Путешествие в Нирвану

«Чтобы написать что-нибудь стоящее, нужно быть абсолютно пустым».
***
«То была пустота, чреватая катастрофами, сулящая приключения, учащая жить на фу-фу, рискуя и в риске соревнуясь с бьющими как попало, в орла и в решку, разрядами, прозревая в их вспышках единственный, никем не предусмотренный шанс выйти в люди, встретиться лицом к лицу с неизвестностью...».
***
«...Это в обычае Диониса – развязывать страсти, отворять стихии и повергать вакханта в экстаз, покуда исступление не перейдет в свое светлое производное, безумство не обратится в гармонию».
(Абрам Терц, он же – Синявский Андрей Донатович)


День первый…

Есть места, самой природой предназначенные для убийства. Сегодня такое место – я. Я – убийца. Я и – жертва.

Уйти или остаться? В чем разница? Уйти и почувствовать себя никому не нужной – остаться и почувствовать себя никому не нужной. Остаться исходя из того, что все-таки здесь не хуже, чем там – уйти, потому как здесь не лучше, чем там...

Здесь или там? Одной или с кем-то?

Весь идиотизм, что мне еще не припекло выбирать, ибо я полагаю, что выбрала. Так ли это? Время покажет. И тогда я буду здесь и сейчас или там и тогда. А пока... А пока я просто чего-то недопонимаю.


День второй…

При ярком лунном свете наблюдается сильный выброс гормонов стресса, и усиливается агрессивность. А она – светит! Сияет.

Я как маленький ребенок, который разбалован обществом взрослых настолько, что, оставшись один, не знает, чем ему заняться.

Уйти или остаться? Тебе же сказали – лучше бы шла домой. Вымогла ночевку за поход за пивом и думаешь, что кто-то передумал? Кому-то от тебя теплее стало? А тебе?

Ведь только одно в твоей седо-недокрашенной голове – кто-то кому-то нужен лишь тогда, когда этому кому-то чего-то или кого-то не достает. А ты не воздух, дорогуша. Даже когда тебя нет, тебя любят не больше, чем когда ты есть. Иди на все четыре стороны – кто тебя держит? Или оставайся – ведь никто не гонит. По крайней мере – пока...



День третий…

Как я себя чувствую? Побитой.

Спорить не буду – неожиданно. А между тем, это именно так – битая рожа.

Фууу-у... Какой моветон! Дама и битая рожа.... Впрочем, а кто Вам виноват, что Вы до сих пор об этом удивляетесь? Неужто Вам никто лицо не портил до сих пор. Ну так кто Вам обязан, что не заслужили? Или не удостоились?

Человеки! Вяньте! Побитая сука вышла на тропу войны!!! А если и не сука, то все равно – вышла! Более того: ПОСЛАЛА ВСЕХ... Большими буквами – в Нирвану. Даже если им туда не хочется...

А можно подумать – мне без нее жить было никак. Уж не совру – в гробу я видела ту Нирвану. По крайней мере, думала так, пока не начала варить украинский борщ.

И что такое сие варево, если ты «казак», прошу пардону – «казачка», и, отнюдь, не в первом поколении?

Так вот, сейчас я даже не припомню, кто кого из нас любил. Или – по-настоящему... Хотя, впрочем, какая разница, когда чувства тюбетейку сдувают с вихра или с лысины. Абы чувства были... А ведь я – не чурбан. Даже соседка подтвердит. На груди у которой я сегодня плакалась.

Быть может, вспомнит даже по какому поводу. Но к чему этот треп, когда речь о душе? А она стонет, болит, и кошки по ней безудержно мерзко скребут. Вы думаете, я – про любовь? Проехали, мимо! Морда саднит – по ней безудержно били.

Заслужила. Виновата. Да и кто меня просил? Вот и мама с папой все в нервах, хотя... А, впрочем, какая разница? Но, быть может, они догадываются... Или уже догадались.

Вру! Куда им в их возрасте нырять в такие глубины. Им бы дача, огородик... На худой конец – грибочки... А я – старшая дочь с неустроенной личной жизнью. И это – в моем-то возрасте!


День четвертый…

Кто я? Муравей в термитнике? Монашка в келье?

Сижу в замкнутом пространстве, откуда так же далеко до неба, как и до земли. Все ясно – я, точно, – не птица. Мне привычнее по ступенькам, чем через окно.

Куда идти? К чему стремиться? Каковы планы? Да просто дойти! Или хотя бы выйти – выпорхнуть. Удрать!

Но я не умираю в пустыне от жажды, не дрожу в снегах от холода. Я сижу, уютно скрутившись под одеялом, в таком расчетливо цивилизованном месте как город. Не орды враждебных духов одолевают меня, не страх за свою жизнь – людское сострадание и чужое беспокойство за мою судьбу. За мое современное и своевременное «завтра». Как будто это имеет какое-то значение, когда ты уже в пути. Причем забрался настолько далеко, что разницы нет, в какую сторону идти – вернуться назад НЕВОЗМОЖНО.

