As I Lay Dying

Прости…

 Нежно обнимает меня снег, лежу, и сквозь ветки ежевики смотрю в небо. Закутано в тяжелые серо-белые облака, а в них впиваются колючки ежевики… Больно, наверное, им, но они ничего не говорят. Как не говорила и я. Зачем что-то говорить, если некому слушать тебя, если тебе никто не ответит, не придет на твой зов, не поможет тебе. Лишь только облака не рвутся, не кровоточат, они летят мимо, повиснут надо мной на мгновение, глянут вниз, на мое тело на снегу, и дальше летят, в другие края, что бы нигде долго не останавливаться, что бы не видеть людей, что бы не пораниться о шипы. Жизнь, легкая как облако. Ни боли, ни ран, просто вечное путешествие, без права отдыха, без права выбирать свой путь. Все, что дозволено, это лишь иногда просыпаться на землю. Снегом или дождем, градом или росой.
 Тихонько вытекает кровь из ран, причудливым узором впитывается в снег… Кровь моя горяча и это разрушает снег, оставляя на нем бесчисленное множество дорожек, до краев наполненных кровью, они, словно вены, растекаются все дальше и дальше. Будто бы это и вовсе не снег, будто бы это становится моим телом, белоснежным, холодным, израненным.
 Все меньше и меньше остается во мне крови, все меньше и меньше тепла, все меньше жизни и снег нежно ложится на мое порванное ежевикой платье, на мои жаркие раны, снег ложится мне на лицо и, печально тая, водой смывает с меня кровь... Везде раны и порезы, я долго бежала сквозь кусты ежевики, что бы спрятаться ото всех и отдохнуть.
 Увидел меня друг и не смог сдержать себя. Закричал, взвыл как страшный зверь, выл от гнева, что не уследил за мной, выл от бессилия, что не может мне помочь, метался, понимая, что он пойман страшными силами. Страшными цепями скован он навеки…
 Страшными цепями скована его сила, но оставили ему зрение, что бы он мог мои поступки видеть…
 Страшными цепями сковано его тело, но оставили ему слух, что бы он мог мой стон, призыв мой слышать…
 Страшными цепями сковано его тело, но дух его не скован… В страшных муках содрогается его тело ибо он дух из себя вырывает, и, вырвав, мне на спасение кидает… Ветром, ураганом яростным тот дух летит на землю, сносит с земли весь снег, что траву видно весеннюю, деревья вырывает с корнем, что бы не было куда мне спрятаться, что бы не было куда згинуть…
 Ежевика словно сговорилась с моим другом, и не пускала меня, она цепляла мое платье, мою кожу, кричала мне: «Позволь мне остановить тебя, неужели ты хочешь убежать прочь и никогда не вернуться?». Я печально смотрела на ее попытки спасти меня и, снимая платье с острых ее шипов, шептала в ответ: «Хочу…».
 Раны сговорились с моим другом, что бы мое тело болело, и я позвала на помощь моего друга, что бы он успел спасти меня, они выпускали мне кровь, они жгли мое тело, шептала мне: «Позволь нам исцелиться, неужели ты хочешь боли?». Я печально смотрела на их попытки исцелиться, и, прорываясь сквозь ежевику, нанося себе новые раны, кричала им: «Хочу!».
 Кровь сговорилась с моим другом, что бы я не могла далеко убежать, что бы друг успел меня настигнуть, закрыть собой, спасти, она медленно вытекала из ран, унося с собою силы, охлаждала мое тело, туманила мое сознание, завораживая меня: «Позволь мне согреть тебя, неужели ты хочешь погибнуть?». Я печально смотрела на ее попытки спасти меня, поддаваясь иному соблазну, стонала: «Хочу…».
 Ветер поднимал столбы снега за мной, закручивал меня в эти вихри, обнимал меня снежными руками, сквозь которые чувствовались иные объятия, Его объятия. Но это лишь на миг, потом меня отбросило на снег, с которого не было сил подняться.
