Заговор

Библия говорит: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Если общество сохранит отношение к слову как к провозвеснику жизни человеческого Духа, значит, оно сохранит свою нравственную состаляющую. А если оно сохранит свою нравственную состаляющую
 - значит оно сохранит себя, как национальную целостность, нацио-нальную единицу, включающую в себя Особенное, свойственное нашей нации, и Всеобщее, свойственное всему человечеству в целом.

Наташа Цветкова
 



Наташа Цветкова

Заговор

Драма в 3х действиях

















г. Рыбинск
2000
ЗАГОВОР
драма в трех действиях, тринадцати картинах
Действующие лица:
Волков Федор, первый актер труппы придворного русского театра
Екатерина (Катиш), жена императора Петра III, в дальнейшем императрица Екатерина II
Олсуфьева Елена Павловна, фрейлина при дворе
Петр, император Петр III
Гольц, посланник прусского императора Фридриха II
Воронцова Елизавета, фрейлина при дворе, фаворитка Петра
Панин, придворный вельможа
Дашкова Екатерина, племянница Панина, сестра Елизаветы Воронцовой
Сумароков, поэт, драматург
Тредиаковский, придворный поэт
Дмитревский
Григорий Волков актеры русского театра
Шумский
Попов
Марфа, уличная торговка
Евлогий, уличный торговец
Торговка пирожками
Зеленщик
Орлов Григорий, офицер гвардии
Орлов Алексей, офицер гвардии
Соболев
1 солдат гвардейцы
2 солдат
Горничная Панина
Лекарь
Прохожие-мещане
Вельможи с дамами
Лакеи при дворе
Офицеры гвардии
Солдаты-гвардейцы
 
