Рукопись третья.
АУКЦИОН НАДЕЖД
ПРОЛОГ ПЕРВЫЙ
Но только в даль нас несет одна колесница часов…
Игорь Тальков, “Ностальгия”
- Один на Брест, на пол одиннадцатого, - сказал рослый парень в окошко кассы минского вокзала.
Немолодая кассирша бросила на него воровской взгляд. Молодому человеку на вид было двадцать семь-двадцать восемь лет. Глаза прикрывали тонкие прямоугольники фиолетовых очков, а прическа больше напоминала небольшую волну, берущую начало на затылке и превращающуюся в пологий гребень, словно нависнувший надо лбом. Мокрый эффект волосам придавал гель. Продолговатое лицо обладало грубоватыми мужскими чертами, но это и делало его привлекательным.
- Купе или плацкарт? – спросила кассирша, измучено улыбнувшись.
- Купе, если есть.
Парень расплатился и вышел со стороны пиронов, попав под приятное июньское солнце. Он поправил воротник кожаного френча, накинутого поверх желтой футболки с эмблемой “адидас” на груди, и достал пачку сигарет “Л&М”.
До прибытия поезда оставалось чуть больше часа. Не смотря на “пляжную” температуру утро выдалось довольно прохладным, оставалось только послать мысленную насмешку (или проклятие) в адрес неудачливых синоптиков, наобещавших вчера чуть ли не “тепличные условия”. Ну, как говориться, синоптики ошибаются всего один раз… каждый день.
Обладатель фиолетовых очков купил в газетном ларьке несколько номеров кроссвордов, а в соседнем – шесть бутылок пива “Доктор Дизель”, которые упаковал в объемистую синюю сумку.
Время до посадки он скоротал на лавочке, куря и наслаждаясь предвкушением своеобразных каникул. Погулять в Бресте он рассчитывал как минимум месяцок. Там его уже ждала снятая квартирка, снятая другом, который в принципе и пригласил его провести начало лета бок о бок. Впрочем, словосочетание “бок о бок” было бы здесь не совсем уместно – друг парня, ожидающего поезд, был женат уже как “без пяти” год, но все-таки… все-таки как ни как в Минске вместе больше трех лет прожили, в компании одной общались. Потом его друг переехал в Брест (после женитьбы), откуда, надо заметь, в свое время приехал жить в Минск после учебы.
Круг замыкается, подумал парень, улыбнувшись.
…На пирон спустились проводники, и парень практически рефлексивно зашарил взглядам по людям в униформе, ища фигурки привлекательных работников женского пола. Таких он насчитал не больше трех, были и совсем молоденькие девочки, лет восемнадцати, но он отсеял их по возрастному критерию. Да и черт с ним – четыре часа и в Бресте! Тут тебе не ночной кругосветный рейс, где можно уповать на случайное развитие поездки в компании девушки, забирающей после посадке ваши билетики.
Он встал, взгромоздил на плечо ремешок держащий сумку и зашагал в сторону локомотива, высматривая пятнадцатый вагон.
В попутчики ему попался усатый мужчина годками под полтину. Одетый в строгий серый костюм. Редкие волосы аккуратно зачесанные назад. А так обычная непримечательная внешность. Больше в купе никого не было. Должно быть, подсядут после.
Окно никак не хотело опускаться, а температура внутри и в правду начала напоминать теплицу. Может синоптики про поезда говорили?
Парень повесил френч на алюминиевый крючок и прикрыл дверь. Стянув с себя хлопковую футболку, он выудил из сумки другую – в мелкую сеточку, тоже с “адидасовкой” эмблемой.
- Да уж, жарковато будет, - сказал мужчина, смотря на вытатуированную змею на теле парня, словно сползающую вниз.
Тронулись.
- Как насчет, за отъезд? – зашевелил аккуратной полоской усиков попутчик, ставя на столик бутылку “Столичной”.
- Принимается, - усмехнулся парень.
На стол последовала коробка сока и всяка разная закуска.
- Как звать хоть вас? – обратился он к мужчине, вспомнив про обоюдную оплошность, познакомиться сразу-таки забыли.
- Илья, - попутчик протянул парню жилистую ладонь.
- А меня Данила, - ответил тот, скрепив знакомство крепким рукопожатием.
ПРОЛОГ ВТОРОЙ
Утешился ли Бернар? Появился ли новый возлюбленный
у Дианы? Это я предоставляю решить читателям - таким
образом, каждый из них получит возможность закончить
роман, как ему больше нравиться.
Проспер Мериме, “Хроника царствования Карла IX” .
Помните фильм “Влюбленные” с Робертом де Ниро и Мерил Стрип? Именно так он был назван при трансляции по ОРТ. Хорошая, жизненная история, великолепная актерская игра. Я не очень жалую вниманием “слезливые истории”, но этот фильм для меня находиться на самой вершине пирамиды с биркой Мелодрама.
Он (Роберт де Ниро) и она (Мерил Стрип) имеют свои семьи, оба живут разной жизнью. Но судьба сталкивает их в поезде, сталкивает и ломает привычное течение дней. Дальше: встречи, интерес, знакомство перерастающее в пламенное чувство… Оба бросают семьи, чтобы бы быть вместе. Концовка? Герой де Ниро пробирается сквозь плотный слой пассажиров поезда, ищет её взглядом, находит… Поцелуй. Занавес. Так-так.
Но он не досказан, как и многие другие. А что дальше? Как будут жить главные герои после? Линия жизни может совершить поворот, или же – закончиться тупиком. Нам показывают лишь красочный фантик (или полная противоположность – боль и страдания), после чего пускают титры. Дальше додумываем мы сами. Но, но... Я выскажу лишь свое личное мнение, сказав, что это правильно. Из-за желания самим выстроить для себя дальнейшую цепочку, из-за мифа, в который мы окунаемся и желаем находить в нем, довольствуясь лишь увиденным, или же просто из-за необходимости в получении эмоции, а не в подробном рассмотрении тянучки существования. Жизнь прерывается за кадром, за пределом страницы, а дальше – решать вам. Или не решать, а ограничиться полученным от просмотра удовольствием.
Есть и законченные истории, но в них (в большинстве) правит финалом черная госпожа Смерть. Н-да, видимо предел виден только за Её фигурой в накидке, с косой в костлявой руке. Ромео и Джульета, Титаник, Немного солнца в холодной воде… покопайтесь в памяти, примеров много.
И не только в кино и книгах.
Не знаю, стоило ли писать этот роман? В самом деле, не знаю.
Наверное, да.
Было приятно вернуться к старым героям, но все-таки оттенок этого произведения уже не тот (имеется в виду сравнение с ранними произведениям – “Нетронутые имена”, “Шесть теней совершенства”). Может мне только кажется. Решать вам. Отговорить от чтения данной рукописи будет опрометчивым шагом, но, как говорится, я вас предупреждал.
Все началось с того, как мне в руки попал дневник Данилы Дарецкого, даже не дневник (как-то принято считать, что дневники в большинстве своем ведут девчонки, хотя можно уличить за этим занятием и мужскую половину. Копнем в историю… тот же Казанова… но его записям больше подходит существительное “фантазия”, - мужчина чьей фамилией иногда называют заядлых бабников, оказался закомплексованной личностью, излагающей на бумаге желаемое, вместо действительного… Это я так, отвлекся), а тетрадка записей, соответствующих событиям одного лета. А основе этих записей и написан “Аукцион надежд”. В романе параллельно с описанием от третьего лица я использовал и отрывки из дневника Данилы, слегка литературно доработанные (но запись от первого лица сохранена).
Всё перед вами.
Прошу…
ПРОЛОГ ТРЕТИЙ
“Во всем мире нет ничего, кроме наших тел,
- думала Кристина, - кроме наших душ”
Эрик Ван Ластбейдер, “Ниндзя”.
Молодая особа в хлопковом легком платье до колена помогла матери уложить и распихать многочисленные сумки по купе, вышла обратно в “коридор” вагона. До отбытия оставались считанные минуты. Последние пассажиры пробирались по проходу, занимая свои места. Минск провожал покидающих столицу.
Платье девушки, словно усеянная сплетением цветов белоснежная ткань, облегало стройное тело. Особенно не безразлично оно отнеслось к бюсту хозяйки – подчеркнув каждый изгиб. Очень аппетитно выглядел и треугольный разрез на груди, заканчивающийся рядом миниатюрных пуговичек, которые без всякого сомнения пожелал бы расстегнуть каждый мужчина правильной ориентации.
Волосы волной ложились на плечо, слегка обнажая шею.
Послышались шаги. Очередной пассажир.
Девушка обернулась, заинтересовавшись. Мужчина-парень, которому она безошибочно дала чуть меньше тридцати вынырнул из проема, миновав комнатушку проводников. Опустив голову, видимо о чём-то размышляя, он шагал с перекинутой через плечо синей сумкой. Фиолетовые ди-джейские очки закрывали глаза.
Не дойдя до девушки нескольких метров, он бросил быстрый взгляд налево, и исчез в своем купе. Он так и ни разу не посмотрел в её сторону, что чуть-чуть задело красивую пассажирку пятнадцатого вагона. Она сложила губы бантиком и еще несколько мгновений смотрела в пустоту “коридора”.
ЧАСТЬ I - ПРИЕЗД
I. НА ПОЛПУТИ
Он смотрел на Таню и представлял себе, как будет
вспоминать её по дороге на перевал, а на перевале
вдруг забудет, там не до этого, а после, в конце спуска,
вспомнит опять, и будет уже помнить весь вечер и
ночью, а утром проснется с мыслью о ней.
Василий Аксенов, “На полпути к луне”
Где-то на полпути к Бресту на меня нахлынуло невыносимое желание закурить. Бороться с табачной зависимостью я начал около полугода назад. Борьба, надо признать, трудная, я бы даже сказал – неравная. Каждый день сражение, сражение за секунды, минуты, часы проведенные без сигареты, никотиновые войска, под дымчатыми знаменами, наседали, атаковали, мысль за мыслью входя в мозг желанием ощутить аромат крепкого табака и сделать долгожданную затяжку. В день я позволял себе скуривать по четыре сигареты, а неделю назад перешел на три. Но эти три сигареты забрал с собой пирон и ожидание поезда. Что ни говори, а не припомню, когда мне еще приходилось за последний месяц выкуривать больше сигареты в течение получаса.
Но и давненько я не баловал себе разъездами. Да и Макса(*,**) не видел уже почти что год. Как он там, наш семейный человек? Ничего, Максимка, скоро свидимся. Меньше трех часов осталось…
Пресекая желание достать пачку сигарет, я все-таки понимал, что сегодня нарушу правило “Трех сигарет”. Ну и чет с ним – этот лето можно и потабачить хорошенько! Не хорошо, конечно, получается… полгода держался, а тут… Пусть только мысли, но… Я достал сигарету.
Мой попутчик, Илья, оказался довольно интересным собеседником. Мы даже перекинулись в шахматишки, которые Илья извлек из бокового кармана сумки. Партейки четыре сыграли. Видно, моя немногочисленная практика в этой игре на квартире у Виталика(*) дала мне лишь умения, способное избавить меня от участи проиграть при первых десяти ходах. Как мне еще “детский мат” Илья не поставил? “Не повезло вам с попутчиком”, - сказал я ему, после с терском проигранной четвертой партии. “Ничего, ничего… дело наживное” – по-отцовски улыбнулся он. Хороший, мужик!
Никто к нам не подсел, да и сомневаюсь, что кто-то уже подсядет.
Допив последние капли “беленькой”, я слегка захмелел. Наверняка, паразит Алкоголь уже вгрызается в печень и ищет ключики к сознанию. Но силенок у него для этого не хватил. Вот если бы еще бутылочку-другую… Да, негоже нажравшись с другом свидеться. Оля его тоже в восторг не придет от этого. По приезду и отметим. Лучше пивом.
Умял гамбургер (ну котлета с хлебом по-нашему, как пел Розенбаум) и запил всю это дело соком. Опять ужасно захотелось вставить фильтр между губ и поднести зажигалку. Черт с ним! Правило “Трех сигарет” полетело в пыльный угол купе.
Я вышел в прокуренный тамбур, окрашенный в меланхоличный зеленый цвет. Пепельницей служила жестяная банка, прикрученная медной проволокой к поручню двери.
- А в вагонах на Руси испокон, как в старь, есть всегда с кем переспать да и выпить с кем… - тихо затянул Данила отрывок из песни “Транссибирская магистраль” Александра Розенбаума, одного из любимых певцов. Особенно хорошо “проглатывается” смысл таких песен в минуты одиночества, раздумья, тоски… украшенные неповторяющимся орнаментом плывущего вверх голубоватого табачного дыма.
Стряхнул сантиметровый цилиндрик пепла в жестяную “пепельницу”, а через несколько секунд отправил вслед за ним и дымящийся чинарик. Потом еще долго смотрел сквозь грязное стекло, внизу которого кто-то (видимо подростки) ровной полоской расклеил серию наклеек, отражающих в полной мере разнообразие всевозможных поз “близких отношений мужчины и женщины”. Впрямь пособие для ночных ездоков.
Данила улыбался одними глазами, скрытой улыбкой. Просто наслаждаясь всем окружающим его. И этим тамбуром, прокуренным, с застоялым запахом не только простых сигарет с фильтром, но и крепким, едким – самобранок. И этим лесом, плывущим перед глазами, словно картина, в спешке набросанная на полотно росчерками масляной краски. И предвкушением встречи, и даже – одиночеством, пусть и временным, застигшим его в эти минуты…
…На полпути к купе его ждал сюрприз в образе стройной девушки, облокотившейся на поручень и игриво приподнявшей, согнутую в колене ногу. Её взгляд терялся вдалеке, как и взгляд Данилы минутами ранее.
Он не заметил, как остановился…
…Я не знаю как описать эту девушку. Просто не знаю.
Раскосые глаза, пышные ресницы… можно перечислять, останавливая свое внимание на отдельных чертах, пусть и самих по себе прекрасных. Но, увы, нельзя воссоздать по прочитанному образ, образ, в котором идеальная пропорция черт тонет в чем-то более глубоком и прекрасном… В искорке, в каком-то индивидуальном штрихе, во взгляде… Тут у каждого свой вкус. Не мне вам говорить. Ты либо видишь в ней тянущее и возбуждающее тебя, либо нет. Есть просто красивые девушки, чьи образы называют идеалами и трафаретом красоты, но для тебя они могут казаться лишь – восковым манекеном. Ничего не пробуждающем. Конечно, красивое тело, лицо тянут сами по себе, появляется желание ласкать, да и – иметь это тело, черт возьми! Но я говорю о чем-то выше низменных (низменных… ха, как вам это нравиться!) инстинктов.
Она стояла и смотрела в окно. Даже как-то неестественно грациозно.
(Пометки на полях:
Почему всегда оказываясь рядом с ней у меня возникало ощущения сна. Все просто и нереально. Конечно, слово “просто” всплывало не всегда…)
Как филателист, подбирающий скрупулезно и трепетно марки для своей коллекции, а потом любуется ими, я смотрел на неё… любовался. Каждой черточкой, каждым складкой цветистого платья… Интересно, как я выглядел со стороны?
Она посмотрела в его сторону.
На доли секунды он испытал нечто, что можно назвать своеобразным душевно-чувственный некрозом, - омертвление практически всех чувств, которые лишь обуглившимися отростками задрожали и притихли внутри… лицо девушки оставило Даниле только зрение, словно позволяя все во лишь наслаждаться красотой и тем, что теплилось за глубиной раскосых глаз.
