Город призраков, или рок-н-ролльное сумасшествие

ГОРОД ПРИЗРАКОВ И РОК-Н-РОЛЛЬНОЕ СУМАСШЕСТВИЕ

Он только и ждал момента, чтобы заставить их оцепенеть от ужаса, запихнуть в свой ужасный мешок и унести в небытие.
 С.Кинг. Кладбище домашних животных

То, что нас не убивает, делает нас сильнее (и мудрее).

1

Это история обо мне и моём отце.
В Мельне люди любят отмечать праздники вместе с друзьями, особенно когда есть настроение сделать это самым лучшим образом. Мой друг Ольберт тоже считал сплочённость основным залогом успеха подобных предприятий, но только до одного случая, того самого случая, который произошёл на минувший Новый год. Ничего примечательного мы, признаться честно, не ожидали, - что такого необыкновенного может принести эта дата и «благополучная попойка» ей же соответствующая? Но сила привычки поступать именно так и никак иначе, сила Его Величества Случая, вывела нас на заснеженную улицу в новогоднюю ночь. Лёгкий снег осыпал наши готовившиеся к загулу головы, собирая на них тонкие бархатные шапки. Меня всё донимала мысль о том, что я серьёзно поссорился с отцом, и это было бы ещё ничего, если бы не отягчающие обстоятельства: он не приветствовал мой стиль жизни, собственно говоря, потому я в порыве ярости и наговорил ему целую вереницу исполосавших его и без того больное сердце слов. Незадолго до праздника я сказал ему, что больше никогда не хочу его видеть. С отцом случился инфаркт. Я же превратился в дьявола, купил целую батарею выпивки и забылся в пьяном угаре, а несколько позже мне позвонил Мишель и пригласил на Новый год. Найти способ всё позабыть не стоило особых усилий. Плюнув на всё и вся и отдавшись на волю случаю, я выбрался на самую близкую и лёгкую, как казалось, тропу, так и не удосужившись опустить голову вниз и увидеть, что она кишит ползучими гадами, норовящими нанести смертельный укус. И с каждой минутой смерть становилась всё ближе…
Вот – чёрт возьми – и праздник!
Такси подъехало быстро, и мы с Ольбертом уже почти считали себя прибывшими на вечер к Мишелю, тот вечер, который на самом деле лишь скрывал от нас реальность, но произошла совершенно непостижимая вещь, после которой я до сих пор иногда подумываю о том, что рано или поздно придётся обратиться за помощью к специалистам, работающим в жёлтом доме. Хотя, конечно, это вряд ли, потому как я стал совершенно другим человеком. И в чём-то мне приходится быть благодарным тому загулу, что чуть не перенёс моё тело на городское кладбище. Итак, всё по порядку…
Ольберт сидел впереди, рядом с таксистом, и курил в полуоткрытое окно. Было непонятно, то ли это смольный дым вырывается у него изо рта то ли разгорячённый лёгкими пар. От него несло чем-то ужасно несвежим: у Ольберта была дурная привычка не мыться по нескольким неделям подряд. Он мог отлично обходиться без душа, главное, что его беспокоило, - это возможность послушать свою любимую группу – группу Металлика. Бывало, на какой-нибудь вечеринке он так заслушивался гитарными рифами и череподробящими битами барабанов, что отключался не оттого, что ему надоедало, а потому что организм просто не выдерживал такого расхода эмоциональной энергии за последние два-три дня бесперебойного бодрствования. Утром смотреть на него было зрелищем не из приятных. «Заканчивай курить, - сказал я тогда ему, - у меня уже нет сил дышать твоим дымом!» Он сделал ещё пару глубоких затяжек и выбросил почти докуренную сигарету за пределы машины.
Несколько разгоряченные спиртным, мы не вглядывались в то, что мелькало за окнами, да и трудно было, ведь шёл мелкий снег, а сами мы находились в состоянии предвкушения праздника, так что никакая посторонняя дребедень нас не могла отвлечь. Наконец Ольберт вообще перестал на что-либо обращать внимание: он включил свой CD-плеер и можно было только угадывать части песни «Mercyful fate», доносящиеся из маленьких наушников, засевших в пульсирующих от возбуждения ушах моего приятеля. Ох, как же он достал со своей Металликой!
Тем временем такси остановилось. Мы даже не особо заметили, как и когда это точно произошло. У меня возникло ощущение, что что-то не так. Но стоит ли обращать внимание на такие мелочи и мучиться разными глупыми домыслами, когда вот-вот можно окунуться в праздник по самое не хочу!
- Ольберт, дружище, - пробормотал я, открывая дверь и пытаясь выбраться из такси. – Давай скорее, заплати водиле, Мишель нас уже заждался!
Я пнул его в плечо, чтобы он немного очнулся от своей затянувшейся медитации над рок-песнями. Ольберт пришёл в себя. Мне удалось открыть дверь и вылезти на улицу. Я чувствовал себя несколько пьяным, хотя знал, что не шатаюсь. Очутившись на воздухе, меня посетило странное чувство, будто мы совсем не там, где должны быть. Я утопал в глубоких снеговых сугробах, которые обхватывали меня почти до колен. Какого чёрта! Ни единого огонька, ни единого здания, ни единой души вокруг, - только темнота и зловеще завывающий ветер.
- Ник! – услышал я голос Ольберта из такси. – Ник! Это не человек! Боже!
Я спохватился. Помог вылезти наружу моему приятелю. Он готов был убежать прочь, так и не объяснив, что случилось. Я недоумевал. Успокоив его, меня посетило ощущение, будто с такси что-то не так. Ситуация действительно напоминала дурной сюжет из какого-нибудь фильма ужасов. Нужно было подойти к двери водилы и спросить что-нибудь вроде: «Куда это ты нас завёз, придурок?» Но я, конечно, был не до такой степени пьян.
- Это не таксист! Посмотри сам! Это не таксист! – кричал Ольберт. И мне пришлось схватить его за шиворот и встряхнуть, чтобы он пришёл в себя.
Если бы не мой скепсис ко всему и вера в только реальные вещи, я бы, наверное, никогда не полез туда, в салон этой машины, но нужно было проверить, что имел в виду мой любитель тяжёлого рока. Судя по Ольбертову выражению лица, его действительно что-то очень сильно смутило, если говорить мягко. Мне предстояло выяснить, что именно его смогло до такой степени смутить, что он готов был убежать и провести Новый год неизвестно где.
Я осторожно открыл легко захлопнутую дверь и, стараясь пронзить зрением темноту, стал понемногу вглядываться в фигуру неподвижно сидящего таксиста. Никакой реакции.
- Послушай, Ольберт, - пошутил я, ничего не понимая, - мы ведь не заплатили этому парню, а он, как я посмотрю, даже не против…
Поскольку внутри мне не удавалось хорошенько разглядеть водителя, а сам он никак не реагировал на слова, я достал свой мобильный телефон и посветил им. То, что предстало моему взору, ошарашило. Волосы, показалось, зашевелились на голове. В одно мгновение ноги подсеклись, сердце застучало, как будто я был на грани того, чтобы задохнуться от невероятно долгого бега. Вот мы и приехали! Передо мной на сидении по-прежнему кто-то сидел, но определить наверняка не представлялось возможным по одной простой причине: за баранку держался одетый скелет! Одежда показалась мне именно той, что была на таксисте. Скелет выпучил свои пустые глазницы; от них отдавало сыростью и чем-то ещё. Я отпрянул, выругался и, выбравшись из машины, прокричал Ольберту: «Дай сигарету, чёрт подери!» Тот выполнил мой приказ и застыл в каком-то совершенно глупом молчании. Я курил, часто делая затяжки. Это действительно помогало, но, к сожалению, ничего не решало. Итак…
- Итак… - говорил я тогда, - у нас дерьмовая ситуация. Я точно сплю! В машине вместо таксиса, которому мы должны заплатить, сидит скелет, а мы сами попали в какую-то глушь непролазную!
Ольберт помолчал с минуту.
- Значит, мы не станем ему платить… - сказал он и достал очередную сигарету.
Я подумал, что неплохо было бы успокоиться, всё взвесить, привести себя да и несущего невесть что моего приятеля в чувства. Через некоторое время мне пришла в голову замечательная мысль. А как это всё может быть? Ведь это сущая белиберда! Чушь! Такого быть не может. Надо всё проверить ещё раз. Мы добряче выпили – это неопровержимый факт, так что в таких ситуациях может показаться что-угодно. Но не двоим же одновременно! «Что ж, - подумалось мне, - надо узнать, что видел Ольберт».
На мой вопрос любитель тяжёлого рока ответил просто.
- Там скелет!
Отлично.
Такое просто не укладывалось в голове. Я решил ещё раз проверить что к чему и выяснить, наконец, суть этой глупой ситуации. Когда я открыл дверь такси, меня посетило странное, но поражающее своей безысходностью чувство, от которого свело живот. Чувство как бы давало уверенность в кошмаре, неподдельную уверенность, приносящую благотворное спокойствие и равнодушие ко всему, что происходит. К счастью, это чувство не продлилось долго. Внутри, на переднем сидении, действительно сидел скелет, но теперь у него между зубами торчала медленно тлеющая сигарета. Я снова выругался, и было ведь от чего! Так я себя давно не ощущал. Но такая ситуация просто удивляла, я не понимал, как нужно реагировать на нее. Поэтому я засмеялся. Ольберт схватил меня за рукава пальто, хорошенько встряхнул и крикнул, чтобы я перестал. Я перестал. Но легче от этого не стало. Ветер бил по лицу, а на наших непокрытых головах секунду к секунде собирались маленькие снеговые шапки, которые мы не задумываясь периодически смахивали замёрзшими руками.