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина 1.
Городская площадь. В глубине сцены торговец корзинами, торговка пирожками, зеленщик. На переднем плане Марфа с двумя корзинами, одну из них укутывает покрывалом.
ЕВЛОГИЙ. Точу ножи, чиню стулья! Ножи, стулья! Ножи, стулья!
МАРФА. Баранки, сладкие баранки, пироги, шанюшки с картохой, а ишшо шанюшки с творогом, теплые, горячие!
ЕВЛОГИЙ. Подай полфунта баранок, ужо вечером сочтемся.
МАРФА. Как же! Сочтешься ты! Позапрошлого дня брал две шаньги, уж и не упомню, сколько я тебе всего передавала! Я женщина одинокая.
ЕВЛОГИЙ. Сочтемся, не обижу.
Марфа отворачивается.
ЕВЛОГИЙ. Слышь, Марфа, ну шаньгу одну.
Мимо проходят две дамы и старый господин.
ЕВЛОГИЙ. Ножи, стулья, ножи, стулья!
МАРФА. На, дармоед! (Открывает крышку кастрюли, достает шаньгу, протягивает Евлогию).
ЕВЛОГИЙ. Разбогатею, все верну! (щиплет Марфу за плечо) Ах! хороша баба! (Осмелясь, хлопает по ягодицам). Ядрена, не ущипнешь!
МАРФА. Срамник! (С притворным негодованием). Шутейник! Ему бы все зубы скалить!
Евлогий ест шаньгу, смеется.
МАРФА. Корми его, дармоеда!
Мимо проходят два офицера, их догоняет Григорий Орлов.
МАРФА (Орлову). Не угодно ли барину отведать горячих шанюшек?
Орлов проходит мимо, останавливается, возвращается.
ОРЛОВ. Давай, бабка, горячие, не врешь?
МАРФА (подавая шаньги, с шутливым укором). Барин, похожа ли я ... право слово, барин, али я бабка?
ОРЛОВ (останавливает на ней взгляд). Молодка! (Смеется). Дева юная! (Убегает вслед за товарищами, ест на ходу ватрушку).
ЕВЛОГИЙ. Дева юная! (Шепчет, обращаясь к Марфе). Приду ужо вечером.
МАРФА. Не достучишься!
ЕВЛОГИЙ. В окно влезу! Слышь, ужо посумерничаем, жди! (Уходит, кричит на ходу). Ножи, стулья! Точу ножи, чиню стулья!
Переговариваясь, входит группа гвардейцев в новой форме прусского образца.
СОБОЛЕВ. Он хочет нас угнать на Данию!
1 СОЛДАТ. А на что она нам сдалась, эта Дания! Шлезвиг! Язви его душу!
2 СОЛДАТ. Во сне мне приснился этот Шлезвинг!
ТОРГОВКА ПИРОЖКАМИ. Пирожки с мясом, с ливером, с капустой. Три гроша штука, дешево и сердито!
1 СОЛДАТ. Вырядил нас, на чижей похожих, разве ж это форма, где русская, где прусская, все одно!
2 СОЛДАТ. Не ндравиться ему наша одежда, не по нутру ему русская одежа, она ему на дух не ложится.
СОБОЛЕВ. *Принц Голштинский, одно слово! Вырос на неметчине, и нас онемечил! (Замечает Марфу, прислушивающуюся к их разговору). Эй, молодка, чем торгуешь?
МАРФА. Песнями да плясками, да разудалыми сказками!
СОБОЛЕВ (подходит к ней). Ах, хороша! Пышечка!
МАРФА (протягивает ему связку баранок). Три копейки фунт.
СОБОЛЕВ. А поцелуй почем?
 *Император ПетрIII, бывший принц Голштинский
МАРФА. Кто баранок купит, тот зубки притупит! Остры на язычок, да и я не сверчок!
СОБОЛЕВ (смеется, берет связку баранок, протягивает ей монеты). Говорим баском и любим с кваском.
Марфа прячет деньги за пояс.
СОБОЛЕВ. Теперь поцелуешь меня?
МАРФА. Да за что же целовать-то? Чай, ты их есть-то будешь, не я!
СОБОЛЕВ. А поцелуешь, и назад верну!
МАРФА. Оченно надо!
Возвращается Григорий Орлов.
ОРЛОВ. Соболев! Сегодня на закате быть на мосту! Попробуй только опоздать!
СОБОЛЕВ. Слушаю, Ваше благородие!
МАРФА (улыбаясь заискивающе Орлову). Как шанюшки мои горяченькие, пондравились? А не откушаете ли еще, господин офицер? (Раскутывает кастрюлю, достает шаньгу).
ОРЛОВ (не обращая на нее внимания, солдатам). Гвардейцы! Следуйте за мной!
Орлов и гвардейцы уходят.
МАРФА (кричит вдогонку). Солдат! Соболев!
Соболев останавливается, оглядывается.
МАРФА. А купишь два фунта баранок за поцелуй? (Приставляет баранку к губам). Ну, целуй через баранку!
СОБОЛЕВ (смеется, подбегает к ней, отодвигает руку с баранкой, крепко целует в губы, убегает). Беру в долг!
МАРФА (вслед солдатам, обиженно). Все вы омманщики. (Встав в театральную позу). Презрения вы все достойны! Сегодня чиж - завтра покойник! (Кладет назад в кастрюлю шаньгу, прячет баранки). Солнце уже на горе, а и половины не продала! (Кричит). Баранки сладкие! шанюшки горячие! кто кушает, того жена слушает! Кому не естся, тому быть без места!
ТОРГОВКА ПИРОЖКАМИ. Пирожки горячие, белые сдобные, с мясом, с капустицей, сперва покупаем, потом отдыхаем! Проходят две женщины из мещан.
ТОРГОВЕЦ КОРЗИНАМИ. Не угодно ли барышням корзинки для белья? Дешево! дешевле не бывает! (Женщины останавливаются, переговариваются с торговцем, купив корзину, уходят)
Входит Яков Шумский, направляется к Марфе.
ШУМСКИЙ. Стряпуха! Принеси завтра к полудню в Головкинский дом шанег и пирогов на пятнадцать душ. Да десять фунтов баранок, (направляется к зеленщику. Оглянувшись, улыбается Марфе: "Именины празднуем! Не забудь! Головкинский дом, к полудню!" (Зеленщику): "А ты, дед, приноси огурцов, да капусты квашеной, слышал?")
ЗЕЛЕНЩИК. (благодарно кивает вслед уходящему Шумскому) А деньги-то как? Ужо, что ли?
ШУМСКИЙ. Разочтемся, не обманем. Мы, артисты, народ честный.
ЗЕЛЕНЩИК (ворчит). Честные, кабы так, всяк обмануть норовит.
Навстречу Шумскому появляются Волков и Олсуфьева.
ШУМСКИЙ (останавливается, раскланивается). Елена Павловна, разрешите пригласить Вас на мои именины, завтра в полдень. (Волкову) А ты, верно, и сам придешь, без приглашения.
ОЛСУФЬЕВА. Благодарю Вас, Яков, но завтра в полдень я должна быть во дворце.
ШУМСКИЙ. Ай, жаль, я думал, посетите нас. Только Вы и радеете о русском театре.
ОЛСУФЬЕВА (смеется). Вы преувеличиваете мои заслуги, Яков Дмитриевич. Благодарите императрицу Екатерину Алексеевну да нашего общего друга Александра Петровича Сумарокова. Они - ваши защитники.
ШУМСКИЙ. Как императрица Елизавета Петровна отдала Богу душу, царство ей небесное, так и мы, вроде как без надобности теперь. Наследник Петр Федорович русский театр никогда не любил. Живем, как на бумажном кораблике, в какую сторону ветер подует, в такую и нас понесет. Может, и вовсе прочь из Петербурга, коли нынче Петр Федорович император. Верно, скоро коронация?
ОЛСУФЬЕВА. Надейтесь на лучшее, Яков Дмитриевич. Так, Федор Григорьевич?
Волков молчит.
Пауза.
Шумский раскланивается, уходит.
ОЛСУФЬЕВА. Мое присутствие угнетает Вас?
Волков выжидательно смотрит на нее.
ОЛСУФЬЕВА. Вы всегда далеки от меня, когда мы рядом. У меня складывается впечатление... Вы очень не расположены ко мне, за что?
ВОЛКОВ. Помилуйте, Елена Павловна, я всегда с Вами, даже когда Вас нет рядом... признаюсь, Вы мой единственный друг.
ОЛСУФЬЕВА (задумчиво). Друг, разве?.. Вы не желаете пройтись пешком?
ВОЛКОВ. С удовольствием, особенно в Вашем обществе.
ОЛСУФЬЕВА. Впрочем, мы уже пришли. По ту сторону улицы мой дом. Приглашаю Вас дружески на чашечку чая.
ВОЛКОВ. С большим удовольствием.
Во время их диалога Марфа считает деньги.
Волков и Олсуфьева уходят.
МАРФА. Вот мое вдовье счастье - заработала на пропитание - и радость. Не зря сегодня деньги бумажные снились! Как раз именины! Хотя артисты народ ветреной, да сколько ни то заплотят.
ТОРГОВКА ПИРОЖКАМИ. Летят они к тебе, Марфа, как пчелки на луговину. Нет бы меня пригласили.
МАРФА. Кабы летели как пчелки к улью, да медок несли, да воском прорехи залепляли. А с луговины какой прибыток? Сегодня высока трава, а завтра скошена.
ЗЕЛЕНЩИК (ворчит). Кабы деньги вперед, а то каждый обмануть норовит. Десять фунтов огурцов, да десять капусты, да сельдерей, да морковь, почитай, на полтину будет, да кабы вперед...
МАРФА. Пойду тесто замесить, чтоб к завтрему успеть. (Взяв корзины с непроданным товаром, уходит)
Занавес.
Картина 2.
Зала для приемов. Под звуки полонеза входят: Петр III с Екатериной, за ними Олсуфьева с Гольцем, Сумароков с Воронцовой, четыре пары вельмож и дам из массовки. Танцуют полонез. Музыка обрывается по знаку Петра.
ПЕТР. Позвольте представить вам, господа, собравшиеся здесь, посланника короля прусского Фридриха II, многоуважаемого господина Гольца. (Гольц раскланивается) Я собрал вас сегодня на торжественный обед, чтобы отпраздновать заключение мира с Пруссией. Господин Гольц к большому моему сожалению опоздал вкусить вина, и я не смог представить вам его во время трапезы. Я намерен заявить, что все земли прусские, захваченные моим доблесным войском, я возвращаю Фридриху. Отныне мы союзники. (улыбается Гольцу, Гольц раскланивается, приложив руку к сердцу) Моя доблестная армия воссоединяется с союзной армией короля Фридриха, чтобы общими силами противостоять нашей бывшей союзнице - Австрии. Да! Общими силами! Я пришел к выводу, наш союз с Австрией - ошибка! За соединение с Пруссией! Ура!
Петру вторит нестройное "Ура!". Сумароков, Екатерина, Олсуфьева пытаются скрыть недоумение.
ГОЛЬЦ. Его величество король прусский Фридрих поручил мне наградить Вас, Ваше величество, (кланяется Петру) орденом "За заслуги перед Пруссией". (Протягивает Петру орден)
Петр с гордым выражением на лице принимает орден.
ПЕТР. Передайте королю Фридриху, что я польщен его вниманием, и в качестве моего выражения дружбы готов лично заключить его в свои объятия.
ЕКАТЕРИНА. Это уж слишком.
Петр строго смотрит на нее, тряхнув по-мальчишески головой, подходит к Елизавете Воронцовой.
ПЕТР (беря под руку Воронцову, обращаясь к Гольцу). Мой дядя принц Георг Людвиг Гольштинский, приглашен мною на службу в мою доблестную армию на должность фельдмаршала. Отныне он становится членом российской царственной фамилии.
ЕКАТЕРИНА. Это не Вам решать, Ваше величество. К российской царственной фамилии Ваш дядя имеет такое же отношение, как плеть к обуху.
ПЕТР. Какая плеть! Дура! Какой обух!
Всеобщее замешательство, перешептывание среди гостей: "Скандал! В таких выражениях разговаривает со своей женой, с императрицей!" Екатерина порывается выйти. Стоящая рядом с ней Олсуфьева удерживает ее.
ПЕТР (обращаясь к Воронцовой). Какой танец Вы хотели бы заказать?
ПАНИН (Петру, с поклоном). Ваше величество, как Вы изволили распорядиться, следующая часть нашей программы - музыка. В соседней зале нас ожидает несравненный Лолли, великий скрипач. Не угодно ли будет Вашему величеству пригласить гостей вкусить музыки?
ПЕТР (фыркает). И всегда-то Вы, Панин, всунетесь, где не надо! Угодно! Угодно! (Взяв под руку Елизавету Воронцову, Петр уходит, за ним следуют остальные)
ОЛСУФЬЕВА (Екатерине, тихо). Будьте осмотрительны!
Занавес.
Картина 3.
Обеденная зала. Лакеи убирают со стола недопитые бутылки с вином, тарелки с остатками пищи. Увидев входящих Петра и Елизавету, торопятся уйти.
ПЕТР (подходя к столу). Пусть они вкушают музыку, я хочу вкушать нечто более определенное. (Наливает вино, пьет, закусывает). Несравненный Лолли! Пилит по ушам!
ВОРОНЦОВА. Музыка - это не Ваша сфера, Ваше величество.
ПЕТР (пытается шутить). Не моя атмосфера.
ВОРОНЦОВА. Однако играет он прекрасно.
ПЕТР. Еще бы! И ты тоже научилась возражать мне! Почему все меня учат? Панин учит! Моя дражайшая Катиш из кожи вон лезет, чтобы только сделать по-своему! Не забывайте, я - не престолонаследник, я - император! Она приглашает Лолли, но делает вид, что это я пригласил его! Пока я терплю ее причуды, но моему терпению может выйти предел.
ВОРОНЦОВА (поправляет его). Может наступить предел, Ваше величество.
ПЕТР. Ах, да какая разница! (аливает, пьет вино залпом)
ВОРОНЦОВА. Вы отдаетесь всему безудержно. (С недовольством в голосе). Пьете, пока не упадете.
ПЕТР. И тебя люблю безудержно, разве нет? Ты довольна? Скоро ты родишь мне наследника! мы воспитаем с тобой дюжину наследников престола!
ВОРОНЦОВА. У Вас есть наследник престола, Павел, Ваш сын.
ПЕТР. Павел не мой! Павел не наследник!
ВОРОНЦОВА. Как можно, Ваше величество! Ваша неприязнь к жене говорит вместо Вас.
ПЕТР. Ты - моя жена, моя императрица!
Воронцова подходит к нему, гладит по щеке.
ВОРОНЦОВА (ласково). Вам не позволят жениться на мне. Катиш любит двор. Ее все любят! (Отбирает у него бокал с вином, ставит на стол). Не пейте больше, у Вас много врагов. Вы должны иметь ясную голову. У Екатерины сильная партия!
ПЕТР (наливает вино в другой бокал). Ее партия - артисты, и она такая же комедиантка, как они! Этот ее господин Волков. (Фыркает). Должно быть, ее новый любовник! (Подумав). Нет, будущий любовник. Комедиант Волков - любовник императрицы, комедиант - любовник императрицы! Я этого не допущу! А впрочем, пусть! Такая она мне не опасна, пусть ставит свое представление, а мы дадим свое! На Данию! На Шлезвиг! Феликс, ныне король датский, когда мы были детьми, назвал меня никудышным выскочкой, ударил лошадь, когда я садился на нее, я упал. Все засмеялись: "Какой неуклюжий мальчик!" А он стоял - победителем. Это было в Шлезвиге. Теперь он - король датский. Пусть теперь пошалит, когда моя 20-тысячная армия оккупирует его игрушечный Шлезвиг. Пусть пошалит! (Вынимает из ножен шпагу, крест-накрест рассекает воздух). Вот что будет со всяким, кто осмелится возражать мне!
ВОРОНЦОВА (с любовью и жалостью смотрит на него). Какой Вы еще ребенок! Взрослое дитя (Подходит к нему, гладит его волосы).
ПЕТР. Моя партия сильна. Со мной Воронцовы, Дашковы, Панины. Древние российские фамилии - со мной. Катиш! (Фыркает). Катиш!
ВОРОНЦОВА. Они с Вами до первой Вашей ошибки.
ПЕТР. Мой главный козырь - моя царская корона.
ВОРОНЦОВА. Они Вам преданы, пока с Вами Ваша царская корона, но если кто-то захочет ее сбросить, Вы можете остаться один.
ПЕТР. Вздор! Кто захочет ее сбросить? Катиш? Она - баба! Довольно баб порочило царский престол! Я - наследник Петра Великого, Петр III. Этому темному народу нужна сила и твердость. Кулак! Мужской кулак! Россию испортили бабы на престоле. Петр начал воспитывать эту страну, и я - другой Петр - его продолжение! Женщина на престоле - это нонсенс! Я буду держать вожжи натянутыми! Вы - только мои подчиненные, я - ваш повелитель! Мой дед Петр заставил их быть послушными, снял с них сарафаны да кафтаны и надел европейское платье. Сбрил бороды! - Бреют до сих пор.
ВОРОНЦОВА (повышая голос). Ваше величество может заблуждаться.
ПЕТР (подходит к ней, трогает носик). Ах, какой носик! (Целует ее). Я заблуждаюсь в том, что они бреют бороды?
ВОРОНЦОВА (отстраняется от него, смотрит на раскрытые двери в соседнюю залу). Не время нежностям. Вы капризный взбалмошный ребенок.
Петр подходит к дверям, закрывает.
ПЕТР. Никто и пикнуть не посмеет (Смеется). Сбрею им языки (Пытается посадить ее к себе на колени, держит за руку). Посмели они моему деду Петру возражать, скажи, посмели? Они будут носить одежду, какую я прикажу им, они будут воевать с той страной, куда я поведу их. Я - император. Для русских закон - император. (Встает, импульсивно ходит по сцене, подходит к столу, наливает, пьет) Моя опора - Пруссия! Высокоразвитая великая страна. Россия - страна дикая и глухая, варварская страна. Моя задача - создать нерушимый союз дружбы между Россией и Пруссией. Вместе с Фридрихом мы завладеем всем миром. Без Фридриха - мы ничто! Россия - соломенная страна. Мы должны учиться у моего друга Фридриха - управлять. Но мне не повезло. Здесь (шепчет) все чужие... я их не понимаю! (Порывисто, повышая голос). Голштиния - моя родина, ах, моя святая родина, как я люблю тебя! Если бы я сюда не приехал, сегодня я был бы королем Швеции. Меня обманули, меня бессовестно обманули (Тихо). Я не люблю здесь никого (Смотрит на Воронцову). Кроме тебя, моя куколка, моя бесценная куколка... (внезапно умолкает, прислушивается к себе). Опять живот схватило... айн момент, я сейчас... по нужде.
Петр быстро выходит. Воронцова садится за стол. Сидит, задумавшись. Услышав голоса приближающихся Екатерины и Гольца, встает к окну в глубине сцены. Входят Гольц, Екатерина. Они не замечают ее.
ГОЛЬЦ. Смею надеяться, правление его величества Петра Федоровича совместно с Вами, Ваше величество, укрепит союз дружбы между нашими странами - Пруссией и Россией.
ЕКАТЕРИНА. Надеюсь. Зачем нам воевать? Не понимаю, зачем люди воюют. У каждого человека в своей стране масса всяких дел.
Гольц вопросительно смотрит на нее.
ЕКАТЕРИНА. Народ темен. Первейшая задача монарха - просвещение своего народа. Образование, культура, искусства, науки - вот перечень проблем, которыми должен озаботиться монарх, наипервейшим образом.
ГОЛЬЦ. Вы полагаете, возможно царствование вне войн?
ЕКАТЕРИНА. Зачем нам воевать? Воевать - значит, причинять зло и боль другому народу, но в первую очередь, своему собственному.
ГОЛЬЦ. Я считаю, война - это неизбежность. История человечества - это история войн.
ЕКАТЕРИНА. Отнюдь. Война - это в большей степени политика. А политику делают люди. Россия - страна великая. У нас много земель. Мы богаты...
ГОЛЬЦ (с усмешкой смотрит на нее). Вам неизбежно будет грозить страна, у которой земель мало, и которая бедна.
ЕКАТЕРИНА. Возможно. Если нападут - мы ответим. Однако мудрость - это довольствование тем, что дано Богом. Не расширение, но углубление, развитие своего народа - вот первейшая задача монарха. Расширение - есть акт агрессии. Углубление - есть акт развития. Познай самого себя - и ты познаешь Бога. Маленькая развитая страна может вполне успешно противостоять большой слаборазвитой. А большая развитая страна - может стать непобедимой.
ГОЛЬЦ (тихо). Она умна, и потому опасна. (Екатерине) Однако Ваш муж, как мне кажется, придерживается иных взглядов. Он мечтает проглотить маленькую Данию. Или это мудрая политика? Декларировать одно, а осуществлять совершенно противоположное?
ЕКАТЕРИНА. Излишне приписывать какие-либо взгляды там, где нет никаких взглядов. Мой муж! Лучше бы мне быть ему матерью, чем женой!
Гольц внимательно смотрит на нее.
Входит Олсуфьева.
ОЛСУФЬЕВА (Гольцу). Ваша светлость, его величество Петр Федорович просил меня разыскать Вас. Они в зале слушают музыку...
Гольц, откланявшись, уходит.
ОЛСУФЬЕВА (Екатерине). Катиш, будьте осмотрительны. Гольц опасный человек. Вы с ним так доверительно беседовали...
ЕКАТЕРИНА. Елена! Дорогая моя! Право, я не девочка, чтобы опекать меня! Я все понимаю (Смотрит на нее холодным взглядом, выговаривая каждое слово). Я не хочу бояться их, они должны бояться меня.
ОЛСУФЬЕВА. Иногда необходимо надевать маску.
ЕКАТЕРИНА. А это и есть моя маска! (Смеется). Пусть ломают головы!
Екатерина и Олсуфьева уходят. Воронцова неподвижно стоит возле окна. Входит Петр, подходит к столу, хочет налить вино, замечает стоящую к нему спиной Воронцову, на цыпочках подкрадывается к ней сзади, обнимает. Воронцова вздрагивает, оглядывается.
ПЕТР. Мин херц, а я совсем пьян, но я гуляю! Я праздную! Сегодня мой день! Завтра едем в Ораниенбаум, отдохнем недельку - и на Шлезвиг!
ВОРОНЦОВА. Разве Вы не пригласили только что Гольца слушать музыку?
ПЕТР. Гольц изволят почивать, они ушли почивать.
ВОРОНЦОВА. Мне кажется, прежде чем идти на Шлезвиг, Вам необходимо короноваться.
ПЕТР (машет рукой). Потом! Потом! Это пустяки! Будем короноваться после победы над Данией! И никакие враги не смогут меня одолеть!
ВОРОНЦОВА. Вас не беспокоит, что в Ваше отсутствие все может перемениться? Катиш - опасный соперник. Вы оставляете ее на троне.
ПЕТР. Без моей коронации - она никто! Я оставляю куклу, но не на троне, а под троном (Смеется). Я не глуп! Гвардия уйдет со мной! Что здесь может перемениться? Когда гвардия уйдет со мной! Я оставляю вместо себя моих прусских друзей (Смеется). Для ублажения Катиш! (Похлопывает Воронцову по щеке). А вот эту куклу я посажу на трон!
ВОРОНЦОВА (холодно). Только что я слышала, как Катиш сказала Гольцу, лучше бы ей быть Вам матерью, чем женой!
ПЕТР (судорожно сжимает кулаки). Она смеет! Уничтожу! Она позорит меня перед Фридрихом! Арестовать! Подать сюда Катьку! (Наливает вино, пьет).
ВОРОНЦОВА. Возьмите себя в руки!
ПЕТР (подходит к ней, берет ее за талию). Мое окончательное решение - ты будешь императрицей! Не смей мне противоречить, я знаю, ты очень добра. Ах, этот носик, он сведет меня с ума!
ВОРОНЦОВА. (отстраняется от него) Оставьте. Сейчас не время!
Входит Сумароков.
СУМАРОКОВ. До сей поры, Ваше величество, я не имел возможности выразить Вам лично свое соболезнование по поводу кончины императрицы нашей Елизаветы Петровны. Надеюсь, Вы продолжите начатое ею дело становления русской культуры...
ПЕТР (перебивает). Я праздную мирный договор с Пруссией, (говорит заплетающимся языком), а он нашел время выражать соболезнования. Кто это? Артист?
ВОРОНЦОВА. Это Сумароков Александр Петрович, российский Мольер, как его величала покойная императрица Елизавета Петровна.
ПЕТР. Ах, российское мольеро! Пишете? И что же Вы пишете? (Воронцовой) Что пишет этот соломенный мольер?
ВОРОНЦОВА. Господин Сумароков написал трагедию "Хорев"... Синав и Трувор...
ПЕТР (перебивает ее). Ах! ах! ах! и многие другие!
СУМАРОКОВ. Извините, я не вовремя (Хочет откланяться).
Входит Тредиаковский.
ПЕТР. Еще один мольер. А Вы что пишете? Оды? повествования? басни? стихи? А! Я Вас знаю... Вы часто мелькали здесь, во дворце, мелькали, мелькали...
ТРЕДИАКОВСКИЙ. Я, Ваше величество, большею частью пишу оды, поэмы, иногда басни...
ПЕТР. Ах, оды! это прекрасно! Воспойте мой поход на Данию, воодушевите солдат! Даю неделю сроку!
ТРЕДИАКОВСКИЙ (кланяется). Слушаю, Ваше величество, я постараюсь написать выдающуюся оду на взятие Шлезвига, а также в связи с Вашим восшествием на престол.
ПЕТР (кричит). И запомни, нашим соизволением полки, ранее именовавшиеся Преображенский, Семеновский, Конногвардейский, отныне будут называться Трубецкой, Разумовский, Голштинский, по фамилиям их полководцев Трубецкого и Разумовского, а также моего дяди Жоржа Голштинского.
СУМАРОКОВ (вмешивается с горячностью). Ваше величество, да разве можно ему поручать писать что-либо о государстве российском? Ведь это амур в панталонах! (Негодующе смотрит на Тредиаковского). У него на языке гири, вот послушайте, что он напечатал! (Достает из кармана бумажный свиток, разворачивает, читает). Басня "Ворон и лисица", Василий Тредиаковский
"Негде ворону унесть сыра часть случилась,
На дерево с тем взлетел, кое полюбилось.
Оного лисице захотелось вот поесть,
Для того домочься б, вздумала такую лесть:
Воронову красоту, перья, цвет почтивши,
И его вещбу еще также похваливши,
Прямо, говорила, птицею почту тебя
Зевсовою впредки, буде глас твой для себя,
И услышу песнь доброт всех твоих достойну.
Ворон похвалой надмен, мня себя пристойну,
Начал, сколько можно громче, кракать и кричать,
Чтоб похвал последню получить себе печать,
Но тем самым из его носа растворенна
Выпал на землю тот сыр. Лиска, ободренна
Оною корыстью, говорит тому на смех:
"Всем ты добр, мой Ворон, только ты без сердца мех".
Во время чтения Сумароковым басни Тредиаковского в залу входят Екатерина, Панин, Дашкова, Олсуфьева, вельможи и дамы.
СУМАРОКОВ. Перлы русской словесности. Поэзия вдохновенна! Ворон с носом без сердца мех!
ТРЕДИАКОВСКИЙ. Ваши язвительные интонации производят негативное впечатление, да-с, не моя поэзия, а то, как Вы ее воспроизводите (Кланяется Петру). Позвольте, Ваше величество, я прочту для Вас сам другую мою басню: Гора, мучающаяся родами.
"Напружившись, гора из глубины стонала,
Как будто час настал родить ей, тем казала.
Сей случай всех привел людей в прекрайний страх.
Боящихся, чтоб как не задавил их прах,
Но выскочила мышь из той внезапным спехом,
Итак людска боязнь скончилась общим смехом."
СУМАРОКОВ. Уймите этого бумаготратчика, рифмоплета, кляксоделателя! Гробовщика слова российского!
ТРЕДИАКОВСКИЙ (бросает на Сумарокова гневный взгляд). Ваше сумбурное поведение не делает Вам чести! (Петру) А вот еще басня, Ваше величество, на мой взгляд, очень удачная, называется "Пес и повар".
ЕКАТЕРИНА. Благодарим Вас, Господин Тредиаковский, мы надеемся послушать Ваши басни в другой раз, а сейчас приглашаю всех откушать кофею и чаю и закусить сладким.
ПЕТР. Весьма похвально, весьма похвально, господин Тредиаковский, изящно, очень изящно, Вы не занимались балетом? Продолжайте, мой милый, я слушаю Вас со вниманием (Зевает).
Тредиаковский, победно взглянув на Сумарокова, начинает читать в упоении подтягивая слова.
ТРЕДИАКОВСКИЙ. "Пес и повар". "Взбежав в поварню, Пес (его не усмотрел
В то время повар там, имея много дел)
 Лежаще на столе тут сердце от скотины
Схватил и побежал зараней от дубины."
Сумароков всплескивает руками, смеется: "Дубина! Дубина! К слову!"
ТРЕДИАКОВСКИЙ.
"Того, как говорит, тогда он проводил
 Такою речью вслед, которою грозил
"Изрядно, что теперь ты мог унесть добычу,
 Но даром то тебе не пройдет, стару хрычу
 Как можно, застигу тебя я где-нибудь..."
ПЕТР (аплодирует). Довольно! Браво, браво! Мы польщены Вашим вниманием, господин Тредиаковский, весьма достойная поэзия, делает честь русскому языку, великому русскому языку великой нации. (Екатерине) Пойдите узнайте, накрыли ли лакеи на стол.
ДАШКОВА. Позвольте мне узнать, Ваше величество. (Екатерине) Я полагаю, стол готов...
ПЕТР (Дашковой)А Вы кто? Адъютант в юбке? Это Вам идет, как плеть к обуху!
ОЛСУФЬЕВА. Я все выясню... Что касается лакеев, я все выясню... Ваше величество.
Олсуфьева уходит.
ПЕТР. Почему молчит музыка! Громкую музыку! Я люблю громкую музыку!
Под звуки марша все выходят вслед за Петром. Екатерина выходит последней.
Занавес.