Впрочем, первые впечатление всегда ярки и интригующе непредсказуемы. Не могу сказать, что миловидная кареглазая брюнетка моментально заставила внутреннее “я” Данилы воскликнуть: “Вот она, любовь!” Нет. Он влюблялся (увлекался) довольно часто, отдаваясь первому, наиболее пламенному чувству полностью, окунаясь в него, пользуясь им как ширмой, способной на время закрыть глаза на все прочие “но”. Дальше могло наступить разочарование (для справедливости отмечу – довольно редкий случай), или просто “пресыщение”. Он до сих пор с самыми нежными чувствами вспоминал иногда имена двух девушек, оставивших в душе глубокую борозду воспоминаний, чистых и приятно-пикантных. Мои первые, называл он Лену и Ольгу, прошедших в его жизни с интервалом в полтора года, хотя первыми в понимании секса они не были. Скорей наоборот. В период, когда Дан уже прошел по тропинке полового роста и самоутверждения, за развилкой, за которой хочется не просто пополнить список имен. Время разыграло все по своим нотам, дав вдохнуть аромат глубокого чувства и снова отрезвив тебя прохладным ветерком.
Но эта девушка! Она по-прежнему владела взглядом Данилы, внося в палитру ранее знакомых ощущений что-то новое. Удивил и тот факт, что она была младшего его. И видимо, минимум на четыре-пять лет. “Втрескаться с первого взгляда в малолетку?” промелькнула у него в голове. Что бы не оставалось вопросов, просто охарактеризую Данилин тип (для прочитавших роман “Шесть теней совершенства” это не станет новостью) - женщина, именно женщина (отнюдь не в пошловатом смысле – целка или не целка), главным достоинством которой должен был быть – возраст! Если вычитая из возраста женщины, понравившейся Даниле, его собственный возраст, вы получаете число большее трех, то – то все отлично! Разуметься, для Данилы. Были в его жизни и ровесницы, и девушки помладше, было даже одна страстная и ненасытная восьмиклассница, которая изматывала нашего героя целый месяц, не давая как следует подойти к первой в своей жизни зимней сессии. Но именно осознание какого-либо покровительства, опыта и зрелости, которые пробивались в отношениях со “старшими пассиями” были для него первостепенным критерием. Этим отношениям он отдавался с гораздо большим запалом. Так было с тридцати летней пышногрудой учительницей Мариной Александровной (*), так было с манекенщицей Дашей (*), с которой его разделяло четыре года, так было…
Но эта девушка. Здесь будто возраст играл еще один незримый плюс, ломая его былые идеалы…
Незнакомка загадочно улыбнулась и снова углубилась в глубь картинки бегущего леса. Ему захотелось закрыть глаза, чтобы не разбивать это молчание и именно этот миг, а лишь смаковать её образ, которые сфотографировал мозг.
Но было и другое желание. Более реальное и естественное. Подойти и заговорить. Что Данила и сделал.
- Привет, - бодро обратился он.
- Привет, - игриво отозвалась девушка. Данила заметил сеточку веснушек покрывающих её лицо. От этого нового открытия в чертах незнакомки его уже больше потянуло к ней.
- Сама едешь? - пошел Данила в лобовую атаку.
- А что есть желание скрасить остаток пути? – опять улыбнулась она, все еще смотря в окно.
- Сознаюсь, грешен. Была такая мысль.
Курортный роман…или как лучше назвать? Поездной роман? Не, не звучит. Какой роман, Дан, ты даже не знаешь её имя…
- Меня Данила звать, можно просто – Дан, - представился он, борясь с желанием обнять незнакомку за тонкую талию, ощутить тепло кожи под узором из сплетенных цветом и линий платья.
- Элианора… - прикусив губу, ответила девушка.
- Правда?
- Нет, конечно, - усмехнулась она.
В этот момент он мог простить ей даже грубое “нет” и звонкий смех, но голос девушки отнюдь не смеялся… заигрывал?
- Катя, - словно оправдываясь, тихо сказала она, положив белоснежную кисть ему на запястье. – Пошли в тамбур, покурим, и поговорим.
Пропустив её вперед, Данила придержал её за талию. Катя не возражала. Они миновали две скрипящие двери и очутились в тамбуре.
- Ну и накурено, - в руке Кати появилась пачка суперлегкого “Кента”. Данила поднес зажигалку.
Мимо них проследовала пожилая проводница, бросив быстрый безразличный взгляд.
Дан тоже закурил (Какая это уже? Пятая… похоже никотиновый тиран снова берет вверх).
II. ЛЕГИОНЫ СТРАСТЕЙ
Нынче вечером впервые по меньшей мере за
год гляжу на звездное небо. Оно кажется мне
удивительно маленьким.
Сальвадор Дали. “Дневник одного гения”.
- Ты один едешь? – первая заговорила она.
Он кивнул.
- В Брест?
- Ага. А ты?
- Туда же. Значит, практически соседи.
- Это врядли. Я сам из Минска, к другу еду погостить, - Данила безуспешно пытался оторвать взгляд от пухловатых губ девушки.
- Что за друг, может знаю… не с Гаврилова случайно?
- Нет, с этой… с проспекта Машерова, - покопался в память Дан. – Напротив какого-то магазина “Карат” или “Арат”…
- Арбат, - поправила она. Сигарета истлела в руке уже на половину, Катя сделал всего две затяжки. – Ну, оттуда я почти никого не знаю. Совпадений сегодня не будет.
- А что, очень любишь совпадения? – Данила оперся спиной о стену, слева о головы безмолвно покоился рычаг стоп-крана.
- Не знаю, - пожала плечами она. Несмотря на то, что какая-либо мимика на её лице сейчас отсутствовала, непостижимым образам проглядывалась увлеченность, детская заинтересованность, с неуловимой грустью… и это всё было не в глазах, именно, в лице девушки. Потом она улыбнулась.
Хороша, чертовка… какие мысли и желания кроятся в твоей голове?
- А ты одна? – спросил он, вспомнив свой изначальный вопрос. Он мысленно пообещал себе станцевать при всех пассажирах вагона вальс в одиночку, если Катя ответит, что в купе её ждет парень.
- Сама? Как, вообще?
- Я имею ввиду – здесь, в поезде… - поправился он.
- С мамой… к сестре её в Жодино ездили, потом в Минске на пару дней остановились. Коль за границу попасть не всякий раз удаётся, путешествуем, так сказать, по просторам Родины.
- Тоже надо, - кивнул Данила. – И как тебе наши белорусские парни?
- Да не разобралась еще толком, - уклончиво, интригующе уводя взгляд, ответила она.
Он успел уже пожалеть, что все это не происходит в кругосветном рейсе. Он чувствовал её близость, глядя в расширенные и потемневшие зрачки. Данила замер, невидимое перышко прошло вдоль его позвоночника. Впрочем…
…подавшись секундному порыву, Данила отбросил в сторону фильтр и взял девушку за талию. Пока что в тамбуре они одни, - и это главное!
Опять нахлынуло необъяснимое чувство, что всё это сон. Красивый, романтический. Её губы, коснувшиеся гладко выбритой щеки, жар, дрожь, усилили это чувство. Сейчас они займутся любовью, прямо здесь, на грязном полу, забвенно, без всяких предрассудков и комплексов, легко, видя себя со стороны, и веруя, что это явь… всё становится удивительно маленьким, незначительным, исчезая и растворяясь, сохраняя лишь расплывчатые контуры тел, будто смотришь на них сквозь пламя полыхающего костра… потом он проснется, и долго будет пытаться словить уходящие образы и практически реальную влюбленность в эту девушку, в тень его сна…
Но это не было сном. Данила, заключив Катю в крепкие объятия, с жадностью отвечал на поцелуи и влажное прикосновение её языка. Прикосновение было пронзительно нежным. Зная, прекрасно зная, что в любой момент может скрипнуть дверь, разрушив этот момент. Он знал, что не сможет (здесь и сейчас) насладиться в полной мере телом девушки, только раздразнив себя… Но. Рука стремительно скользнула в разрез платья, найдя небольшую упругую грудь, сосок которой налился жаром и окаменел под пальцами парня. Девушка изогнулась, прижимаясь к Дану еще крепче; женское коленко нахально прижалась к его паху. Уххххх…
- Хватит… сейчас кто-нибудь… - тихо простонала она, но голос говорил – не останавливайся, Дан, пожалуйста, только не останавливайся.
Левая рука поползла вверх по ноге девушки. Каждое прикосновение к белоснежной коже отдавалось сотнями едва ощутимых уколов возбуждения. Сминая как гармошку платье, она остановилась на бедре. Движение и – девушка вздрагивает (в который раз), чувствуя крепкую мужскую ладонь на ягодице, скрытой под тонкой тканью шелкового белья.
Что дальше, Дан? Возьмешь её прямо здесь? Нет проблем… нет, нет, конечно… твою туда дрючить! хоть к проводнице беги, коморку проси освободить…
Он знал, что не сделает этого, что всё прервется после того, как их губы потеряют тепло друг друга, когда её тело больше не будет в его руках…
Но раз так, Данила, старался как можно дальше оттянуть этот момент. А там – Брест, адресочек возьму, устроим настоящее родео… если бы… если бы можно было её не отпускать…
Учитывая теоретические выкладки и всем известный закон подлости, дверь с той или иной стороны давно уже должна была заскрежетать больным кашлем, впустив в тамбур пассажира или проводника… но случай дал им несколько минут – долгих и в тоже время пролетевших вихрем.
- Всё… Дани… всё…
Он отстранился. Катя поправляла платье. Аппетитные розовые груди виднелись в расстегнутом верхе платья. Девушка не спешно исправила эту оплошность, недосчитавшись одной пуговицы (страшна и разрушительна твоя страсть, Дан! улыбнулся про себя он). Теплая улыбка Кати никуда не исчезла. Слегка помятая прическа еще больше красила девушка. Эти несколько минут сблизили их, покрыв одним шагом несколько миль. Дивная причуда близости, дивное свойство пусть и не половых отношений, а только прелюдии к ним… несколько поцелуев могут дать уверенности и понимания во сто крат больше долгих разговоров.
- Я пойду, - сказала она, проведя ладонью по груди Данилы. Её шея блестела влагой от его поцелуев.
- Постой. Скажи адресок, а-то исчезнешь как в сказке.
- Если очень-очень захочешь, то разузнаешь сам… - парировала она.
Он остался один. Очень-очень… Дан тихо, беззвучно рассмеялся. Найду, найду… таких девушек мы так просто не отпускаем. Он по привычке поднёс руку к лицо, желая поправить очки, но вспомнил, что оставил их в купе.
Вот так вышли покурить! Что это всё могло означать? Мимолетный позыв? Желание остренького? Он разбирался не в себе, он пытался понять Катю. А может хотел найти здесь, среди крупиц минувшей, но не пропавшей, страсти - трещинку. Выступ. За которые можно зацепиться, вбить клин, поднимаясь, подтягиваясь и цепляясь обеими руками за площадку вершину. Что бы с неё посмотреть вдаль, в надежде увидеть влюбленные глаза девушки.
Шестая за сегодняшний день сигарета задымилась во рту.
Впереди показалась очередная станция…
III. ВСТРЕЧА. ДАНИЛА и МАКС
Но мне до них какое дело,
Я в облаках своей мечты.
С недостижимого предела
Роняю любящим цветы.
К. Бальмонт, “Мои враги”
Медленно тянулись за окном небольшие кирпичные постройки, гаражи, изукрашенные мазнёй графитчиков, темные рельсы соседних путей. То и дело вид закрывал очередной “стоячий” состав без локомотива. Провода, столбы, начинающие назревать вдали жилые районы Бреста.
Попутчик Илья вышел на станции Брест-Восточный, пожелав мне удачи и хорошего отдыха.
Ну, вот и он – Брест!
Поезд всё снижал скорость, и уже когда показали постройки Брест-Центрального – мы еле плелись. Казалось, что пятилетний мальчуган обгонит состав на трех колесном велосипеде. Впрочем, может так оно и было бы.
Остановились. Судя по всему, напротив привокзальной стоянки, наполовину выполняющую роль таксопарка.
Почему я сижу в купе и бездействую? Почему не зашел к Кате? Может она сошла на прошлой станции, а я не удосужился даже выйти в проход… Почему?
Не хочу разрушить хрустальную пирамиду первых (оглушающих) впечатлений. Чего-то боюсь? Вряд ли… Разве что не удержаться и обнять её при её матушке. Теперь уже точно всё кажется сном – один в купе… а где она? Здесь, за чередой стенок? Или уже шагает по нагретым солнечными лучами улочкам? Мчится домой на такси? Вспоминает… Жаждет встречи… Ну, польстить самому себе мне не кто не запретит. Знать бы в каком районе находиться эта злосчастная улица – Гаврилова – не метался бы сейчас в догадках, “вышла или не вышла?”! Ну ничего, трижды разрази меня самая страшная форма диареи, если я не найду эту малыху!!! Упс… неплохо завернул. Будем надеяться, что Катерина не решит продолжить свои путешествия.
(Пометки на полях:
запомнить: Катя, улица Гаврилова)
Клонясь на левую стороны под весом сумки, где словно заждавшись звенели бутылки с пивом, я вышел из купе. В проходе образовалась небольшая очередь за право первым ступить на твердую землю. Я оказался последним. Кати не было видно. Главное не начинать сейчас строить глупые фантазии о романтической встрече и т.д. и т.п. Пусть всё идет своим чередом. Будь как будет. А мы просто приложим к этому максимум усилий.
На пироне кишило не хуже чем в муравейнике. Погода значительно отличалась от покинутого минского вокзала. Не было прохлады, живительной и противостоящей палящему солнцу.
…я увидел Макса издалека. В накинутой на голое тело безрукавке поверх серых штруксовых брюк, он шагал в моём направлении. Похоже, встретились мы взглядами одновременно – дружеская улыбка украсило его лицо.
Он изменился. Немного. Лицо окрепло, немного округлилось (Олечка, видимо, хороша в кулинарии…), а вместо привычного светлого ежика короткий волосы был уложен наперед хаотичными волнами. Такое впечатление, что любая прическа будет гармонировать с его внешностью.
Молча, лишь улыбаясь, мы поравнялись…
Парни обнялись, постукивая друг другу по спине.
- Ну с приездом, Дан, - сказал Макс. – Как добрался?
- Здоров, Макси, - это прозвище Данила использовал нечасто, лишь в моменты, где грань дружбы очень нужна была Максу. Впервые он назвал его так, помогая добраться на квартиру к Тане, после стычки с парочкой быков в минской пиццирии(*). Помниться, тогда Макс не зло огрызнулся “Какой, к черту, Макси! Больше похоже на кличку щенка… Ладно еще с Макси Бокси можно связать…”. Но после, это прозвище стало для него будто напоминание о дружбе, дружбе прошедшей всего несколько лет под минским небом, но от этого ничуть не напоминающей залатанную и на скорую руку воздвигнутую стену.
- Доехал отлично. Пришлось, само собой, всех более-менее приличных проводниц перелупить, так что сам понимаешь, сил не много осталось, - продолжил сатирической тирадой Дан.
- Давай помогу, - Макс перенял у него синюю сумку. – Надеюсь, проводниц от проводников ты смог отличить?
- Брест, смотрю, неплохо действует на твоё остроумие, - усмехнулся Данила.
- Твоё тоже в Минске не пострадало, - Макс хлопнул еще раз друг по плечу.
- Ну, как жизнь семейная?
- Про жизнь мою мы еще успеем поговорить, да и что говорить, сам всё увидишь. Как ты там? С работенкой всё уладилось?
