же день и, не объясняя ничего,
попросил приехать как можно скорее. «Да, - думал я тогда, - дурная встреча
ему предстоит здесь, вероятно». Но сердце моё сжималось от боли.

16.
Перед встречей со своим другом я гулял по парку.
Осень выдалась, к счастью, не очень дождливая, и было приятно пинать ногами
жёлтую листву, не задумываясь о том, что можно испачкаться в грязи. Но
история моя действительно показала, как человек способен влезть в её не
просто до головы, по уши вляпаться в дерьмо собственного приготовления.
Вспоминался тогда мне мой дедушка, любивший говорить простую фразу: «Нужно
быть осторожными со своими желаниями!», на ум лезли всякие дурные мысли. И
я всё думал, что возможно, мои догадки, сплетенные в один логический
клубок, есть лишь плод моего больного ума, что, возможно, и девушки-то
никакой не было, а были только триллеры да книги ужасов, съевшие меня
заживо и почти похоронившие меня на поле опасных пристрастий…
Словом, я тогда находился в самом необыкновенном замешательстве, на
пограничье с помешательством.
Слава пришёл. И когда я увидел его, мне вдруг бросилась в голову одна
простая, но поражающая мысль, мысль о том, как я ему сейчас буду
рассказывать свою, а скорее его историю. Мы обнялись, и он сразу заметил, в
каком я скверном расположении духа. Я не торопился, собираясь с мыслями и
силами. Подул в тот момент сильный ветер, и знаете, тогда мне действительно
показалось, что все это бред. Но мы сели на скамью в парке перед маленьким
озером, и мне пришлось говорить.
Говорил я сначала всё вокруг да около. И получалось скорее комично и
неестественно. Поэтому я плюнул на всё и стал рассказывать расторопно,
чётко и ясно, уже ничего не стесняясь и ничего не боясь.
Слава слушал не перебивая. Глаза его, казалось, в одно мгновение будто
выражали удивление и даже иронию, но иногда тускнели, показывая
опустошённость и странное равнодушие. Мне на секунду показалось, что он уже
всё знал до нашего разговора.
Я говорил ему об истории с секретным двором, о девушке Анне, о Феликсе и
даже о вечеринке у Сергеевых, где, как мне казалось, каким-то загадочным
образом Анна встретилась с Феликсом… Верова, безусловно, потрясли мои
слова. Как я и подозревал, по описаниям Славы его бизнес-помощник Феликс
действительно походил на того мужчину, которого я встретил в подъезде, и он
действительно выехал в Воронеж по делам. Иногда мне казалось, что мой друг
ни за что не поверит в то, что я говорил о его девушке. Но он на удивление
не сопротивлялся моей логике и только безудержно качал головой в знак
непонятно чего: то ли согласия, то ли неподдельного интереса. За минут
двадцать я выложил всё, что меня тяготило, они показались мне часами. Веров
был бледен. Он посмотрел не меня так, знаете ли, будто я стал походить на
ангела смерти, который пришёл к нему затем, чтобы оповестить несчастного о
часе его кончины, и тихо спросил:
- Ты покажешь мне тот двор?
- Да, - ответил я.

17.
Мы вошли в «Бумажный мир», когда часы показывали 11.13. Было тихо,
посетителей совсем не было, что удивило меня, ведь тогда был выходной. И
теперь, несмотря на некоторые недомолвки, на подозрительные взгляды всех,
кто впоследствии узнал эту историю, картина, когда я и мой друг идём через
книжный магазин к секретному двору, заставляет меня содрогнуться. От этой
ситуации бежит мороз по коже, от неё сводит голосовые связки, и ты уже
чувствуешь то, что обычно бывает, если адреналин впрыснут в кровь не по
какой-нибудь дешёвой шутке, а по чему-то безобразно неожиданному: ноги у
меня, как сейчас помню, в те мгновения, подкашивались, я погружался в вату,
облепившую весь этот чёртов магазин и застрявшую у меня в горле до того
глубоко, что мне с каждым шагом становилось труднее дышать. Пытаясь
совладать собой, мы подошли к красной двери с металлическими решётками… Я
обернулся, - осторожность никогда не мешает жить. Но даже этой
придурковатой Маргариты сегодня не было в «Бумажном мире». Царила тишина и
спокойствие. «Хорошо, - подумал я тогда, - лишних глаз нам не надо». И
дверь медленно, с тихим скрипом отворилась.
Солнечный свет на мгновение ослепил меня, как в тот первый раз, когда я
забрёл на этот злополучный двор. То же самое почувствовал и мой спутник.
Веров прикрыл ладонью глаза.