ДЕЙСТВИЕ II
Картина 4.
Олсуфьева нервно ходит по комнате.
Дверной колокольчик. Входит лакей.
ЛАКЕЙ (докладывает). Федор Волков. Изволите принять?
ОЛСУФЬЕВА (возбужденно). Проси! Проси! (Подходит к зеркалу, поправляет прическу. Садится на кушетку, в руках у нее свернутая трубочкой бумага).
Входит Волков.
ОЛСУФЬЕВА. Рада Вас видеть, Федор Григорьевич! (Указывает рукой на кресло возле кушетки). Жду вас с нетерпением.
ВОЛКОВ (усаживаясь в кресло). Чем могу быть полезен, Елена Павловна?
ОЛСУФЬЕВА. Я должна обсудить с Вами некий вопрос. Это касается Катиш.
ВОЛКОВ. Катиш?
Пауза.
Олсуфьева затрудняется начать разговор.
ОЛСУФЬЕВА, Вы знаете... Петр не любит ее... и в глубине души, думаю, боится. Давайте будем называть вещи своими именами. Что ждет нелюбимых царских жен в России? Или монастырь или...
ВОЛКОВ. Неужели неприязнь настолько велика?
ОЛСУФЬЕВА, Это не неприязнь, это ненависть.
ВОЛКОВ. А как на это смотрит двор?
ОЛСУФЬЕВА, Двор! Двор с тем, кто ему платит. Даже в
армии Петр имеет определенный круг приверженцев из среды командиров. Хотя скорее это приверженцы его власти, но не его личности. Скажем откровенно, едва взойдя на престол, он наделал много глупостей. Перерядил гвардию в форму прусского образца, переименовал полки, названия которых восходят ко временам Петра Первого. Гвардия, особенно солдаты, настроены против него, в полках недовольства уже не скрывают, их не остановит то, что он император, Вы знаете наши бесшабашные русские головы! Зачем-то объявил поход на Данию, все земли, добытые в сражениях с Пруссией и политые кровью наших солдат, вернул Фридриху. Воссоединил нашу армию с армией Фридриха против бывших наших союзников австрийцев. Он тасует колоду не в свою пользу, народ боится, что его хотят онемечить.
ВОЛКОВ. У Вас, Елена Павловна, мужской ум. Екатерина Алексеевна в Вашем лице, должно быть, имеет самого преданного друга.
ОЛСУФЬЕВА, Что с ней будет, если наши бесшабашные русские головы открыто выступят против Петра? Выкрики среди гвардейцев: "Да здравствует императрица Екатерина!" становятся день от дня громче и вот-вот достигнут ушей Петра.
ВОЛКОВ. Что касается вопросов политики, я во всем полагаюсь на Вас, я не знаю двор, законов придворной жизни...
ОЛСУФЬЕВА, И не знайте! Чтобы на разочароваться во властелинах мира сего.
ВОЛКОВ. В Ваших словах сквозит неприязнь. Но что же Вам мешает покинуть этот постылый, как я понял, двор?
ОЛСУФЬЕВА, Я больна...
Волков в изумлении молчит.
ОЛСУФЬЕВА (смеется). Я больна не физически. Жизнь
при дворе, как картежная игра, стоит ею заболеть, выздороветь трудно, а я игрок азартный, и играю по-крупному.
ВОЛКОВ. Теперь Вы хотите меня вовлечь в Вашу игру? Какая роль мне назначена? Тасовщик колоды из меня плохой. Я не расчетлив и не умею метить карту.
Олсуфьева молчит.
ВОЛКОВ (с иронией). Значит, Вы дружески хотите вовлечь меня в непонятную для меня игру? (Выжидательно смотрит на нее)
ОЛСУФЬЕВА (тихо). Сегодня это не игра. Будет битва. Не на жизнь, а на смерть! Я хочу просить Вашей помощи.
ВОЛКОВ. А не драматизируете ли Вы, Елена Павловна?
ОЛСУФЬЕВА, Помилуйте, я не ребенок! В прошлый раз я не решилась сказать Вам все. Сегодня медлить нельзя. Катиш грозит опасность. Завтра он ссылает нас под надзор своих немцев в Петергоф. Вернемся ли? не знаю... так что, возможно, видимся мы с Вами в последний раз... (переходит на шепот, протягивает ему свернутую трубочкой бумагу). Читайте!
ВОЛКОВ (пробежав глазами текст). Вы хотите, чтобы я присоединился к вам?
Олсуфьева внимательно смотрит на него.
ВОЛКОВ. И вместе с Вами и Екатериной Алексеевной поехал в Петергоф?
Олсуфьева обеими руками сжимает его руку.
ОЛСУФЬЕВА, Завтра мы едем вдвоем, за нами следят (Откинувшись на кушетке, пристально смотрит на него). Вы, такой чистый, светлый, идете вместе с нами в неизвестность? и может, кровавую неизвестность? Признаюсь, после дворцовых интриг, лжи и притворства, шелеста слов, фальшивых улыбок, встречаясь с Вами, я будто в чистый родник окунаюсь! Я никогда никого не любила! Не верите? Мой образ жизни, мои поклонники - это только декорации, дворцовая суета - ничто для меня! Я оживаю душой рядом с Вами, с Вашим талантом!
ВОЛКОВ. Вы сказали, Вы никого не любили? Неужели?
ОЛСУФЬЕВА, Некого было... до тех пор, пока не появились Вы... с Вашей чистотой, искренностью, утонченностью, культурой, куда более глубокой, чем пустая форма светских вельмож. На сцене Ваша душа обнажена. Вы - прекрасны! Каждый Ваш трагический образ - это Вы!
ВОЛКОВ (смеется). Елена Павловна! Остановитесь! Вы меня так распишете, что я себя не узнаю. Не обольщайтесь, милая Елена Павловна, чтобы не разочароваться. Не такой уж я талантливый, и далеко не такой искренный, каким кажусь Вам (Целует ей руки). Милая Вы моя, да Вы просто стосковались по людям! Жаль, не было Вас на именинах Якова, собрались все наши актеры, поговорили по душам, как будто отмылись от всей житейской наносной шелухи, выплеснули все, что наболело на душе у каждого - выговорились! Друзья детства - это великое дело! Отдалился я от них за последнее время.
Олсуфьева внимательно слушает его.
ВОЛКОВ. Встретились - и будто вновь всех обрел. Видимся теперь только на репетициях, все дела, дела... а когда...
ОЛСУФЬЕВА, Фрейлина императрицы Екатерины - девственница.
Волков спотыкается на полуфразе, молчит, смотрит на нее.
ОЛСУФЬЕВА (с холодной гордостью). Неужели Вы не чувствуете, что я люблю Вас! Ваши друзья, Ваше искусство, театр, актеры, дела, дела... а я? Неужели я не занимаю никакого места в Вашем сердце?
Волков садится к ней на кушетку, целует ей руки.
ОЛСУФЬЕВА (в радостном изумлении). Вы любите меня? (Встает). Поедемте в лес! в поле! Сейчас лето! Птицы поют! Поверьте, я устала от дворцовых стен, холодного Петербурга, завтра мы едем в Петергоф, а сегодня... сегодня хочу быть с Вами, только с Вами! (взявшись за руки, уходят).
Занавес.