- На пять бальцов! С Владом(*) ларёчек свой открыли. Пивас, чипсики – колесо закрутилось.
- А у кассы кто? Неужели наш старичок?
- Куда там! Ты как будто Влада первый день знаешь. Малая его новая стоит, ляхами крутит за стойкой. Видимо неплохо крутит – иногда, по два кега за день уходит…
- А как остальные… Костик(*) мне на днях звонил, переболтали. А как другие… Тулуп (*), Виталя…
- Хватает новостей, Макс, хватает. Тулуп особенно тему завалил. Ну да лучше, на квартире всё обсудим, добро?
- Идет, - кивнул Макс. Действительно, накопилось много интересного с обоих сторон! Но у них будет время побеседовать. Вспомнить, посмеяться, и даже – грустно качнуть головой…
- Надеюсь, квартирка снятая недалеко от твоей? – спросил Данила.
- Сто пятьдесят метров. Только перекресток миновать – и у меня. Будешь жить над библиотекой, носящей имя великого поэта и писателя…
- Марка Твена что ли?
- О, боже, ты, наверное, за всю свою сознательную жизнь только “Приключения Тома Соера” и прочитал, да о всех похождениях “Эмануэль”, - изобразив маску недоумения, взялся за голову Макс.
- Ты забыл об азбуке!
- Точно!
Парни обогнули проволочный забор, попав на территорию стоянки. Остановив свой выбор на бежевой “волге”, они сели в сало – Макс впереди, Дан сзади. Сумка заняла своё место в багажнике. Трогаясь, Макс отметил своим вниманием вечные как сама вселенная очки Дана.
- Имидж ничто… - подмигнул тот.
Машина пересекла мост, покатившись по улице названной в честь еще одной исторической личности, памятник которой уже покрылся зеленоватым мхом, а птицы не забывали, случаем, отдохнуть, устроившись на бетонной руке, сжимающей кепку. Революция, товарищи…
Водила включил радио, откуда, сквозь потрескивание, заиграла песенка Аллы Пугачевой.
“Волга” вырулила на проспект Машерова, пристроившись в хвост черному “поло”. Данила не сразу сообразил, что тихая трель, заполнившая солон – это сигнал сотового. Макс вынул из кожаного чехла Сименс SL45, на семи строчном дисплее янтарного цвета высветилось – Оля.
- Да, солнышко, - сказал он, приложив “трубу” к уху. Водитель поспешил уменьшить громкость радио. – Да, да… уже встретил… едем прямо домой… да… успеешь еще поприветствовать гостя… жди.
- Что, женушка любимая? – тепло улыбнулся Дан.
- Она самая. Разминай пузо, нас ждут пироги… Только не знаю, как потом мы с пивом это дело переварим, отметить-то приезд надо будет?
- Переварим, не волнуйся!
- Сегодня ночуешь у меня. Квартирка подождет…
Дан кивнул. Помолчал немного, глядя на плывущее справа здание “Интуриста”. Видимо, его привлекла та часть жизни гостиницы, о которой ходило немало историй, в которых чуть ли не каждая девушка, крутящаяся у входа приравнивалась к труженицам “тверской” в Москве; а так же, - вывеска с надписью “Казино”. Дан был не прочь иногда “оставить” за зеленым полем рулетки несколько “звонких монет”. Впрочем, это были единичные случаи, которых наберется от силы десяток. Он мог, когда надо, совладать с жилкой азарта. А вот с жилкой страсти, влечения? Катя, Катя, Катя…
- Слышишь, Максим, - прерывая череду мыслей, спросил он. – А сотовик всё тот же, что Кажим(*) подарил?
- Нет, этот так, на продажу дали. Кстати, именно Кажим. А подарочный “Эриксон” дома остался сегодня отдохнуть.
- Так что связь с Кажимом держишь?
- А то как же. Даже если бы он был моим худшим врагом, а не хорошим знакомым, всё равно пути бы пересекались. Сестра Оли, Ира(*), до сих пор в фаворитках у него ходит, того и гляди, породнимся почти.
- Мир тесен, - выдохнул Данила, подкуривая.
- И не говори…
Стебель дымящейся “элэмины” не успел укоротить свое тело даже на треть, когда машина прокатившись под сводам арки, въехала во дворик, дома которого соединяли буквой “С”, выдержанной по всем правилам начертательной геометрии.
- Приехали, - празднично сказал Макс.
Отсчитав таксисту необходимую сумму чуточку округленную в пользу последнего, Макс хлопнул дверцей авто. Данила (с сумкой на плече) осматривал зеленый дворик шарящим взглядом, слегка наигранно пытаясь дать понять, что уже жаждет встрече с брестскими красавицами.
- Идем, будет тебе дама сердца, - цокнул Макс.
Я уже встретил… в поезде… смерчем пронеслось в голове Данилы. Но тут же мысль испарилась, будто исчезла смертельная воронка из ветра, дарящая отрывки (чувств?), а небо расчистилось и просветлело.
Данила вошел в подъезд, положив свободную руку Максу на плечо.
IV. ВСЕ К СТОЛУ
На углу была колбасная, но когда он открыл дверь, запах гнилого мяса заставил его попятиться.
- Пожалуй, чтобы сохранить тот скромный аппетит, который у меня остался, мне не стоит туда заходить, - сказал она извиняющимся тоном.
Стивен Кинг, “Противостояние”.
Дверь им открыла очаровательная блондинка, ни чуть не изменившаяся в глазах Данилы со дня их последней встречи, когда он провожал молодую пару – Макса и Олю – отправляющихся в Брест. На девушке была надета желтая, длинная футболка (видимо, чисто для домашнего гардероба) с изображением персонажей мультфильма “Симпсоны”. Черные облегающие шорты, еле проглядывающиеся из-под низа футболки, и синие тапочки. Лоб Оли покрывался сеточкой пота, волосы немного сбились, - воркование у плиты не прошло даром.
Данила смотрел на естественную в своей красоте и поведении, улыбающуюся девушку, чувствуя к ней сильные искренние чувства… братские, дружеские… чувства, которые испытываешь к жене своего друга в лучшем и чистом понимании.
- Привет, - с налетом детской радости сказала Оля.
- Привет, Оля, - Данила чмокнул её в щеку.
- Смотри не переусердствуй, а то могу и картошку заставить чистить, - усмехнулся Макса.
- Перестань, - букрнула Оля, легонько ударив его в грудь.
- Это он, шутит так, Оля, - то же заулыбался Дан.
- Слава богу, я не научилась понимать ваши шутки, - теперь заулыбалась и она. – Ладно, раздевайтесь всё готово.
- Дай свой манжет, повешу, - сказал Макс принимая у другу френч.
- Дубина, это френч. Ты бы еще бриджем назвал!
- Опять за своё, - раздался голос Юли из кухни, прервал очередную шуточную перепалку.
Окна двухкомнатной квартиры выходили на проспект, и в самом деле, проведи вы мысленную прямую, уперлись бы в стену над магазинов “Арбат”. Со вкусом обставленные комнаты, приятные взору тона обоев, подобранные Олей. Уютное местечко. Данила плюхнулся на диван, блаженно вздохнув, четыре часа в поезде немного разбивали и дезориентировали. Начинались четырех часовые новости, - экран L предоставил взору ведущую лет тридцати в стильном женском пиджаке. Даниле же казалось, что сейчас уже вечер и вот-вот за окнами начнут сгущаться сумерки.
Макс включил центр. Диск с иностранной сборкой попсы завертелся внутри.
- Все к столу, чай уже готов, - Оля вышла в зал, подпирая бока руками.
- Слова хозяйки для нас закон, - отчеканил Данила.
Только сейчас он заметил, что…
(…да и что говорить, всё сам увидишь…)
… Оля беременна. Да, беспечно остались позади те дни, когда по истечению нескольких дней не проходили месячные, потом тянущая боль в груди, тесты на беременность… Теперь – чистое осмысленное чувство будущего материнства и счастливые лица Макса и Оли.
- Батюшки, да у нас пополнение в семействе, - всплеснул руками он. – Поздравляю!
Оля, улыбаясь, кивнула. Рука непроизвольно провела по животу, в котором происходило самое прекрасное действо в мире – зарождение жизни.
- А ты не лязгай, - вмешался Макс. – Или хочешь в крестные отцы набиться?
- А что, Максим, отличная идея, - подхватила будущая мама.
- Приму за честь, - как на духу сказал Дан.
- Идем, идем… оцените пироги…
- Я итак уверен, что это самые вкусные пироги на планете, - Макс обнял жену и поцеловал в губы. – Пошли, Дан, ты еще одного члена семьи не видел.
Не скрывая удивления Данила проследовал на кухню. “Еще один член семьи” имел четыре лапы, длинный веер усов, и удивительно пушистую серую шесть. Звали, его - Тиша. Котенок сидел на табуретке, взирая на зашедших, потом принялся демонстрационно мяукать.
Данила усадил теплый комок шерсти себе на колени и принялся почесывать за ушком. Тиша заурчал, но тут же спрыгнул с джинс и помчался в прихожую.
- Смотри, своего признал! - воскликнул Дан, глядя как котенок обнюхивает его кроссовки.
- Ну… если тебе нравиться быть “своим” с обосцанной обувью… - начал Макс и получил легонько по губам от Оли.
- Что? – спохватился Дан, но Тиша либо передумал, либо вообще не имел такого желание и, семеня лапками, проследовал в зал.
…Они умяли почти все три пирога, запивая всё это дело ягодным чаем. Особенно вкусным оказался пирог с вишней. Впрочем, с творогом и яблоками внутри ароматного слоеного теста, ничуть не отставали. Данила сыпал комплиментами в адрес ПРЕВОСХОДНОЙ хозяйки на право и налево, рубил похвалой с плеча, чуть ли не воспевая дифирамбы, стоя на одном колени. Оля осталась очень довольна. Желудки тоже.
Встреча состоялась.
V. ЭТО ЖИЗНЬ…
“Фея”, - шепнули сирени,
“Фея”, - призыв был стрижа,
“Фея”, - шепнули сквозь тени
Ландыши, очи смежа.
“Фея”, - сквозь изумрудно,
Травки промолвила нить.
Фея вздохнула: “Как трудно!
Всех-то должна я любить”.
К. Бальмонт, “Трудно Фее”.
Судорожно вцепившись в бицепсы рослого конопатого парня, толчками входящего в неё, Катя старалась не закричать. Он брал её грубо и в тоже время нежно, мог неожиданно останавливать и покрывать её тело поцелуями, оттягивая Пик Наслаждения. Но он никогда не целовал её в губы, никогда во время секса. Катя встречалась с ним уже семнадцать месяцев (маленькая тетрадь в кожаном переплете хранил все числа и даты). Но он её не целовал! И будто не слышал её слов, не видел просящие чужой влаги бутоны губ, замечая перед собой лишь её тело, роскошное тело. Сначала это ужасно злило её, УЖАСНО, потом просто приходило бледноватая дымка разочарования, потом прошло и это чувство… Катя не только не бросила Артема, с каждым разом она привязывалась к нему всё больше. Даже не в силах объяснить себе “почему” и “зачем”, она оставалась с ним. Видимо, слишком долго…
Теперь всё вернулось снова - и злость и разочарование и даже отвращение. Она лежа под телом парня, чувствуя нарастающий клубок слабости и наслаждение внизу живота, и старалась изо всех не закричать, потому что этот крик мог приблизить её даже на микрон к чувству испытанному в прокуренном купе пятнадцатого вагона. Ей стало нехорошо при мысли что кто-то другой, пусть и Артем (в особенности Артем!), мог подарить ей то, что смог подарить Данила даже не войдя в неё.
Парень вышел из неё за секунду перед эякуляцией, потом вытер член заранее приготовленным полотенцем. Боже, я же всё это время могла залететь от него, от НЕГО, подумала девушка.
- Одевайся, скоро старики придут. Да и мне надо в “Олимп” заскочить, - накинув рубашку, он снова обратился к девушке. – Я рад, что ты вернулась.
- Я знаю, - безразлично сказала Катя.
…Они вышли на улицу.
- Завтра позвоню, - сказал конопатый, целуя Катю.
Девушка, не скрывая безразличия, подставила щеку. Тот этого не заметил, или не подал виду. Она даже не стала провожать его взглядом, а просто развернулась и закурила.
Что-то надломилось, что-то требовало перемен. Она давно собиралась порвать с Артемом, но здесь было и что-то еще… Четыре часа от Минска до Бреста поставили знак вопроса, и он стремительно рос. Она не строила себе величественных иллюзий, мол, мне нужен только тот парень и точка! Нет. Совсем нет. Для начала только перемены.
Надо зайти к Свете, - эта мысль показалась спасительной.
Света была старше её на пять лет, и если Даниле и в самом деле было где-то около двадцати восьми, как решила Катя при первом взгляде на парня, то получалось – они со Светой одногодки. Ну, или почти.
Одна из возможностей девушки изменить внешность – перекрасить волосы. Света не раз испытывала на своей голове различные оттенки, но выбор пал отнюдь не на белый, который сопутствовал её имиджу чуть ли не с восьмого класса. Насыщенным цветом рубина теперь могли любоваться мужчины, провожающие взглядом грациозно покачивающую бедрами девушку со струящимися витыми прядями волос. Время не совсем по-джентельменски поступило с лицом обладательницы королевской фигуры, рассыпав прошедшие годы миниатюрным веером морщинок, берущим свое начало от уголков глаз. Вы знаете, что это значит для женщины. А мужчина, который сможет сделать из недостатков достоинство – победитель! Таким стал для Светы Олег, молодой преподаватель географической кафедры БРГУ. “Это даже эротично, ты проста великолепна” (о, и он был прав!), шептал он ей, и был настолько внимателен и нежен, что Света не устояла. Знающие её характер еще по студенческим годкам очень бы удивились, - “Эту же только настойчивостью и силой можно завоевать!” - говаривали близкие “друзья” и “подруги”.
Маленькой Анюте шёл уже четвертый годик, а естественные белый волосы до поясницы и глаза цвета зеленого кристалла приводили маму в полный восторг. Света души не чаяла в дочурки, вот… только с Олежкой начало как-то не стыковаться… если отец Аннушки ночевал бы дома хотя бы три дня в неделю – это можно было назвать идиллией по сравнению с делами насущными.
…Катя три раза нажала кнопку дверного звонка, прекрасно зная, что Олега нет дома, а Анюта у мамы Светы.
- Заходи, подружка, - сказала девушка с порога. Синий бархатный халат и мокрые волосы говорили о недавно принятой ванне.
Катя начала хозяйничать на кухне, готовя чай и бутерброды.
Света, заинтересовано глядя за полными энергией движениями подруги, улыбнулась:
- Ну выкладывай, кто он?
- У-у? – замычала Катя, пережевывая оказавшийся лишним кусок колбасы.
- Если ты не встретила нового парня или наоборот не порвала со старым, то я, видимо, в самом деле, начинаю стареть, что было бы очень прискорбно.
- Все зависит от нашего понимания. Можно и в двадцать пять думать, что ты невозвратимо угасаешь, а в пятьдесят наслаждаться жизнью, - затараторила Катя.
- Ну тут ты Америку не открыла, - сказала Света, на мгновение задержав взгляд на стройных ножка молодой подруги, словно импульсом вспомнив свой первый и последний эксперимент однополой любви. Не просто поцелуйчики, мимолетные ласки, а настоящий секс с девушкой, на сколько может позволить смысл этих слов. Было это еще в институте. Институт, институт… сколько всего… Света не была уверенна, как повела бы она себя, предложи Катя заняться с ней любовью. Тут еще и мужа – что есть, что нет… Черт, откуда такие мысли?