2
 
Прошло немного времени.
- Слушай, - наконец предложил Ольберт, - это просто не укладывается в моём мозгу. Так не может быть. Я уж протрезвел от такого! Давай ещё раз вместе посмотрим на это…
Я кивнул. Нужно было в конце концов что-то делать!
Мы подошли к машине: Ольберт стал у передней двери пассажира, а я решил открыть дверь водителя. На счёт «три» мы распахнули их обе и заглянули туда. Какого же было наше удивление, когда никакого скелета мы не увидели. Там было пусто: ни водителя, ни костей, вообще ничего! Меня бросило в жар, в голове случилось что-то наподобие помутнения, я даже схватился покрепче за дверь, чтобы не упасть ненароком. Мой спутник вскрикнул. От этого у меня ёкнуло под сердцем. Медленно оглядывая салон, я думал, как такая ситуация возможна. Но ответы не находились.
Был ли скелет? Допустим, что не было, но тогда как мы могли попасть в такую глушь? Не по собственной же воле! И где в таком случае водитель, не мог же он в конце концов просто исчезнуть, испариться? Пора было собраться с мыслями, успокоиться и – что совсем не лишнее – убраться отсюда поскорее.
- Давай, дружище, - сказал я Ольберту. – Ты хорошо водишь, а другого выхода у нас нет. Садись за руль.
Машина завелась легко, и вскоре начались наши поиски выхода из этих пустынных дебрей. Мы ехали медленно – сугробы не позволяли набрать приличную скорость. Попытки различить в этом мареве хоть что-нибудь, позволившее нам обрести ориентир, увенчались полным провалом: плотная пелена закрывала всё, что можно было бы увидеть. У меня сложилось впечатление, будто мы вообще попали в какой-то другой мир, отрезанный от реальности поступками, имеющими непоправимые последствия. Подтверждение этого ощущения не заставило ждать. «Что за дерьмо! – вскрикивал Ольберт, понимая, что мы заблудились, но самое страшное состояло в том, что мы даже не имели понятия, в какой местности мы заблудились. Мой приятель не унимался: - Откуда взялась эта дыра! Ник, что делать?! Ну, хоть бы что увидеть! Хоть что-нибудь, пропади ты пропадом! Эй, есть тут кто?!» Вопрос его более походил на возглас отчаяния, но…
В тот самый момент, когда он выкрикнул это, в лобовое стекло что-то с силой ударило. Мне даже показалось, что удар мог проломить материал. Однако этого не произошло, зато после мой спутник пожалел о том, что произнёс подобные слова.
- Останови машину! – сказал я ему. – Там что-то было.
Действительно, было.
Взгляд Ольберта сообщил мне, что если у кого-то из сидящих в салоне и родилась мысль относительно того, как бы выяснить всё происходящее снаружи, то это самая дурацкая мысль из тех, что когда-либо навещали Человека Разумного. Но что могло посетить наши накачанные алкоголем головы? Впрочем, никто не хотел выходить. На это у нас хватило мозгов. Мы решили не соваться туда. Особенно когда послышалось шуршание и приглушённый снегом странный топот. Внезапно что-то прилипло к моему дверному стеклу и стало колотить в него что есть мочи. Я обернулся и увидел нечто, походившее на изуродованное лицо. Сначала мне так и показалось. В ужасе Ольберт закричал так, будто ему отрезали кисти рук, а потом стали водить этими же насильно отсоединёнными от материнской плоти окровавленными пальчиками по коже под глазами, возбуждёнными от увиденного кошмара. Справляясь с накрывшей меня волной паники, мне удалось разглядеть это лицо, которое оказалось не единственным в ночной метели, застигшей нас врасплох.
- Гони, твою мать! – взвыл я.
Трясущимися руками Ольберт справился с переключателем передач и вдавил педаль в пол, обнаружив на плоскости лобового стекла десятки таких лиц: они походили на свиные морды, над которыми поработал исправный мясник со стажем, но порезы как бы зарубцевались; на голове у них высились небольшие рога, а шерсть покрывала частично даже огромный пятак, весь в вызывающей тошноту бледно-багровой слизи. Тела существ, разбросанные в разные стороны стремительным движением авто, были небольшого размера. Однако тот факт, что тварей этих была тьма-тьмущая вокруг, никак не забавлял и не позволял вздохнуть облегчённо. Я приказал Ольберту заткнуться, потому как его крик с каждой секундой казался мне всё более заразительным. Но нужно было сдержаться. Сдержаться, чтобы не сойти с ума.
Свиньи-мутанты валились кучами; конечно, это несколько радовало, едва не вселяя мужество, однако в конечном счёте испепеляло всякую надежду на спасение в случае, если мы не выберемся из этих заснеженных дебрей. Я сходил с ума от непонимания той ситуации, заложниками которой мы стали. «Так не бывает! – твердило во мне что-то, из самой глубины моего естества. – Так не бывает!» И лишь очередная тварь, запрыгнувшая на переднее стекло, выполняла функцию некой лакмусовой бумажки, словно вставляя мою и без того обезумевшую от ужаса голову в полость большого медного колокола и с огромной силой ударяя по его медной толще.
Такое бывает! Такое бывает! Такое бывает!
Постепенно метель стала утихать. Ольберт совладал с собой и уже не кричал. Количество монстров значительно уменьшилось, по крайней мере, мне так казалось. Следовало, наконец, определиться с местоположением. Это было легче сказать, чем сделать. Всё говорило о том, что даже приблизительно ответить на вопрос, где мы и (кстати) что с нами будет, - не представлялось возможным. Именно тогда мне в голову и пришла идиотская мысль, будто праздник в этом году не удастся.
Вот – чёрт возьми – и праздник!
Отсутствие метели нам помогло. Ольберт заметил, что тварей уже почти нет, пропали и их отвратительное чавканье и приглушённый топот. Можно было перевести дух. А может приготовиться к чему-то ещё более удручающему, тому, что вампиром высасывает по капле жизненные силы из тех, кто создан из плоти и крови.

3
 
Вскоре перед нами возник свет. Он дёргался, прыгал, будто им играли в футбол, подбрасывая и ловя налету, или будто кто-то жонглировал им в нервном припадке, понимая, что с одним только светящимся предметом не прославишься. Ольберт остановил машину, и мы напрягли своё зрение как могли, чтобы понять, что приближается к нам. Буквально через минуту у авто стоял человек с фонариком.
- Эй, вы, скоро начнётся «Великое Рок-Монстр-Попурри»! Спешите, увальни бестолковые!
Я опешил от его несуразицы. Это был невысокого роста мужичок с дерзким взглядом, весь грязный, одетый в какие-то доисторические лохмотья и передвигающийся в пляске. Очень странный тип, скажу я вам. В ту ночь нам довелось наглядеться такой всячины, которую многие и за всю свою жизнь не видывали. В этом я уверен на все сто процентов.
Мы оглянулись по сторонам и, убедившись в том, что рогатых тварей поблизости нет, вышли из машины к незнакомцу.
- Откуда ты? И где мы вообще находимся, в Мельне? – спросил Ольберт первым.
Мужик, по-прежнему нервно дёргаясь в неистовом танце, пробормотал что-то вроде:
- Мельн? Никогда не слыхал! Скорее в Хель, тупицы!
- Что ещё за Хель?
- Город, тупицы, город, город, город!
Наглость его немного раздражала, но внешность определённо отталкивала.
- Не мели чушь, как там тебя… Лучше объясни. – Пытаясь быть спокойным, сказал я ему я. – Мы заблудились с Ольбертом… какой-то грёбаный таксист завёз нас сюда, затем превратился в скелет, а потом и вовсе исчез. По дороге мы наткнулись на каких-то полухряков-полуоборотней, чуть не полакомившихся нами на праздничный ужин, у нас заканчиваются сигареты, и Новый год вот-вот начнётся. Так что, дружище, не шути со мной, а лучше напряги свои мозги и отвечай, где мы и о чём ты вообще говоришь, не то я покажу тебе самый лёгкий путь в больницу.
Казалось, что он испугался. По-дьявольски огрызнувшись, он хихикнул. Видно было, что ему никогда не говорили таких слов. Трясущаяся рука, в которой он держал фонарик, поднялась и остановилась на уровне моих глаз. Определённо, это существо в странных лохмотьях что-то знало.
- Ты, заблудший отрок! - завопил он. Губы его заплясали в такт движеньям тела. – Пора бы понять, вульгаты не читавший! Я послан к вам для указанья!.. Туда, туда! Скорее в Хель.
Он показывал фонарём куда-то вдаль.
- Чего?.. – засмеялся было я.
- Молчи! Там Хель, и скоро «Великое Рок-Монстр-Попурри»! Тебе туда дорога, отступник и убийца!
Мне не удалось сдержаться. Земля поползла под ногами, и я бросился вперёд в надежде набить ему его наглую морду. Но тип оказался изворотливым, отступил внезапно, словно знал, что будет атака, и всё моё грузное тело повалилось на снег.
- Сука! – закричал я.
Существо по-прежнему хихикало.
Во мне, как в ожившем от векового затишья вулкане, с неудержимой силой поднимались лава ярости и гнева. Этот невесть откуда прибывший средневековый пришелец разозлил меня не на шутку. Не успел я встать на ноги и оглядеться, как фигура его с пляшущем фонариком была уже настолько далека, что бежать за ним не имело никакого смысла.
- Да пошёл ты!..
Ольберт посмотрел на меня и проговорил:
- Он сказал, там есть город.
Нужно было что-то делать.
- Вероятнее всего, это псих какой-то. Садись в машину, поедем туда, посмотрим на этот его город.
Мой спутник кивнул в ответ. Мы забрались внутрь. «Спасибо скелету, - пошутил я тогда. – Хоть авто нам оставил!»
Такси, минута за минутой теряя топливо, медленно двинулось в направлении, указанном психом, в поисках какого-то города, который этот ненормальный назвал Хелем.
Если бы я мог видеть тогда сквозь пелену, то, возможно, разглядел бы в заднее стекло образ скелета, стоящего в сугробах и беспечно докуривающего сигарету.
Скелет махал нам на прощание своей ссохшейся кистью. И любой, думаю, прочитал бы в тот момент на его скулах печать смерти. Он предвкушал наслаждение. Оставалось лишь чуть-чуть подождать…

4
 
Нам не пришлось долго ждать. Уже через несколько минут мы наткнулись на биг-борд, на нём крупными буквами было написано «ТОЛЬКО В НОЧЬ ВСЕХ МЁРТНЫХ! ВЕЛИКОЕ РОК-МОНСТР-ПОПУРРИ! ПЛАТА ЗА ВХОД – ДУША. ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ». Содержание придорожного плаката показалось мне выдумкой настоящего сумасшедшего, вроде того, кого мы повстречали недавно. Что ж, нужно было посетить этот город, чёрт бы его подрал. Другого выхода тогда у нас не было – не хватало ещё окончательно кануть в бесплодные снега, заблудиться в них и предстать перед потомками в виде отлично сохранившихся мумий. Думаю, никому не хотелось бы стать первой на свете мумией, в саркофаге которой археологи не нашли бы ни грамма мозгов.
Город, названный человеком с фонариком Хелем, был совершенно безлюдным. Медленно проезжая по его узким улицам, мы не увидели ни единого жителя. Фонари горели исправно, хорошо освещая всё вокруг, однако состояние города натолкнуло меня на мысль о том, что лучше бы они не работали вовсе. Сначала, как только мы въехали в пределы Хеля, нам показалось, будто на улицах ужасно много мусора, как мелкого так и довольно крупного, - со временем моё внимание привлекли какие-то мешки, то тут то там валявшиеся без присмотра почти на каждом повороте, почти у каждого магазина, на каждой скамейке. Я попросил Ольберта остановить машину. Он понял, что мне пришло в голову, и сказал, чтобы я был осторожным. «Всё под контролем», - без особой веры ответил я. Даже воздух здесь показался значительно отличающимся от того, что мы привыкли чувствовать в Мельне. Он отдавал гнилой сыростью. Это было первое. Мешок, лежавший поблизости, что-то напоминал, но вовсе не сшитую человеком материю для хранения разной всячины. Это было второе. Наконец – и что самое поразительное – тучи, сокрывшие небо от взгляда, так низко опускались в черте города, что, казалось, вершины фонарей удерживают их от того, чтобы они не полетели наземь и не украсили улицы и крыши Хеля тёмным покрывалом. Это было третье. Все эти три момента, прицепившиеся ко мне в процессе наблюдения, слились в один в то мгновение, когда мне открылась правда.
Я пнул мешок ногой и понял, что пнул совсем не мешок. Передо мной, разинув рот в ужасном предсмертном крике и выпучив глаза в поисках облегчающей муки картины, распластался труп девочки-подростка лет тринадцати-четырнадцати.
Это не сырость, это не мешки, это не небо!
«Вот, дерьмо! – вскрикнул я от такого неожиданного открытия. – Вот, дерьмо!»
- Что там, Ник? – отозвался Ольберт.
- Иди и посмотри сам!
Мой спутник вышел из такси. Стоять перед трупом, осознавая, что весь город, в котором ты находишься, полон мёртвыми телами, не очень-то приятно, скажу я вам. Любому человеку, имеющему здравый рассудок, конечно, стало бы понятно, что как ни назови этот город, а похож он на какое-то проклятое место, место, где всем грозит одно и то же – смерть.
Мы вернулись в машину и продолжили путь.
За очередным поворотом высился тот же биг-борд, что нам довелось увидеть за пределами города. Что это за «Великое Рок-Монстр-Попурри» такое? Словом, Новогодняя ночь одаривала нас чем дальше, тем большими загадками, не имеющими на первый взгляд (а может и вообще) никакого решения. Удивлению нашему с Ольбертом не было конца, когда мы внезапно обнаружили на одной из улиц маленький ресторанчик, освещённый тусклым электрическим светом, но самое важное заключалось в том, что внутри мы увидели одного посетителя и девушку в форме официантки. «Надо остановить авто и зайти туда», - сразу предложил я. Мой спутник не поверил услышанным словам. Он опять говорил об опасности. Но я знал о ней. И вняв моей уверенности, Ольберт решил составить мне компанию. Терять – так вместе. В тот момент мы понимали, что может случится что-то нехорошее, поскольку в слишком дурных обстоятельствах оказались двое парней, просто пожелавших на славу отметить Новый год. С другой стороны, мы не понимали, насколько ужасным может быть то, что с нами произойдёт. А это, как вы видите, разительное отличие. Небо и земля!