Картина 5.
Головкинский дом. Комната, где собрались актеры. За столом Григорий Волков, Яков Шумский, Иван Дмитревский. Входит Федор Волков.
ВОЛКОВ. Никак четвертый день именины празднуем?
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Нет, братка, вчера перекур был.
ВОЛКОВ. Ясно, вчера была репетиция, опохмелялись, а сегодня новое представление. А работать когда будем?
ДМИТРЕВСКИЙ. Траур по императрице Елизавете, никаких театральных действий еще месяц не будет, (шутливо) Марфа пирожков принесла, надо же дать им применение.
ШУМСКИЙ. Пять кило огурцов с рассолом, не пропадать же!
ДМИТРЕВСКИЙ. Особливо рассолу.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. А мы "Хорева" репетировали без тебя. И Хорева играл, кто думаешь? - Ваня Дмитревский. А ну-ка, Иван, выдай нашему первому актеру монолог Хорева "Я вижу..." (читает сам, забывает продолжение). Ну, и так далее.
ШУМСКИЙ. "Иль думаете вы, что этот день смятенный сломил мой гордый дух..." (забывает текст). Ну, и так далее.
ВОЛКОВ. Вот распустят нас всех по домам вместе с вашим гордым духом, черти вы неумытые.
ШУМСКИЙ. Что так?
ВОЛКОВ. Пьете много.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Темнишь, братка. Один раз именины отмечаем. Не прав ты.
ВОЛКОВ. Новый император Петр Федорович немец наполовину, и мыслит и чувствует по-немецки...
ШУМСКИЙ. Хочешь сказать, не любит нас. Знаем. Зато императрица ходит на каждое наше представление.
ВОЛКОВ. Екатерина благоволит русскому театру, это верно, однако неизвестно, надолго ли она останется при дворе.
ШУМСКИЙ. Как это, надолго ли останется. Она законная жена императора. Ты говори, да не заговаривайся!
ВОЛКОВ. Да, да, конечно.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Темнишь, братка!
ДМИТРЕВСКИЙ. Сумароков приходил.
ВОЛКОВ. Именины праздновать?
ДМИТРЕВСКИЙ. Пьесу принес.
ШУМСКИЙ. Чудной какой-то наш Петр, ходит на прямых ногах, как на ходулях (Изображает Петра, говорит картавя, с немецким акцентом) Военные экзерциции имеют своей целью воспитать в зольдате стойкость и ажитаж, дисциплин и авантаж. Не расзуждать! Налево! Лифт! Лифт! Расстегаем! Приседаем! Испражняем! Атакуем! Маршмарш! (Приседает, вскакивает, бежит вперед, брюки сваливаются, запутывается в штанинах, падает, ползет на коленках). Маршмарш! Маршмарш!
Все смеются. Входит Марфа.
МАРФА, А вот и я! Шанюшек заказывали? И наливочки своей принесла. (Шумскому) А ты все по полу валяешься, бес чумазый (Увидев Волкова Федора, кланяется ему). Мое почтение первому актеру.
ВОЛКОВ. Не перекормите их, Марфа, не знаю Вашего отчества.
МАРФА. Да уж какое такое отчество, Марфа, и без отчества, по-простому, я не гордая (Подражая интонациям Волкова). Вот, вы собрались здеся, черти неумытые, а не работаете! Работать надо! Работать! (Меняя голос). Дети мои! Сегодня мы поминаем императрицу нашу Елизавету Петровну, мир праху ее, да попадет душа ее в рай, за все дела ее благие. Примите же, дети мои, это питие, да отведайте шанюшек благочестивой Марфы (Делает неуклюжий реверанс, кланяется всем).
ШУМСКИЙ. А вот и актриса! А мы горюем, что некому женские роли играть, Дмитревский муж женатый, а все женщин изображает. Вот она - актриса!
Волков заинтересованно смотрит на Марфу.
МАРФА (смущенно). Будет вам! Какая такая актриса! Я же шутейно, да нешто я перед всеми могу? Да я со стыда язык - то потеряю, а как потом на улице-то встречаться с соседями, без языка, засмеют! Талан у меня есть, кого хотите изображу, только перед всеми - не могу, а ну как императрица взглянет, вот уже сраму-то будет. Кушайте-ка лучше шанюшки, уж такова моя вдовья доля, шанюшками вас кормить.
ВОЛКОВ (берет шаньгу). Ямщик на дворе меня дожидается, пусть отведает Марфиных шанюшек (Улыбается Марфе, отдает деньги, уходит).
ДМИТРЕВСКИЙ (Марфе). А ты все-таки приходи к нам на репетицию, погуляем именины Якова - и за дело!
ШУМСКИЙ. Точно начнем работать, Сумароков пьесу принес, хотя Федор наш нынче к работе не горит, это точно, по нему видать.
Входит Григорий Орлов.
ОРЛОВ. Волков здесь? (Замечает Марфу). А! Молодка! Ну что, шанюшками пришла артистов кормить? а может еще чем пышненьким? а хороши у тебя шанюшки, ей-богу, хороши!
Марфа расцветает улыбкой, обводит всех торжествующим взглядом.
МАРФА. Раз уж самому господину офицеру пондравились, значит, и впрямь хороши шанюшки мои!
ДМИТРЕВСКИЙ (подходя к Орлову). Не имею чести быть знакомым с Вами.
ОРЛОВ. Неужели? (Протягивает руку). Григорий Орлов.
ШУМСКИЙ (восторженно). Так это Вы тот самый Григорий Орлов, что вместе со своим младшим братом взяли в плен брата короля прусского Фридриха?
ОРЛОВ. Ну... не положим родного брата, но близкого родственника, это точно!
ДМИТРЕВСКИЙ. Так это Вы и есть тот, кого императрица Елизавета наградила орденом святого Георгия за последнее сражение?
ОРЛОВ. Последнее сражение впереди.
ШУМСКИЙ. Как впереди? Мы заключили мир с Фридрихом?! Темнишь, Орлов!
ОРЛОВ (показывает на свою форму). Видишь это?
ШУМСКИЙ. Ну!
ОРЛОВ. Разве такой была форма гвардейцев при императрице Елизавете?
ШУМСКИЙ (в недоумении). Ну, не такой...
ОРЛОВ (как бы ставя точку). И такой не будет! (Снимает фуражку, бросает на пол, скидывает китель, бросает на пол). Ясно, господа артисты? Каким бы образом Петр не замирился с Фридрихом, мы с Петром не замирились! Не пристало нашей русской чести замиряться с таким императором!
Входит Волков.
ВОЛКОВ. Чем могу быть полезен? Григорий Григорьевич?
ОРЛОВ (порывисто подходит к нему, обнимает). Скоро все решится! (Отводит его в сторону, тихо переговариваются, Орлов отдает Волкову свернутую трубочкой бумагу).
Раскланявшись, Орлов уходит.
ВОЛКОВ. Дорогие мои, я должен ехать. Сегодня вечером я должен быть в Петергофе.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Что происходит, братка? Мы тут именины пируем, а ты все пропадаешь где-то, с офицерами обнимаешься. Будь осторожен, братка, Орлов хоть и герой, а глаза у него какие-то пьяные, от такого всего ожидай!
ВОЛКОВ (смеется). Не пьяней, братка, твоих. А ну-ка, посмотри на себя в зеркало (Подводит Григория к зеркалу. Нос у него вымазан сажей, воротник оторван, волосы не причесаны). Тебе прямо сейчас кающегося грешника играть.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Гулять - так гулять!
ВОЛКОВ. Гуляй, да не загуливай! Ну, прощайте! (Целует Григория, целует Дмитревского, целует Шумского. Марфа протягивает ему пироги).
МАРФА. Шанюшек-то! шанюшек возьмите в дорогу! проголодаетесь, небось! Я без денег, от души, не надо денег!
Федор обнимает ее, берет шаньги, кладет ей деньги в карман.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Какой-то ты странный сегодня, братка, целуешься со всеми, обнимаешься, уж не влюбился ли? али влюбился?
ШУМСКИЙ. Али женился?
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Мы все женаты, один ты холостяк!
Федор смеется, уходит.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ (вслед ему). Когда вернешься?
ВОЛКОВ (за сценой). Не знаю! ждите! ничего не знаю!
ШУМСКИЙ (передразнивает). Не знаю, ждите, ничего не знаю!
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Как сблизился с двором, да с этой фрейлиной Олсуфьевой, совсем чужой стал! Ничего не знаю! как же! говорил бы прямо, знаю, да не скажу! (Ворчливо). Совсем особым господином стал.
ДМИТРЕВСКИЙ. Ну, что ты сочиняешь, Григорий, проще Федора нет человека. Небесный человек наш Федор, святой души человек!
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Я разве что говорю? Только раньше все были вместе, а теперь часто ты его видишь?
ШУМСКИЙ. А я согласен с Гришей, на именинах посидел час, только его и видели!
ДМИТРЕВСКИЙ. Но ведь он и декорации сам пишет, и костюмы рисует, и шьет, и музыку сочиняет, и пьесы пишет, что ему с тобой, Яшка, делать? Перешучивать да пересмеивать? Чай, у него дела... ты роль выучил, и вся твоя работа!
ШУМСКИЙ. Баба ты, Ваня, бабские роли играешь и сам бабой стал.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Нежный тюльпан.
ШУМСКИЙ. ... Пить и то не умеешь, тянешь, как дамочка в тюле.
Дмитревский нападает на Шумского, дерутся.
МАРФА (смеется). Ах, вы, потасовщики! (Выкладывает на стол баранки и бутылки с наливкой).
Вбегает Попов.
ПОПОВ. Идемте скорее на улицу! Там гвардейцы собрались, снимают с себя новые мундиры, кто-то старую форму принес, обряжаются в старое елизаветинское обмундирование. Бунт, братцы, бунт!
МАРФА. А Петр Федорович-то куда смотрят, император-то наш?
ПОПОВ. Они в Ораниенбауме отдыхают!
Все, кроме Марфы, выходят.
МАРФА (собирает со стола в полотенце разложенные пироги). Беспорядки, они и есть беспорядки, пьют много, едят мало (Выходит, через мгновение возвращается). Корзинку-то забыла, хоть и пустая, а денег стоит. Для меня, вдовы беззащитной, и каждый грош - деньги (Прихватывает со стола непочатую. бутылку). Выпью за здоровье Петра, чтоб беспорядки прекратил. Никакой торговли, когда кругом беспорядки (Идет к двери, но возвращается. Ставит бутылку на стол. Наливает в рюмку из початой, садится за стол, пьет, закусывает). За здоровье актера Федора (Опрокидывает рюмку одним глотком). За здоровье актера Якова (Наливает в стакан, выпивает залпом). За здоровье императрицы Екатерины (Наливает в стакан, выпивает залпом). За здоровье восшедшей к праведной жизни рабы божьей Марфы (Пьет медленными глотками, отставляет стакан, поет). "Что ни ветер ветку клонит, не березонька шумит, то мое сердечко стонет, как забьется - заболит..."
Занавес.
Картина 6.
Петергоф. Спальня Екатерины. Олсуфьева сидит на кушетке, вышивает крючком. Екатерина беспокойно ходит по комнате.
ЕКАТЕРИНА. Только бы они не выступили! Один неверный шаг - и я погибла. Здесь я в клетке. Кругом его люди.
ОЛСУФЬЕВА. Ваше величество, Орлов не посмеет Вас ослушаться...
Пауза.
ЕКАТЕРИНА. Елена, ты не знаешь, что такое Григорий Григорьевич (Пауза). Да и я не знаю. Он не воздержан! Он непредстказуем!
ОЛСУФЬЕВА. Но он не глуп.
ЕКАТЕРИНА. Надеюсь... Он не отправит меня под нож. Я не знаю, управляемы ли его люди, я не знаю, сколько их, я не знаю, что хочет сделать со мной Петр. Я ничего не знаю!
ОЛСУФЬЕВА. Успокойтесь. В случае провала, скажут, что Вас увезли отсюда насильно.
ЕКАТЕРИНА (смеется). Даже слабый ум Петра способен отличить вымысел от действительности (Садится рядом с Олсуфьевой).
ОЛСУФЬЕВА (гладит ее руки). Во всяком случае, Катиш, что будет с Вами, то же будет и со мной. И видите, я спокойна (Екатерина благодарно жмет ее руки). Придет время, я оценю Ваш поступок, дорогая Елена, я знаю, Вы не предадите меня, в Вас я уверена. Если б было больше таких людей, как Вы, мир стал бы чище.
За окном слышны звуки шагов. Обе женщины замирают. Входит Волков.
ОЛСУФЬЕВА (облегченно). Наконец-то!
ВОЛКОВ. Парадные двери охраняются. Я прошел через отмель по воде, думаю, меня не заметили.
ОЛСУФЬЕВА. Вы наше спасение!
ВОЛКОВ (обращаясь к Екатерине). Вас ждут, Ваше величество. Карету я оставил в версте отсюда, нам надо торопиться. Начался дождь, дорога грязная, идти придется долго в обход через отмель, чтобы нас не заметили. Дальше по дороге нас ждет Григорий Орлов с солдатами.
ОЛСУФЬЕВА. Это хорошо, что дождь, в шуме дождя все другие звуки тонут.
ЕКАТЕРИНА. Что Петр?
ВОЛКОВ. Он узнал о бунте гвардейцев, собирается покинуть Ораниенбаум и ехать в Петербург. Арестован капитан Пассек. Обо всех шагах Петра нам сообщает Барятинский, его адъютант. Медлить нельзя. Вам нужно срочно уезжать отсюда. Теплов написал для Вас манифест. Но я не мог взять с собой бумагу под угрозой обыска. Я выучил его наизусть, позвольте я напишу сейчас текст (Волков садится за стол, пишет).
ЕКАТЕРИНА. Манифест... да, да... Конечно (Нервно ходит по комнате).
Олсуфьева подходит к окну, задергивает занавески.
ОЛСУФЬЕВА (тихо). Дождь, это хорошо.
ЕКАТЕРИНА (рассеянно). Что ты сказала?
ОЛСУФЬЕВА (громче). Я сказала, дождь - это хорошо.
ЕКАТЕРИНА. Да, да... (Молча наблюдает за Волковым).
ВОЛКОВ (протягивает написанный манифест). Извольте ознакомиться, Ваше величество, какие будут с Вашей стороны поправки?
ЕКАТЕРИНА (рассеянно смотрит на него, берет манифест, читает. Постепенно успокаиваясь откладывает бумагу в сторону). Интересно, сие могло быть написано столь же гладко и для Петра господином Тепловым? Манифест о восшествии на престол (Закрывает лицо руками). Я не хочу крови! Это грех! (Неожиданно твердо). Но у меня нет другого выхода (Пристально смотрит на Волкова). Даже если Вас и заметили, едва ли придадут значение Вашему визиту. В Вас видят актера. Петр поощряет наши с Вами встречи.
ОЛСУФЬЕВА (подходя к окну). За окнами спальни наблюдают, Ваше величество. По теням на занавеске видно, чем мы занимаемся.
ЕКАТЕРИНА. Что ж, мы сидим за столом.
ОЛСУФЬЕВА. Час поздний, сделайте вид, что Вы готовитесь ко сну. Позвольте, я распущу Вам волосы.
ЕКАТЕРИНА. Не нужно, я сама (Распускает прическу, расчесывает волосы).
Волков засматривается на нее. Олсуфьева ревниво наблюдает за ними.
ВОЛКОВ. Какие у Вас прекрасные волосы, Ваше величество!
ЕКАТЕРИНА. Вам нравятся?
ВОЛКОВ. Я преклоняюсь перед красотой во всех ее проявлениях.
ОЛСУФЬЕВА. Катиш, у нас мало времени
ЕКАТЕРИНА. Ты всегда права, моя рассудительная подружка.
ОЛСУФЬЕВА. Я должна подготовить дорожное платье (Уходит).
Волков и Екатерина остаются одни.
ЕКАТЕРИНА. Я так признательна Вам, Федор Григорьевич, за Ваше участие. Поверьте, я смогу отблагодарить Вас, (тихо) если останусь жива...
ВОЛКОВ. Правда за Вами, Ваше величество.
ЕКАТЕРИНА. Ах, правда, что такое правда? Правду делает политика.
ВОЛКОВ. Осмелюсь возразить, Ваше величество, правда есть часть истины. А где истина, там имя Божье.
ЕКАТЕРИНА. Мой достойный друг, чаще всего правда жизни выглядит гораздо более жестокой, нежели наши представления о ней...
ВОЛКОВ. Правда есть также в противостоянии злу.
ЕКАТЕРИНА. Вы полагаете, он зло?..
ВОЛКОВ. Я полагаю, он - зло для России, а впрочем, как Бог решит...
ЕКАТЕРИНА (медленно). В злодействе помощник не Бог, но дьявол (Умоляюще смотрит на Волкова). Никакой крови! Только не это!
ВОЛКОВ (повторяет). Все в руках провидения! Входит Олсуфьева, одетая в дорожный костюм.
ОЛСУФЬЕВА. Пора одеваться, Ваше величество. Я подготовила дорожное платье.
Екатерина идет к двери. Олсуфьева следует за ней.
ЕКАТЕРИНА (останавливая ее). Не беспокойся, я оденусь сама (Уходит).
Олсуфьева подходит к Волкову, отводит его от окна.
ОЛСУФЬЕВА. Занавески очень тонки. Ваши тени отлично на них вырисовываются. Я спускалась вниз, смотрела. Поблизости никого нет. Дождь всех разогнал.
ВОЛКОВ. Дорогая Елена Павловна, за эти несколько дней, что мы с вами не виделись, я соскучился по Вас.
ОЛСУФЬЕВА. Вы думали обо мне? В такое время?
ВОЛКОВ. Я думаю о Вас постоянно.
ОЛСУФЬЕВА. Как Вы полагаете, у нас получится?
ВОЛКОВ. Что? Дорогая Елена Павловна?
ОЛСУФЬЕВА (тихо). Заговор.
ВОЛКОВ. Заговор? Вы полагаете, это точное определение наших с вами действий?
ОЛСУФЬЕВА. У меня тревожно на сердце. Какое-то беспокойство…Беспокойство великое!..
ВОЛКОВ. Вы прекрасно владеете собой! (Подходя к ней, тихо). Я восхищаюсь Вами!
ОЛСУФЬЕВА (показывая глазами на дверь). Больше чем она, я не хочу, чтобы его убили. Есть а нем что-то незащищенное, как у дурного капризного ребенка.
ВОЛКОВ (задумчиво). На все воля Божья.
ОЛСУФЬЕВА. Мы здесь отрезаны от всех. Вы единственный человек, связующий нас с миром. Вы рискуете. Почему Вы рискуете? Неужели ради нас?
ВОЛКОВ. Ради Вас, Елена Павловна.
Олсуфьева смотрит на него счастливыми глазами. Волков берет ее за руки, целует ее.
ОЛСУФЬЕВА. Я навсегда запомню это мгновение! Я счастлива!
Входит Екатерина, смотрит на них.
ЕКАТЕРИНА (с холодными интонациями). А не заигрались ли вы, дети мои?
ВОЛКОВ. Пора! Пора! (Гасит свечи).
Все уходят.
Занавес.
Авансцена.
Из-за кулисы выходит Олсуфьева, отжимает мокрый подол платья, оборачивается (громко): "Не ждите меня, я все сделаю, уезжайте! Скорее!"(машет рукой) Слышен звук отъезжающего экипажа.
ОЛСУФЬЕВА. Манифест оставили на столе. Написанный его почерком! Хорошо, что я вовремя вспомнила. Только бы в спальню никто не зашел в наше отсутствие! Скорей! Скорей назад! (Трогает голову). Голова ужасно болит, ах, боже мой! Назад целую версту, через отмель, по воде (Ежится). Темно!..Холодно!..И страшно! (Уходит быстрыми шагами).