Отбросив все лишние размышления, она повторила свой первый вопрос.
- Данила зовут, красивый, высокий… - сияя, начала Катя.
Она рассказала все полностью, начиная с посадки и заканчивая сценой с Артемом. Света все это время маленькими глотками пила чай и иногда кивала. Когда Катя закончила, она заговорила, тщательно обдумав то, что хочет сказать. Но все равно фразы сбивались, чередуемые маленькими паузами под напором воспоминаний:
- Если ты ищешь просто острых ощущений, то что я могу тебе посоветовать… когда-то, еще на пятом курсе в БГТУ, я, наверное, тоже желала разнообразия, риска, страсти, свободы… всего сразу. Не идти на поводу у чувств – это был мой девиз. – Света вздохнула, тускло улыбнувшись. – Сейчас всё кажется просто интересной историей, которую рассказывают друзьям… да и просто вспоминают. Но… одно воспоминание особенно живо. Парень, он учился в моей группе… не знаю, не знаю, но сейчас мне кажется, что я упустила единственного любившего меня человека… Может просто все эти мысли из-за того, что с Олежкой не ладиться... Мы почти всегда устраиваемся так, чтоб испытывать дискомфорт от недостатков другого по сравнению с достоинствами того, который мог с тобой быть. Мог бы, но не стал твоим, а ты его… И не просто в мечтах. А реально, и мне кажется – это был тот парень… Все лежало на поверхности, манило. Ан-нет. Это жизнь… кто её поймет.
Она продолжила не сразу. Катя, приоткрыв форточку, уселась обратно, закурив. Она смотрела на старшую подругу приоткрыв рот, словно оглушенная её откровенностью.
- Но, Катюша, сейчас у меня все мысли только о дочурке, - Света улыбнулась материнской улыбкой, которая искренней и не порочней даже блеска утренней росы. – А ты, подруга, если доведется встретиться со своим Данилой, то попытайся рассмотреть в нем не только партнера. Да что я тебе говорю, словно нимфоманке какой-то, ты умная и понимающая девочка. Секс он везде секс. Но у тебя будет намного больше…
Уголки рта Кати поползли вверх, она захотела обнять свою подругу, поцеловать её, сказать “спасибо”. Не зная толком за что, но сказать.
И еще ей захотелось увидеть этого парня, который остался в её мыслях входящим в вагон и о чем-то думающем, парнем, глаза которого были скрыты за фиолетовыми стеклышками очков, и глаза, которые так страстно смотрели прямо вглубь её; парня – с которым их связывали несколько страстных (отчасти безумных) минут в тамбуре.
- А как звали того парня? – неожиданного спросила Катя.
Света вопросительно посмотрела на подругу, не сразу уловив нить вопроса.
- Ну того с группы, который тебя любил, а ты, как я поняла, просто повернулась спиной… а передом - к риску, свободе, как ты говоришь. Расскажи о нём поподробнее.
- А… тот парень… - девушка словно находилась в это мгновение далеко-далеко, где-то на рубеже пятилетней давности. Задумчиво улыбнулась и принялась говорить.
VI. …ЗА ПРИЕЗД!
Мы провели два увлекательных часа за беседой (раз уж решено было, что сегодня я ночую здесь – Макс дал мне спортивные штаны и простенькую футболку, чтобы я не воротил свою сумку). Ключи от снятой квартирки были уже у меня. Завтра пойдем и посмотрим мою обитель. Вернее, я посмотрю.
Интересно, но ни о чем конкретном мы не воспоминали, просто рассуждая и веселя друг друга. Желудки не спеша переваривали кулинарные шедевры Оли, а мы говорили… Я будто попал в горячо любимую семью из которой меня вырвали в подростковом возрасте. Все так и естественно и непринужденно, что казалось поднять из-за стола меня не сможет даже приставленная к виску валына.
Макс, дружище… она и правда создана для тебя, а ты для неё. Уж если я улыбаюсь просто глядя в ваши глаза, словно черпая положительные эмоции, то… тебе повезло, друг, очень повезло. И нельзя сказать, что я не завидую тебе, не одно чувство – порок - нельзя выкосить в корне… но эта зависть чиста и бесплодна. Она просто как отблеск ваших чувств, которые не могут оставить меня безразличным. Я рад за тебя и за Олю, - и это довольно весомый позыв! Будьте счастливы… а время рассудит.
К восьми Оля сказала, что ей надо забежать к подруге.
- Да и вам наверняка надо на мужские темы поговорить, - лукаво бросила она.
- Да у тебе не жена, а золото! – воскликнул Дан, когда хлопнула входная дверь.
Шесть бутылок “Доктора Дизеля”, привезенного Даном, уже изрядно охладились и пришел их черед. Макс вынул из морозилки охлажденные пивные бокалы и две бутылочки пива. Нашлись и две пачки чипсов с паприкой. А что еще надо?
- Ну Данила, про моё житьё-бытьё ты уже имеешь представление, - начал Макс, делая маленький глоток – пиву надо было дать чуть нагреться, уж больно долго его продержали ледяные лапы морозилки. – Рассказывай, как там Минск. Да и что там с Тулупом за фишка?
Данила сделал большой глоток, видимо подмерзшая жидкость нисколько не смущало его горло.
- Тулуп книгу свою издавать собирается, - сказал он после паузы.
- Что?! – вырвалось у Макса.
- Погоди, погоди, у меня самого чуть мошонка инеем не покрылась когда услышал, - хохотнул Данила, потом посмотрел на открытую форточку. – У тебя можно закурить?
- Только прикрой дверь и открой полностью окно. Ай, черт с ним, дай и мне одну…
- Что тоже борешься с этой заразой с фильтром?
- Ну а как же, сынишка или дочурка табаком не будут у меня дышать, это я решил четко.
- Твоя правда…
Они закурили, сделав несколько тяг молча.
- Ну, так что там с Тулупом, не томи? Что за книга? – вопросительно глянул Макс.
- Про житуху нашу книга, про Игру(*), просто про нашу компанию, начиная, наверное, намного загодя как мы познакомились с тобой.
- Что и Игра подробно описана? –сорвалось у Макса.
- Кто его знает, я так из вторых уст можно сказать про книгу знаю, Яна(*) рассказала, у них там у Тулупом все серьезно гляди… Но я понимаю, почему ты так спохватился… Оля, да?
Макс задумчиво кивнул.
- Не хотелось бы ворошить, хоть и знает она про это.
- Всё чем могу обнадежить, это лишь – в романе нет фамилий, только имена, да и подробности Игры врядли до Витька (Виктор Колосков - он же Тулуп – прим. автора) дошли. Тут уже твоя тайна и твоя победа(*).
- Дороговато могла лечь мне эта победа, ох и дороговато… - задумался Макс.
- С другой стороны, если бы не Игра и с Олей ты не познакомился, так ведь, друг?
- Да, - заулыбался Макс, пуская дым через нос. – Но и оправдываться этим я давно устал… А как хоть книга называется?
Данила сложил губы тонкой полоской, и, покачивая головой, изобразил саму госпожу Серьезность. Высокомерным тоном он произнес:
- Cuique Suum… это по латыни.
- Ёб твою, - прыснул Макс. – Что еще за говно он придумал… Моменто морэ, аллиум сативум*… по латыни, видите ли…
- Каждому своё, - перевел Данила.
- Каждому своё, - повторил Макс, - А что, звучит! Почему же сразу не назвать так…
- Нам не понять тонкой материи рождения названий…
- А, вот в чем дело, - деловито подыграл Макс, и они оба осушили бокалы уже не такого холодного пивца.
К девяти вернулась Оля.
Все собрались уже в зале, выставив оставшееся пиво на лакированный столик из красного дерева.
- За приезд! – сказал Макс. Всё подняли бокалы с пивом.
Поднимая бокал, Даниле неотвратимо захотелось, что бы сейчас рядом, обнимая его, сидела Катя, всё та же, по сути, незнакомка. Да, он хотел этого!
ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ…
А впереди, блестя шелком и неизвестностью, разворачивался ковер возможностей на этот месяц в Бресте, таящий на своем теле многовековую вышивку судеб и жизней, и пройти по нему мне хотелось высоко подняв голову, держа бокал в одной руке, а второй обнимая горячую красотку… джентельменски набор, господа…
Это были последние мои мысли перед первой ночью проведенной в Бресте.
Впереди меня ждали бары, девочки и неугасающее воспоминание…
ЧАСТЬ II – БАРЫ, ДЕВОЧКИ И НЕУГАСАЮЩЕЕ ВОСПОМИНАНИЕ
I. ЛЕГИОНЫ СТРАСТЕЙ II
Ты светишь себе, себе - и только,
Холодный твой свет не греет нисколько…
Игорь Тальков, “Звезда”.
Вот уже два дня как в Бресте.
Макс действительно постарался с квартиркой – ухоженная, просторная, мебель, конечно, не евро стандарта из полированного ореха, но и на мешковине спать не приходиться да на табуретке за столом из папье-маше не сижу…
Первый день и половина второго ушли на легкую экскурсию. Как вы понимаете, наибольший интерес я проявил к заведениям, жизнь которых набирает обороты и размах ночью. О, господь, я просто обязан был родиться в Голландии, в прекрасном городе Амстердам, где ночь затмевает собой день!
Сижу. Курю. Если верить часам, сейчас – без трех восемь. Естественно, вечера. Вид входящей и выходящей молодежи из здания библиотеки им. Пушкина, что как раз подо мной, не очень поднимает настроение. А для любования стройными ножками нужно место, куда как ближе, чем четвертый этаж. Да и просто любоваться, извините, занятие не из ряда удовлетворяющих желание, а скорей - наоборот, с таким же успехом журнальчики “Пенхауз” или “Плей бой” полистать можно, а таких у меня дай боже – вон, целая тумбочка забита, толи хозяева уж больно похотливые да “глянцевых стимуляторов” были, толи Макс надо мной подшутил.
Ну, эта ночь не застигнет меня в стенах этой квартиры. Выбор пал на “Планету Рок”. Макс, не знаю, как тебя отпустит одного Оля, но оторваться нам придется по полной программе. Я… а вот и звонок! Идем, друг, идем.
- Чего думать, девчонки, едем ко мне, пацаны мы плюс минус отличные… да, Макс? – Данила толкнул локтем сидящего рядом друга.
Макс безразлично кивнул, углубив свой взор в пенистое содержимое бокала.
- Что-то твой друг не больно разговорчив, - хихикнула белокурая студентка пятого курса в синей блестящей жилетке, которая и не пыталась скрыть из поля видения черный бюстгальтер. Вторая, с слишком явно выраженными скулами и небольшой родинкой на подбородке, с нескрываемым интересом смотрела на Данилу, производя какие-то манипуляции с губами.
- Это он сейчас такой, а как ко мне заскочим, то просто агонь-парень станет! – говоря это, Данила не спеша гладил обнаженную ногу блондинки, скрытую под барной стойкой. Девочка не сопротивлялась, а то, с каким видом она изображала, что ничего не происходит (несмотря на напряжение, ощущаемое при каждом прикосновении) заслуживало высшего бала в театральной школе.
Людей было не много, но и не очень мало. В самый раз, что бы не толкаясь оторваться под басы мощных колонок, что бы не ждать бесконечной очереди к бильярдному столу, забив при этом окурками всю пепельницу, а при желании всегда найти местечко у стойки бара, где бармен подсуетит вам новый бокал пива или стаканчик сока.
Макс хотел было что-то сказать, возразить, или даже попрощаться с Данилой (уж тот найдет достойное занятие этим малыхам), но промолчал. Тебя ведь это заинтриговало… девочки ничего, еще соточку и… нет, нет, Максим, нет, и еще раз – нет. Ты сказал Оле, что просто составишь компанию Дану, ты предложил и ей пойти, но она отказалась…Да и причем тут то, что я сказал! Она моя жена, я люблю её… пусть были минуты слабости… я приду к пяти, как и обещал. А что да этой в жилетке и той, в толи платье, толи прозрачной накидке, просто подыграем Даниле, а там дело его… Отдыхай, холостяк ты наш, а нам и так отлично. Оля, Оля, я люблю тебя, солнышко. В тебе новая жизнь, в тебе мое прошлое и будущее, в тебе то, с чем я счастлив и готов состариться рядом… Но одно другому не мешает, тяпнешь малых и домой! - раздался настойчивый голос. Макс не мог определить его ли это мысли или…Что за ерунда, конечно, его! – Ты ведь хочешь поразвлечься, с Данилой вы как-то устраивали небольшую оргию(*), ты мужчина и тебе надо разнообразие. Стоп. Мне ничего этого не надо, только Оля.
Данила был уже изрядно пьян. Голос плыл, но девушки от слова к слову всё больше улыбались и нетерпеливо терлись на седушках. Дан, как “тонкий психолог”, разогревал пойманных еще на входе у “Планеты” птичек, чувствуя, что никуда они уже не денутся. Только к нему, проверять на прочность диванчик, паркет, да и мало ли что и где…
- Давай последний танец, и едем, - проурчала брюнетка с родинкой, которую звали Рита (Данила так часто называл девчонок то “красавицами”, то “любимыми”, то просто – “девушки”, что выловить из памяти имена Рита и Евгения было не просто, а еще труднее вспомнить к кому именно то или иное применить).
Так, надо запомнить: Рита – в жилетке, Евгения – с родинкой… повторил он про себя. Родинка, жилетка, Евгения, Рита, родинка в жилетке, жилетка с родинкой, тьфу! хватит пить, Данила…
Предложение потанцевать предназначались Даниле. Девушка была старше своей подруги, и Макс невольно подумал, что выбор Дана остановиться именно на ней. Надо отметить, что он угадал и не угадал в тоже время.
Дан единым глотком осушил бокал с “Балтикой” и после крепкой затяжки, смял сигарету в пепельнице.
- Идем, - сказал он.
Рита, взяв его за руку, где сразу же поспешила чувственно скрестить пальцы, буквально потащила его в танцующую толпу. Платье девушки было более чем вызывающе – полупрозрачная ткань выставляла на показ нижнее белье и впечатляющие формы, к которым Данила уже прижимался грудью, и на которые сползли его ладони во время танца. Пары медленно закружились по площадке, то и дело, натыкаясь друг на друга, и полностью забывая, что это танец… Какой-то подросток в синем замшевом пиджаке и белой футболке, отливающей серебром под лучами прожекторов, выдал такой откровенный танец со своей коротко стриженной спутницей, что впору было предоставлять парочке отдельную комнату, а не место на танцплощадке. Были и одинокие фигуры девушек, извивающихся в пластах музыки, и судя по всему, неплохо чувствующие себя без партнера.
- Может, тоже пригласишь? – настойчиво сказала из-за плеча Евгения.
Прежде чем повернуться, Макс до боли сжал зубы, произнеся бесплодное ругательство. Чем все это может закончиться, он знал. Несколько секунд он смотрел в глаза девушки, такой молодой и амбициозной в свой красоте… Сколько вас таких? Каждая ищет, каждая жаждет? Каждая хуже и лучше предыдущей. И ты пользовался этим, Макс. Или же пользовались они. Не важно.
- Боюсь, что нет, - спокойно сказал он, потупившись снова в пасть бокала. Пена уже давно осела; пузырьки газа, словно избавляясь от невидимых оков, отрывались от стенок и дна и всплывали, чтобы исчезнуть навсегда. На смену им приходили другие. Янтарные отблески пива, медленно покачивание жидкости – успокаивали… Он начинал теряться в собственном взгляде, не замечая момента, когда вместо тающей картинки реальности мозг подсовывал ему слайды прошлого.