Вот тут-то ты и понимаешь, что ты совсем одна, ибо все остальные умерли во вчерашнем дне или уснули в планах на будущее. А ты смотришь на стену или на шторы на окне и знаешь, что завтра уже не наступит никогда. По крайней мере, сегодня, пока ты сидишь, закутавшись, в компании гостеприимных страхов, которые вцепились в тебя, как восточные попрошайки и клянчат-клянчат-клянчат, будто у тебя есть то, что сделает их бессмертными, сытыми и счастливыми.


День пятый…

Непонимание... Я отнюдь не претендую на то, чтобы понимали меня. Тем более все.

Вопль «Никто меня не понимает!» никогда не вырывался из моей груди. По крайней мере, я так помню...

И вот сейчас я бреду на Север. Что ни час – то холоднее. Кто сказал, что для этого нужно передвигаться в пространстве?

Достаточно оказаться в двусмысленной ситуации, и становится жарко. Чем не Сочи?

Ну а когда язык не такой, что до Киева доведет? Хотя если и такой, что с него толку, когда ты не понимаешь, что тебе отвечают.

Не мычат, заметьте, не чирикают. Говорят членораздельно. Только в голове у тебя пунктик остался – сие трактуется так. А вот и не так! Даже не эдак!!!

И вот тогда получается, что ты – на Севере, потому что холодеешь от каждой попытки вникнуть в то, во что, по определению, невозможно, – в суть, в смысл, в чужие замыслы и планы, вместо того, чтобы просто идти туда, где еще по какому-то недоразумению брезжит огонек твоей собственной цели.


День шестой…

Утро началось в семь часов вечера.

Как называется этот милый обычай людей – делиться? Вот их никто не просит, а они – делятся! Своими радостями, горестями, печалями и победами. И хорошо если только впечатлениями! Как правило, «поддавшемуся» достается более материальная часть – проблемы. И только потому, что кому-то вздумалось осчастливить тебя своей щедростью.

В современном мире мало кто помнит, что такое взаимовыгода. Есть озабоченные и заботящиеся. Бывают – заботливые. Если не хочешь делиться сам. Они поделятся с тобой. Только намекни!

А иногда даже намека не надо. Достаточно, что лицо – доверчивое.


День седьмой…

Что он подарил? Тоску по родине. Но где найти дом, который бы меня устроил? Построить? И, прежде всего в сердце своем? Или ощутить эту пещерку домом?

Я иду туда, куда иду. Но хочется бежать от людей. Все дальше и дальше...

«Поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они с тобой поступили». Хочу ли я, чтобы люди избегали меня? А что я вообще от них хочу? Да и – в частности?

Есть ли у меня желания вообще? Вроде бы остались одни обязательства. Если я их выполню, облегчит ли это мне путь? А если откажусь от них? Последнее – хороший повод, чтобы вернуться назад. Хоть когда-нибудь. Ну а первое? Хороший повод, чтобы вообще никуда не идти. Задержаться на минуту и еще на минуточку.

Однако если путь пролегает не в пространстве, то что говорить о времени в пути?


День восьмой…

Страх смерти. Сегодня обнаружила – я встретилась с ним. Точнее, ощутила его присутствие.

Нагонять меня он начал еще вчера. И я настолько была напугана, что могла лишь бежать, бежать и бежать.

Смертельно больной человек, у которого еще не ослабла воля к жизни, делает массу идиотских движений – глотает таблетки, ложится на операцию. То есть начинает лихорадочно выполнять тот набор ритуалов, который, может быть, искренне ненавидел всю свою жизнь. А, теперь цепляясь за нее, предает себя, так же искренне считая, что буквально чудом выжил. Исцелился... Хотя, на самом деле, он уже давно умер. В вот самый момент, как сделал нечто не из внутренних побуждений, а по запросу извне.

Так и я вчера... Весело, наверное, было наблюдать этого смертельно напуганного зверика, побелевшего от ужаса, но по-прежнему перебирающего четырьмя лапками, вместо того, чтобы стать на две.

Ну а сегодня? Осознав себя умершей, чем отличаюсь я от себя вчерашней, которая мучилась, не способная осознать, что она мертва, причем давновато мертва, так, что по физически-материалистическим канонам ее тело давно уже было обязано во всю смердеть от разложения? Я вроде бы понимаю предназначение червей... Они не дают нам зазнаваться.
***
Страх смерти... Он заставляет делать необдуманные поступки – те, за которые в последствии слишком дорого приходится платить. Жизнь «на бегу» для некоторых «не по карману». Но это моя жизнь.


День девятый…

Хочется насочинять что-нибудь! Да такое, чтобы самой себе было приятно читать сей час. И писать, впрочем, тоже. Хотя, быть может, это просто потребность в чужом внимании?

Или потребность настоять на своем. На каком своем?! Но, что меня посетил приступ гнева, это – несомненно.

Если меня лично ничего не злит, то чье я «заимствую»? ... Отдаю обратно!

Получилось интересно. Однако вывода никакого сделать не могу. Или меня «коротит» на выводы? Тогда - что упорно не хочу видеть?