5
 
Ресторанчик, в котором мы оказались, был стилизован под восточный интерьер. Небольшие лампы дневного света создавали особую атмосферу уюта, но я почувствовал в этом некоторую толику жути: на стенах, отделанных сандаловым деревом, красовались надписи иероглифами и изображения изрыгающих пламя драконов. Изящные искусственные цветы лилового цвета в специальных плафонах из фарфора, узкий проход между столиками в форме удлинённых листьев и поедающая присутствие тишина, - всё это ощущалось как неотъемлемая доля зловещей целостности города. Мне стало жутко. И я знал, что то же чувствовал мой спутник. Ольберт попятился назад, как только мы вошли внутрь, но я схватил его за руку и увлёк за собой. Нам следовало бы успокоиться, ведь окажись мы в другом месте, - всё ровным счётом не имело бы значения, поскольку главная проблема заключалась именно в том, что мы заблудились и совсем не понимали, где находимся. Заведение же казалось вполне приличным. В ресторанчике сидел лишь один посетитель. Это был мужчина в возрасте, из тех, что всю свою жизнь проработали на производстве за гроши и только и сделали, что смоги пару раз съездить с женой за границу на отдых да купить машину через третьи руки. Когда мы поравнялись с ним, мне удалось разглядеть его лицо. Оно было довольно крупным, синюшного оттенка, всё в струпьях, отчего мурашки побежали по спине. Я отшатнулся от незнакомца в сдержанном отвращении. Казалось, он заметил это и в ответ язвительно ухмыльнулся нам, потом налили себе водки из стоявшей на его столе бутылки «Смирнов» и одним махом опрокинул всё содержимое в рот и глазом не моргнув.
Официантка, не выпускавшая из внимания этого полупьяного увальня, рассмеялась всеми алмазно-белоснежными зубами без исключения.
- Морган, - сказала она, - пора бы заканчивать пойло глотать. Ты же знаешь, скоро концерт.
Морган оскалился.
- Позаботься лучше о своих клиентах, дурочка…
- Не обращайте внимания, - обратилась к нам официантка, - он вечно чем-то недоволен. Присаживайтесь, пожалуйста. Чего желаете?
Официантка говорила с некоторым кокетством, но оно не было глупым, даже несколько отпугивающим. Я уловил в её голосе нечто до боли знакомое, будто не раз встречал эту девушку раньше. Она была хороша, но сильно раскрашена косметикой, что делало её образ каким-то неподдельно зловещим, вызывающим странное ощущение тревоги. «Не нравится мне всё это! Сущий бред!» - промелькнуло в голове.
- Сок… апельсиновый, - запнувшись, ответил Ольберт.
- Что-то ещё?
- Нет, спасибо.
«Какого чёрта! – подумал я. – Мы погрязли в какой-то дыре в самый что ни на есть канун Нового года, по дороге на нас напали монстры… Заброшенный город, в котором мы находимся, кишит трупами… А мы заказываем апельсиновый сок!»
Я повернулся к ней.
- Послушайте, мы ехали к другу на празднование, но заблудились… - я осёкся, задумавшись на секунду, как это глупо звучит. – Словом… не важно, главное – нам надо выбраться отсюда… В каком направлении Мельн?
Она снова улыбнулась.
- Мельн? Никогда не слышала… Это город?
- Какого чёрта! – неожиданно закричал Ольберт. – Вы что, с луны все свалились?! У вас на улицах трупы валяются, а вы тут хреновиной занимаетесь!.. Что это вообще значит, кто-нибудь мне может объяснить?!
Девушка покраснела. Но, как казалось, вовсе не от смущения или испуга, а от не понятного нам наслаждения, возможно, тем, что мы были напуганы как десятилетние сосунки.
- Я вас не понимаю… - сказала она с довольным видом.
За своей спиной я уловил движение. Это подкрался тот, кого официантка назвала Морганом. Он поднялся, как подсказывало мне шестое чувство, именно для того, чтобы надрать в эту праздничную ночь наши непрошенные задницы по полной. Но как только я взглянул в его налитые кровью глаза, то понял, как я ошибся. Морган был готов убить нас с Ольбертом на месте. Этот мужила был похож на вампира, готовящегося к смертельному прыжку. Официантка ринулась к нему, пытаясь успокоить. Между нами и вампиром в струпьях образовалась сдерживающая сила в виде прелестного женского тела. В тот момент мне захотелось плюнуть на всё, послать всех на хер и выпить чего-нибудь покрепче. Но это была минутная слабость.
Наконец девушка усмирила клиента. Тот сел на своё место. Затем она почти приказала нам не производить много шума и занять один из столиков. Что нам оставалось делать? Мы так и сделали.
Недовольный тем, что его усадили на место, Морган походил на пороховую бочку с горящей от выпивки мордой вместе фитиля. Один этот парень ничего с нами не мог сделать, но кто знал, что у него на уме! Мы не хотели связываться с почти в дребезги пьяным мужланом – это никогда не приводило ни к ничему хорошему. Как говорится, можно повернуться спиной к незнакомцу и стоящей перед ним на столе выпивке, но этого никак не следует делать, если выпивка уже в желудке у незнакомца, а сам он прячет под одеждой огромный охотничий нож.
Вскоре официантка принесла наш заказ. Ядовито-оранжевый сок засиял на столе; в полумраке, оставляемом немногочисленными лампами дневного света, он ещё больше казался непригодным для пития. Мой спутник с тоской смотрел на этот только что доставленный для нас напиток, нервно постукивая ногтями по сандаловому дереву.
- Девушка! - не выдержав, обратился я тогда к официантке, - Так Новый год уже пришёл?
Глаза у неё сверкнули.
- Без концерта он не придёт, - сказала она.
Морган опять пропустил стопку и уставился на меня своим угрожающим взглядом полумертвеца.
- А что за концерт?
- Скоро увидите. – И она смахнула рукой волосы с груди.
Только сейчас я заметил: у неё на левой руке не было среднего пальца. «Чёрт всё подери!» - захотелось закричать. Но тут произошло нечто совершенно ни в какие ворота не влезающее.
На улице послышался топот и слабый скрип, похожий на звук, издаваемый не смазанными маслом ступицами. Каково же было моё удивление, когда спустя несколько мгновений рядом с нашим такси появился дилижанс, несущийся упряжью, состоящей из двух вороных коней.
- Он прибыл! – проговорила официантка; она смотрела туда, где остановился дилижанс, как зачарованная.
Морган лишь постучал по столу, видимо, в знак одобрения.
Кто - он?
Перед ресторанчиком возникла фигура. Потом дверь тихо открылась, и внутрь вошёл высокий человек в чёрном плаще с накинутым на голову глубоким капюшоном. Он медленно шёл между тускло освещёнными столиками в направлении к барной стойке.
Когда фигура остановилась, чтобы сделать заказ у официантки, я услышал голос.
Голос у него был особенный. Такой, знаете, железный поток, от которого хотелось найти где-нибудь топор и перерубать всех, кто встретиться на пути. Я никогда в своей жизни не слышал такого голоса.
- Коньяк на бес-траве и пралине в шоколаде.
Сделав заказ, фигура повернулась к нам.
- Так, так. Нас, наконец, посетили Ник и его друг Ольберт! – промолвил он замогильным тембром.
В тот момент у меня так забилось сердце, словно я находился в сауне и при этом, занимаясь сексом, увидел дьявола в самом жутком обличии! Мой спутник тоже был на грани.
- Откуда вы знаете наши имена? – ответил я. Думаю, уверенности в голосе у меня тогда не было ни капли.
- Я много чего знаю про вас.
Он подошёл к нашему столу. Мы сидели как каменные от неожиданной и неприятной встречи с ещё одним незнакомцем. Чёрная фигура выждала несколько секунд, а потом просто села напротив нас. Мы переглянулись с Ольбертом, не понимая, как реагировать на такое. И как только у меня в голове мелькнула мысль о том, что неплохо было бы увидеть лицо этого пришельца, прибывшего на дилижансе, я понял: нельзя было такого желать. В одно мгновение незнакомец сбросил капюшон. То, что мы увидели, действительно очень трудно описать, трудно описать именно потому, что чувство, охватившее нас, поселилось внутри и достигло в прямом смысле костей, - нельзя было не ощущать, как каждый миллиметр моего скелета потревожили миллионы тонких скальпелей страха, скребущихся всё быстрее и быстрее и превращающих меня в прах. Это сводило с ума. Знаете, наверное, слово страх здесь неуместно, поскольку страх испытываешь до испуга, до того, что является в самый неожиданный момент. Когда же ты видишь предмет своих опасений, тебя охватывает совсем не страх, а ужас, имеющий силу оцепенения и даже паралича. Вот что мы испытали тогда. А предстало перед нами мертвенно бледное лицо с правильными чертами, поразившее на свету своей невозможной белизной, страшные глаза с багровыми, цвета запёкшейся крови зрачками и волосы на голове – живые и омерзительно двигающиеся черви… Один из них упал на мелкий рельеф сандала и пополз к стакану с ядовито-оранжевым соком.
Вот дерьмо!
Если бы не отказавшие ноги и онемение лица, я бы с воплем сумасшедшего подпрыгнул в истерике и дал дёру отсюда, но силы оставили меня, дав взамен парализующий ужас. После этого явления мы абсолютно ясно поняли, что попали далеко не на пир горой, а в сущий ад, конец которому, возможно, не наступит никогда. Хотелось убедить себя в том, что это лишь сон, кошмарное видение без каких бы то ни было последствий… Я осёкся.
- Нет, Ник, - прервал мой внутренний монолог тот, кто сидел напротив, - это не может быть сном, потому что причиной того, что происходит перед тобой и твоим другом, являешься ты сам. Советую вам расслабиться и не делать глупостей. Вот Сандра… - он махнул рукой в сторону официантки: - однажды выказала своё недовольство, показав мне средний пальчик. Я преподал ей маленький урок, которого она не заслуживала, конечно, потому как заслуживала она намного более худшего урока, но с тех пор, как видите, желание меня оскорбить ещё раз у неё не появлялось. Или, например, Морган…
Мужик, сидевший недалеко от нашего столика, недовольно поёжился, уже еле-еле соображая от выпитого, но покачивая в смирении головой, видимо в знак согласия.
- …Морган теперь не любит смотреться в зеркало. Впрочем, не внешность его беспокоит: каждую неделю у него линька! Представляете? А новые струпья, сменяющие старые, причиняют ему ещё более сильные мучения. Вот он и пьёт, несчастный.
Боже! Как же это возможно?!
На груди того, кто сидел напротив нас, висел медальон с изображением большой буквы «Ф». Я, как зачарованный, бессмысленно глядел на это украшение.
- Меня называют Фериром. Я готовлю будущее тем, кто жаждет разрушений. – Сидящий перед нами оскалился по-волчьи. – И сегодня, как вы уже знаете, я устраиваю традиционный концерт. «Великое Рок-Монстр-Попурри»! Думаю, вам оно понравиться. Условия участия вы прочли по дороге сюда. Так что, будет весело. Но перед этим я вам немного погадаю, ведь нельзя жить там, где совсем не знаешь, на что можешь рассчитывать.
Ферир подмигнул мне и достал из кармана своего плаща небольшую шкатулку. Из неё он вынул колоду карт. Я никогда не видел такой красивой колоды: она словно была сделана из нитей серебра и чистого золота, но больше всего поражали рисунки, выполненные, без всяких сомнений, рукой великого мастера и оттого поражающие своей оригинальностью и неподдельным орнаментом, заимствованным из како-то совсем другой эпохи.
- Это карты Таро, - пояснил Ферир. – Зависимость того, как они лягут, от вашей прежней жизни определяет то, какой способ я выберу для чтения вашего будущего по соотношению выпавших друг к другу карт.
Никто ничего не понял.
Мы с Ольбертом сидели по-прежнему как парализованные.
Тот, кто назвался Фериром, тщательно перетасовал карты. Медленно, но уверенно.
- Снимите, чтобы никого не смущало, ведь это будет числый случай. Так как вы привыкли. Снимите! - обратился он ко мне.
Я передвинул часть карт. И полы чёрного плаща стали разбрасывать по столу наше будущее. Ничего не понимая, мы, как заворожённые, следили за тем, что происходило перед нами. Карты рассыпались по плоскости сущей бессмыслицей. И только он мог рассказать нам о нас. Теперь только он.
Он.
Или Мы?
Как же мы допустили это?!
Официантка принесла заказ. Ферир поблагодарил её и сказал, чтобы она готовилась к концерту. Выпив коньяк, настоянный на бес-траве, и закусив его пралине, он стал что-то шептать. Потом, как мне показалось, несколько удивившись чему-то, приподнял брови и, обратив к нам свои страшные багровые зрачки, вспыхнувшие кровью, произнёс ледяным голосом своё предсказание, походившее на приговор:
- Вам везёт, заблудшие грешники. Особенно тебе, Ник. Для вас это будет та грань, постигнув которую, уже нельзя просто так видеть жизнь и не понимать её суть, к сожалению – для меня. Но спасения не будет! А повезёт вам в том, что вас ждёт быстрая смерть. Видите ли, если человек сам не хочет хоть как-то управлять будущим, им управляет случай. Случай может быть удачным для вас, но вряд ли. Я почти отчётливо вижу Лорда, которому неукоснительно подчиняется плоть. Имя этому Лорду – Смерть!
И он залился диким, неистовым смехом.
Что-то внутри меня дёрнулось. Силы обуздали паралич тела. Смятение прошло. И голосовые связки заработали.
- Послушайте, - проговорил я тихо, чётко, словно читая речитатив. Всё, что творилось там тогда, было невыносимой фантасмагорией, полным бредом, поэтому я сказал: – Позвольте нам уйти.
Ферир ещё громче стал смеяться.
- Это, конечно, мило, мой дорогой Ник, но, пожалуй, вы не только неправильно делаете, но и говорите не так, как стоило бы говорить!
Я собрался с силами и встал.
- Пошёл вон, сволочь! Мы с моим другом уходим. – Да, мне кажется, именно такую фразу я и произнёс тогда.
Багровые зрачки вспыхнули огнём.
- Ты пожалеешь об этом, Ник! – ответил Ферир и обратился к Сандре и Моргану: - Давайте-ка, ребята, доставьте их на концерт! Время пришло.
В одно мгновение лица официантки и пьяного мужлана изменились: первая раздулась, как болотная жаба, обнажив острые клыки под раскрашенными губами; второй стал преображаться в борова до почти полной неузнаваемости, у него появились копыта, и вырос пятак, одежда треснула по швам, освободив жирное щетинистое тело…
Два эти существа ринулись к нам, схватили нас под руки, потащили куда-то и в конце концов вытолкнули в какое-то подсобное помещение, где было темно и воняло крысами. Морган и Сильвия, или то, что от них осталось, действительно обладали невероятной силой, поэтому противостоять им не получалось ни у меня, ни у Ольберта. Мы кричали, ругали их на чём свет стоит, но ничего, кроме собственных слов, отдалённого хохота Ферира и хрипения двух поводырей, ведущих нас невесть куда, не слышали. Я потерял сознание, и мир (реальный или фантасмагорический) исчез для меня на время…