- Забавный ты какой-то, - неожиданно заулыбалась она.
Макс посмотрел снова на неё, прямо ей в глаза. Евгения сейчас казалась совсем не развратной и вульгарной, какую строила из себя всю ночь. Вот он живой огонек, там за гранью, в улыбке, глазах… Юная и в тоже время взрослая. Недосягаемая для подростков и открытая для таких как он. Возраст ли критерий? Для таких отношений – на ночь – ДА, увы или ура.
Что-то было предрасполагающее к себе в её улыбке. Но нет. Это лишь частичка интереса к нему, как к предполагаемому партнеру на эту ночь. Или нет? К чему вопросы, к чему. Все что сейчас хочется – поговорить, и даже лучше, что я не знаю Евгению… просто поговорить с незнакомым человеком, о котором знаешь не дальше его имени. Может и не поговорить, а послушать или же – рассказать. Не рановато ли, ты исповедаться решил, Макс? Просто поговорить хочешь? А на ножки посмотри!
На этот раз он не стал спорить сам с собой, а лишь улыбнулся последней мысли. Он закрыл глаза.
Не было стойки бара, не было музыки, не было плывущих вдоль столиков ночных гуляк, не было и самой “Планеты”. Была лишь огромная белая комната, или не комната, так как он не видел ни стен, ни потолка, ничего, только белый пол, убегающий во все стороны, чтобы исчезнуть в перспективе. И была кровать. Нет, не былая. Это была крепкая дубовая кровать, с простыней, пододеяльником и двумя наволочками из светло зеленой материи. Его кровать – его и Оли. Оля лежала обнаженная с подобранными под себя волосами. Естественно и не вызывающе. Просто ждала и жаждала его. Макс осмотрелся. Никого. Он и она. Он подошел к своей девушке, к своей жене, к своей любимой. Не первой, но настоящей и взаимной любви. “Не спеши”, - сказал она, садясь на край. Он стоял, любуясь прекрасным телом, каждым движением. Оля медленно раздевала его, и каждое прикосновение было божественным, тающим… Он лежали и целовали друг друга, его язык кружился вокруг набухших сосков, скользил по нежной тропинке между двумя холмиками молодых и крепких грудей, её руки у него на груди, на плечах, на лице… его губы между бедер девушки… плывя на наслаждаясь… прелюдия к сексу превращалась в жарких неугасающий марафон взаимных ласк. А потом он берет её…
- Ты что заснул? - услышал он шепот Вероники у самого уха, а потом прикосновение её языка к мочке уха. Он отшатнулся, словно его ударило током.
Еще с минуту он не мог думать ни о чем кроме этого более чем яркого воспоминания. Да, он прекрасно знал, что это был за день. День, зачатия их будущего ребенка. Из бесчисленного числа моментов их близости с Олей, Макс почему-то знал, что это именно тот день, третье января. Как понимать это воспоминание наяву?
- Ей богу, забавный, - опять заулыбалась Евгения, ложа ему руку на колено. Макс не стал убирать её, пока, и так дерганым, наверняка, считает.
Ну и хрен на неё! Кто она такая, может ты еще трахнешь её, что тебя дерганым не считала. Всё время пытался что-то кому-то доказать и сейчас пытаешься… Не то место, Макс, совсем не то… Оля. Вот ей ты должен каждый день доказывать свою любовь, только ей!
Мысль была насколько стремительна и справедлива, что Макс спокойно взял за тонкое запястье руку девушки и переместил на барную стойку.
- Не стоит, я… - он продемонстрировал обручальное кольцо.
- Ох, ты! Да это еще лучше. Тебе говорили, что ты интересный парень?
Дежа вю. Где я это уже слышал? Или просто рядовая фраза? Ты слишком много перепробовал женского тепла, что уже путаешься и сомневаешься. Ах, да..
Он вспомнил. Тебе говорили, что ты интересный парень? Инна. Последняя цель в Игре, затеянной им и его товарищами в Минске(*). Да, чем-то она напоминает Евгению или та её. Не важно. Нет, Инна была как-то более открыта и естественна… Смешно, а ведь она – шлюхой дорогой-то была. А что Евгения? Оп-па, заминочка. Он не поставил бы и доллара в споре, что девушка, сидящая за стойкой бара рядом с ним не занимается проституцией, как и не спорил бы с обратным утверждением. Кто его знает. Да и какое ему дело! Заскочу к Даниле на минутку и домой.
- Второй раз…
- Что? – не поняла Евгения.
- Второй раз это говорят, если тебе интересно, - сказал он. Разговор даже забавлял.
- Мне в тебе всё интересно, - облизала губы девушка. О, старая история! Ногу за ногу, облизывание губы, скоро сама себя гладит еще начнет…
- Не трать энергию, девочка, лучше направь её на более действенного парня, - все также спокойно вымолвил Макс.
- Какого это другого парня? – подоспел Данила, - Никаких других! Собираемся и ко мне!
Никто не возражал. Макс же облегченно вздохнул, - полчаса и дома. Наверное, и к Дану не следует заезжать. От греха подальше. Он сказал это другу во время того, как девушки на минутку удалились в дамскую комнату, а парни, куря, стояли на выходе.
- Ну ты, Макс, даёшь. Давай ко мне сначала. Хотя бы так для компании, девочек чуть больше разгорячить за рюмочкой шампусика…
- Да они и так теплые, тебе во дворике любом отдадутся, - проворчал Макс.
- Ну на минутку, заглянем, а там к Олечке порхнешь под крыло! – последняя фраза получилась вроде бы с оттенком насмешки.
Макс глянул в глаза друга, но там лишь колыхались волны спиртного вперемешку с мутными фантазиями, которые вскоре должны были стать явью в присутствии Евгении и Риты. Макс закурил. Осадок непонимания осел в сердце…
- Что ж… хорошо, - сказал он, не желая вступать с долгие и бесполезные споры.
Словили такси. Макс уселся на переднее сидение, закурив. Таксист украдкой поглядывал в зеркальце на Данилу в окружении двух ненасытных девушек, уже начавших подготовку к предстоящему “веселью”. Макс взглянул на заднее сидение лишь раз. Рита и Евгения, явно с немалым опытом подобных ласк, выписывали языками на шее Дана разнообразные восьмерки и кривые. Глаза Дана были блаженно закрыты, на лице сияла грубоватая улыбка наслаждения. Да, было от чего.
Макс углубился в надвигающиеся огни домов, попутно отвлекаясь на сигарету, стараясь не загадить салон пеплом. Сгустки прогоревшего табака исчезали в окне подхватываемые ветром, едва только рука подносила сигарету к опущенному стеклу. Гриф светящейся гитары и курящие у входа остались позади.
Седовласый таксист загнул баснословную цену за эту ночную поездочку от Планеты к библиотеке, но Данила не стал с ним пререкаться. Его больше всего волновали выпорхнувшие из салона женские тела.
- Надеюсь, у тебя есть, с чем продолжить банкет? – спросила уже в квартире Рита. Девушки чувствовали себя в покоях нашего героя чуть ли не дома.
- Имеется, красавицы, как же без этого, - он первым проследовал на кухню.
Холодильник избавился от двух бутылок шампанского и коробки конфет размером с коробку игры “Монополия”. Денег, видимо, Данила пока жалел. Ничего, с таким темпом через неделю не на что будет в Бульбяной поесть, подумал Макс.
- Открой, пожалуйста, - проворковала Евгения, передавая бутылку Максу. Девочка еще не потеряла надежды в его направлении. И может не бесплодно? Может все-таки остаться?
Пробка с шумом ринулась к потолку, после чего нашла свое место в раковине, забавно отрикошетив напоследок от стены. “Ура!” вскрикнули девчонки, подставляя бокалы под пенящуюся струю.
Пили, курили, лопали конфеты.
- Ну что, красавицы, нам предстоит горячая ночь? – уверенно обратился Данила, допивая последние капли.
- Да уже утро скоро… - на Евгении из верхней одежды остался лишь бюстгальтер, жилетка покоилась на спинке стула.
- Утро, день… какая разница. Любовь не признаёт разделения на день и ночь, - философски рассудил Данила.
Девушки пьяно рассмеялись.
- Ладно, я пойду, - сказал Макс, который до этого момента был лишь сторонним наблюдателем разворачивающегося представления.
- Как так? – возмутилась Рита, потом обратилась к Даниле. – Ты же обещал, что он будет как огонь!
- Будет, будет… - икнул Данила. - Я сейчас отолью, и продолжим беседу…
Зов желудка погнал его в туалет. А девушки опять захихикали после фразы “ сейчас отолью”, такое впечатление, что помочись Данила при них прямо в раковину, они бы все так же возбужденно смеялись. Границы этикета стерлись, когда захлопнулись дверки такси.
Макс остался с двумя особами наедине.
- Ну же, Максим, - в первый раз по имени назвала его Евгения, встав и присев ему на колени.
Он не сопротивлялся. Все тело охватило непонятно оцепенение. Макс едва сдержал себя, чтобы не обнять девушку.
- И ты уйдешь, пропустив такое? – она прижалась к нему, позволив почувствовать тепло и объем груди. Руки Евгении опустились ему на виски. Прикосновения было приятны, чертовки приятны! Поглаживание перекинулись на волосы Макса – тонкие пальца медленными перемещениями массажировали корни волос.
Девушка даже не пыталась поцеловать парня, словно знала, что это спугнет его. Макс тяжело задышал. Под ширинкой проснулась жизнь.
- О! А кто это, наш младший братик, - заулыбалась Евгения, почувствовав твердый предмет, уткнувшийся в ногу. – А ты говорил… никуда не стоит идти. Мы, вчетвером, тут такое устроим!
- Оп-па! Я смотрю у нас полный порядок! – воскликнул Дан, застав такую картину:
Евгения, умастившаяся на коленях Макса, и Рита, включившаяся в игру – покрывая прикосновениями грудь парня. Макс, словно в трансе, курил, как будто все происходящее не касалось его. Но за безразличными чертами, проглядывался поток мыслей и образов, всколыхнувший память.
Ноги Евгении раздвинулись, и рука потянулась к главному препятствию будущего наслаждения, к ширинке парня. Того словно огрели смачной пощечиной. Макс дернулся, схватил за талию девушку и грубо усадил её на соседний стул, следующим рывком-ударом он откинул в сторону руку Риты.
- Что ебнутый!!? – пискнула девушка, родинка задергалась вместе с подбородком. Евгения осталась спокойна, и даже всё так же улыбалась. Но сделать следующую попытку приблизиться к этому забавному парню не решилась.
- Макс, ты что? – рука Данилы застыла на полпути к пачке “Мальборо”. – Только не говори, что ни разу не изменял Ольке?
Зачем ты это говоришь, Дан, зачем!? Что с тобой? Боже, я не хочу сориться с тобой из-за этих шалав!
- Изменял, - бесцветным голосом сказал он. – Но это…
- Так в чем же дело, Макс? – перебил его Дан.
- Пойду уже, - холодно ответил тот.
- Давай, давай… псих долбанный, - тихо прорычала Рита.
Макс медленно повернул голову в её сторону. Глаза наливались тупым отблеском кровавых прожилок.
- И как понимать тебя, родная? Оскорбить меня решила?
- Как-как… - только и смогла сказать девушка, поджав ноги под себя на стуле. Глаза парня не сулили ничего хорошего. Рита даже успела ощутить укол страха. Он мог взять её прямо здесь, даже изнасиловать, но… она не противилась бы этому. Но – избить? Да, этого она боялась, боялась быть избитой, через года неся отвращение и боль, причиненную ей отчимом за медленно издевательски тянущиеся годы детства…
Макс тяжело вздохнул, кожа не желала гасить тепло прикосновений Евгении… да и Риты. Злость. Он гасил желание и сомнения злостью. Надо было ставить точку. И уходить.
- Ладно… Не будем портить вечер. До завтра, Дан.
На пороге его остановил голос Евгении (дежа вю, дежа вю…):
- А не будешь жалеть, что не остался?
- Не знаю… - сказал он, не оборачиваясь. Потом вспомнил лицо Оли и уверенно произнес. – Нет, не буду.
Следующую фразу он не расслышал.
… На втором этаже его догнал Данила.
- Извини, Макс, извини… - Данила рассеяно шарил взглядом по потрескавшейся плитке пола. – Я не знаю, зачем толкал тебя на все это… и водка не оправдание, ты сам должен был решать, а не я навинчивать свое мнение. – Данила уже смотрел на друга ясными трезвыми глазами. – Я словно забыл… понимаешь, будто мы с компании, холостые так сказать… извини, Оля отличная девушка, просто отличная и вы с ней… я рад за вас, вы словно моя семья…
- Не надо извиняться, друг, - Макс обнял Данилу. – Я всё понимаю… иди, развлекайся.
- Будет сделано, - улыбаясь, подмигнул Дан, откозыряв. – Оле приветик большущий и скажи что завтра с меня торт огромный.
- Смотри, за язык никто тебя не тянул! – погрозил пальцем Макс. – Ну все давай!
…На улице уже начинало светать, но ночная жизнь продолжилась в обители Дана.
- Ну девочки, как так, почему еще в одежде? – покачал он головой, садясь на диван.
Девушки без лишних слов начали грациозно снимать немногочисленные предметы обихода, превратив этот процесс в небольшое стриптиз шоу. Данила сидел не шевелясь, торжественно улыбаясь при виде обнаженных тел. Он не спешил…
- Ну же, поцелуйте друг друга, - его слова немного опоздали, Рита и Евгения уже страстно сосались, гладя тела, словно прочитав просьбу Данилы еще в глазах.
Тела изгибались толчками, лобки девушек с нарастающим ритмом терлись друг о друга, словно путаясь высечь искру. Из танца губ, тел, грудей, ног – показалась рука и поманила Данилу. Тот в три прыжка оказался рядом. Без одежды, конечно…
Он взял Риту сзади, с силой обхватив рукой живот. Рита, закинув руки назад, схватила его за голову; из ее широко открытого рта вырвались непроизвольные короткие крики. Он начал ласкать её шею языком и губами, пока не услышал долгий крик. Евгения прислонилась к подруге и с жадностью впилась в губы девушки, руками умудрившись обхватить два тела. Ногти блондинки оцарапали спину парня.
Движение, толчок, прикосновение… Медленно, быстро, грубо, грубо, урывками движений, взглядов, словно пытаясь выделить жирной линией границу между сексом и каким-либо чувством… Он уже на спине… Лица девушек, улыбки, жар и показавшийся бесконечным отрыв от реальности, кажущейся не смотря на все – холодной и одинокой…
А след новых звезд куда вернее,
Всё ярче они, а ты бледнее…
Звезда!
- доносился из кухни голос Толькова, не выключенное радио жило своей жизнью.
А ночь передавала бразды правления утру.
II. ВИЗИТ КАЖИМА
Придумывать утро, несомненно, стояло, но вот давать ему строгие временные границы, мол, там промежуток с шести до двенадцати все считаем утром – вот этого, мне кажется, делать не стоило. Я так скажу, утро наступает с пробуждением. И утро этого дня явно залазило часовой стрелкой на сектор времени, именуемый обедом.