Двор, однако, по-прежнему не освещался и походил на мрачное место, где
свершаются дурные дела. Ха, да так и было! Если бы вы нас видели в те
секунды, когда я, шепча Верову какие-то подробности моей истории, крадучись
к мусорным бакам, косился на серые окна в ожидании явления
полулица-полуморды, вы бы верно решили, что мы какие-то наркоманы или
что-то в таком духе! Наверное, я чувствовал себя неким поводырём или
экскурсоводом в мой секретный мир, который я нашёл сам, один, как крошка
Снифф свой таинственный путь в лесу в день, когда Муми-папа закончил мост
через реку.
Очень трудно что-либо описывать в те мгновения, просто меня переполняли
чувства. Я плыл как в тумане, и состояние моё действительно можно по праву
было назвать состоянием под кайфом. Осознание того, что мы делаем на этом
треклятом дворе тайно, сводило с ума. И я до смерти боялся, что кто-нибудь
войдёт через красную дверь и застигнет нас врасплох… Рассказываю, конечно,
чертовщину, но так и было. Даже открывая мусорный бак по воле Верова, я
косился на дверь, совершенно будучи убеждённым, что за ней кроется весь
мир, готовый указать на нас пальцем сумасшествия и самых страшных обвинений
человечества.
Мой спутник был похож на жертву вампира, лицо его не давало повода к мысли,
что в теле осталась хоть капля крови. Но кровь была, я знал это! Кровь была
там… под крышкой мусорного бака…
Можете ли вы представить себе состояние человека, который готовится увидеть
разлагающееся тело любимой среди бурой ржавчины и сора! То, что осталось от
человека, оторванного от мира сострадания и человечности! То, что, по сути,
стало дерьмом, и, одновременно, дороже вам всего на свете! Веров испытывал
то самое состояние. Он остановил меня, когда я стал открывать мусорный бак.
Остановил с тем, чтобы самому сделать это. И там, стоя где-то посередине
этого чертового двора, на том самом месте, куда упада девочка, я закрыл
глаза и стал невольно представлять себе то, что мог увидеть мой спутник.
Скрученное женское тело лежит на остатках пищи – кожуре картофелин,
огрызках, яичной скорлупе… Руки замерли, уродливо впиваясь в неприятную
проржавевшую поверхность металлического бака, ставшего её могилой. Что-то
белое бросается в глаза, это забинтованный обрубок пальца. Он беспомощно
лежит на халате, который задрался и поэтому видны трусики. Если
сконцентрировать своё внимание на них, то можно заметить еле
просвечивающуюся полоску тёмных волос, уходящую с поверхности лобка всё
ниже и ниже… Кожа тёмная, точнее, серо-синюшного оттенка, на ней много
царапин и видны места, где кровь запеклась внутренними излияниями, похожими
на родимые пятна. Волосы, взлохмаченные и потускневшие, в них больше не
ощущается жизнь. Голова такова, будто её пинали по всему городу мальчишки
вместо футбольного мяча: весь рот в застывшей жиже крови, не то
тёмно-красной, не то чёртой, как бывает у жуков, ссадины, рассечённая бровь
и лопнувшие губы… У самой шеи чуть поблескивает кулон в форме буквы «С».
Смерть. И этот безумный взгляд мертвеца… одновременно выражающий какую-то
уверенность в чём-то, странную печать безысходности, невыносимой тоски и
боли.
Я будто чувствовал эту боль и понимал всё, как понимал всё мой друг,
очнувшийся ото сна и оказавшийся в реальном мире. Я знал, что тогда, в те
безумные мгновения, что-то должно произойти, но то, что в действительности
произошло, напугало и вырвало меня буквально из жизни. Я услышал стон
Верова, переходящий в крик отчаяния и сумасшествия. Да, так всё и
заканчивалось. Но тут я открыл глаза!
Перед нами в трёх-четырёх шагах стояли люди, много людей, толпы людей,
миллионы людей. Пытаясь понять, галлюцинация ли это, я стал щуриться, и
дьявольскому изумлению моему не было границ, ведь я видел лица моих друзей,
рабочих магазина «Бумажный мир», самого Достигаева, эту швабру Маргариту и
уйму всякого другого народа… Даже ту старуху, которую я встретил в
подъезде, когда шёл в квартиру Анны… Они заполонили почти половину моего
секретного двора! Глаза их презрительно сузились, на лицах, серых и чужих,
читался приговор. Впереди всех стоял мальчик со светлыми, почти седыми
волосами. Я его помнил откуда-то.
Меня накрыла волна безумства. Я помню, что, теряя сознание и падая на
землю, мне стал слышен звук, тот самый, что снился в одном из кошмаров.