6

Зелёное поле уходило в бесконечность, его дыхание успокаивало и придавало уверенности. Можно было потеряться в пахучем бархате травы и забыться в радости, доставляемой омывающей голову свежестью. С каждой секундой становилось немного светлее. Отец был рядом. Я смотрел на него и видел перед собой молодого мужчину, полного сил, живущего и приходящего в восторг от этого. Солнце согревало нашу плоть, отчего кожа постепенно становилась немного темнее, а волосы теплее, чем температура тела. То, что предстало моему сознанию, виделось из далёкого прошлого: я и мой отец сидели в открытом летнем поле, наслаждаясь лёгким прохладным ветром. В нас обоих существовало нечто общее, что сближало и давало возможность слышать мир. Мне было так хорошо, словно я познал главный принцип удовольствия, такого удовольствия, которое нельзя назвать праздным, уничтожающим шаг за шагом того, кто радуется ему, удовольствия истинного, не обманывающего, созидающего. За такое ощущение никогда не бывает стыдно. Оно охватило нас. И оттого мы смотрели с отцом на чистое голубое небо спокойными глазами. Небо было покрыто тонким слоем перистых облаков, точно размытых лёгкими бризами. Мы чувствовали жизнь. Настоящую жизнь. Этого было достаточно, чтобы быть счастливыми. Но не до конца. Требовалось кое-что выяснить, чтобы получить абсолютное спокойствие. Отец любил долгие прогулки на природе, и, когда я стал повзрослее, мы начали вместе ходить в такие маленькие походы. Суть их заключалась в движении и созерцании. Мне же всегда нравилось не идти куда-то, а возвращаться, уже отлично зная тот или иной камень, то или иное дерево. Отец замечал это, и поэтому мы шли обратно немного медленнее, чем туда. День, который предстал моему воображению, я вспоминал как следующий день после смерти моей бабушки. Она ушла тогда от нас неожиданно. И это обстоятельство смущало меня. Именно по этой причине отец реже улыбался, а я выглядел, наверное, каким-то понурым и подавленным. Вскоре мы сели на траву и стали греться на солнце. Солнце грело нас. И мы ощущали, что нужны миру, а мир нам.
Я обратился к отцу с вопросом. Теперь, будучи взрослым, мне кажется, что я никогда бы не спросил того, что спросил тогда. Но на то и говорят, что дети мудры.
- Папа, как так получается, что люди умирают?
Отец несколько недоумённо взглянул на меня.
- Нет, нет, - уточнил я, - от чего они умирают – это ясно. Меня другое интересует. Как так получается, что все близкие уходят? Как воспринимать правильно, как я должен принимать это?
Он покачал головой.
- Ты спрашиваешь об очень серьёзных вещах, но это хорошо. – Отец похлопал меня по плечу, прищурился от яркого свечения солнечных лучей и с участием продолжил: - Наша бабушка умерла и этого не изменишь. Наверное, можно было бы каким-то способом продлить её дни, и я думаю, что разные там учёные в скором времени изобретут такую машинку, при помощи которой смерть станет возможным значительно оттянуть во времени… Но тут вопрос совсем в другом. Для тебя, Ники, не будет новостью, если я скажу, что в мире каждый день умирают люди. И количество тех, кто уходит от нас по причине простейшего изнашивания тела, неумолимого ухудшения здоровья, то есть пожилых людей, наверное, не подавляющее. Я думаю, больше умирает других. Тех, кто был брошен в сулящие смерть тиски войны, кто заразился страшной болезнью ещё в расцвете сил, кто по невнимательности упал в колодец или попал под колёса безответственного водителя… Все эти примеры говорят нам только об одном, Ники: смерть живёт рядом с нами, каждую секунду того и гляди хочет запрыгнуть нам на спину и задушить своей цепкой хваткой, а потом красивыми буквами написать наши имя и время жизни на надгробии. Если не следить за своей жизнью, предаваясь только минутным желаниям и воле случая, то мы всегда рискуем оказаться в лапах этого монстра. Но если жить, каждый день стараясь не забывать о людях, что тебя окружают, по возможности выстраивать свой путь для улучшения собственной жизни и жизни других, смерть отступит и случай не сможет управлять тобой каждый раз, превращая твоё существование в сущую несуразицу, в мир чудовищ и необъяснимых вещей…
Всё, что я слышал от отца, казалось таким простым и ясным! Мне показалось, будто отец мой один из самых мудрых людей на всём белом свете. Я почувствовал, что действительно его люблю. Подул лёгкий ветер, вспенил нам обоим волосы. И мне показалось, что абсолютное спокойствие коснулось нас. Я бросился отцу на шею с вообразимой радостью. Да, дети, в отличие от нас, взрослых, не стесняются перед другими выражать свои эмоции.
Я радовался тому, что отец молод и способен защитить меня от всего плохого и объяснить всё, чего я ещё не понимаю. Это было большое счастье. Очень простое, но настоящее. И каждый знает, как трудно видеть в близких лик того мира, откуда не возвращаются. Бабушки уже не было, но хотелось ещё больше радоваться только тому, что отец по-прежнему на некоторое время остался со мной. Он никуда не денется. Пока. Я мысленно поклялся всегда быть с отцом, даже когда смерть придёт за ним. Но тогда, в день нашей прогулки, она вряд ли пришла бы, потому как мы шагали по траве и чувствовали её нежно щекочущее прикосновение. Меня поглотило абсолютное спокойствие, потому что отец находился рядом.
Настоящее умиротворение.
Я вспоминал зелёное поле и согревающее солнце, от которого кожа становилась немного темнее, а волосы теплее, чем температура тела. Всё это было в прошлом, но теперь, после смерти бабушки, и несмотря ни на что, меня ждали другие времена и новые возможности, те, что раньше я от случая к случаю сам не хотел себе дать…
Нужно было просто протянуть руку.

7

Темнота поглотила нас. Пахло крысами и клопами. Когда я пришёл в себя, то ничего не увидел, но почувствовал кое-что. По моему лицу и рукам что-то ползло, это ощущалось настолько отчётливо, насколько мне хотелось в тот момент вдохнуть свежего воздуха и выпить утоляющей жажду ключевой воды.
- Ольберт! – простонал я. – Ты здесь?
- Да, - послышалось совсем рядом, - наконец-то оклемался. Нас заперли в этой байде.
Я вскочил на ноги, но сильно ударился головой о каменный потолок и повалился на пол с вырвавшейся из меня наружу руганью.
- Тут тараканы или что-то наподобие этого дерьма…
Действительно ощущалось копошащееся движение по коже. Я стал смахивать всё, что, как мне казалось, ползло по телу. Чёрт возьми! Это была реальность! Ольберт сказал, что мы пробыли в этой узкой темнице уже где-то с полчаса. Я проклинал всё на свете!
- Это всё ты!
- Что – я? – читалось неподдельное удивление в голосе Ольберта.
- Ты хотел затащить меня на вечер к Мишелю! Ты!– крикнул я. – Если бы не ты, всё было бы нормально!
Мой спутник тихо и нервно рассмеялся.
- Ты это серьёзно, Ник?
Я буквально сходил с ума. Удушающий запах ударил мне в голову, нежелание испытывать то, что я тогда испытывал, превратилось в гнев, угнетающий и вырывающийся наружу. Мне нужно было тогда испустить его! Мне нужно было его выпустить наружу! Я сам превратился в свой гнев! В припадке ярости я набросился на Ольберта и нанёс ему пару сильных ударов. Мой товарищ по заточению стал защищаться: парировав несколько моих попыток дать ему под дых, он укусил меня за руку и головой нанёс сильный удар по носу. Я выпустил его из своих объятий, повалившись наземь. Наступило молчание, прерываемое частыми вздохами и тяжёлым дыханием. Разбитый и удручённый, я подумал, что мой противник сломал мне нос. Действительно, пошла кровь, но мне удалось её быстро остановить.
- Ник, это ведь сумасшествие! Что мы делаем!
Рассудок мой вновь заработал; в нём, как в лабораторной пробирке, гнев выпал в осадок, освободив место для чистого понимания.
- Прости… - проговорил я. – Прости, друг. На меня что-то нашло… Это сумасшествие какое-то. Надо держать себя в руках. Прости…
Не успел я произнести свои извинения, как перед нами открылась дверь, яркий свет на мгновение ослепил нас, в темницу ввалились огромная голова и копыта Моргана, сгребли нас с Ольбертом в охапку, как какой-то мусор, и вытащили на мнимую волю.
Перед нами стояли ещё два существа в доспехах. Они походили на стражников древних замков. У каждого в руке была небольшая, но увесистая булава, начинённая острыми металлическими шипами. Существа эти были без шлемов, поэтому мы разглядели их морды. Сравнить их можно было только с лицами мертвецов, угрожающих своей свирепостью. Ничего человеческого в этих лицах уже не читалось. «Горе тому, кто решив удрать от этих парней, не смог этого сделать и попал под раздачу!» - подумалось мне с некоторой долей жалости к себе и моему другу.
- Куда нас ведут? – поинтересовался я.
Морган озлобленно огрызнулся.
- Помалкивай, дурак! Вот-вот начнётся концерт…
В следующие минуты нашего пребывания в Хеле, нам с Ольбертом наконец удалось узнать, что такое это пресловутое «Великое Рок-Монстр-Попурри». Но – видит Бог! – лучше бы мы этого никогда не узнавали…