Солнечные лучи беспощадно струилось в окно и слепило, воспользовавшись распахнутыми шторами. Пришла забавная мысль, что солнце пытается если и не наказать, то укорить меня за разврат учиненный мной в её отсутствии. Кстати о наболевшем, о девушках… Рита и Евгения, судя по всему, посчитали нужным покинуть квартиру не дожидаясь моего пробуждения. Ну, хоть от утренних тирад и уже бесполезных фраз избавили. Голова гудела, и обдумывание и осмысливание произошедшего я отложил, похоже, что не только водка иссушила не только полость рта, но и мозг (что не далеко от правды).
Данила приподнялся на руках, подтянув под себя ноги и пристроившись спиной к вертикали стены. Это утро-обед неплохо начиналось, - с немалых удивлением он нашел рядом с собой под скомканным уголком одеяла не распакованную пачку сигарет и коробок спичек, в котором из семи спичек четыре покоились с почерневшей головкой и обсмаленным тельцем. Он закурил от второй спички, не очень заботясь о ковре, куда полетели серые снежинки пепла.
Вот еще бы и полтораху водички обнаружить! Но это желание не было удовлетворено прямо в постели, пришлось, вставать, каждым мускулом ощущая проделанную ночью “работу”, и, покачиваясь, добираться до кухни. Сей поход занял изрядное количество времени, но коробка прохладного яблочного сока “Моя семья”, припасенного заранее, улучшила самочувствие в геометрической прогрессии. О как беспредельно божественными кажутся глотки жидкости каждый раз, и поистине эта тему заслуживает отдельного трактата. Он с наслаждение глотал сок, каждым движением кадыка посылая через гортань новую порцию “смагаутолителя”, с толикой цинизма думая о шагающей по улицам людской массе, спешащей по делам и вытирая пот со лба, бредущей на пляж в предвкушении первого прохладного нырка, просиживающей шорты и юбки в барах за стаканчиком чего-либо и ведя обыденные беседы; кто-то акучивает очередную перспективную подружку, похабно пялясь на женские и прелести и радуясь не очень палящему солнцу, кто-то дарит цветы, слагает стихи, ища пути к женскому сердцу аккордом романтики, но никто, практически никто, и не подозревает об истинной ценности каждой капли живительной влаги, способной подобно противоядию вернуть к жизни. Люди, само собой, испытывают жажду, краники бочонков с квасом не успевают просыхать, заполняя очередной бокал, но это уже не то, совсем не то…
- Эй, Рита, Евгения! А где же ужин, вашу мать?! Две бабы в доме, а яичницу сварганить некому!
Его слов никто услышать не мог.
Он сел за стол, не выпуская из руки почти опустевшую коробку. Поверхность стола была холодной, гладкой, мёртвой.
Следовало немного осмыслить. И эту ночь, хотя с первого взгляда, что там осмысливать? Ну было… утолили жажду, так сказать, и привет! Как часто говаривал сам Макс еще студенческие годы: “Просто ночь”(**, название одной из глав в “Нетронутых именах”). Но ведь была и несвойственная ему, Даниле, грубость, желание не просто заняться любовью с теми двумя, а сделать это грубо, именно, грубо, и не важно, что они не восприняли, не придали этой черте отталкивающий оттенок, а словно подыгрывая, сплели этот клубок страсти, наваждения и грубости, как вкус специфического коктейля, не возможного без одного из ингредиентов. Он брал то, что хотел. Брал, брал, брал… пытаясь чего-то добиться или что-то прикрыть. Это было, по сути, тоже самое что и секс с проституткой (ну, с двумя), где ищешь только удовлетворение, и теряешь сам смысл…
Хватит об этом. Моё поведение с Максом, вот о чем стоит подумать! Вот уж на самом деле, приехал, что разрушить семейную жизнь друга… не хорошо получается…
Он потряс левой рукой, сбивая часы на запястье, и только потом посмотрел на циферблат. Без семи два. Он собирался сдержать свое обещание еще до четырех, осталось только помыться, сбрить двухдневную щетину, перекусить, и мчаться на поиски торта. Решено!
Словно бандероль, держа под мышкой коробку увесистого кремового торта, я позвонил. Приятно было увидеть свежее лицо улыбающейся Оли, открывшей дверь, после всей пропахшего потом, алкоголем и недопонимаем вчерашней ночи. Это отрезвляло лучше всякого сока, хотя тлеющее горло снова грозило вспыхнуть на старый углах… Чай будет в самый раз.
- Ну как “Планета”? Надеюсь хоть выспался немного… - улыбнулась она.
- Тяжело, Олечка, ох и тяжело, в Бресте столько красивых девушек.
- Только не надо посвящать меня в тайны своего обаяния… ой, а это что! –Ты хочешь что бы меня, то есть нас (Оля погладила живот) аллергия настигла?
- Такой красивой девушки ничего не страшно, - сказал я, передовая коробку.
- Что такое? Опять слышу, ты мою жену пытаешься обольстить? Наверное сил только языком молоть и осталось, – раздался из зала голос Макса. Этот уж точно не упустит возможности подколоть. Голос располагающий… ну, Макс надеюсь мы поняли друг друга вчера, больше такого не повториться. Стану хранителем вашего очага. Хотя бы на месяц.
Я прошел в зал, поздоровавшись с Максом, и упал рядом на диван рядом. По НТВ шли “Записки натуралиста”, ведущий на этот раз дегустировал кухню малайзийского города Кучинг… Эх, хороша работа – катаются люди по земному шарику, отдыхают, снимают передачи… Да ты и столицы и столицы Малайзии, наверняка, не вспомнишь, укорил я сам себя. Что бы так кататься по “шарику” надо и знать соответственно по линии специализации передачи. Малайзия, Малайзия… порывшись немного в памяти, я выдернул-таки оттуда столицу этой страны – Куала-Лумпур, – чем был безгранично удовлетворен.
- Парни, заварите чая, - крикнула из душа Оля.
- А ты там не задерживайся, а то весь тортик умнем…
- Ну и слава богу, оградите от лишних калорий…
- Поговори мне еще, - сказал Макс.
Чайник начал тихенько шипеть на конфорке, я принялся за разделку торта, а Макса - за откупоривание новой пачки чая “Принцесса Нури”, и наполнение сахарницы. “Ну как там малыхи?” - только и спросил он. “Нормалёк. Проворковали, и улетели…” - “Так что и не ночевали?” – “Нет” – “Только не говори еще, что ушли сразу за мной?” – “Нет… дело свое красавицы сделали на совесть” – “Ну и славненько” – “А как, с Олей все нормально? ”. Макс кивнул и больше мы этой темы не касались.
Оля спешила забежать в тетушке, что Макс еле заставил её съесть один кусочек, а я лично пообещал, что половина кремового шедевра будет ждать её по возращению в холодильнике. Она ушла.
Небо затянуло облаками, и начал накрапывать теплый дождик. Мы открыли настежь окно и блаженно закурили. Дождь необыкновенно успокаивал. Вот он поплечник романтизма… свидание под мелким дождем, жаркий песок пляжа и двое влюбленных, чувствующих тела друг друга и приятное прикосновение теплых капель моросящего “романтика”. Даниле казалось, что он мог бы наблюдать за тихим шумом дождя бесконечно.
…Они еще около часа вспоминали о Минске. Всё это время шел дождь.
В дверь позвонили.
- Кажим! – услышал оставшийся на кухне Данила голос Макса.
- Здоров, Макс. Приветствую, Данила… так звать, кажется? Точно, Данила… - Рослый мужчина с тонкой светло-синей байке появился в разъеме коридоре, махнув Дану рукой. - Не удивляйся, память на имена и даты у меня отличная… Могу даже число припомнить, когда в ночью в минской барчеле тогда гудели(*).
Данила кивнул, здороваясь, потом встал и выкинул бычок в окно. Капли воды всё еще падали на тротуар, это листва прощалась с остатками задержанной влаги.
- Я тут, Макс, не один, Капитан и… - сказал Кажим, расправляя зонт.
- Так чего они стоят?
- Сейчас поднимутся, провизию кой-какую из машины достают.
В неплотно прикрытую дверь постучали.
Зашел среднего роста мужчина, с белом кепи одетом задом наперёд, которого Кажим представил под погонялом Мякишь. Немного смугловат, приятное лицо. Брови светлые, словно выгоревшие, прямой нос, широкий лоб. Держался он просто, хотя и не без присущей высокомерной искорки, проглядывающейся практически у всех “воротил криминала”.
Макс несколько раз слышал о Мякише от Кажима. Запомнились ему и несколько историй-легенд, пытающихся рассказать о происхождении это забавной клички. Говорили, что он еще в юношеские годы все время выковыривал мякиш из сердцевины батона, а оставшийся кокон из корки выкидывал в форточку, и даже как-то раз умудрился попасть им в крышу, проезжавшего под окнами “бобана”, говорили и о том, что всё дело в эпизоде, когда Андрей (настоящее имя Мякиша) сломал два зуба о несвежую буханку хлеба и в пылу обиды и ярости пообещал, что разворотит п…ду продавщице по самый мякиш, последнее словечко особенно понравилось его друганам и появилось новое погоняло. Но всё, как обычно и случается, было гораздо проще – Андрей Кишьмяр, получил сие погоняло по милости Слыша(**), который тоже в юношеские годы очень любил коверкать и видоизменять фамилии, а однажды поменяв местами слоги в фамилии Андрея и выкинув из середины букву р, получил готовое словечко, которое приросло не хуже чем застывшая капля смолы к пластмассе.
Последним зашел Капитан, слегка застенчиво улыбаясь, и приодетый в шорты и футболку цвета переливающейся на солнце лужи бензина. Он был самым щупленьким из товарищей Кажима, и Макс знаком с ним не только понаслышке. Тут уж с погонялом вопросов не было, как не было и бесчисленного числа легенд на этот счет, если не считать несколько случаев, когда Кажим на вопросы девушек о причине возникновения у его друга такой клички, отвечал: “В Афгане, Лёха наш, командиром роты был…” Но правда была одна. Еще в школе Лёха был капитаном КВН-команды, чем частенько афишировал после, но Мякишь, отучившийся с Капитаном все пять курсов на факультете водоснабжения и гидромелиорации, часто отмечал: “Какой в жопу капитан из него, да он у доски чуть что краснее похлеще наваристого борща… как же он на сцену тогда выходил?”
…Перезнакомившись, все уселись в зале, куда Мякишь взгромоздил принесенные четыре упаковки немецкого пива по шесть 0.33 литровых бутылочек и сушенных карасей, предусмотрительно попросив под всё это дело газетку.
- Не знали, что пятеро нас получиться, - сказал Кажим. – Ну ничего не подеремся, я думаю. Олечке твоей я в холодильнике пивцо оставил, знаю, любит твоя красавица это дело… - Макс улыбнулся. – Та что, не в курсе, когда Ирка подъехать должна…
- Вроде так, Оля что-то говорила насчет вторника. Вот приедет она от родителей, точно скажет…
- Боюсь, не дождемся… Во сколько нам, Кэп, надо у пристани быть? – обратился к Капитану Кажим.
- Через два часика, максимум, - сказал тот сипящим голосом.
- Позвонишь потом, узнаешь, - сказал Мякишь.
- Какой ты умный, Андрюха, прямо зависть берет. Я бы и не сообразил никак, - закачал головой Кажим.
- А ты мог бы… - ухмыльнулся тот, отмахнувшись. – У тебя, как пень задымиться на какую малую, так обо всем забываешь. Остается только удивляться, как Ирина тебя зацепила так крепко, не уж-то заметила-таки, что у тебя на седле родинка с австралийский континент размером и шантажирует теперь?
С этой шутки рассмеялся даже сам Кажим, не особо приветствующий шутки, где фигурировали он и Ира.
Завязалась простенькая беседа, озвученная бульканьем свежего пива. Макс то и дело начинал выковыривать языком, застрявшее в зубах мясо, да так, что казалось что язык продырявит нёбо. Данила больше молчал, с интересом наблюдая за жестикуляцией Мякиша при очередном рассказе, украшенном - словно золотое ожерелье инкрустацией – блатным жаргоном. Кто бы мог подумать, что за этой этикеткой социального положения, привившей и укоренившей свою специфику речи, за этим уверенном в своих силах мужчине в белом кепи, называющем девок легкого поведения – “****ями”, “шмарами”, “шалавами”, излишнюю напыщенность – “загоном”, потерпевшего – “терпилой”, встречу – “сходняком”, “стрелой”, а член – “бивнем”, “пнем” и всем известным словечком из трёх букв… кто может подумать, что за плечами Андрея-Мякиша стоят два полных высших образования, полученных в тогда еще БПИ, и одно законченно на красный диплом. В интеллектуальной беседе он смог бы заткнуть за пояс любого интеллигента в ухоженном костюме и внушительных очках, считающего себе мастером диалога и тонким теоретиком мирских проблем. Настольными книгами Мякиша были “Прощай оружие” Хемингуэя, “Три товарища” Ремарка и Энциклопедия Истории русского искусства в двух томах… но это уже совсем другая история.
- Так что там с братом Слыша? – спросил Кажим, где-то в промежутке между третей опустошенной бутылкой и начатой четвертой.
Мякишь отвлеченно теребил выключатель настенного ночника.
- Попал малой его, вообще молодежь бесшабашная пошла… Терпила заяву кинул и приплыли… Опера вломились домой, Слышь рассказывал, и малого его чуть ли не семейниках к себе поволокли. Тоже не мелочи шьют, он же с какой-то еще корягой малолетней мусорского в штатском пырнули…
- А суд когда?
- А кто его знает… сейчас на подписку о невыезде пустили на вольные ветра.
- Что ж Слышь со мной не связался? - задумчиво сказал Кажим.
- Сам же прекрасно понимаешь, что туда лезть - только хуже делать. Адвокатик лучший и так далее, это само собой, но глубже лучше не рыть…
- А терпила как? Перо его не слишком подкосило?
- Жива тварь поганая, там такая рама, что я и сам бы дважды подумал бы прежде чем полезть, - Мякишь потёр здоровые как позвонки динозавра костяшки. - А эти ему бочину проткнули, да в мозги, как я понял, дубцом прописали… так тот в штаны и наложил, за ручку взялся и давай малых под статью гнать. Годков пять по максимуму могу впаять.
Вернулись с кухни Макс и Дан, пополнив легкие никотином.
- А, кстати! – неожиданно спохватился о чем-то Мякишь. – Как брестское Динамо сыграло? А то до телека не дорваться уже два дня.
- Вот уж фанат нашелся, ты еще флаг и шарф с логотипами клуба купи и ходи на все матчи, - пустил смешок Кэп.
- И ходил бы, да только из-за таких как ты, не платящих налоги, стадион уже который год достроить не могут… а на огрызок вместо полноценных трибун я ходить, извините, не хочу, да и не в этом фанатизм заключается, - вернул словесный должок Мякишь.
- Я знаю счет… - сказал Данила, вспоминая вчерашнюю, спортивную сводку по национальному белорусскому телевидению.
- Ну же порадуй меня, земляк? - интерес Мякиша был неподдельным.
- 1:3 “Шахтер” на их поле обули.
Лицо Мякиша просияло, округлилось, он прикинул расстояние между собой и Даном, и, посчитав его небольшим, перегнулся через Кажима, протянул парню руку и крепко пожал, после ответного действа.
- Вот это новость! – сказал он. – За это проси о любой услуге.
- Да ладно… - слегка растеряно ответил Данила. – Было бы за что.
- Зная, Мякиша, проси его, о чем хочешь, за новость о победе, он тебе всех стриптизершь с “Арлекино” домой загонит, что бы развлекали до утра, - улыбнулся Кажим.