Картина 7.
Спальня Екатерины. Входит Олсуфьева, уставшая, медленно подходит к столу, берет манифест.
ОЛСУФЬЕВА. Вот оно, вещественное доказательство! Но кажется все в порядке, здесь никто не был (Трогает голову). Как же болит голова! (Подходит к постели Екатерины). Упала бы здесь, закуталась в одеяла, и забыла обо всем! (Делает движение раздеться, расстегивает корсет, расшнуровывает ботинки, но останавливается). Нет! Нельзя ложиться в постель императрицы. Надо избавиться от манифеста! (Берет в руки манифест, прячет за корсет, бессильно опускается на постель). Все мокрое! Холодно! Катиш! Катиш! Она сидит в теплой карете! с ним! Ее он нес через воду на руках. До сих пор я полагала, что понимаю ее, но теперь... Грешит, и говорит о чистоте нравов, и уверена, искренне! Хочет взойти на престол, и остаться незапятнанной (с иронией) добродетельной в собственных глазах, но понимает, что в данной ситуации добродетель будет поругана неизбежно той и другой стороной. Она не хочет крови, но хочет власти... Я несправедлива... положение ее ужасное... Жизнь есть борьба эгоизмов, прикрытая так называемыми государственными интересами (Опускает голову). Как же мне плохо (Вынимает манифест из-под корсета, смотрит на него). Дорогой мой Федор, попадись сия бумага Петру, и не сносить Вам обоим головы. "Я императрица всея Руси..." Скорей избавиться от него. Закопать где-нибудь подальше, пока темно... бросить в залив (Зашнуровывает ботинки, снова прячет манифест за корсет, уходит).
Занавес.
Картина 8.
Петербург. Площадь. На переднем плане толпа гвардейцев, в глубине сцены Марфа, Евлогий, торговка пирожками. Они как бы оттеснены в глубь сцены все прибывающими солдатами.
ЕВЛОГИЙ (неуверенно). Точу ножи, чиню стулья! Ножи! Стулья!
ТОРГОВКА ПИРОЖКАМИ (гвардейцам). Отведайте пирожков-то! Дешево и сердито!
I ГВАРДЕЕЦ. Отвяжись, мать, до того ли теперь!
Евлогий умолкает.
II ГВАРДЕЕЦ. За нами правда!
I ГВАРДЕЕЦ. Мы не лыком шиты!
СОБОЛЕВ. Он нас за дураков почитает, да только как бы самому в дураках-то не оказаться!
Появляются Екатерина, Волков, братья Орловы.
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Славной гвардии Семеновского полка ура!
Дружный ответ: "Ура!"
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Славной гвардии Конногвардейского полка ура!
Дружный ответ: "Ура!"
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Славной гвардии Преображенского полка ура!
С каждым приветствием Орлова ответные возгласы становятся громче.
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Матушке императрице Екатерине ура!
Все, кто есть на площади, кричат: "Ура!" Отдельные возгласы: "С нами матушка императрица!"
СОБОЛЕВ. Не дадим Петру онемечить нас!
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Не будут русские фамилии ходить под властью голштинской! и прислуживать Фридриху. Слава русскому оружию! Ура!
Дружное: "Ура!"
АЛЕКСЕЙ ОРЛОВ. Не дадим увести себя на Данию, чтобы в отсутствие славной российской гвардии в Петербург пришел Фридрих и поработил Россию. Защитим императрицу Екатерину!
Выкрики: "Не дадим в обиду! Ура матушке императрице!"
ОРЛОВ (наклоняется к Екатерине, тихо). Медлить нельзя; сейчас, сию минуту они все готовы присягнуть Вам. Читайте манифест о восшествии на престол.
Екатерина в отчаянии смотрит на Волкова.
ВОЛКОВ (шепчет Григорию Орлову). Дайте мне чистую бумагу.
Григорий Орлов быстро уходит.
АЛЕКСЕЙ ОРЛОВ. Кто готов присягнуть матушке императрице, стройтесь каждый к знамени своего полка.
На сцене движение. Солдаты перестраиваются. Появляется священник. Алексей Орлов тихо переговаривается с ним. Входит Григорий Орлов. Торжественно подает Волкову на красной подушечке свернутую трубочкой бумагу.
ВОЛКОВ (разворачивает перед собой бумагу, говорит громким, хорошо поставленным голосом. Екатерина величественно стоит рядом). От имени ее величества императрицы Екатерины Алексеевны, заявляю следующее... "Божией милостью мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская оным манифестом намерены заявить: Всем прямым сынам Отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству началась. А именно, закон наш православный перво всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что церковь наша греческая крайне подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона. Второе, слава российская, возведенная на высокую степень своим победоносным оружием через многое свое кровопролитие, заключением нового мира с самым ее злодеем отдана уже действительно в совершенное порабощение; а между тем внутренние порядки, составляющие целость всего нашего Отечества совсем ниспровержены. Того ради убеждены будучи всех наших верноподданных таковою опасностью, принуждены были, приняв Бога и его правосудие себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех наших верноподданных ясное и нелицемерное, вступили на престол наш всероссийский самодержавный, в чем и все наши верноподданные присягу нам торжественную приняли. Екатерина.".
 Волков отдает бумагу Екатерине
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. (первым подходит к знамени полка) Присягаю ее величеству императрице Екатерине. Клянусь служить ей верой и правдой и не пожалеть живота своего во славу государства российского! (Встав на одно колено, целует знамя Преображенского полка)
Священник, перекрестив, благословляет его. Следом за Григорием Орловым, присягает Алексей Орлов. Один за одним подходят солдаты к знаменам своих полков. Священник благословляет каждого из них. В то время, как солдаты присягают Екатерине на верность под знаменами своих полков, Марфа, ведя за собой Евлогия, бросается в ноги Екатерине.
МАРФА (держит за руку упирающегося Евлогия). Благослови нас, матушка!
ЕКАТЕРИНА. Что случилось? Кто он тебе?
МАРФА. Перед венчанием благослови.
ЕКАТЕРИНА. Это жених твой?
Евлогий пытается что-то сказать, Марфа дергает его за рукав.
МАРФА. Муж он мне невенчанный.
ЕКАТЕРИНА (осеняет их обоих крестом). Будьте счастливы в браке, дети мои, жена да будет послушна мужу, муж да будет милостив и добр к жене своей. И обвенчайтесь в церкви! (Достает кошелек, протягивает Евлогию). Возьмите, дети мои, это вам от меня на венчание.
ЕВЛОГИЙ (берет кошелек). Осиянная ты, матушка, осиянная! (Падает перед ней на колени).
Подходит Григорий Орлов (Марфе): "А это что такое? Вы что здесь делаете? Ужель и Вам, Ваше величество, шанюшек предлагает? Кыш отсюда! Нашли время!" Марфа и Евлогий уходят.
ОРЛОВ (торжественно). Императрица всея Руси Екатерина Алексеевна хочет приветствовать своих подданных!
Екатерина подходит к Алексею Орлову, берет из его рук знамя.
ЕКАТЕРИНА. Я присягаю народу российскому под этим стягом! Да укрепится государство наше! Во славу народа русского станет Россия процветающей мощной державой. И не одолеют нас враги наши!
Алексей Орлов берет из ее рук знамя. Екатерина становится на колени, целует знамя. Поднимается, кланяется всем, подходит к священнику.
СВЯЩЕННИК ( благословляет ее крестным знамением). Долгое царствие и многие лета, государыня.
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Слава императрице Екатерине
Алексеевне! (Падает перед ней на колени).
Все, кто есть на площади, становятся на колени вслед за ним.
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ (тихо). Я полагаю, Ваше величество, сейчас мы должны ехать в Ораниенбаум арестовать Петра!
Екатерина едва заметно кивает головой.
Занавес.
Авансцена.
Марфа пытается догнать Евлогия.
МАРФА. Отдай деньги! Пропьешь, нехристь!
ЕВЛОГИЙ. За такие деньги можно не то что с бабой, а и с бабой Ягой обвенчаться.
МАРФА. Ой! С бабой Ягой! Уж коли я баба Яга, пошто в грех вводишь! Отдай деньги!
ЕВЛОГИЙ. Сама матушка царица благословила! Сама матушка!
Марфа пытается схватить Евлогия за руку с кошельком. Быстрыми шагами следует за ним. Уходят вслед друг за другом.
Занавес.