8

Вы никогда не бывали в опере? Если нет, то обязательно сходите.
Мы шли по лестнице, двигаясь по ребрам её квадрата и спускаясь всё ниже и ниже. Помнятся два вещи, привлёкшие моё внимание особенно. Первая состояла в том странном звуке, который я всё чётче и чётче с каждым уровнем и этажом стал различать среди других посторонних звуков. Он походил на внезапный порыв сильного ветра, доносившийся откуда-то из небытия, но вместе с ним в это дуновение были непостижимым образом вплетены несколько оперных женских голосов, каких-то невообразимых мистических див; они то кричали, то пели высокими нотами на не известном нам языке; всё это звучало не какофонией бессмыслицы, но достаточно ясным порывом полупесни-полузавывания, это был симбиоз страдальческих поющих голосов и демонического ветра. Вторая вещь, запомнившаяся наиболее сильно, – это развешанные по стенам картины. Среди них можно было найти странные портреты. Странность заключалась в том, что на некоторых были изображены лица каких-то средневековых, как казалось, королей и членов их семей, а на других угадывались те же портеры, но несколько изменённые, преображённые, словно после того, как они увидели хаос мира и прочувствовали его всем своим нутром; герои этих холстов были изображены в устрашающем обличии, и все как один – поседевшие, с загипнотизированными взглядами, уставшие и унылые. Это можно было назвать настоящим воздействием. В чём состояло эта устрашающее воздействие, ответить трудно; наверное, в самих взглядах. На одной из картин я заметил образ шута с окаменелыми глазами без зрачков. Огромная масса холстов, развешанных по стенам то тут то там, походила на утварь из не наступивших в своё время празднеств, утварь, веками хранящуюся для хоть какого-либо события, покрытого мраком и тайной. При этом возникало жуткое ощущение сопричастности к этой квазиэпохе, отчего сводило желудок.
Конвой вывел нас на один из нижних балконов, откуда мы смогли увидеть пространство, уводящее в мерцающую даль огромного по размерам оперного зала. Я сначала даже не понял, что же предстало перед нашим взором.
- Вот здесь! – прорычал Морган-хряк. – Вот здесь всё и произойдёт!
Ещё немного спустившись, мы подошли к расписным дверям. Один из стражников достал связку ключей и отпер их. Нас поразил яркий свет, отражённый через гигантскую люстру, висевшую под куполом и украшенную алмазами и хрусталём. Вот она – оперная площадь. Мы оказались среди бесконечного количества столов и кресел, каких-то коробок и деревянных ящиков, странных сооружений прямо перед авансценой, несметного богатства рамп, светильных приборов и уймы всякой другой мешанины.
Зал прямо-таки кишел какими-то причудливыми существами и вызывающими отвращение тварями. На нескольких близстоящих столах происходила настоящая вакханалия: ужасные животные, похожие на карликовых крокодилов, но с крысиными мордами, поедали друг друга, затем выжившие спаривались друг с другом, к ним подбегали новые стаи и всё повторялось по кругу. «Боже правый!» - вырвалось у меня. Просто не верилось в то, что мы видели. Не успел я оклематься от рвотных позывов, как услышал дикий вой безумства. Огромная толпа переодетых в шутов рогатых свиней (тех самых, что напали на наше такси в заснеженных дебрях) гнала горящими факелами какого-то человека. Это был окровавленный мужчина лет пятидесяти, полураздетый, в каких-то лохмотьях. Его разбитые очки каждый раз спадали на самый кончик носа, но даже после этого он, будто отказываясь верить в свою скорую кончину, поправлял их, вероятно, вовсе не задумываясь о своих действиях. Несчастный падал, но, поджаренный новой порцией мелькающих в лапах исчадия факелов, неизвестно откуда находил силы, поднимался и бежал с выпученными глазами навстречу случаю. Черти реготали как заведённые. Это был их звёздный час, видно было, что таких мгновений они ждали очень долгое время. Наконец мужчина упал обессиленный. Рогатые подняли его и потащили на специальное сооружение, чтобы колесовать. Откуда ни возьмись, сорвались бурные аплодисменты. Я обернулся и бросил взгляд на высокий балкон. Там сидела целая гурьба женщин во всём кожаном и рукоплескала в знак одобрения. Их пышные груди могли бы в обычной обстановке возбудить любого мужчину, но тогда они казались посланниками нечистого. И я подумал о том, как же легко одни и те же вещи представить по-разному: или ласково поцеловать, или облить грязью с грубой руганью в придачу!.. Не успел я вернуться к несчастному, колесованному только что по непонятной причине, как он выплюнул остаток крови изо рта, крикнул нечто вроде «Я не хочу больше жить!» и издох. Лицо его по велению какой-то неведомой силы ороговело. Минула пара мгновений. Он снова открыл глаза, поднялся на ноги, схватил факел, лежащий рядом и побежал в поисках своей жертвы. Да, он превратился в мертвого, но не успело и солнце встать, как в темноте мучений он стал призраком. Именно когда я увидел это действо, я окончательно понял, что такое Хель. Мы попали с Ольбертом в ад, на представление, устроенное самим дьяволом!