- Раз так, - уверенно начал Дан. – Будет одна просьба, адресок бы девушки одной узнать…
- Да что ж вы всё теряете баб, что приходится адреса потом пробивать, - Кажим подмигнул Максу (* - имеется ввиду, эпизод, когда Кажим по просьбе Макса нашел минский адрес и место работы Виты, одной из целей Игры).
Макс то же улыбнулся, но через секунду лицо выражало чистый интерес к персоне Данилы и теме таинственной незнакомки, адрес которой тот просил узнать. Дан спохватился, вспомнив, что так и не рассказал другу историю знакомства с Катей. Он сделал продолжительный глоток, и, кашлянув в кулак, пересказал сжатый вариант поездного романа. Никто не воспринял это за нездоровое, ребяческое желание найти девушку, которая, грубо говоря, никто, просто попутчица, которых в жизни проходят десятки… Девок много, но почему именно та? Каждый для себя понимал и объяснял это по-своему. На то и есть опьяняющий ароматом цветущий букет причин и страстей, называемый любовью.
- Гаврилова, Катя, как говоришь выглядит… - повторил Мякишь, потом достал маленький блокнотик и деревянный “Паркер”, записав это. – Не проблем, земляк, сделаем.
- Буду благодарен, - сказал Дан.
- За любовь, - поднял бокал Капитан.
- За неё! За эту непостоянную стерву! – подхватил Кажим.
Все скрестили горлышки бутылок.
…Оживился спавший всё это время Тишка, и принялся носиться по залу, за что удостоился отклика Кажима: “Да это пушистый болид какой-то!”. Котенок удостоенный столько почетного звания успокоился и занялся своим любимым делом – обнаружением чужой обуви. Самыми чужими или самыми забавными ему показались сандали Капитана. Пока Макс забирал у кота новую игрушку, Мякишь успел отметить – “и как это кот замертво не упал после твоих носков, Кэп?”. Доводы Капитана в пользу того, что он не носит носков, “лето же на дворе”, не переубедили остроумие Мякиша.
Сандаль был отвоеван, а прихожая закрыта. Тишка бросил несколько вопросительных взглядов на сидящих, и принял за еще одно привычное занятие… котенок стал бросаться на свое отражение в зеркальных стенках шкафа.
III. ОТЗВУКИ НОЧИ
Прекрасен мир! Но восхищению
В иссохшем сердце места нет!…
Тютчев, “Одиночество”
Последующие пять ночей я провел на дискотеках. “Итальянка” (как называет Макс “Sio pepe”), “Везувий”, “Планета”, “Арлекино” и снова “Итальянка”.
Мне трудно объяснить это практически фанатичное желание встретить ночь не одному. И я шёл. Заказывал несколько бокалов пива и просил у бармена пепельницу.
Пить одному практически не приходилось. Была и знойная Яна, которая после двух часов задушевных бесед и прозрачных намеков исчезла, сказав, что только сходит в комнату с треугольником, глядящем вершиной вверх, на двери. Была Ксюша, скромна одетая с шикарным вьющимся волосом до талии, немного замкнутая в танце, но очень горячая и изобретательная в постели. Было и просто одиночество, украшенное ничего не значащими танцами с ничего не значащими особами.
Я выпивал, курил, выпивал, курил… музыка наваливалась пластами, так и не давая понять причину, а всё больше утрамбовывая сомнения.
И я веселился, отдаваясь музыке и алкоголю, я просто плыл вместе в безумием дискотеки, просто плыл, просто пытался, пытался, понять? или поверит? или вспомнить? Еще пива, Игорек! И орешком подкинь! Давай, давай, танцуют все!
…Дни начинались в обед, обед перерастал в ночь. Я звонил Максу, два раза эти пять дней заглянул к нему. Солнце решило угодить плохо переносящим жару, подарив самую настоящую осеннюю недельку, что, впрочем, не помешало мне искупнуться в еще терпимой воде на Соях.
Прошла первая ночь, вторая, третья…
На пятый день “загула” Дан вышел из “Sio pepe” даже не дождавшись трех.
У бармена Игорька, нового знакомого Данилы, закончилась смена и он составил ему компанию. Но прежде чем покинуть своды дискотеки, - пройдя от круглых столиков через танцплощадку, свернув направо в коридор, где раньше в отражениях по левую руку можно было увидеть скелеты покерных автоматов, миновав гардероб и дверь казино, и выйти на свежий воздух ночного города, разминувшись с кучками курящих - парни приговорили бутылку коньяка “Дионис”. Проставлялся Игорь. Похоже, возможность попасться начальству в нетрезвом состоянии, распивая коньячилу сразу после работы, его не пугала.
Они свернули не в сторону бульвара Шевченко, а налево, и не доходя до здания банка - еще раз налево, в проход между домом и полуразвалившимся забором с торчащими из раскрошенных бетонных углов кусками арматуры. Забор отделял некогда тройку деревянных домов, от которых теперь остались только покосившиеся грудные клетки стен, разбитые малолетками окна и куча мусора, превратившаяся в забавный фундамент.
- Стоять. Надо отлить, - выдавил шатающийся Данила.
- Только не против ветра, а то конь зарычит, - сострил Игорек, до сих пор не выпускающий из-под мышки пустую бутылку коньяка, которую бог весть для чего он решил захватить с собой из Итальянки. – Хотя я тоже не прочь, пузырь то не резиновый…
- Только стань подальше, а то у тебя струя, как у парашюта стропы!
- Черт, чуть не обляпался…
- Обляпался? Хватит драконить, Игорек!
- А что, когда сцышь, обляпаться нельзя?
- Можно обмочиться, Игорек, а обляпаться нет… обляпаться сметаной можно или сам знаешь чем.
- Пошел ты! – в голосе Игоря проскочила неподдельная обида.
- Ты чё! Шучу я… - сказал Данила.
Он знал Игорька без пяти минут неделю, и слушая про постоянные послесменные запои, понимал, что товарищество у них не выйдет.
Чем ты лучше его! Посмотри на себя!
Как бы то ни было, обижать и продолжать не воспринимаемые Игорем шутки он не собирался.
- Может чувих каких выцепим, а то бивень чешется неимоверно? Ты говорил, что где-то рядом живешь…
Много ли я ему еще сказал, подумал Данила.
- Хватит чувих, сегодня просто спать…
- Ну так с чувихами и спать! - настаивал развеселившийся ходом своей мысли бармен.
- Дело твоё, я пас.
И только тут он вспомнил и Катю, и Мякиша, который обещал узнать её адрес, и в полной мере осознал все сомнения, ощутил на вкус недосказанность самому себе, которую он прикрыл шумом и весельем диско-баров.
Катя, какой я дурак! Мне нужна ты…Но я не знаю тебя? Не важно. Даже если для того, что бы понять, что она хуже тех, что прошли за неделю через моей жизни, она все равно нужна мне...
- Пойдем, Данила, хоть в “Меркурии” по бутылочке пива возьмем.
- Извини, Игорек, мне лучше пойти и отоспаться. Сегодня уже начался новый день, ты знаешь?
- Что ты мелешь, совсем крышу снесло?
- Нет. Просто всё это должно хоть что-то значить?
- Ты о чем, блин?
- О новом дне, - усмехнулся Дан, садясь на корточки возле бетонного забора. – О новом дне…
IV. РАССТАНЕМСЯ ДРУЗЬМИ?
- Не могу и не должен – две разные вещи, девочка, - сказал он. Он едва сдерживал свое ликование. – И я один решаю, что будет составлять наши дальнейшие отношения, а что нет. Если ты можешь жить с этим, отлично. Если нет, ты можешь пойти пешком. Я не остановлю тебя. Я, может быть, вытолкну тебя, но не остановлю! Это свободная страна. Что еще мне сказать?
Стивен Кинг, “Оно”.
Катя стояла под козырьком собственного подъезда. Пять минут назад позвонил Артем и попросил (потребовал?) спуститься. И она спустилась.
Катя, ты уже взрослая девушка, просто скажи ему – все кончено…
Она переминалась с ноги на ногу, скрестив руки на груди. Было что-то около половины двенадцати. Почти ночь...Вдалеке появилось три сигаретных огонька, потом она смогла различить три фигуры. Артем со своими друганами – братьями Данесюк.
Она почувствовала неловкость из-за слишком короткой юбки, что до этого за собой не замечала. А вдруг он прикоснется к ней? Конечно, прикоснется, он же твой парень, и пока ты не отошьешь его, будет считать себя оным…
Она вспомнила, как с ним познакомилась. Сама, дура, прыгнула на шею на одной из дискотек в ФОКе. Он показался… каким же? Как найти то, что сейчас вызывает лишь неприязнь. Внешность? Нет. Артем и сейчас нравился ей – рослый, аристократический взгляд, приятное лицо… черт, о чем ты думаешь, Катя! Теперь в парне ей доставлял неудобство и неприязнь каждый жест, привычка, даже манера говорить с ней, все это да такой степень наполнило её мозг, что даже красота Артема стала в ряд причин, причин из-за…
…из-за которых ты собираешь бросить его! Бросить! Неужели так трудно сказать это об это даже про себя? Некоторым не нужна и сотая часть тех причин, что есть у тебя, некоторым достаточно лишь предчувствие или даже каприз…
- Да, зря я тебя не предупредил, куда мы идем, - сказал Артём не доходя, и рассматривая Катю в свете желтого освещения лампы. – Давай, быстренько домой и одень что-нибудь для дискотеки…
Он мне приказывает! Он мне приказывает! Да он всегда это делал, только ты была согласно на это. Тебе даже нравилось это, не так ли?
Братья-близнецы присели на лавочке и тихо заговорили, куря. Катя не удостоила их взглядом.
- Я никуда не пойду… всё… всё… кончено, - выдавила она и почувствовала себе свободно и легко, словно набирая скорость с крутого горного склона, зная, что дальше уже не придется отталкиваться руками, подгоняя несущиеся саням… просто нестись вниз…
Все трое парней посмотрели на неё.
- О чем ты говоришь?
- О нас, Артем, - сказала Катя.
- Вот так, да?! Вот так просто, при моих друзьях, да и вообще! Просто – всё кончено, Артём! И так ты хочешь решить для себя этот вопрос! Черта с два!!! – Артем не умел держать себя в руках. А ведь и это в нем мне некогда нравилось, с грустью подумала катя.
- Давай расстанемся друзьями? – сказала тихо Катя, начиная дрожать.
Он медленно подошел к ней, взял сильно за руку и стащил с крыльца. Девушка не могла сопротивляться, успев подумать, что, наверняка, от его крепко сжатых пальцев останутся красные пятна.
- Друзьями? Друзьями, бля?! Может еще и с ебарем своим новым познакомишь, а? Говори!
Он резко отпустил её запястье, и занес правую руку для удара. Катя просто закрыла глаза. Близнецы на лавке начали мысленно делать ставки, упадет или нет девушка после пощечины Артема.
- Оставь девушку в покое, земляк! – раздался голос.
Эффект получился довольно зловещий, из сумерек появилось две фигуры, и какое-то мгновение их лица были полностью скрыты темнотой. “Похоже, успели вовремя”, прошептал парень в кепи другому.
- Что ж так? Патриархат мы вроде миновали, а ты руками машешь, - сказал Мякишь, остановившись в метре от застывшего с поднятой рукой Артёма. Катя не скрывая удивления, смотрела на двух подошедших мужчин.
Рядом со сдержанно улыбающимся Мякишем стоял Кэп, крутя между губ обломок спички.
- Это МОИ проблемы, - справившись с оцепенением, довольно уверенно сказал парень; только предательски дернулась правая щека. Бледная, желтая тень от залепленной мошкарой лампы над дверью подъезда ложилась на его конопатое лицо. Оживились за спиной и его друзья. Два коренастых близнеца, с кавказскими лицами, стали за спиной Артема.
- Смотри, Андрей, - по имени назвал Мякиша Капитан. – У ребятишек кулачки от шока свело иль может драться решили?
- Ага, - только и сказал Мякишь, он смотрел на Катю: - А ты, красавица, наверное, Катериной зовешься?
Катя кивнула. Голос мужчины не внушал страха.
- Значит, всё-таки не разойдутся так просто наши пути, земляк, - Мякишь щурясь посмотрел в лицо Артема. – Но ты еще можешь успеть поступить мудро, забыв про существование этой девушки…
- Что? – вырвалось у конопатого.
- Я как понял, Катюша, бросить ты его решила? Извините, но базар ваш невольно подсечь довелось.
Катя кивнула.
Мякишь поправил кожаный кепи и опять заговорил:
- Значит, всё тут решено. Ты, земляк, отваливаешь, со своими друзьями, а ты, красавица, поедешь с нами… не бойся, тебя очень хочет увидеть один человек, не боишься?
- Нет, - девушка ступила по левое плечо Капитана.
- Стой здесь! – лицо Артема перекосило, будто крик пытался наискось разорвать его рот. Близнецы уже стали рядом. Правда, не очень уверенно. Девушка словно не обратила на крик никакого внимания.
- Видимо, не доведется миром разойтись, как считаешь, Кэп?
- Похоже, Андрюха…
Еще мгновение назад Мякишь смотрел на Капитана, а уже в следующее его вытянутые вперед пальцы ударили во вздутую шею конопатого. Тот забулькал и осел. Из щели губ засочилась кровь. Близнецы даже не двинулись.
- Вижу ума у вас побольше, чем у товарища… - спокойно сказал Мякишь, ударом под ребра отправляя согнувшееся на корточках тело Артема в горизонтальное положение. – Ладно… хватит… да поднимите же его, а то еще захлебнется…
Парень был поднят и посажен на лавочку. Он отрывисто дышал, отплевывая кровавую слюну и тупо смотря под ноги. До этого момента практически безучастный и безмолвный Кэп, подошел и грубо схватил его за грудки, стараясь не испачкаться кровью, которая не только обильно орошала землю, но и текла по подбородку и воротнику рубашки.
- Теперь слушай меня внимательно, олень, у тебя наверняка, бля, есть куча вопросов, но я дам тебе только один ответ… смотри в глаза! С этого момента, ты, вафельница, забудешь адрес и имя этой девушки, если она сама не пожелает тебя видеть. Понял! Второй раз мне очень не хочется сюда ехать, так что просто кивни, а потом сможешь упереть свою юху…
Нервный кивок удовлетворил Кэпа.
- Пошли, красавица, надеюсь, сюрприз тебе понравиться, впрочем, как и твоему воздыхателю. По-моему, ты найдешь сегодня настоящего парня…
Они обошли дом и сели в серую “сигару” Мякиша.
- Сегодня, случайно, не полнолуние? – обращается Мякишь к Кэпу, выворачивая Московскую.
- А что такое?
- На движуху что-то прёт…
- Да, тяжело с головой не дружить… - вздохнул Кэп, доставая пачку “Ротманса”. - С Настюхой к часу договорился, а сам про дэнс думает, она тебе покажет движуху…
Катя прислоняется к стеклу и смотрит на неподвижное небо. На черном полотне не видно даже звезд…
V. ДАНИЛА И КАТЯ
- Так, хватит всех этих дискотек, начинаем культурную жизнь… на озерцо что ли метнуться? надо с Максом перетереть, что бы Олю взял, и мы съездили на денька три. Погодка, тоже вроде решила нам подсобить, сколько там завтра передают? Двадцать с хвостиком?.. Та-та-та… - Данила усердно тер себя мыльной мочалкой, стоя под струями прохладного душа.
…Он встал на постеленные поленца и насухо вытерся американским флагом изображенным на материале полотенца. Самое ответственное место он протер белыми звездочками на синем фоне. Уложив гелем волосы и применив по назначение дезодорант от пота “Олд Спайс”, Дан выпрыгнул в из ванной, натягивая трусы.