Прямо передо мной возникли качели в детском дворе, где я вырос и где
осенними прохладными вечерами, угадывая первые сияющие лучи заката,
размышлял в первый раз о жизни в серьёз, с грустью и надеждами. В
бесконечном потоке шума, криков мальчишек, убегающих куда-то, всё чётче
различался звук качелей. И тут в одну секунду появилась толпа скелетов, они
выбежали оттуда, где недавно стояли люди, так пошло уличившие нас с другом
в безумстве мира, в котором мы все живём. Толпа эта походила на табун
зверей, рвущихся в поисках пищи и преодолевших тысячи километров ради
этого. Но звук их бега не был похож на топот слонов, скелеты издавали
скрежет, похожий на скрип ржавых качелей. Одни из них, совсем обезумевшие
от поисков жертвы, рвались ко мне, теряя на ходу кости, но, продолжая
каким-то невероятным образом двигаться, другие, уже измождённые дорогой,
как казалось в предзакатном тумане лучей, так резко и сильно смыкали
челюсти, что под этакой дьявольской силой, зубы, как бусинки из ожерелий,
сыпались наземь… Я сидел, помню, на качелях и думал о жизни, наблюдая, как
эта команда скелетов приближается. И, конечно, я знал, что она приближается
именно ко мне. Звери из костей пытались рычать, но слышен был лишь этот
невыносимый скрежет и скрип качелей. Ожидание ужаса длилось вечность. Так
всегда бывает. Толпа адского месива навалилась на качели, и скелеты стали
грызть металл и цепочки, на которых крепилось сидение. Рано или поздно, я
должен был упасть. И я упал, готовый к смерти в дьявольской фантасмагории.
Но костяные звери, припав ко мне и пытаясь загрызть, почему-то не достигали
моего тела, у них не получалось проделать ещё три-пять сантиметров до моей
смерти. Я кричал в истерике, и слёзы текли по детской нежной коже над
верхней губой. А команда скелетов билась и билась в агонии, чувствуя плоть.
И уже почти ничего не соображая в безумстве, мне запомнились пустые
глазницы, спускающиеся в переносицы, готовые вспороть мой собственный
череп. Среди этих глазниц откуда-то пробился череп, ещё с сохранёнными
поверх кости тканями, чем-то знакомый по неведомой причине. Его владелец
был, вероятно, самым слабым, но с каким-то мистическим желанием
действительно прикоснуться ко мне. И возможно именно поэтому череп этот
приближался миллиметр за миллиметром к моему лицу всё ближе и ближе. Но я
перестал кричать, и только слёзы ручьями текли по щекам, но теперь не от
испуга, а от ожидания… Нечто неподдающееся осмыслению пронеслось мимо меня.
И череп этот один из одержимой безумием толпы скелетов, приблизившийся до
самой моей кожи, оставшимися тканями мертвечины на месте некогда красивых
женских губ коснулся моих…»

18.
Бенедикт замолчал. Мгновение все молча следили за ним. А потом он дико
рассмеялся. Смеялся он долго, от чего сильно закашлялся, и было похоже, что
это приносит ему боль.
«Таким образом, - заканчивал он свой рассказ, - очнулся я больнице, и, как
вы понимаете, не для ванных процедур или массажа. Доктора немного
говорили, что со мной. Но я и сам знал, поскольку бредовые видения мои
повторялись ещё с месяц, а может и того более. Но потом всё же меня
вылечили. Такая история».
Бенедикт встал и стал прощаться.
- Постойте, постойте! - чуть ли не закричал я тогда, раздосадованный такой
простой концовкой без пояснений. – А как же эти люди во дворе? И как вам
удалось доказать свою невиновность в такой ситуации?
- А, люди… - отвечал Бенедикт, уже уходя, - они действительно там были,
перед нами с Веровым. Там Маргарита увидела открытой красную дверь с
решётками, а за день до нашего прихода в магазин «Бумажный мир» обокрали,
вот Достигаев всех их разволновал, застигнув меня с другом в такой
ситуации. Невиновность, спрашиваете? Ну… скажем так, у меня нашлись связи в
органах местного самоуправления и богатые покровители, впрочем, Веров тоже
за решётку не попал. А впрочем, к чёрту, какая разница! Он итак своё
получил. В психушке мне кто-то сказал, что он тогда во дворе, когда я упал
обморок, труп Анны поцеловал. И его тоже хотели в жёлтый дом определить…
Все находились в жутком расположении духа после такой истории.
Бенедикт распрощался и, перед тем, как уйти, произнёс с ухмылкой:
- Так уж мои бредовые видения не оказались сущим бредом! Я убеждён в том,
что та грань желаний, которую не стоит переступать человеку, называется
неготовность платить за желания. Можете поискать другие обоснования,
философы! Я свои привёл. Доброй ночи.

19.
Горин в тот вечер засел со своим товарищем за коньяк, позабыв о гостях.
Однако все после Бенедикта поспешили покинуть дом хозяина, решившего
яростно продолжать споры вокруг темы желаний, подпитывая себя выпивкой.
Ушёл и я с женой.
- Неприятный он какой-то, - говорила супруга о Бенедикте, - о таких людях
никогда ничего конкретного сказать нельзя. Не удивительно, что он в
психушке лечился.
А я был другого мнения о Бенедикте. Всё думал о смысле его истории и о
жизни, которую этот странный человек воссоздал перед нами.