9

Вспыхнул огонь, и рампы загорелись пожирающим пламенем. Тысячи существ обернулись в ту сторону, где это произошло. Занавес поплыл, и на сцене появился гигантский… Санта Клаус! Зрачки у него пылали красным, и мы сразу поняли, что это не кто иной, как Ферир, но в новом, более подходящем для ситуации обличии.
Сущий ад!
- Приветствую вас, в царстве мёртвых! И добро пожаловать на традиционное «Великое Рок-Монстр-Попурри» всем, кто устал жить!
Бурные аплодисменты, взрывы, фейерверки, стоны, крики…
Думаю, все, кто пожелал бы за один раз увидеть и услышать самые бессмысленные и шокирующие вещи мира, непременно должен был бы прийти на это действо, поражающее своим масштабом и бесчеловечностью.
- Пора позабавиться! – продолжал Санта Клаус. – Вы слишком долго существовали в ожидании этого праздника, чтобы просто так провести его и не позабавиться на славу! Вы слышите меня, твари Хеля?!
Секунда молчания – и какофония пронеслась опять. Она прозвучала как протест против всего, что создает жизнь в существующих и несуществующих мирах. Вот их ответ. Вот их аргументы. Вот их правда.
- Время делать шоу! – кричал Санта Клаус в неистовом припадке. – Сделайте так, чтобы вся ваша ярость, жестокость и беспощадие вышли наружу! Обнажите свой клинок смерти и уничтожьте этих бездарных богемных крыс! Ну, а чтоб вам было веселей – музыка! Музыка во имя Дьявола и его детёнышей!
Ферир, потрясая белой курчавой бородой, вознёсся к алмазам гигантской люстры под купол зала и не долго думая сел на них.
Тем временем на сцене появились музыканты. Вперёд вышел рыжий мужик с длинными патлами с заорал в микрофон что есть мочи:
- Привет, грешники! Надеюсь, наши песни вам помогут умереть и воскреснуть для вечной жизни в аду! Как вам такая перспектива?!
Мне показалось, что этого музыканта я где-то уже видел. Но как только зазвучала его гитара, словно токарный станок, не переставая молотить сотни нот беспорядочного соло, спотыкаясь, но вновь и вновь набирая чуть утраченную в убежавшем мгновении скорость, всё стало на круги своя. И я узнал скандального заводилу-хиппи из восьмидесятых.
- Эй, Ольберт, ты не узнаёшь вон того парня? – спросил я у моего друга. – Да это ведь Дэйв Мастейн со своей группой Megadeath!
Глубокие морщины ополосовали лицо рок-звезды. На горящей местами сцене он выглядел как безумец из преисподней. Да, это был действительно он! Я услышал риф из «Князя тьмы» и визг обезумевшего Дэйва, служивший сопутствующим элементом всей этой дьяволиады. Музыка рвалась из колонок с оглушающим рёвом. Становилось невыносимо. Ещё чуть-чуть – и барабанные перепонки грозили лопнуть и пустить кровь нашим ушам. Но горящие и вопящие от мук в огне люди, что барахтались совсем рядом со сценой на уходящих ввысь подмостках и минута за минутой всё меньше походившие на отпрысков рода человеческого, заставили меня с некоторой лёгкостью сглотнуть и сказать мысленно спасибо за то, что мы с Ольбертом ещё не ощутили на себе все прелести Хеля. Но кому сказать спасибо? Не самому ли себе, затащившему сюда свою жаждущую зрелищ душу, мелкую и ни на что не способную?..
Мысль эта поразила меня.
Вскоре свиноподобные черти прикатили на странном подобии телеги искусственный куст, имеющий четыре пары глаз и дюжину челюстей. По всей видимости, его использовали в качестве уникального инструмента для четвертования. На моих глазах куст вывернул кишки целой гурьбе подогнанных стражниками людей, всех окровавленных, с безвременными обличиями непрощённых грешников. Морган, покинувший нас в самом начале концерта, играл роль некоего глашатая, громким, дрожащим и хриплым басом объявляющего имя следующей жертвы.
- Тито Парреги! Казнён по обвинению в изнасиловании!
Хлёсткая работа куста – и на деревянном полу новые расползающаяся лужа крови и покромсанное тело.
- Ллойд Браун! Казнён по обвинению в предательстве!
Хлёсткая работа куста – и на деревянном полу то же самое…
- Сергей Брулькович! Казнён по обвинению во лжи!
Куст работал не переставая.
- Умрите! Умрите все! Умрите!
Морган замешкался, и зелёный палач приложился к нему со всей силой. Отрубленные копыта подлетели в воздух и упали к нашим с Ольбертом ногам. Два стражника в доспехах, не спускавшие с нас глаз, зареготали как могли.
Видеть, как страдают те, кто здесь оказался, - было хуже, чем принимать участие в этой экзекуции, ведь стоя перед пропастью – апофеозом всего самого страшного, что может только представить себе человеческая фантазия – мы предпочтём с радостью прыгнуть в неё, но не те мучения долгих, как столетия, секунд, в течение которых мы сходим с ума от самой только мысли о том, как ужасна смерть в этой бездне. Разрушение и сохранение – две стороны одной медали. И пребывая на одной из них, я чувствовал жаркое дыхание другой, предугадывал её раскалённую поверхность…
И с нами то же самое?
Мы видели то, о чём обычно не любят говорить верующие.
Дэйв Мастейн всё играл своё соло. Оно длилось невероятно долго и утомительно. Его рыжие волосы пенились с каждым новым аккордом, сыгранным в пентатоническом рисунке, лишённом новизны и свежести. Это заметил даже Ферир – главный Санта Клаус мироздания в мгновение ока перелетел с гигантской люстры на сцену, подошёл к музыканту и пнул его в зад. Учитывая то, что Дэйв был по размерам в пару раз меньше, чем Санта, несчастная жертва покатилась прочь с довольно приличной скоростью. А музыка всё лилась из колонок, словно другие члены группы вовсе и не заметили отсутствие своего лидера. Свалившись со сцены, жертва заорала что-то наподобие «Нет! Не надо! За что?!» Полусвиньи-получерти подвязали её вверх ногами и подожгли. Дэйв бился в истерике даже когда пламя подступило к зубам и языку, но вскоре он задохнулся в собственных шкварках и умолк навсегда. Через несколько мгновений обугленный труп свалился на пол. Ему не дали превратиться в призрака, как с мужиком в вечно спадающих с носа очках – стражники разрубили его на части и с жадностью растащили по невидимым углам ещё отдающие запахом мяса тёмные остатки тела, которое только что пело и играло на гитаре.
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Санта зашёлся диким, заразительным смехом. Казалось, от него может вскипеть кровь.
- Вот это настоящее «Великое Рок-Монстр-Попурри»!
На сцене появились новые музыканты. «Боже! – подумал я тогда. – Да ведь это Джимми Хэндрикс!» Там действительно стоял смуглый хиппи в жиденьких усах с перевёрнутой на правую сторону гитарой. Ну, ему-то нечего беспокоиться – он давно уж почил в бозе. Он начал игру медленно, но со временем постоянно разгоняясь и удивляя своей виртуозностью. Его инструмент звучал совсем по-другому, нежели Мастейна: в нотах ощущалась зрелость, пульсирующая неудержимость восприятия и, одновременно, равнодушие ко всему.
Санта зааплодировал. По виду его читалось наслаждение и предвкушение самого главного. Он достал откуда-то свой огромный мешок, в котором все обычные волшебники носят подарки, вынул из него что-то и бросил прямо в одного из стражников. Тот опешил, но успел поймать. Только когда он уже держал в руках предмет, я понял, что это было.
Это была человеческая голова.
Простая голова.
Отрубленная совсем недавно.
- Это Авраам Бжезинский. Его главная часть тела, - объяснял Санта. – Едва я узнал от него, что она главная, сразу отрубил её, дескать, зачем в таком случае тебе другая часть тела, - ты сможешь обойтись и без ненужной части! К счастью, выражение лица у него осталось тем же, как и в тот момент, когда он увидел, что тело его отсоединилось красным извержением жидкости от головы! Ха-ха-ха!
Я ничего не понимал. Всё слилось в единое месиво.
В зале каким-то образом очутился голый гигантский толстяк, подпрыгивающий под музыку и трясущий своим длинным достоинством. Всякая нежить говорила, что это прибыло божество. Санта назвал толстяка Ваалом. Единственное, что можно было бы назвать элементом его одежды, были его прекрасные бусы, которые он постоянное теребил вокруг пальцев. Откуда-то взявшиеся двуглавые жуки стали донимать Ваала, ползая по его пальцам и стараясь забраться повыше по его грузному телу. Тогда он взял в руки свой длинный член и направил жёлтую струю в логово жуков. Я никогда не видел, как мочатся божества, и даже не знал, мочатся ли они вообще, однако это, надо признать, впечатляло. Фонтан получился отменный! Несчастные жуки копошились, пытаясь хоть каким-то образом найти почву под ногами, но их окончательно снесло в сторону. Некоторые так и остались лежать вверх брюхом, а из других сделали отбивную стражники. Не стоило забывать об их больших булавах. Ваал был доволен. Он прокричал своим сиплым голосом «Виват панмиксия!» и лёг, уставший и весёлый. Но вскоре ему поплохело. Живот вздулся до невероятных размеров. Начались сокращения. И с диким, неистовым криком о пощаде Ваал обнаружил, что у него отпал член! Из образовавшейся дыры что-то начало вылезать.
- Ох уж этот вечно беременный! – засмеялся Санта.
Создавалось впечатление, что подобное происходило не в первый раз.
Из дыры, наконец, вылезло окровавленное существо, визжащее не то от боли, не то от холода. У него было три глаза и очень много конечностей. Ваал вежливо попросил у одного из стражников булаву, прокричал «Виват война!» и мощным ударом поразил только что родившееся дитя. Я отвернулся от этого отвратительного зрелища. Паук-циклоп не успел справить ни одного своего дня рождения.
Откуда ни возьмись появились еноты. Маленькие зверушки поспешно начали слизывать алую жидкость и остатки мозгов.
- Всё дело в том, как слизывать… - слышал я тогда краем уха совсем рядом с собой. – Если медленно, она кажется немножко кислой, а если побыстрее – очень солёной. Но я больше всего люблю под язык – тогда она даже сладкая, с едким металлическим привкусом. Это изумительно!..
Прямо за нами сидели два енота, у обоих рты были в крови. Эти одержимые зверушки, видимо, уже успели вдоволь полакомиться.
Еноты говорят?
Тогда они действительно говорили. В это невозможно было поверить. Один из них был в шляпе с высокой тульей, другой держал в лапах кость. Картина поражала своей бредовостью. Ольберт уже ничему не удивлялся. Мне даже показалось, что он стал тихо считать секунды, чтобы точно выяснить, сколько он прожил перед смертью или перед тем, как окончательно сошёл с ума.
Ваал удалился вглубь зала и завалился на спину. Наверное, вскоре он заснул. Какое-то существо даже сказало, что у этого божка на следующий год опять вырастет длинный член. И я уже знал, что с ним произойдёт на будущий новогодний праздник бесовской похоти.
Санта Клаус вдруг появился рядом с нами. Его взгляд ничего не говорил, его взгляд просто посекундно убеждал в скорой кончине всего, что было, и того, что могло бы быть.
- Думаете, я про вас забыл совсем?! Нет, дорогие. У меня есть для тебя, Ник, особенный подарочек. Правда, он не в мешке. Извини, у меня там сегодня другие… так сказать, вещи.
Больше он ничего не сказал. А в следующее мгновение, когда Джимми Хэндрикс перестал играть и воцарилась тишина, внесли гроб. Он был из хорошего дерева, ручной работы, с выгравированными фантасмагорическими образами, ликами святых и кучей всякого рода лавров и арф. Тянули гроб два небольших мула. На их горбатых спинах восседала добрая дюжина скелетов, оживлённо перецокивающихся друг с другом и пытающихся что-нибудь произнести, но безуспешно. Слышалось глухое блеяние. Казалось, что мулы на последнем издыхании. Вот-вот свалятся и тут же издохнут. Скелеты спрыгнули, чудом не рассыпавшись, и стражники стали отколачивать крышку.
- Дайте мне револьверы! Револьверы мне мигом! – заорал Ферир, и его фальшивая белая борода растряслась в ожидании истинного наслаждения. – Нет ничего лучше, чем палить по скелетам. Танцуйте, олухи! И молите пощады!!!
Видно было, что скелеты вновь попытались произнести хоть какое-нибудь членораздельное слово, но всё оказалось тщетно.
Оружие не заставило себя ждать. Стражники принесли его в один момент.
Скелеты увидели, что им угрожает опасность. Так и не научившись разговаривать, они ринулись прочь. Но не тут-то было. Зазвучали выстрелы. Санта стрелял, но промахивался. Чувствовалось, что он это делает специально, чтобы продлить свой праздник. Костяные мумии плясали, будто вполне осознанно представляли себе, что такое боль. Они тряслись, попрыгивали и падали. Но опять вставали. А Санта всё промахивался. Наконец ему удалось попасть. Скелет рассыпался на сотни кусков, побольше и поменьше. Те, что поменьше, застучали по полу, как раскрошенные изумруды, а другие ударились уродливым плюхом. Это был ещё один неотъемлемый элемент «Великого Рок-Монстр-Попурри».
Очень быстро стражники открыли крышку гроба. И все увидели, что внутри, на белой ткани, лежит недвижный…
Мой отец!
Я закричал, словно не веря в своё сумасшествие. И тут заиграла музыка. Это было «Corpse without soul». А на сцене стоял не кто иной, как чёрный демон. Он пел, и я понял, что это Джеймс Хэтфилд с группой Металлика. Ольберт впился взглядом в сцену. Голос ревел, исполняя сатанинскую партию. Барабанная дробь Ларса Ульриха, казалось, глухо отдавала в грудную клетку. Я стоял в холодном поту и бессмысленно смотрел на всё это действо.
В гробу лежал мой собственный отец.
Я отказывался верить в это. Но потом верил. В следующее же мгновение просто сходил с ума.
- Вот мой подарок! – прогремел Санта, обращаясь ко мне. – Что ж ты не радуешься. Ведь ты из тех рыцарей, что мы причисляем к разрушителям! Ты должен веселиться и праздновать!
Ты должен! Давай, сволочь! Веселись и празднуй!
Прозвучал громкий гонг. И вся нежить, включая стражников, не расстрелянных скелетов и двух одержимых енотов с мордами в крови, бросились к мёртвому телу. Гроб покачнулся от такого давления, неуправляемого рвения и суматохи, - покачнулся и повалился на пол. Из него выпал мой отец, а точнее то, что от него осталось. В следующие мгновения произошёл неописуемый по своей жестокости и омерзению ритуал. Тогда я воспринимал его как конец своего существа, но теперь – как начало моего возрождения. Нежить с диким рёвом накинулась на труп и стала рвать его на части и мелкие куски. Я зашёлся криком, в котором читалось, наверное, всё: и безумие, и равнодушие, и страдание, и ощущение вины… Был на этой копошащейся куче и свиноподобный недоумок Морган, уже без копыт пытающийся дорваться хоть до куска свежей мертвечины. И дорвался. Он жевал плоть, обезвоженную от крови умёртвляющим временем, и получал великое удовольствие. Я не выдержал, ринулся в сторону этих тварей, не понимая того, что могу сделать, чем помочь отцу, которого уже нет в живых. И вообще, как возможно помочь человеку, если твоя помощь опоздала? Свирепый Морган ударил меня по голове, я провалился в бездну, и ад пропал для меня на некоторое время…