Картина 9.
Комната Олсуфьевой. Полумрак. Занавески приспущены. Олсуфьева в постели.
ОЛСУФЬЕВА. Зачем я вернулась тогда в тот ужасный вечер за никому не нужным манифестом? Два часа по воде, в мокром платье, под дождем заблудилась в темноте! Катиш забывает манифест, который нужен ей! Не мне! (С горькой усмешкой). Заигралась, матушка, заигралась (Говорит прерывисто, с паузами). Тяжело дышать, то знобит, то жарко! Лекари! Она прислала лекарей! Ее величество сами не изволят быть! Где ее дружеское участие, помощь! Сейчас, когда моей жизни грозит опасность! (С иронией). Мы только маленькие стрелки в руках властителей... Но ведь она была мне другом! В ней есть ум! душа! (Иронически усмехается). Душа! Стоит властителям ощутить в своих руках вожжи власти, как они упрятывают душу в сундук с драгоценностями! Прошла неделя, а она ни разу не навестила меня! И он (иронически) друг наш Федор. Должно быть, возле нее. Ах! Ясно! Она его от себя не отпускает! Он ей нужен! И опять - ей! А я? Впрочем, я только инструмент. Какая ж я была наивная! Заигралась, матушка, заигралась. Катиш! Катиш! Вот кто - игрок! (С отчаянием в голосе). Если б он меня любил, он пришел бы!
Входит Волков.
ОЛСУФЬЕВА. Пришел! (Задохнувшись от радости, закашлялась, порывается встать ему навстречу).
Волков садится на кровать, берет ее руки в свои. Молча смотрят друг на друга. Волков вытирает ей лицо платком.
ОЛСУФЬЕВА. Как долго Вас не было!
ВОЛКОВ. Закрутился! Мне сказали, у Вас простуда, я не придал этому значения. Простуда летом - не страшна. Я посылал к Вам Троепольскую, Сумарокова. Они были? Ухаживают за Вами?
Олсуфьева молча кивает.
ВОЛКОВ. Ее величество просила меня подготовить карнавал, сделать праздник для народа после коронационных торжеств в связи с ее восшествием на престол.
ОЛСУФЬЕВА (с усмешкой). С восшествием на престол.
ВОЛКОВ. Разве не этого Вы хотели?
ОЛСУФЬЕВА. Я уже ничего не хочу (Плачет). Скоро мне ничего не будет нужно... Вы вспомнили обо мне только через неделю!
ВОЛКОВ. Не забывал никогда! Произошли события... Вы
 знаете?
ОЛСУФЬЕВА. Что же я могу знать, когда меня все бросили? Мои сиделки молчат, не хотят меня ничем тревожить.
ВОЛКОВ. Петр скончался.
ОЛСУФЬЕВА. Этого следовало ожидать... Все произошло быстро?
ВОЛКОВ. Орлов говорит, не заметили, как кончили его в драке. Его посадили под арест, он напился.
ОЛСУФЬЕВА. Он не управляем, когда пьян.
ВОЛКОВ. Кто-то из гвардейцев что-то сказал ему.
ОЛСУФЬЕВА (с иронией). Оскорбительное.
ВОЛКОВ. Он ударил гвардейца...
ОЛСУФЬЕВА. А что объявлено?
ВОЛКОВ. От геморрагических колик в одночасье скончался император Петр.
ОЛСУФЬЕВА (истерически смеется). От геморрагических колик, геморрагических колик! Ну, друг мой Федор, Вы в восторге от властителей мира сего? (Тихо). Игра окончена, колода брошена, и игроки (шепотом) уходят...
Пауза.
ОЛСУФЬЕВА. А она?
ВОЛКОВ. Она плачет.
ОЛСУФЬЕВА. Она прислала мне лекарства (Иронически). Еще одну смерть она не перенесет.
ВОЛКОВ (целует ей руки). Не обижайтесь на нее. Ей сейчас очень тяжело.
ОЛСУФЬЕВА. Когда меня не будет, держитесь от нее подальше... Даже я не устояла перед ее обаянием, ввязалась в эту схватку, и вот... я гибну, Федор, я гибну...
ВОЛКОВ. Вы выздоровеете, Елена Павловна, Вы должны выздороветь!
ОЛСУФЬЕВА. Вы нравитесь Катиш. Земля в ней борется с небом. В Вас она видит своего ангела. Я ревновала Вас к ней... мне плохо (Плачет). Это божья кара. Заигралась, матушка, заигралась... Я простыла тогда, когда возвращалась за манифестом, она забыла манифест, она взошла на престол, а я... (откидывается на подушке, тяжело дышит).
ВОЛКОВ (повторяет). Вы выздоровеете (Закутывает ее одеялом, подходит к окну, раскрывает занавеску). Вот здесь на этой площади ей присягали (Рассказывает восторженно). Была целая площадь народу. Я читал манифест, глядя на пустой лист бумаги. Она стояла под знаменем, потом низко поклонилась всем. Вон и постамент, на котором она стояла, еще не убрали. А сейчас я пишу мою пьесу - величественную. Вот сцена - Петербург. Вот актеры - его жители. Я буду говорить аллегориями. Выйдут на сцену все пороки, которые делают людей уродливыми! Злость, корысть, зависть, леность, жадность... Она поймет - власть должна быть праведной, чтобы государство благоденствовало. Властители должны стремиться обуздать свои пороки, тогда глядя на них, народ возвысится душою!
Оглядывается, замечает состояние Олсуфьевой. Она лежит с закрытыми глазами.
ВОЛКОВ (в тревоге подходит к ней). Елена! Елена!
ОЛСУФЬЕВА (слабо отвечает). Говорите! говорите! Ваш голос, как музыка (Теряет сознание, бредит). Зачем давите мне горло! отойдите от меня! Камень, сбросьте камень! (Приходя в себя). Чума, чума на оба ваши дома! (Делает движение приподняться). Катиш! Пришла!.. Прощаю... (бессильно опускается на подушки).
Входит Екатерина, быстрыми шагами идет к постели, падает на колени, плачет.

Занавес.

Картина 10.
Сумароков сидит за столом, пишет, иногда задумывается, подперев рукой голову. За сценой слышен стук проезжающих экипажей. Доносятся звуки полкового оркестра. Звенит дверной колокольчик, вместе со звуком колокольчика входит Волков.
ВОЛКОВ. Извини, Александр Петрович, дверь открыта, вошел без доклада.
СУМАРОКОВ. Заходи, заходи, давненько ты у меня не был, господин первый актер. С чем пожаловал? Можешь не говорить, знаю. Нужен стал Александр Петрович Сумароков: Так?
Волков порывается ответить, Сумароков перебивает.
СУМАРОКОВ. Зачем нужен, тоже знаю, не трудно догадаться. Вон! (Показывает рукой на окно) с утра до вечера наши военные торжественные марши в честь государыни-императрицы пилят. Уши пробкой закладываю - тем и спасаюсь. И у тебя, дожно быть, что-то из этого репертуара. А? Нет?
ВОЛКОВ. А если просто зашел навестить?
СУМАРОКОВ (смеется). Дорогой мой Федор Григорьевич, просто так на этом свете ничего не лелается. Как частенько говаривает твой Гриша, темнишь, братка!
ВОЛКОВ. Работа есть, Александр Петрович.
СУМАРОКОВ. И без старого Сумарокова она не сделается?
ВОЛКОВ. Не сделается, Александр Петрович.
СУМАРОКОВ. Вот то-то и оно! Елизавета Петровна, государыня наша, царство ей небесное, не больно-то меня жаловала, докучным называла, отстранила от управления театром, надоел ей Сумароков. А Екатерина Алексеевна, стало быть, призывает?
ВОЛКОВ. Просит помочь подготовить маскарад. Всенародное представление хочет устроить к дню ее коронации. И я присоединяюсь к ее просьбе. Прошу помочь.
СУМАРОКОВ. И ты, стало быть, просишь? И тебе не управиться без Сумарокова!
ВОЛКОВ. Не управиться, Александр Петрович!
СУМАРОКОВ. Как Россия не может быть без русского театра, так и русский театр не может быть без Сумарокова! Итальянцы! Немцы! Все - для них! Кого покойная государыня императрица Елизавета Петровна назначила главным управляющим театральным отделом? - немца Сиверса! Нужен немцу Сиверсу русский театр?- Не нужен! Кто за вас, актеров русских, живота своего не жалел?- Александр Петрович Сумароков! Что он за это получил? (Показывает кукиш). Кукишь! Сколько мы с вами жалованья получаем? А сколько немцы и итальянцы? Все для них! Жалованье нам урезали, хорошего помещения нет, труппу русскую сократили. Приходилось воевать за все! И музыка их предпочтительнее, и игра их предпочтительнее! Как этот Сипверс объяснял мне, почему он нас, русских, в черном теле держит. Слышал? (Передразнивая Сиверса, говорит с немецким акцентом): "У ваших русских актеров отсутствуют благородный манер! Они груб! Не воспитанн, нет тонкостви чувств!" Это у нашего-то Дмитревского нет тонкости чувств? Сиверишка спятил! Они душу свою вкладывают в игру! Самородки! Сами, своей душой постигают все примудрости мастерства. Немецкие актеры в три раза их бездарнее, и в три раза жалованья более получают. Сиверса прошу прибавить жалованья вам, русским актерам, а он щеки надует, молчит и смотрит на меня пустыми глазами, чучело манерное! Спятил Сиверишка, спятил! спятил! Говорю на нашем языке без тонкость чувств! Вместе с ним мне не работать!
ВОЛКОВ. Императрица Екатерина, думаю, внесет изменения в управление театральным делом.
СУМАРОКОВ. Токмо на нее и надеюсь!
ВОЛКОВ. Многое зависит от того, как мы проведем коронационные торжества. Нас она просила подготовить представление, нас, а не немцев! не итальянцев!
СУМАРОКОВ. Хочешь сказать, угодим ли? Друг мой, угождать – это свойство дворцовых шаркунов. Ни ты . ни я к таковым не относимся. Вот так!.. Ах! (Машет рукой) А ведь не угодим – так и выгонят! Ну, так что ж! И без них проживем!
 Пауза
СУМАРОКОВ. Сколько сроку нам дано на все про все?
ВОЛКОВ. Три месяца на подготовку.
CУМАРОКОВ. А не мало ли?
ВОЛКОВ. Даже много! В полтора управимся!
СУМАРОКОВ. Горяч! Хотя… я понимаю тебя, лучшее средство заглушить боль утраты – уйти с головой в работу. Ты был дружен с Олсуфьевой? Ну, признавайся?
Волков отворачивается.
СУМАРОКОВ. Прости меня, старого дурака, глупые вопросы задаю. А Елена Павловна была бы нам очень кстати, мастерицей она была на всякие выдумки...
ВОЛКОВ (задумчиво). Была... Если б знать свою судьбу...
СУМАРОКОВ (машет руками). Упаси Бог! Упаси Бог! С такой ношей ночи спать не будешь. А с меня довольно и того, что я из-за Сиверса сон потерял. Уж вовсе земных радостей лишиться не хочу. Скажут - помрешь от вина - не пей! или от употребления скоромной пищи! А я хорошо покушал, завалился спать - и нет немчика! Вот так-то, Федор Григорьевич, душу свою насилую в услужении у Сиверса.
ВОЛКОВ. Выбросьте его из головы! Давайте работать!
СУМАРОКОВ. Начинайте с Херасковым. Херасков поможет. Знакомы с ним?
ВОЛКОВ. Я с ним говорил, он согласен.
СУМАРОКОВ. Ах! уже говорил! И прекрасно! Вот и начинайте, а я только что поэму закончил, отдохнуть хочу две седьмицы. (Бережно берет в руки рукопись со стола, показывает Волкову). Вот взгляни. Плод труда моего. Не богаты мы, русские литераторы, а пусть богатые немчики нам завидуют! А ты думал, мне Сиверс весь свет белый застил? Только тем и занимаюсь, что плачусь на него? Не бери в голову, это я на него пары выпускаю. А сейчас хочу отдыха, понял, отдыха!
ВОЛКОВ (прячет рукопись в саквояж). Нам без Вас не справиться, Александр Петрович.
СУМАРОКОВ. Что ж это, Вам да без меня не справиться? Вы вон каков мастер на все руки! И швец и жнец, и на дуде игрец! Небось и сценарий представления уже готов?
ВОЛКОВ. Сценарий готов начерно. Но надеюсь усовершенствовать его с Вашей помощью (Вынимает бумаги из саквояжа).
СУМАРОКОВ. Если готов, за чем дело стало?
ВОЛКОВ. Пройдитесь по сценарию своей рукой мастера. Мы с Херасковым постановочную часть на себя возьмем. Он согласен.
СУМАРОКОВ. Через две недели и я соглашусь.
ВОЛКОВ. Капризничаете, Александр Петрович, через две недели никак не возможно.
СУМАРОКОВ. Друг мой, ведь мне не тридцать лет. Я, честное слово, устал! И я не барышня, чтобы капризничать. Ну уж, коль ты такой настырный, оставляй свой сценарий, с завтрашнего дня начнем работать вместе. Вместе будем уготовывать путь в царствие земное императрице нашей Екатерине.
ВОЛКОВ (обнимает его). Дорогой Вы мой! Ну, за дело!
Занавес.
 