 Стихи бушевали вокруг, снег укрывал меня белоснежными покровами, повторяя черты моего тела и стараясь скрыть собою кровь, что так стремительно текла прочь от меня, прочь от жизни. Зима пыталась остановить ее бег, заморозить кровь, заморозить время, меня, жизнь… тщетно… я уж давно холодна, иными холодами… ничему я не подвластна кроме… никому я не подвластна кроме…
 Стихии бушевали вокруг, но во мне поднимался другой мир…
 Друг изнывает от боли, видя, как я медленно ворочу взгляд на тропу, с которой не свернуть…
 Я ступаю на Тропу, но он насылает ветр северный на меня, что бы опрокинуть меня в снег, что бы не коснулась я Тропы… Собрав последние силы, я снова поднимаюсь и, держась за дерево, снова ступаю к Тропе, ветр гнет меня, но дерево, чувствуя всю мою боль, помогает мне… Он своим могучим телом останавливает ветр, он поддерживает мое тело, что бы я ступила Туда…
 Я ступаю на Тропу, но он насылает снег колючий, острый на меня, что бы я не видела дороги, что бы не коснулась я Тропы… Собрав последние силы я открываю глаза, изрезанные снегом и, держась за дерево, приближаюсь к Тропе, снег засыпает мне глаза, но дерево, чувствуя мою боль, помогает мне… Он нежно шепчет мне тихие песни, что бы я, успокоившись, тихонько закрыла глаза и наощупь нашла начало Тропы…
 Я ступаю на Тропу, но он страшным воем гудит в ушах, что бы я, не видя ничего, не могла и слышать дерева песнь, что бы я боялась той Тропы… собрав последние силы, я телом чувствую где лежит та заветная Тропа. Я иду к ней, держась за дерево, оно, чувствуя мою боль, помогает мне, что бы я не сбилась с Тропы… Древо гнет свой могучий ствол до земли, оно ложится на землю, что бы я, чувствуя рукой путь, пробралась к Тропе…
 Ветр сбивает меня и я, не удержавшись за дерево, падаю в снег… Так тепло, так мягко и уютно лежать на этом чистом снегу, слушать дыхание сосен, жить их ароматами… Новый снег медленно окрашивается моей кровью, уже не такой горячей, снег уже не тает… кровь просто медленно растекается… создает причудливые узоры, что похожи на ветки деревьев…да, это дерево, все в красных цветах… оно цветет моей кровью… весь мир окрашен мной, окрашен в рубиновую кровь, что течет из сердца, из души… Crimson World…
 Меня настигает бред, от которого я так старалась убежать… Воспоминания скользкой холодной рукой обвили мою шею… плотными кольцами, танцуя, начали они душить меня… Мало воздуха… нечем дышать… сознание мутиться, а перед глазами мелькают тысячи дверей. За каждой новой дверью – воспоминания. Жизнь, что стала мифом. Открываю одну дверь, вхожу…
 Дышать стало легче… Кровь, на миг остановивши свое течение, собирается по снегу, возвращается в мое тело. Я чувствую тепло, негу, но чем больше крови – тем сильнее я чувствую жжение, я чувствую, что кровь разливается по моему телу, чувствую, что проясняется мое сознание… Я поднимаю свою голову со снега, еще тяжело ее держать, но все же мне удается… Я даже чувствую, что могу сесть… Глубоко вдохнула запах снега… Такой чистый, холодящий запах, глубокий запах неведомых тайн…
 Встаю с моей мягкой постели и иду по лесу. Мои раны уже не болят, я полна сил, крови, жизни… Трава достает мне до пояса и поэтому я, что бы не смять ее, отклоняю нежно руками, кажется, что я плыву… Солнце гладит меня своими лучами, спадает с волос, ложится на плечи, обвивается вкруг меня и я иду, словно окруженная тайным свечением… Так тепло и чудесно… так хочется спеть солнцу песню, но я в лесу, а деревья любят тишину, спокойствие… вот выйду из лесу и непременно спою …
 Тихая, умиротворенная, наполненная силой деревьев я наслаждаюсь обретенной гармонией. Я чувствую себя, чувствую силы и возможности мои. Они безграничны. Безгранична и я. Обласканная лучами, я медленно плыву сквозь ароматную траву, собирая ароматы колокольчиков, лютиков, впитывая запах соснового леса. Я пью свет соснового леса, я живу… Живу без страхов, тревоги, без слез…лишь песни, смех, лишь тепло, лишь безопасность…
 Но я живу, и я иду… Иду без конца, иду без края, иду, переступая ветки…до тех пока… я не дохожу до края леса… Я вижу луг… Такой же солнечный, теплый, но сверху летают птицы и, заметив слабых, бросаются вниз, не щадя тех, кто не может защититься, а вдали виднеется еще один лес, еще одна жизнь.
 Чуть было не пустилась отчаянно бежать через луг, в надежде добраться до леса, но вдруг заметила дом. Странный такой. Маленький деревянный перекосившийся от старости лесной домик. Домик из сказки, в которых обычно живут гномы. Очаровательное местечко. Я подарила ему улыбку, чтобы ему не было так одиноко в этом лесу. Последний раз окинула взглядом лес, спросила у дерева добегу ли я… Нежно погладила стебелек маленького цветочка, но он переломился у меня в руках, словно просился, что бы я забрала его с собой… И я забрала…
 Ступила в траву загадочного луга… Постояла, все еще не отпуская ствол последнего дерева… Ощутила все свои силы и, не зная, что их так мало, отпустила опору… Пошла… Шаг, второй… Все так спокойно, то же солнце. Та же мягкая трава, но пространство луга захватывало дыхание. В лесу нельзя было распускать свои чудесные белые крылья, им там не было места, но этот луг… Оглянулась еще раз, осмотрела места, где жила, посмотрела на дом… Продолжила путь… Несмело, боязливо… Еще даже не расправила крылья, но заметила, что луг насторожился всеми его обитателями, дальше идти было опасно.