10

Джеймс Хэтфилд по-прежнему играл на гитаре и пел. «Великое Рок-Монстр-Попурри» продолжалось. Тусклый свет еле-еле проходил через мои веки. Но я видел. Всё было так, как и раньше. Ольберт сидел рядом. Он обрадовался тому, что я пришёл в себя, хотя сам выглядел как после укуса вампира. «Хорошо, хорошо, - начал мой приятель. – Это очень хорошо, что ты в порядке. Слушай… Стражники ушли… Мы можем бежать… Я помню, где выход… А потом… если нам удастся добраться до нашего такси… У нас будет шанс…
Я посмотрел на него как на окончательно рехнувшегося. Сам же подумал: «А он прав».
Санта Клаус находился в те минуты довольно далеко от нас. Дело в том, что он с другими монстрами был занят серьёзным занятием: Ферир жёг ту самую бес-траву, ту самую, настоянный на которой коньяк он заказывал у Сандры в ресторанчике в восточном стиле. Собранная невесть где, по пустыням и полям параллельных миров, бес-трава сводила с ума, позволяла войти в контакт с чем-то или кем-то. Перед ними лежали сотни курительных трубок. Делая одну за другой затяжки, монстры начинали тихо-тихо произносить что-то, но из-за слишком громкой музыки это было невозможно расслышать; может быть, иногда из их мертвенных уст вырывалась ругань, может быть, иногда вежливые слова и мольбы.
Джимми Хэндрикс сидел рядом с братией нечистого и походил на ловца кейфа: он вдыхал этот дым, чихал и задыхался. Но по выражению его тёмного лица можно было сказать, что ему нравилось. Тень великого гитариста делала затяжку за затяжкой. Прошли минуты. Вскоре курительная трубка выпала из рук Джимми, и сам он завалился, пребывая, видимо, в астрале.
Санта приказал его убрать. Ничто не могло помешать.
- Они вызывают какого-то страшного призрака… - сказал Ольберт.
В недоумении я посмотрел на своего спутника.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
И он указал пальцем на медленно растущий столб тумана перед горящим костром бес-травы, разведённым прямо на полу оперного зала. От костра этого исходил зеленоватый удушающий чад.
В таком случае, думал я тогда, мы должны поторопиться. Время не растягивается, как резина. И у нас не было ни малейшего желания рано или поздно захлебнуться в этой дыре собственным дерьмом. Осмотрев всё как следует, мы начали медленно, делая вид просто наблюдающих за праздником, передвигаться к выходу из оперного зала. Сам же праздник как-то поутих, только Металлика не давала спокойно себя чувствовать. Музыка заглушала почти всё. Мне на ум пришла неожиданно весёлая мысль: «А Новый год уже пришёл, чёрт возьми?!» Но радоваться совсем было нечему.
Столб тумана рос и поднимался ввысь с каждым мгновением. Уже угадывался какой-то лик в его пелене, устрашающий и, одновременно, обычный для восприятия.
- Приди, Деллейя! – вопрошал Санта Клаус. Это можно было услышать. Его некогда белоснежная борода покрылась каплями крови и серой сажей.
Вся нежить вторила своему властелину.
- Приди, Деллейя!
Косясь на мистический ритуал, мы продолжали движение. И наконец достигли выхода. Он уходил вверх, по лестнице, на стенах которой висели жуткие холсты невиданных королей и их членов семей. Лица глядели на нас с каким-то презрением, уличая в самых страшных грехах мироздания. Но мы были удачливы: никто даже не увидел, как мы бежали! Кроме этих портретов. В те моменты мне даже показалось, что они передадут другим о нашем побеге…
Передадут?
Ещё как передадут!
Вот был наш шанс! Небольшой, но шанс! Мы уже бежали так быстро, как могли. Слышалась музыка, неистовые гитарные рифы и завывание оперных див, души которых хранило это проклятое место.
С балконов можно было видеть, как всё яснее и яснее появляются очертания призрака, которого Ферир называл Деллейей. Чем больше его лик представал перед нами, тем быстрее нужно было уносить ноги оттуда. Мы, наконец, достигли прохода. Небольшой туннель вел нас вверх. Почти ничего не было видно. С потолка капало, воняло крысами, но это было неважно. В душе возрождалось желание жить и дарить людям радость. Меня будто оглушили под огромным колоколом, и я взглянул на мир совсем другими глазами. И ещё меня терзала одна мысль: мне всё казалось, что все эти монстры в чём-то похожи на меня. Как это точно выразить, я не имею ни малейшего представления. Просто они не сами появились в мире, каков бы он ни был. Люди помогают им существовать, своими поступками, своими мыслями. Я бежал от своего второго «Я»; оно задремало на мгновение, но каждый знает, как это ненадёжно. Не буди спящую собаку, потому что она может проснуться. Самое страшное могло ещё произойти. И вот этого я больше всего боялся.
Вдруг мы уловили какое-то движение впереди. Слабое-слабое. Похожее на мутное марево, парящее по туннелю. Нам нечего было делать – нужно было спрятаться. Но где! Я почти бросил Ольберта на грязный каменный пол и сам повалился следом. Полная беспомощность. Тишина и сырость поглотили нас. Мы задержали дыхание.
Совсем скоро появилось оно. Тень двигалась очень медленно, плывя на одном уровне и лишь изредка покачиваясь в разные стороны. Сердца наши бились с рекордной скоростью. И казалось, что слышны эти звуки по всему туннелю. Будто какой-то истукан стоял посреди наших жизней и бил в бубен, созывая всю нечисть полакомиться нами. Тень замедлила ход. Она ощущала что-то необычное. В ту минуту я готов был закричать благим матом от негодования. Нас не могли так глупо обнаружить! Тень остановилась совсем. Её обличие изменилось. Запретить себе смотреть в ту сторону, никто из нас двоих не мог. Близилась смерть. Чувствовать её дыхание – самое отвратительное на свете. На глазах у меня выступили слёзы. Я стал мысленно молиться. Я вспомнил всё, что сделал плохого за последние месяцы своей жизни. И мне стало по-настоящему страшно. Страшно за то, что ничего нельзя будет изменить. Я просил у Бога ещё одного шанса. Шанса на спасение ради будущего. Будущего, в котором я готов был полагаться на собственные силы и не отдаваться случаю от одного празднества к другому до бесконечности. Как я хотел увидеть солнце и порадоваться ему! Но меня опутала тьма. Горечь спрыснула мне ротовую полость, и меня чуть не вывернуло наизнанку от рвотного рефлекса. Тень задержалась ещё немного над нами и… поплыла дальше. Мы даже не поняли, что произошло.
Когда всё стало по-прежнему, сердце почти не билось. Только редкие капли, срывающиеся с потолка, беспокоили тишину. Было спокойно. Мы поднялись, соображая, что же с нами произошло. И, наконец, побежали дальше. Вскоре руки наши упёрлись в твёрдое. Я нащупал что-то. Это была дверь. С огромными ставнями, как в средневековом замке. И – о, везение! – она не была заперта снаружи. Ольберт двинул плечом тяжёлое дерево. И вот он слабый свет! Мы и сами не заметили, как быстро оказались в том ресторанчике, на который набрели в начале своих странствий по Хелю. Там почти всё было по-прежнему. Только пол был влажный, какой-то липкий. Я почувствовал, что это не вода. Багровый оттенок жидкости привёл меня в ужас. Что здесь произошло? Получить ответ даже не хотелось.
За стойкой сидел какой-то пьяница с мутными, бессмысленными глазами. Он мямлил что-то, потом собрался с силами и пробормотал достаточно ясно:
- Вам не спастись, дураки!
Я не выдержал. Пробегая мимо него, ударил по лицу кулаком и крикнул напоследок:
- Пошёл к чёрту!
Он завалился лицом на барную стойку. И почему-то что-то внутри у меня сжалось, словно я убил человека, а не пнул какого-то там призрака.
На удивление перед ресторанчиком по-прежнему стояло ставшее совсем недавно нашим белоснежное такси. Снег обильно покрыл его. Мы стремглав забрались внутрь, и Ольберту с третьей попытки всё же удалось завести двигатель. Спасение было уже близко.

11

Санта Клаус, думается, всё это время пытался вызвать какого-то демона. Его называли Деллейей. Я чувствовал всё, что происходило там. Словно у меня на коленях лежал модный ноутбук, на экране которого показывалось то, что творилось в опере. Нежить окружила Санту и внимательно следила за всем, будто от этого зависела судьба всего на свете. Большой, зелёного оттенка призрак извивался в ядовитом чаде. Скелеты, лежащие рядом с очагом, окрасились в салатовый цвет.
- Приветствую тебя, Деллейя!
Живой туман материализовал обличие.
- Ферир! – прошипел призрак. – Иди ко мне! Мы станем вновь на эту ночь едины!
Санта, повинуясь созданию, приблизился.
- Они сбежали!!!
Нежить встрепенулась. Прогремел гром.
- Они сбежали!!! – вскричал ещё раз Санта как только коснулся зелёного призрака и получил его несметную энергию. Борода его загорелась едким пламенем.
Морды устремились туда, где совсем недавно находились пленные «Великого Рок-Монстр-Попурри».
Там было пусто.
- Как это может быть!!!
Из кистей Санты вспыхнула яркая молния - стражники, скелеты, монстры и другая нежить посыпались прахом в разные стороны.
- Я поручил вам, твари, охранять их!!!
Молчание.
Ещё молчание.
Хмурый Санта до конца впитал в себя возникшую перед ним тень. Не без наслаждения окинул взглядом зал. Выбор был небольшой.
- Так настигнем же их и уничтожим! В погоню!!!
Из всех углов выползли порождения тьмы. Миллионы тварей. Это была армия. Во главе её стоял воссоединившийся с призраком смерти Ферир, преображающийся с каждой секундой в огромное уродливое чудовище.
Чудовище изрыгнуло пламя.
Это было истинное обличие.
- ОНИ ПОЖАЛЕЮТ!!! ОНИ ЗАПЛАТЯТ!!! ОНИ УЖЕ В КРОВИ!!!

12

Ольберт вывел такси за пределы заброшенного города достаточно быстро. Я в шутку сказал ему, что это был самый сумасшедший Новый год в нашей жизни. Он покрутил возле виска в знак согласия. Почти ничего не было видно по ту сторону стекла, но настроение улучшалось, и это было уже что-то. Внезапно меня как током ударило: в моей голове предстала картина в опере.
- Ольберт! – дрожащим голосом произнёс я. – Гони что есть мочи!
Сидящий за рулём непонимающе сдвинул брови.
- Я же почти ничего не вижу!
- Всё равно гони! Гони как можно быстрее!
Он послушался.
Картина, которую я увидел, почти парализовала мне ноги. Нужно было их потревожить. Я стал растирать икры руками. Но тут произошло нечто непостижимое.
За стёклами посветлело на мгновение, будто появились первые признаки зари. Затем сильная вспышка ослепила нас. Машина сбавила скорость. Ольберт закричал, не понимая, что происходит. Атомная война? Японские пиротехники? Конец света? Восстановив через несколько секунд зрение, он снова набрал достаточно большую скорость.
- Чёрт возьми! Что это было?!
Водитель недоумённо посмотрел на меня.
- Даже знать не хочу! – ответил Ольберт.
Я опустил окно и выглянул наружу. Было очень светло и тепло; снег начал таять на глазах. Как это объяснить, не приходило ни единой порядочной мысли. Я обернулся назад и ахнул от ужаса. Пока ещё совсем слабый свет исходит оттуда, откуда мы недавно сбежали. С каждой секундой марево загоралось сильнее, озаряя всё вокруг прямо до линии горизонта. Где-то в его глубине я заметил движение…
Непростое движение.
На пару мгновений я лишился дара речи.
- Боже! Ольберт, посмотри, что там!
- Что? – в испуге крикнул он.
- Там… там…
Чёрным движением были бесконечные толпы существ, несущиеся с такой быстрой скоростью, что им не стоило труда за считанные минуты настигнуть нас. Я разглядел свиноподобных чертей, каких-то буйволов в чешуе, стражников в доспехах, отвратительных гидр с десятками лап, огромных жуков о двух головах и другую невообразимую нежить. Это был конец всего на свете. Их были тысячи, миллионы! Среди них, визжащих и рычащих от предвкушения свежей крови, бежало огромное чудовище, похожее на волка. Я сразу понял. Это был Ферир. Он ни за что нас не отпустил бы. Мы знали это. Морда его была мордой демона смерти. Глаза горели ослепляющим красным свечением, а из пасти вырывался зелёный дым бешенства. Это уже можно было хорошо разглядеть, потому что армия тварей приближалась к нам всё быстрее и быстрее. Я лучше стал различать топот и звуки их миллиардов зубов. Скелеты падали, прямо по ним скакали адские кентавры, разбивая кости на куски и предавая их забвению. Некоторые монстры дрались между собой, но, замешкавшись и нанеся друг другу несколько ран, их сравнивали с землёй.
Становилось всё жарче. Снег таял и оставлял после себя лужи грязной воды. А толпы монстров приближались с неистовым рвением и ненавистью.
- Боже! – заорал в панике мой спутник. – Мы пропали! Это конец!
Я ощутил, что такси сбавило скорость.
- Что такое? Ольберт, почему ты так плетёшься, твою мать?!
- Не знаю! – крикнул он, ударив нервно по рулю. – Машина не едет!..
И тут мы оба глянули на панель спидометра. На нём индикатор топлива показывал ноль. Такси, ещё немного проехав по нагревшейся влажной почве, медленно остановилось.