ДЕЙСТВИЕ III
Картина 11.
Площадь. Марфа, с ней Евлогий, торговка пирожками, торговец корзинами. Зима.
МАРФА (обращаясь к своим компаньонам). Сама матушка-императрица нас благословила, сама матушка! С лета повенчанные мы. Теперь он мне супруг законный. Денег нам дала! Много! Так мы коровушку коровушку купили, шанюшки-то топерича со своим творожком пеку, и еще на двух поросеночков хватило, хозяйство у нас. Все лето и осень на рынке молочком торговали. Теперь к зиме молока-то коровушка убавила. Так нам шанюшки выгоднее печь. Куда как хороши шанюшки на своем-то творожку. Дай Бог здоровья императрице нашей.
ТОРГОВЕЦ КОРЗИНАМИ. И у меня, кажись, торговля спорее пошла. Ныне уж три корзины продал, а ведь ишо только утро.
ТОРГОВКА ПИРОЖКАМИ. И мне гвардейцы наказали пирогов печь, теперь в казармы ношу, подрядилась кормить воскресными обедами. Дал бы Бог здоровья императрице нашей.
МАРФА. А нынче карнавал устроила. Веселье кругом, да вот, слышишь, музыка играет. Кажись, сюда идут. Гляньте-ко, каку я маску смастерила. (Достает из сумки маску козы, надевает, Евлогий надевает маску петуха, кричит: "Кукареку!").
Входит Волков в распахнутом полушубке, оживлен, с ним его брат Григорий Волков.
МАРФА. Желаю здравствовать самому главному комедианту.
ЕВЛОГИЙ (бегает вокруг Волкова). Кукареку! Кукареку!
МАРФА. Он только и умеет, что кукарекать!
ЕВЛОГИЙ. Точу ножи! Чиню стулья! Ножи! Стулья!
МАРФА. С праздником Вас, Федор Григорьевич.
ЕВЛОГИЙ. Ко-ко! Кдых- кдых!
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ (Марфе). Сегодня в честь праздника мы все шанюшки твои покупаем, неси свое добро в головкинский дом, поняла? Спектакль закончили репетировать, скоро представление (Федору). И ты, Федор, приходи к нам.
ВОЛКОВ ФЕДОР. Дела, Гришенька, работы много.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Скоро брата родного забудешь как звать со своими делами.
ВОЛКОВ ФЕДОР. Не обижайся, сегодня не приду, а вот спектакль подготовлю - и как в старые времена... Сумароков еще одну пьесу принес репетировать. Жив русский театр, Григорий! Прав я? (Обнимаются).
МАРФА. Не застудились бы, Федор Григорьевич, погода-то зимняя, она омманчивая, солнышко-то светит, да не греет, а ветер-то задувает шибко.
ВОЛКОВ (восторженно). Представление Марфа сегодня, всенародное представление, театр под открытым небом, и Вы, Марфа, актриса! Сегодня играйте, не стесняйтесь, сегодня - все - актеры! Слышите музыку, там великое карнавальное шествие, там императрица, я сбежал... устал от волнения...
МАРФА (надевает маску). Коза-дереза вам шанюшек принесла.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Неси, неси шанюшки-то в головкинский дом, коза-дереза!
Григорий Волков, Марфа, Евлогий, взяв корзины, уходят.
ВОЛКОВ ФЕДОР (торговцам). Идите к набережной, слышите музыку, там вино, закуска, императрица всех угощает. Все празднуют.
ТОРГОВЕЦ КОРЗИНАМИ. Коли вино, да закуска, чего же мы тут стоим?
Все торгующие уходят. Волков остается один.
ВОЛКОВ. Сегодня - мой праздник! Я - автор пьесы. Народ - играет мою пьесу! Заканчивается карнавальное шествие. Все маски удалились: лжи, подлости, прелюбодеяния, корысти, злобы, но не было одной, изобразить которую - невозможно! Не было маски - эгоизма! Вот где корень всех зол человеческих. Все грехи наши - мелкие бесы рядом с этим главным слугой темных сил! Народ играет мою пьесу! А понимают ли они, что играют самих себя! Сегодня маскарад. Для них - это только представление, зрелище! Сегодня посмеются над масками, а завтра своими поступками сделают маски живой силой, и потащится телега жизни по кругам своим. Зачем я создал театр? В чем предназначение зрелищ? В способности возвысить душу человеческую! Хочу распахнуть грудь навстречу миру и крикнуть во весь запас легких: "Люди! Вырвите из сердец ваших жало эгоизма! - и души ваши просияют светом Христа! Не мир - для вас, но вы - для мира, не Бог - для вас, но вы - для Бога! И в этом истина! и в этом - правда!"
Входят Екатерина, Григорий Волков, Орлов, Панин, Сумароков, Дашкова, группа офицеров.
ЕКАТЕРИНА (обеими руками пожимает руку Федору). Куда же Вы сбежали от нас, Федор Григорьевич? Ваша пьеса пришлась мне по душе. Вы хотите, чтобы человек изменился и изменился к лучшему. Я хочу того же. Наши с Вами желания совпадают (Оборачивается к Орлову). Как хороша была маска Войны. Не люблю войну!
ГРИГОРИЙ ОРЛОВ. Маска мудрости Вам пристала, Ваше величество. Торжествующая Минерва!
ПАНИН (решительно). Я должен Вам сказать, Ваше величество, я хочу отойти от дел. Смею просить Вашего позволения уехать в свое имение. Хочу заняться хозяйством.
ЕКАТЕРИНА. Я рада, что Вы сегодня с нами, Панин. Но если Вы хотите заняться хозяйством, не стану Вас задерживать. Езжайте, управляйте делами своего имения. Мне будет недоставать Вас.
Панин уходит.
ЕКАТЕРИНА (Григорию Орлову). Не нужно, чтобы было много пьяных. Наш народ всему отдается со страстью. Последите, чтобы вовремя унесли вино.
Орлов молодцевато щелкнув каблуками отдает честь:"Рад стараться, Ваше величество!" Уходит с группой офицеров.
ЕКАТЕРИНА (Дашковой). А Вы, Катрин, дорогая, съездите во дворец, узнайте, все ли приглашенные мной послы иностранных держав прибыли, и не нужно ли им чего?
ДАШКОВА. Слушаюсь, Ваше величество.
Дашкова уходит.
ЕКАТЕРИНА (Сумарокову).Александр Петрович, сделайте милость, передайте музыкальному распорядителю во дворце мое пожелание, чтобы сегодня во время торжественной церемонии было поменьше военных маршей. Я устала от шума.
СУМАРОКОВ. Рад служить Вам, Ваше величество (Кланяется, уходит).
Екатерина остается наедине с Волковым.
ЕКАТЕРИНА. Священнослужитель моего прихода ставит мне в укор, что первый актер русского театра редко посещает воскресные церковные службы, не исповедуется перед батюшкой. Так ли это?
ВОЛКОВ (отвечает неуверенно). И да, и нет, Ваше величество.
ЕКАТЕРИНА. Как это? Или да - или нет. Не понимаю.
ВОЛКОВ. Это так. В церкви я бываю редко.
ЕКАТЕРИНА. Вы неверующий? Не православного вероисповедания?
ВОЛКОВ. О, нет, Ваше величество. Я верующий, но какого я исповедания - вот этого я не знаю.
ЕКАТЕРИНА. Совсем ничего не понимаю.
ВОЛКОВ. Сущность жертвенного несения креста ради сострадания ближнему - законники подменяют внешним крещением, а отсюда и все разногласия и различные вероисповедания. Крестятся, изображая нечто руками, ссорятся из-за того, как креститься, слева направо, или справа налево, двумя перстами или тремя, и ждут, когда на них снизойдет благодать Святого Духа благодаря этим внешним манипуляциям... И каждое вероисповедание уверяет, что именно его крещение правильно, его постулаты - истинны, его обряды - единственно верные. Только при соблюдении всех правил его вероучения на Вас снизойдет благодать Святого Духа, и Вы - спасетесь. А коли не снизошла еще, так это потому, что Вы грешны. Кайтесь, просите об отпущении грехов, соблюдайте обряды и креститесь так, как Вам предписано правилами - и Вы спасетесь обязательно. И эти споры есть знак того, что Истина ушла из храма. Постижение Истины не в том, сколькими пальцами Вы креститесь, но в сердце Вашем, в пути, которым Вы идете, в Вашем образе жизни. Да, мне ставят в упрек, что я редко хожу в церковь. Почему не исповедаюсь батюшке? А потому и не хожу, что Истина ушла из храма. Христос ругал иудейских законников, как гробовщиков Истины Божьей. Сегодняшние законники - гробовщики Истины Христовой.
Екатерина с любопытством слушает его.
ВОЛКОВ. Даже великое альтруистическое учение Христа преподносится нам, как средство самоспасения. Великая христианская идея жертвенности, как пути восхождения к Богу, пути приближения человека к образу первоначально сотворенному, пути искоренения греха в самом себе через работу жертвенности, подменяется идеей спасения человечества через искупительную жертву Христа, которую принес Бог, распяв себя на кресте. Он - уже пожертвовал Собой ради нас, и все мы - спасены Его жертвой. Покайтесь - и Вы спасетесь. Исчезли идея Пути Его, как Пути для каждого, ради воскрешения Духа в каждом, идущем Его Путем. Идущем! Сегодня! Завтра! Послезавтра! Всю жизнь свою! А если идущем, значит, меняющемся! просветляющем лик свой! Но Путь этот - тяжел! Потому что Путь - это действенное покаяние. Ваша жертвенность – это любовь в действии. И вот человеческое "эго", само того не сознавая, принимает жертву Христа, восхищается ею, упивается ею! Но саму идею жертвенности, как Пути - для себя - отвергает. Создается некий духовный эгоизм. Эгоизм самоспасения!
ЕКАТЕРИНА. Да Вы вольнодумец! Друг мой!
ВОЛКОВ. Законники от церкви зовут меня скоморохом! Да! Я скоморох! Я скоморох божий! Моими устами Господь говорит: будьте человеками! Моими устами Господь говорит: сострадайте ближнему своему! Креститесь не перстами, но сердцем Вашим! Не себя спасайте, но спасайте нуждающихся в Вашей помощи. Кто положит душу свою за други своя - тот обретет ее, а кто будет себя спасать - тот ее потеряет. В Пути как жертвенном покаянии, действенной любви, но не в манипуляции руками двумя перстами или тремя - снизойдет на Вас благодать Святого Духа и явит себя в творчестве, в танце, в музыке, в роли, которую Вы играете! И все будут плакать с Вами Вашими слезами, и в этой Вашей молитве очищаться душою! Да! Я скоморох!
ЕКАТЕРИНА. Сегодня я поняла, какой Вы большой мечтатель, Федор Григорьевич. Я тоже хотела бы изменить человека, но мир грешен изначально. И Христа мир - распял. Эгоизм - это стержень, на котором стоит мир. Уничтожьте эгоизм в сердце каждого - и мир рухнет.
ВОЛКОВ. Нет! Мир, как на фундаменте, стоит на своих жертвах! Вопреки эгоизму! В згоизме - семя враждебности всех ко всем. Эгоизм - главный слуга темных сил, и посеял его в этот мир первый человек, соблазненный жаждой величия. Христос въехал в Иерусалим на осле и был оплеван, потому что в каждом сердце свил себе гнездо змей эгоизма. Если бы Христос въехал в Иерусалим на коне с золотой уздечкой, накрытом попоной с бриллиантами, с этими атрибутами власти, в величии власти! он был бы вознесен толпой!
ЕКАТЕРИНА. Вы хотите сказать, чтобы я правила на осле? А потом была распята? Дорогой мой восторженный друг! Святых императриц не бывает! Я понимаю Вас, Вы ненавидите зло в человеке, но я обеими ногами стою на земле, я не хочу, чтобы меня мир распял, я буду считаться с его законами, возможно, даже приспосабливаться к ним. Но я обещая Вам, как другу, я постараюсь привнести в него Добро, по мере сил моих. И не надо давать мне наставления. Ведь это Ваше представление - есть наставление для меня? Не так ли? Я вынуждена въезжать в Иерусалим на коне с золотой уздечкой. Это - нужно людям. В рубище и на осле - нет правителей. Эгоизм и борьба эгоизмов - основа этого мира. Прощайте. Приходите ко мне помянуть Елену (Испытующе смотрит на него). На этой неделе минет полгода. Забыли? мой восторженный друг? (Протягивает ему руку).
ВОЛКОВ (целует ей руку, тихо). Полгода! Уже полгода!
Пауза.
ЕКАТЕРИНА. Любите вы, служители искусств наставления давать. Сумароков поучал Елизавету Петровну, Вы – меня.
Пауза.
ЕКАТЕРИНА. Я не хотела крови. Видит Бог, не хотела. Бремя власти Бог взвалил на меня, да теперь прибавилось к нему бремя крови (Прикладывает платок к глазам, уходит).
Входит Григорий Орлов.
ОРЛОВ (Волкову). Потрясающая женщина! Глаза платочком вытирает! Сухие! Недосягаемая для нас, мужчин, сладость, омочить сухими слезами раскаяния радость избавления от всего неудобного.
ВОЛКОВ. Неправда! Вы не должны были убивать его! Она не хотела крови!
ОРЛОВ. Вы артист, а я политик. Я должен мысли читать! И мне ее мысли лучше известны, чем Вам. Она не хотела пачкать свои руки в чужой крови!
ВОЛКОВ. Нет! Вы ошибаетесь! Не знаете Вы ее мыслей!
ОРЛОВ. Я? Не знаю? Ну, батенька, да Вы с неба, что ли, свалились? Мне ли не знать ее мыслей?
ВОЛКОВ (раздраженно). Вы глупы для нее! (Отходит в сторону).
ОРЛОВ. Видали умников! Комедиант! Или она успела променять меня, потомственного дворянина, на этого комедианта? Великий артист! Да не может быть! Ей нужен я! А этот? Ее небесный обожатель! Ну Катиш! Ай да Катиш!
Входит Екатерина со свитой. Орлов устремляется ей навстречу. Екатерина проходит мимо него, Орлов догоняет ее, идет с ей рядом.
ОРЛОВ. Ваше величество, время торжественного обеда. Собрались послы иностранных держав, чтобы поздравить Вас с восшествием на престол.
ЕКАТЕРИНА (подходит к Волкову). Мы продолжим нашу с Вами беседу, Федор Григорьевич, и решим вопрос о Вашем дворянстве. Я жалую Вам дворянство с этого дня.
Вы гораздо более достойны быть дворянином, нежели многие из ныне пребывающих в сем звании. Прощайте.
Все уходят.
ВОЛКОВ (один). Званием дворянским меня наградила. Зачем? Разве это я хотел сказать ей? Предлагает мне коня с золотой уздечкой, и наградами пытается убедить меня в своей правоте (Смеется). Мне и телеги довольно! Разная у нас система ценностей, государыня императрица! Христос въезжал в Иерусалим на осле - а я шел следом (Уходит).
Занавес.