 Оглянулась на дом. Удивилась, заметив там человека. Он стоял на пороге, спокойный, уверенный. Оглядывал луг, остерегал тех, кто впервые осмеливался ступить. Но мне он так и не позволил зайти в траву и уйти в леса. Очаровал, дьявол, и оставил в доме…
 Еще не знал, кого он берег от всего, так тщательно берег, не отпускал от себя. Я была полна света и его это привлекало. Он обожал меня, обожал место, где мы жили и жизнь, в которой все было чудесно. Я была полна загадок и это его привлекало. Он обожал дни, ведь я смеялась и танцевала только для него. Он обожал ночи, ведь я врала ему, что мы всегда будем вместе…
 Он еще не знал, что я вру и то, что я ему шептала, очаровывало его еще больше. Я позволяла подглядывать ему все свои секреты, кроме одного, что берегла покровами молчания. Он боялся, когда я молчала. Боялся до дрожи, бушевал от гнева, но молчание было нерушимо.
 Пришла ночь, которой я боялась больше всего. Которая снилась мне кошмарами, которая душила меня слезами, ночь, что заставила меня биться об стены. Было полнолуние, дом был залит призрачным светом, все было отчетливо заметно – и огромную кровать и меня. Одну. Рассеял все мои страхи, дождался, пока я уснула, думая, что т а с а м а я ночь придет не сегодня и ушел…
 Выла от боли, но понимала, что лучше пережить его уход, чем открыть секрет. Глупая. Только потом дошло, что глупо было прятаться от него. Нелепо было врать ему, а если бы еще и раньше сказала, то, возможно, секрет бы не стал явью. Ведь он от всего мог защитить. Всегда спокойный и уверенный, он бы и здесь победил… Но… Я сама виновата. Прятаться от того, кто мог спасти и поддаваться тому, что губительно…
 Теперь никому не нужен секрет… Теперь никому не нужна моя жизнь… Последний танец свершу на лугу, последнюю песню спою в лунном свете. Куда же ты пошел, ночью и зачем? Молчит все, ничто не способно ответить…
 Не хочу я боле видеть мир, закрыться слезами нужно. И криком, что бы перекричать боль в умирающем теле… Ничто никому не нужно…
 Люблю соленый вкус теплых слез. Они очищают. Они открывают глазам новый, очищенный мир. Наплачешься до одури и так уснешь, продолжая ронять слезы, а утром проснешься, разбуженная солнцем рассветным. Манит мир своей красой, рассмеешься полуночной плаксе и… рвешься в жизнь, полная сил.
 Утро привело его ко мне. Не уследил он, что роса одной единой капелькой спрыгнула мне на лицо. Ландыши… Чудесный букет росянистых ландышей держал он в руках.
 Ты не уходил…
 Нет, я никогда не уйду…
 И я никуда не пойду, я не хочу, что бы ты приносил ландыши другой… Я хочу всегда помнить аромат этих лунных ландышей, что принесла тебе ночь. Я хочу всегда помнить человека, что разбудил меня их ароматом. Их аромат так прекрасен… Знаешь, у меня был секрет… Я расскажу его сейчас и больше ничто не будет…
 Тише, тсс… Я знаю все твои секреты…
 И даже этот?
 И этот тоже знаю…
 Ты улыбаешься, я так рада, что ты улыбаешься… но…
 Я улыбаюсь потому, что с тобой все будет хорошо.
 Да, все и было хорошо, пока секрет не схватил меня за горло. Я не знаю, что произошло, но он не видел той призрачной холодной руки, что душила меня. Или… или видел…
 Что же я сделала с тобой… Надо было не откликаться на твой зов, знала же, что за секреты у меня, знала ведь прекрасно…
 Лежу, не имея сил сбежать и смотрю как день за днем я забираю твой смех, день за днем я забираю твои улыбки, забираю даже голос. Лежу и заглядываю в твои печальные глаза, что жгут меня, но потом я отворачиваюсь, ибо нет сил смотреть на человека, которого я медленно убиваю. Я забираю его жизнь и вливаю ее в себя… Я оживаю. Оживаю, что бы видеть гибель моего охранника… Нет, нет, я не хочу такой ценой оставаться средь живых…
 Бери все, бери. Ты лишь живи, Маринка, лишь живи, а я и так… Лишь живи… Пообещай, что когда я уйду, ты будешь жить, пообещай мне. Дыши, милая, лишь дыши…
 Ну не говори так, не нужно. Я уйду и все будет чудесно. Алекс…
 Нет ты уже не уйдешь… Я…
 Видение оборвалось… Снова снег, холод и моя кровь, что растеклась по снегу, рисуя причудливое дерево моей жизни. И я – корень. Но закончилась кровь – сок, что древо питал – увяла жизнь. Лишь воспоминание о горячей крови в опустевших венах связывают меня с этим миром. И я понимаю, отчетливо понимаю, что тогда, в том доме, он жизнь отдал за меня… ДЫШАТЬ…
 Нет, нет, я не хочу такой ценой умирать… Он жизнь отдал, я обязана, обязана жить… Ох… Не толкайте меня на Тропу… Дышать…
 Слишком поздно ты захотела жить, дорогая, слишком поздно…