13

Я слышал музыку. Она приближалась вместе с толпами монстров. Что-то хорошо знакомое было в ней. Да, это играла Металлика! «Battery» и её череподробящий риф скакали по полю, настигая нас. И каждый знал: наступил конец.
Несколько секунд мы сидели в салоне недвижно. Потом нас как током ударило. Невыносимый гул и откуда-то ревущая музыка окончательно свели нас с ума. Времени не было вовсе. Придя в себя, мы вылезли из авто и побежали прочь. Я знал, что это не спасёт, но делать было нечего. Силы оставляли нас. Ольберт взвыл в нервном припадке. Я схватил его под руку. Мы упали. Снова поднялись. Бежать оставалось немного сил, да их особо много и не нужно было. Наступило время проклинать этот мир. Наступило время для оскорбления слова надежда. И тут…
И тут я увидел что-то совсем недалеко от нас. Стало достаточно светло. Всё хорошо просматривалось. Впереди, очень близко, что-то было. У меня помутнело в голове, поэтому я сразу не смог разобрать, что же это было. Мы из последних сил ринулись туда. Оборачиваться не стоило: знание о том, что нас и бесконечность звериных пастей разделяют какие-то двести-триста метров, сделало наши спины деревянными, не способными изогнуться для того, чтобы проверить, как там эти дикие уродцы, скоро ли они смогут насладиться нашими внутренностями.
Я держался руками за колодец.
Колодец!
Он был ничем не закрыт. Обычный каменный колодец. Шахта его уходила глубоко, и нельзя было определить, есть там вода или нет. Но у нас не было выбора. Всего лишь пару мгновений. Всего лишь пару мгновений. И два простых парня превратятся в еду, а еда в то, что начинит желудки монстров.
- Что нам делать?! – кричал в истерике Ольберт. – Что нам делать?!
Я краем глаза увидел миллионную ватагу нежити. Увидел я даже того незадачливого мужичка с прыгающим фонариком в руках; он тоже нёсся и жаждал смерти. Только у мужичка этого выросли рога, и лицо стало грубее. Он рвался в самых первых рядах. «Вот, сволочь! – подумал я. – Надо было тебя прикончить тогда».
В самом центре армии, предвкушая сладость человеческой крови, горели глаза Ферира. Наверное, его карты Таро всё-таки не всегда говорят правду.
- Что нам делать?! – не переставая, орал Ольберт. – Что нам делать?!
Голос его сорвался.
- Прыгай! – крикнул я. – Ну же! Прыгай!
Он увидел готовящихся к смертельному прыжку тварей, совсем поравнявшихся с нами, завопил как ненормальный и прыгнул в колодец. А следом за ним прыгнул я.

14

Толпа монстров навалилась на камни. Глаза жгло водой до нестерпимой боли. Казалось, что мы упали в резервуар с кислотой. Нечаянно глотнув немного жидкости, я подавился, и меня вырвало. Это был спирт! Мы погрязли в кошмаре. Еле-еле что-то понимая и почти ничего не видя. Тут было очень темно. Долго так протянуть не представлялось возможным. Я поплыл за Ольбертом вниз, но, опустившись до определённого уровня, он схватил меня за руку и одёрнул, давая знак, что так невозможно. Действительно, ничего не было видно. Я проклинал всё и вся на белом свете, не надеясь уже ни на какое спасение. Но вдруг сверху что-то засветилось и стало медленно приближаться к нам. Терпя невыносимую боль, я понял, что это фонарик. Кто-то его нечаянно уронил в колодец. И я даже знал кто. Взгляд вверх. Искажённая ненавистью морда и дьявольские рога встретили его. Дикая оргия моментально выбила тварь оттуда, и некогда владелец фонарика не смог увидеть, как мы захлебнулись. Я ещё раз встретил полные злости и негодования глаза Ферира, меня передёрнуло в судороге, но всё обошлось. Нужно было торопиться, пока кислород не закончился в лёгких и водочный раствор не разъел ткани. Схватив фонарь и направив его в глубину колодца, я нашёл путь. Теперь у нас был свет. Мы плыли всё быстрее и быстрее. Каждая секунда стоила жизни. Я так хотел жить! Я хотел увидеть солнце и порадоваться ему! Мне думалось в те мгновения о самом ужасном, что пришлось прочувствовать, но, конечно, не монстры были самым страшным, а то, что я не сделал когда-то или сделал не так. Мысли будоражили мою голову. Ольберт хватался на мои ноги и легко тянул их на себя, и становилось понятно, что ещё чуть-чуть – и он не выдержит. Как и я. Дышать. Хотелось дышать…
Монстры… Смерть… Новый год… Отец… Такси…
Наконец я нащупал продолжение пути. Он поворачивал вверх. Мы стали подниматься. Из последних сил, помогая друг другу. Стало светлее. Действительно, в одно мгновение стало светлее. Мы поднялись ещё выше. И там, на самом верху, я увидел очертание круглого солнца и выход из преисподнии. Может быть, мне это привиделось, но это было так. Случай спас меня и моего друга. Но мог и не спасти. Случай – плохой товарищ и жизненный принцип.
Мы поднимались всё выше и выше, к солнцу, и яркий свет его ослепил меня…

15

…Яркий свет его ослепил меня. Я открыл глаза и увидел прожектор. Надо мной склонился человек в белом халате. Он тихо сказал: «С возвращением…» - и выключил моё солнце. Я застонал от этого. Но мне сделали больно, и я умиротворённо заснул.
Спал я столько, сколько хотел. И это было счастье. Но потом я проснулся и заметил, что серые стены двигались. По крайней мере, мне так казалось. Они хотели раздавить меня, и я, как в бреду, искал причину, чтобы показать им, что мне рано ещё умирать. Но до сих пор они будто говорили: «Нет у тебя никакой причины!»
Было тихо.
Когда настало утро и настоящее солнце пробилось через стёкла и осветило всё вокруг, в комнате, где я лежал, собралось много людей. Они с радостью смотрели на меня, но я пока их не узнавал. Человек в халате опять сделал мне больно, и только тут я начал понимать, что это укол, а сам я нахожусь в больнице. Все мои мысли казались замороженными. Они не подчинялись. Это было видно невооружённым глазом. Гости, посетившие моё убежище, быстро покинули его, и только на следующий день всё прояснилось. В комнату вошёл доктор и поздоровался. Его взгляд говорил о том, что есть люди, рождающиеся в рубашке. Собираясь с силами, я попробовал заговорить. Голос сел, но у меня получилось.
- Что произошло?
Он невозмутимо смотрел прямо в моё лицо.
- Алкогольное отравление. – И, помолчав, добавил: - Ты ещё долго будешь вспоминать этот Новый год, потому что тебе повезло. Чистый случай. Если бы тебя не нашли, в этой кровати лежал бы кто-то другой…
Видимо, мы с Ольбертом действительно побывали в колодце, наполненном водкой до предела.
Я ничего не понимал. Доктор объяснил. Оказывается, у Мишеля мы слишком хорошо выпили, видимо, соревнуясь с какими-то оболтусами (наверное, моими друзьями). Там же устроили драку. Из-за чего? Я терялся в догадках, но память наотрез отказывалась отвечать. После, когда я вышел на улицу за сигаретами, сознание моё отключилось. И мой труп имел все шансы попасть первого января в городской морг прямо на самое комфортабельное место. Но какой-то пьяница нашёл меня на снегу и вызвал скорую. Чистая случайность. Именно она управляла моей жизнью. И вызвал её к жизни только я. И никто другой. Это обстоятельство расстроило меня. Волосы мои покрылись холодной испариной. Мне нечем стало дышать. Как в колодце, наполненном водкой до предела. Но нашлись силы справиться с этой минутной слабостью. Если дать волю жизни, забывая о её переменчивом характере, то может забросить куда-угодно.
- Что случилось с Ольбертом? – спросил я.
- Вы избили его, - тихо ответил доктор. – Сейчас он дома. С ним всё в порядке.
Молчание.
- Какая это больница? – спросил я опять у доктора.
- Пятая, - ответил он.
Я задумался. И самая главная мысль возникла у меня в голове.
- Тут должен лежать мой отец… Он после инфаркта… Вы знаете?
- Да, - спокойно говорил доктор. – С вашим отцом всё в порядке. Ему уже лучше.
Серые стены словно хотели раздавить меня, но что-то их стало останавливать. Это была та причина, которую я всё не мог найти. Теперь я её нашёл. С трудом, но нашёл. Грудь моя поднималась и опускалась уже совсем не бессмысленно, как раньше.
- Когда мне можно будет его увидеть?
- Очень скоро, - ответил доктор. – Думаю, уже завтра.
Завтра наступило очень быстро.
Комната, где я нашёл своего отца, была залита солнечным светом. Пахло медикаментами, хвоей и цитрусами. На кровати сидел седовласый старик. Он глянул на меня просто и искренне. Что-то внутри меня сжалось до боли. Я не сдержал слёз, упал на колени перед ним и зарыдал, как ребёнок. Отец обхватил руками мою голову и тихо сказал: «Ты молодец, что пришёл».
Серые стены побелели и, наконец, остановились. Им было уже невозможно раздавить нас. Мир вернулся именно таким, каким мне некогда его показал мудрый мой создатель, этот несчастный старик, которому я причинил столько боли.
Я не понимал, что со мной происходит. Случай – действительно плохой товарищ и жизненный принцип.
Отец молчал. Чувствовать его сухие пальцы на своей голове было самым большим в мире наслаждением. Он гладил мои волосы, как когда-то в детстве. И это было счастье, которое для меня прежнего, разрушающего всё на своём пути, было недостижимым. Та жизнь, что мучила тяжестью своей бессмыслицы, жестокости и тупости, словно концерт «Великого Рок-Монстр-Попурри», канула в прошлое. И это было настоящее счастье.

16

Разрушение и сохранение – два пути к будущему. Исчезнет навсегда или снова явится кому-нибудь злополучный Хель и царство Ферира? И кто же населяет призраками тот самый заброшенный город, откуда обычно не возвращаются живым?! Не мы ли сами населяем наши души нежитью, высасывающей по капле всё хорошее? Ответ один: разрушение или сохранение.
Я вспоминал зелёное поле и согревающее солнце, от которого кожа обычно становилась немного темнее, а волосы теплее, чем температура тела. Всё это было в прошлом, но теперь нас ждали другие времена и новые возможности, те, что раньше мы, бредя от случая к случаю, сами не хотели себе дать…
Отец смотрел на меня. У него сияли глаза. В них была любовь. Я сжал его руку в своих ладонях. В те мгновения мне открылся целый мир.
И смерть на время отступила…

2-15 января 2007


История о блудном сыне в фантасмагорическом исполнении, да ещё заправленная рок-н-ролльной начинкой! Что может быть лучше? Так я увлёкся идеей написать рассказ о самом кощунственном концерте на всём белом свете, спасшем – как это ни парадоксально! – загульную душу отрока-бездельника. В шутку ради скажу: я считаю, что ужасного в этой истории всего процентов с десять, а всё остальное – о прекрасном. В подтверждение своих слов, отмечу главное: и скандинавская мифология, и прототип бесовского бала М.Булгакова, и рассказ С.Кинга «Рок-н-ролльные небеса», и даже колорит мистической компьютерной игры «Painkiller» не смогли бы соединиться в единое целое без такой простой идеи, как мудрое отношение к жизни. Я думаю, этот рассказ именно о жизни, в пределах которой бродит смерть. Мне нравится верить, что существуют параллельные миры, мозаикой состоящие из разных эпох, но верится в это с трудом. Поэтому произведение это - своего рода разоблачение фантазии, настоянное на остром восприятии мира реального. И ещё: это второй рассказ (первым был «Секретный двор») из всего того, что я когда-либо написал, созданный с абсолютной убеждённостью в том, что я откапываю нечто ранее уже существовавшее, но никак не выдумываю. Верьте или нет, но писался он сам. Я только и успевал нажимать на клавиши моего компа.