Картина 12.
Дом Панина. Мебель времен Екатерины. В комнате беспорядок, который бывает при сборах перед отъездом. Панин сидит за столом, держит в руках счеты. Дашкова стоит возле окна.
ПАНИН. Бежать отсюда, и поскорее. Она знает, что я не изменил своего мнения: Павел должен был стать императором, с назначенным при нем до его совершеннолетия опекунским советом. Тогда все были бы живы. Сегодня Петрова голова полетела с плеч, а завтра и моей черед того и глядишь придет. Она знает, что я не был склонен поддерживать ее коронацию. И тебе, Катя, советую быть осторожной. Лизавета едет со мной, а ты? Не передумала?
ДАШКОВА. Я остаюсь, я замужем, не забывайте, дядюшка.
ПАНИН. Не верь ей, она коварна. Будь осмотрительна.
ДАШКОВА. Ее величество и я до коронации были подругами. Вряд ли коронация повлияет на ее отношение ко мне. Коронация - только внешняя сторона.
ПАНИН. Она играла роль твоей подруги до своей коронации, ты была опасна для нее, поскольку твоя сестра были близка Петру. Тебя она держала поближе к себе - так следить удобнее!
ДАШКОВА. Вашими бы глазами, дядя, да на луну смотреть. Мою сестру, я думаю, ее величество ушлет куда-нибудь в деревню. Пусть лучше с Вами едет.
ПАНИН. Как можно так холодно говорить о своей сестре!
ДАШКОВА. Вы знаете мое отношение к Элиз. Было глупо с ее стороны увлечься таким человеком, как Петр.
ПАНИН. Не всем быть умниками, вроде тебя. Я то же могу сказать о твоем муже. Было глупо с твоей стороны увлечься таким легкомысленным человеком, как твой муж.
ДАШКОВА. Мой муж - герой! Он сильный, мужественный
 человек, честный и порядочный!
ПАНИН. С тех пор, как ты прибрала его к рукам.
ДАШКОВА. Я люблю своего мужа, и никакие злые языки не поколеблют меня в моей уверенности в нем!
ПАНИН. Когда дело касается тебя - ты права в своей любви. Так пойми же и Лизавету.
ДАШКОВА. Ну да, на безрыбье и рак - рыба.
ПАНИН. Она добрее тебя, гораздо добрее. Твой злой язык свидетельствует о твоем недобром сердце.
ДАШКОВА (тихо). Вы же знаете, дядюшка, что это не так.
ПАНИН (гладит ее по голове). Ну, будет, будет, знаком мне твой гордый характер (Тихо). Так ведь и у меня такой же. Не хочу ей служить, потому что она омочила трон в крови. Моя дворянская гордость не позволяет. Потому и выбрал деревню. Но тяжело, тяжело...
ДАШКОВА. Катиш - не виновата. Она запретила убивать его.
ПАНИН (раздраженно). При своем уме - ты все-таки наивна. Ну, да ладно, не стану разубеждать тебя. Тебе жить с ней рядом, с ней - встречаться, ей - служить. Не стану разрушать иллюзию образа, созданного тобой (Помедлив). Даю ей шанс - может быть, права ты, а не я. А Лизавете ты должна посочувствовать. Она - твоя сестра.
ДАШКОВА. Элиз получила то, что хотела. Можно было это предвидеть.
ПАНИН. Это предвидеть было невозможно! Весь расклад шел к тому, чтобы быть императором сыну Петра - Павлу!
ДАШКОВА. А в опекунском совете, конечно же, Вы.
ПАНИН. В опекунском совете мужи разумные, в первую очередь.
ДАШКОВА. И самый разумный муж - это Вы, сошед из басни Тредьяковского: ворон с носом без сердца мех. А сыр-то выпал! Дядюшка! (Смеется).
ПАНИН. Ты всегда была язвительной, но сегодня не время
жалить родного дядю. Тебе тоже, возможно, грозит опасность.
ДАШКОВА. У страха глаза велики.
ПАНИН. Смерть Петра может повлечь за собой и многие другие.
ДАШКОВА. Бегите! бегите! разумный человек! спасайтесь! Элиза скрасит Ваше затворничество. Только, думаю, ненадолго, деревенская жизнь не для нее.
ПАНИН. Привыкнет. Для нее - нет выбора. Так едешь с нами? или будешь лавировать?
ДАШКОВА. Я не лавирую. Императрица - моя подруга и мои дружеские чувства к ней не изменились со смертью Петра.
ПАНИН. Околдовала она всех, что ли?
ДАШКОВА. Мудрый муж говорит мудрые слова! Если бы из таких мудрецов состоялся попечительский совет, замудрили бы Россию окончательно.
ПАНИН. Как бы тебе не раскаяться в своем остром языке. Помянешь своего дядю!
ДАШКОВА. Мудрого своего дядю буду помнить всегда!
Входит горничная.
ГОРНИЧНАЯ. Что из посуды упаковывать?
ПАНИН. Почему ты это у меня спрашиваешь? Этим занимается дворецкий. Где он?
ГОРНИЧНАЯ. Они пьяны. Они все еще празднуют коронацию.
ПАНИН. Ах! Они все еще празднуют коронацию?! Так вот, скажи им, когда они протрезвеют, что с этого дня я назначаю нового дворецкого, а Петрович может продолжать праздновать в сенном сарае, с завтрашнего дня он будет чистить лошадей.
ГОРНИЧНАЯ. Слушаюсь. А посуду-то всю упаковывать?
ПАНИН. Пусть Матрена с посудой разберется. За что я кормлю вас? (Вдогонку горничной кричит). Серебряную не пакуйте! (Ворчливо). Некого там с серебряной посуды кормить.
ДАШКОВА. Мудрость изволит гневаться. Жалко дворецкого. Из господских покоев - к лошадям... жизнь штука непредсказуемая.
ПАНИН. Катя, давай прощаться (Панин троекратно целует ее, благословляет, крестит). Ну, Бог с тобой.
ДАШКОВА. Не обращайте внимания на мой злой язык, дядюшка. Я все-таки люблю Вас (Тихо). Я понимаю, Вы едете в деревню, чтобы спасти Элиз. Увозите ее подальше от двора. Вы очень добры, дядюшка (Обнимает его). Прощайте, не забывайте же и меня (Уходит).
ПАНИН (один). Как круто изменилась моя судьба. Ну, пенять не на что. Не до жиру, быть бы живу (Садится за стол, открывает тетрадь, листает счета). Взыскать долг с Орлова 300 рублей, считай, эти деньги пропали, не заплатит, долг Дашкова 100 рублей. Долг с Ланского 200, отдать долг Сыроедову 70 рублей... (щелкает счетами).
Занавес.
Картина 13.
Комната Волкова. Волков в постели лежит с закрытыми глазами. Рядом его брат Григорий Волков.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Простыл ты, братка, во время этого маскерада. Как говорил тебе, запахни тулупчик. Пуговица оторвалась! Нет бы пришил покрепче. Неженатый человек он и есть неженатый, и пуговиц некому пришить.
ВОЛКОВ (слабым голосом). Что ты там шепчешь...
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ (радостно). Очнулся! Ох, братка, напугал ты меня, то ли спишь, то ли бредишь, кричал, уж так кричал с полчаса назад и вдруг затих, не знаю, что и делать (Плачет). На-ка выпей лекарства.
Волков отворачивается.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ (плача). Пей же, тебе говорю, все
глаза просолил слезами о тебе. Молоко он не хочет, лекарства не хочет, высох весь, уже которую неделю лежишь. Тут лекарь был, когда ты спал, самой императрицы лекарь, тоже, как и наш, говорит, что антонов огонь у тебя, врут оба, поди. Вот, лекарства нового прописал. Сбегаю, куплю. Ты лежи, я мигом.
ВОЛКОВ. Подожди. Голову повыше подними, помоги мне, голова в яме.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Да что ты, братка, на двух подушках лежишь. А дай-ка посажу тебя (Облокачивает Волкова к спинке кровати, укрывает одеялом).
ВОЛКОВ (тихо). Плохо мне.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ (торопливо). Сейчас добегу до аптекаря, лекарства куплю - и назад.
ВОЛКОВ. Не уходи, побудь со мной.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Я мигом, братка, сейчас и вернусь (Уходит).
ВОЛКОВ. Ушел! (Закрывает глаза, некоторое время лежит с закрытыми глазами. Словно встрепенувшись, пытается подняться. Сидит на кровати, опустив ноги на пол). Прости суету мирскую рабу Твоему Федору, Господь Бог, Владыко живота моего. Не нужен стал Тебе раб Твой Федор, стопами своими упирающийся в землю до сего дня. Кончается мое служение Боговдохновенному Образу Красоты, Тобой рожденной, пронизывающей мир Твой, как свидетельство о Тебе, Властитель молний, Царь души моей. Знаю... ведаю... кровью Петра помазал Ты раба Твоего Федора, чтобы помиловать ее, и царствование ее благословить (Шепотом). Да будет воля Твоя! (Держась за кровать, поднимается. Выговаривая с паузами каждое слово). Мир, как на фундаменте, стоит на своих жертвах... Благодарю Тебя, Господь Бог мой, что избрал меня проводником Твоим в этот мир. Создали мы с Тобой театр русский, вопреки силам зла. И теперь будет стоять он и укреплять в душах человеческих ростки милосердия, справедливости, доброты, жажды мыслить и чувствовать возвышенно. Ухожу из этого мира и оставляю вместо себя ребенка моего малого, дитя мое любимое - мой театр. Я - жертва Твоя возлюбленная. Ты сказал: Мир стоит, как на фундаменте, на своих... (делает шаг, падает).
Входит. Григорий.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Братка! Братка! (Поднимает Федора, укладывает в постель).
ВОЛКОВ. Час мой пришел, брат мой. Прости меня за все. Пала на меня кровь Петра.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Будет, будет, выздоровеешь, что ты придумываешь.
ВОЛКОВ. Снилось мне, Григорий, что я в каком-то подземелье, кругом тьма и вода, и кто-то стучит, стучит!
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. А это верно в утробе матери ты был. А стучал, так это дворник, ходит вокруг дома и стучит в железку, от воров сад бережет. А ну, открывай рот! (Вливает ему лекарство. Волков сплевывает).
ВОЛКОВ. Лишнее!
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Ничего не лишнее! (Силой вливает ему лекарство).
Волков тяжело, с натугой дышит, неожиданно откидывается на подушки и затихает.
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ. Братка! Братка! (Молится, крестясь). "Благого царя благая мати, заступница моя Богородице..." Лекаря надо! (Выбегает, в дверях сталкивается с входящим лекарем). А я за Вами! Совсем плохо ему! Лечите же, лечите! Что же Вы не лечите!
Лекарь трогает пульс. Слышен колокольный звон.
ЛЕКАРЬ (немец, говорит с акцентом). Здесь нужен не я, а священник (Вынимает из сумки кошелек с деньгами). Вот это ее величество передала на лечение для него. Увы, деньги ему уже не понадобятся. (отдает кошелек Григорию)
Колокольный звон замирает. За сценой Марфа: "Шанюшек покушает, небось сразу выздоровеет!" Входят Марфа, Яков Шумский, Сумароков.
СУМАРОКОВ (торопливыми шагами подходит к постели). Что? Как он?
ГРИГОРИЙ ВОЛКОВ (плачущим голосом). Простыл он во время этого маскерада. Долго в беспамятстве лежал, а на днях поправляться стал, дай, говорит, огурчиков соленых, курочки поел, и вдруг живот схватило, всю ночь промаялся. А утром доктор говорит, антонов огонь, говорит, поздно, ничего сделать нельзя, кабы ночью позвал (Плачет). Да кто ж знал! Ведь поправляться стал!
 Сумароков кладет ладонь на лицо Волкову.
МАРФА. Кабы я раньше узнала, уж вылечила бы, травяными настоями. Уж вылечила бы.
Вновь слышен колокольный звон. Входит Екатерина. При всеобщем молчании подходит к постели Волкова.
МАРФА. Звонят. В службу кончился, в рай попадет.
Григорий крестится.
СУМАРОКОВ (тихо). Успокой, Господь, его душу.
Екатерина стоит неподвижно с каменным лицом. Звон усиливается.
Занавес.