Меня не раздражают люди вообще – раздражают знакомящиеся («притирающиеся») парочки. Хочется сказать, что злит вранье. А на самом деле, я чувствую гнев, но не переживаю его. И выражать эту эмоцию – считаю не своевременным.

Можно сказать, что меня оскорбляет наличие рядом определенных типов. Но это лишь повод выпустить гнев наружу.

Однако, если это – не мое, и я, всего лишь, - «отстойник» по принципу дополнения, то... Надо взять – «накопить» – передать по адресу. Чего уж проще?!

Верно... А следует преобразовать в радость бытия. Все путем. Если же начну копить, буду выглядеть как спившийся хряк женского рода.

Пьяной, кстати сказать, себя и чувствую. Гнев – зашлакованная печень. Пускаю его на восстановление той же печени, то бишь – в жизненные силы, и что чувствую? Желание. Значит, ленивая часть меня предпочитает неравновесное партнерство. Ну-ну... Вся моя сексуальность, оказывается сидит в нездорово раздувшейся печени.


День десятый…

День старости. Каково было сегодня мое отражение в зеркале? Поневоле задумаешься, сколько еще и чего ты можешь отдать этому миру.

***
А отдать есть что. Господа жизнефобы, сбегайтесь! Всем сестрам – по серьгам. Честное слово!

Никого не обижу – всех одарю неприятностями... И соответствующим внешним видом.

Смерти нет. Нет страха. Есть жизнь и любовь. Так вот пусть жизнь и заставляет любить... Свои недостатки и ближнего своего, как самого себя.

Несоблюдение этикета... Норм, правил, законов, ритуалов. Невоспитанный ребенок или преступник? Преступник, насильник, – невоспитанный ребенок? Причина смерти и старости – неспособность к изменению?

О нет! Изменение – это и есть смерть. А старость... – отстаивание принципов. Борьба – не на жизнь, а на смерть.

«Я есть – такой, как я есть». Лучше вообще ничего, чем это... Что – ЭТО?! Природная лень задницу поднять, когда давно пора с места сдвинуться?

Почему все мертвые для меня живы, а живые мертвы?


День одиннадцатый…

Немощь. А почему бы и нет?! То, что рождает зверя. Или пробуждает зверя. В человеке.

Ау-у-у... Инстинты! Вот она – я! Без грима цивилизации, потому что нет денег на штукатурку и, даже, на тональный крем. А спонсоры – шакалы с гнилыми зубами и плохим пищеварением, которым легче продать-купить, чем добыть – трупы.

***

Немощь как предтеча зверя. К чему ужасаться Кали-Юге? Всего лишь – позыв человечества к бессмертию. Никто же не падает в обморок, если ребенок прилюдно просится на горшок? Или беззастенчиво делает в ползуны, смущая гостей?

Хотя не все из гостей смущаются – в конце концов, дело хозяев, что демонстрировать – «евроремонт» или уделавшегося «baby».


День двенадцатый…

О чем мысли? Об ухаживании, половой агрессии и сексуальной озабоченности.

Вопрос-испуг: какие сигналы я посылаю невербально? И почему на меня окрысился милый сибирский котик Орион?

Неуверенность ... Сомнения? Вах!!!

К чьему же, интересно, мнению я собираюсь присоединиться, если иду. Уже иду. Ну а кошки на душе скребут? Страх потери? Уж не у тех ли, кто вот-вот сойдет с дистанции. Кто-то... Но не я.

Сомневаться их сомнениями, горевать их горем, злиться их злостью?

Мешать им разлететься в разные стороны? Что за рюкзак я волоку? Груз чужих иллюзий? Еще, чего доброго, обвинят в воровстве!

Нет уж, люди добрые! Забирайте.


День тринадцатый….

Блондинкам свойственно наивно верить в добро и искренне винить в неудачах исключительно себя. Она не была блондинкой, потому, когда, подвернулся каблук, чертыхнулась, недобрым словом поминая российскую обувь. Помянуть немцев – не успела. Слишком быстро неслась бэмка, водитель которой – ну полный тормоз. Зачем сворачивал, идиот? Ведь она тоже свернула!

Так и прыгнули с моста солдатиком. Машина и женщина. Плавать не умели – обе.

Ну а мне-то что? Стою – смотрю. Участливо. Мне - больше не на кого злиться.


«Предлагая этот труд читающей публике, я замечу, что какое-нибудь произведение кажется ей негодным либо потому, что автор не дает себе необходимого труда, чтобы хорошо его написать, либо потому, что у него мало ума, либо, наконец, потому, что он нечестен с самим собой. В этом последнем отношении я ни в чем не могу упрекнуть себя. В настоящее время истину можно найти только в запрещенных книгах, в остальных – лгут. Большинство авторов ведут себя в своих сочинениях так, как светские люди за беседой: занятые только тем, чтобы нравиться, они мало заботятся о том, как достигнуть этого – ложью или истиной».
(Клод Адриан Гельвеций)