Стрелка настенных часов “Янтарь” замерла в двух минутах от полуночи.
Когда он накинул халат, бродя по залу с сигаретой в зубах, раздался звонок.
Неужели Макса так поздно несёт? Ё-моё, а вдруг это те две… Рита и Евгения…
Он пожалел, что в двери нет глазка.
- Кто? – спросил он, с шумом пробравшись в прихожую.
- Катя… мне сказали…
Девушка не успела договорить, когда Данила уже настежь распахнул дверь, не веря, что голос принадлежит действительно той, неугасающее воспоминание о которой превратило предыдущую неделю в карусель отрешенности.
- Данила? – удивилась она.
- Катя, - повторил он. – Заходи, заходи…
- Как ты нашла? – спросил он уже в прихожей.
- Я думала ты в курсе… твои друзья… ну в кепке один, а другой худенький такой. Лет так тридцати четырех…
- А! - дошло да Данилы, - Мякишь… сдержал всё-таки слово.
- Что?
- Ничего, я потом расскажу, заходи, чай будешь?
- Буду, - улыбнулась Катя, беря его за руку. – Как странно, да? Не думала, что увижу тебе снова.
- А я знал. Иначе, пришлось серьезно поговорить с этой злодейкой судьбой, которая не свела бы мою дорогу с такой очаровательной девушкой, - принялся за своё любимое дело Дан.
Катя засмеялась. Она села за стол и стала наблюдать за Данилой, скрестив пальцы. Какое-то время оба молчали. Данила включил плиту, поставил над синими язычками пламени чайник, приготовил чашки, заварницу, сахар, достал из холодильника коробку конфет (не такую большую как в первую ночь после “Планеты”) и сел рядом.
Он даже растерялся в первые секунды, окунувшись в её миндальные глаза и не зная, что сказать. Она без лифчика… подумал он, мазнув взглядом. Боже, о чём я думаю…
- А я бросила своего парня, - нарушила молчание Катя.
- Да?
- Черт, зачем я это сказала? Правда, глупо?
- Почему же, расскажи про это…
…Она лежат на диване, положив голову на валик подлокотника. Он выключает свет на кухни и подходит к ней. И она прикасается к нему, не так, как там в коридоре, а пронизывающе бесконечно, как к парню, которого хочет. Она чувствует себя сильной и свободной, когда он целует её. Потом она думает о поезде, и сразу же опять его губах и руках, будто кто-то отмотал назад произошедшее в тамбуре, поменяв декорации, а дав им снова насладится друг другом с самого начала…
Я у него… я у него в квартире… думает он, обняв Данилу за шею, и откинув голову назад. Она берет его руку и сует её себе между ног. Оба вздрагивают. Артем… а ведь я никогда, не занималась с ним любовью у себя дома, только у него…
Последняя мысль заставляет её вынырнуть из океана нарастающего блаженства.
- Поедем ко мне. Родителей не будет два дня. Я хочу, что бы это случилось у меня.
Данила улыбается. Капельки пота блестят на лице.
Он вызывает такси, и они едут к ней. Улицы провожают их светом одиноких фонарей.
VI. ЛЕГИОНЫ СТРАСТЕЙ III
И оттого, что она молчала, он был её бесконечно благодарен,
так как уходить ему было необычайно трудно - словно с
изумрудного солнечного берега он бросался вниз головой в
зловонную лужу.
А. Стругацкий и Б. Стругацкий, “Трудно быть богом”.
Это было НЕОЖИДАННО. Всё это. Но наиболее неожиданней была одна мысль. Я понял причину своей грубости – и во время секса с Ритой и Евгенией и во всех предыдущих вечерах, плавно переходящих в ночь, неся на себе этот налет.
Я занимался с Катей любовью. И опять та же нереальность, разбавленная вполне реальными надвигающимся оргазмом. Я снова плыл, в какой-то степени это можно сравнить с музыкой, где каждый звук становиться твоим на время, ты пропускаешь через себя поток звуков (ощущений, прикосновений…), ты пробираешься среди них, тебе так кажется, но на самом деле они несут тебя, владея и властвуя над тобой… ты можешь разбить это течение грубостью, теряя при этом всё то за гранью секса, где уже бесполезно ставить даже приближенный знак равенства между любовью и сексуальной близостью.
Катя вела меня. Она руководила мной. И я чувствовал, что просто обязан быть нежным. И предельно ясна стала причина всей прошлой грубости – ПРОСТО ТОГДА СО МНОЙ БЫЛА НЕ ОНА…
Они раскачивались в длинных, медленных ударах и где-то вдалеке стал рождаться её стон наслаждения. Данила смотрел на её лицо – размазанную губную помаду, тушь, потекшую мазками, на её закрытые глаза, - и когда Катя открыла их, он поцеловал её. Не было пропасти, не было прошлого, только увеличивающийся темп движения её бедер.
А в конце была музыка, прозрачная мелодия их дыхания. И они еще долго лежали обнявшись и о чём-то говоря.
Очередная ночь стала для него первой ночью…
…уходя утром, договорившись о новой встрече, он чувствовал потерю, словно эти несколько предстоящих часов без Кати были тяжким наказанием. Но абстрагировавшись от этих чувств, Дан ощутил себя бесконечно счастливым. Это была лишь сила секундных позывов, но она чётко запечатлелась в памяти. Навсегда… что бы впоследствии стать невыносимым напоминанием.
Следующих два дня были такими же легкими и счастливыми. Они старались не расставаться даже на час. Катя познакомила Данилу со Светой, и в этой глазах девушки он прочитал радость за них и собственное одиночество, которое скрашивало и затирало присутствие дочки. Данила познакомил Катю с Максом и Олей, за что удостоился дружеского похлопывания по плечу и бутылочки другой пива, за “неугасающее чувство!”.
На третий день Катя уезжала до обеда с матерью в деревню.
- Я скорей всего буду в “Санте”, с Максом договорился, обязательно заходи, иначе мне придется выпить всё пиво и подраться с барменами, ожидая тебя, - сказал он.
- Ты на такое способен? – улыбнулась она.
- Ради любви, конечно!
- Как мало еще друг друга знаем, Данила, - она прижалась к нему, целуя в шею…
VII.ПЕРЕКРЁСТОК (ЛЕГИОНЫ СТРАСТЕЙ IV)
Света вернулась с работы к четырем. Возле подъезда её ожидала Катя.
- Давно ждешь? – спросила девушка, поправляя сбившуюся на лоб прядь.
- Нет. Ты же у нас как часы. Аннушка у бабушки?
Света кивнула.
- А как деревня?
- Скукота… Давай, подруга, закидывай продукты в холодильник и идем.
- Куда, - удивилась Света, вставляя ключ в замочную скважину.
- В “Санту”, развеешься хоть, а то всё на работе да дома. Там Данила будет и его друг – Макс, я тебе говорила про него.
- Макс… - усмехнулась девушка. – Будто кто-то постоянно напоминает и напоминает о прошлом.
- Ты о том парне, ну о котором рассказывала?..
- О нём, о нём… да только в Минске он.
- Ты об этом не говорила.
- Да и зачем? Говорят из-за меня уехал, но не верю я в это. Сильнее он был всего этого… Но иногда хочется верить, что кто делал ради тебя что-то, пусть и такие глупые шаги. Да что я всё ностальгию бужу.
Девушки присели в прихожей пуфики, не разуваясь.
- Поехали, Светка…
- Сводничеством не хорошо занимать, он еще и женат к тому же, ты говорила.
- Я же так… просто вечер провести, поговорить. Кстати, как с Олегом?
- Документы на развод подал. Живет у своей новой… - Света неожиданно просияла, хлопнув рукой по ноге. – А черт со всем, поехали…
…Такси остановилось у входа с вывеской Санта, украшенного по бокам чугунными якорями. Выполненное в виде иллюминатора окошко в двери пропускала сквозь танированую поверхность зеленый свет.
Седовласый таксист долго рылся по карманам и в бардачке, в конце концов сдался, и сказав, что с пяти тысяч сдачи у него не будет.
- Ты, Светка, зайди, а мы съездим к ларькам, разменяем, хорошо?
- Хорошо, - Света открыла дверцу и вышла на мостовую.
Открывая дверь, ей захотелось закурить, но она отложила это желание.
…Света замерла в двух шагах от стойки. Не может быть, подумала она, глядя на сидящего с парнем Кати, Данилой, молодого человека. Короткие светлые волосы, зачесанные на перед, кусочек загорелой кожи шеи и правой щеки… он сидел к ней спиной и она не могла увидеть его лица. Не было сомнений - это именно друг Данилы, а не просто “рядом сидящий”. Парни перекидывались фразами, курили и смеялись. Рядом с ними на продолговатой стойке стояло несколько пивных бокалов и емкость с орешками. Когда парень развернулся на вертящейся седушке к ней боком, по-дружески поддав Даниле по ребрам, Света от неожиданно подтвердившегося предчувствия выронила сумочку. Сделала она это довольно громко, дно сумочки, подбитое железными ножками-кнопками, звучно цокнуло об пол.
Не обратил на неё внимание разве что только бармен, меряющийся силами с лужей сока, растекающегося по стойке из опрокинувшейся пачки. Жидкость явно побеждала, успевая быстрее расползаться, чем двигалась тряпка мужчины, пытавшегося охватить и перекрыть все струйки ползущего апельсинового сока.
Макс первые секунды просто смотрел на поспешно поднимающую и отряхивающую сумку красивую девушку. Но когда она подняла глаза, и в них он увидел свое отражение, в изменившихся чертах её лица, он узнал ту, которую…
…это была Света, та Света, из-за которой по сути дела он и сбежал в Минск(**), именно сбежал, приняв предложение родителей как спасательный круг утопающий. Девушка, которую он любил и боготворил, желая быть рядом, но наткнувшись на острую шершавую поверхность расчета, рожденную и воздвигнутую его первой Игрой здесь в Бресте(**). Было это на пятом курсе его учебы…
И она тоже узнала его.
Нет, конечно, смешно было бы говорить о снова вспыхнувшем чувстве и прочем возрождении, воспеваемом и используемом в бесконечных сериалах. Конечно, нет. Это было… чертовски неожиданно, просто чертовски неожиданно.
Тут в этой немой сцене появилась Катя.
- Чего стоишь, Светка, вот же Данила, - проворковала она.
- Да, да… - сказала девушка. – Катя, давай отойдем на минутку…
Катя не скрыла удивления, но подчинилась просьбе подруги.
Девушки вышли на улицу, остановившись возле правого якоря.
- Что такое, Света?
Девушка долго искала в сумке сигареты, а когда нашла, стала неуверенно мять цилиндрик в пальцах.
- Это он, - сказал наконец-то она.
- Кто?
- Макс.
- Да, я же тебе… - Катя прервалась, округлив глаза. – Ты хочешь сказать… тот… с группы…
- Да.
…Через секунду, как девушки вышли, Макс снова повернулся к Даниле. На лице его была странная меланхоличная улыбка. Данила, хотевший кинуть реплику, типа “что за черт? Куда они опять поперли?” и даже сделавший попытку стать и последовать за Катей, присел обратно, смотря на друга.
- Они сейчас придут, - сказал Макс. – Им… ей, похоже, тоже надо время, чтобы переварить… Вот так раз, дороги сходятся… мы на перекрестке, брат…
Взгляд Данилы как две капли воды был похож на Катин в это же время смотрящую на подругу, положив руку на холодную поверхность чугуна.
- И это та подруга Кати, про которую ты говорил?
Дан кивнул.
- Помнишь, перед моим отъездом, я рассказывал про Игру, затеянную тут в Бресте, когда я учился на пятом курсе?
Дан кивнул.
- Это та девушка…
- Света… - Данила сделал глубокий глоток.
- Света, Света… - все так же улыбаясь, сказал Макс.
- Да ладно тебе! Мистика прямо. Или судьба?
- А вот про судьбу не надо, свою судьбу я уже выбрал.
Данила хотел было что-то сказать, но передумал. Он тоже улыбнулся, глянув на вход.
- Вот такие пироги…
Зашла Катя. Одна. Она подошла, всё время смотря на Макса.
- Максим, тебя ждет на улице Света. Помнишь? – неуверенно сказала девушка.
- Она что-нибудь говорила про судьбу? – вместо ответа спросил Макс.
- Нет.
- Вот и славненько. Ну до скорого, влюбленные, похоже оставшийся час мне придется провести с тенью студенчества.
- Почему час? – спросил Дан.
- Оле пообещал, что приду к шести. Думаем на кино какое сходить.
Сделав шаг, его остановил вопрос Кати, которая долго сомневалась прежде чем его задать, но любопытство взяло верх.
- А ты в Минск из-за неё уехал?
Макс опять улыбнулся, не поворачиваясь. Странная штука время, остались просто слова.
- Да, - сказал он, повернувшись. – Ничего страшного, Катя, - Макс увидел смущенное за заданный откровенный вопрос лицо девушки, - ты правильно сделала, что спросила это у меня, а не узнавала бы через Дана… Да, я уехал в Минск из-за Светы. Ну, счастливо.
- Пока, - сказала Катя.
- До завтра, - сказал Данила.
Света стояла у бровки и смотрела на поднимающихся по мосту людей. Ветка молодой березы почти касалась её плеча.
- Привет, - сказал он, обернувшейся на шум открывающей двери девушке.
- Привет, - сказала она.
И стоя на этом перекрестке двух судеб, они улыбнулись друг другу, словно двое двадцатилетних молодых людей, все еще учащихся в одной группе. Он успел подумать о том, сколько бы отдал за эту чистую улыбку в то время!
- Макс, давай поедем ко мне, если не трудно… мне бы хотелось поговорить с тобой.
Он хотел сказать, что не может, но сказал не это:
- А твой муж?
- Мы разводимся, он не живет дома, - Света сложила руки за спиной. Волосы волной струились на плечи.
Скажи, что не можешь. Скажи! Оля… ты не можешь и не должен ехать со Светой. Олечка, любимая, ты меня извинишь, нам просто надо поговорить. Что ты несешь, Макс, скажи, ЧТО НЕ МОЖЕШЬ!
- Хорошо, - сказал он, в руке уже лежал подаренный Кажимом на свадьбу (на свадьбу, Макс, на с в а д ь б у!) “Эриксон”. – Сейчас вызову такси.
Он мерил комнату маленькими шагами. Квартира была всё та же, и оставалось только удивляться, как его память сохранила положение даже отдельных вещей и предметов, что сейчас сказать – тут практически ничего не изменилось. Семь лет… Вот этот шкаф стоял в другом углу, не было трех картин выше, правее и левее элегантного ночника, новый телевизор, новый газетный столик… Новая жизнь.
Макс взял в руки фотографию в бронзовой рамке. Маленький ангелочек, ползущий на четвереньках по ворсистому ковру, смотрел из плоскости фотокарточки необыкновенно завораживающими зелеными глазами. Аня, 2 годика – было написано на полоске бумаге, наклеенной внизу фотокарточки.
- Не знаю твоего отца, малышка, но красота твоя от мамы… - сказал в слух, задумавшись.
- Ты что-то сказал? – крикнула Света из кухни.
- И где эта маленькая красавица, изображенная на фотографии?
- У моей мамы. Вино или шампанское?
- Вино… - сказал Макс и пошел на кухню.
До десяти часов они говорили о разном. О себе, о знакомых, о старых друзьях. О всём, но только не о себе. Со скрипом покачивалась бирка с их именами, мысленная проволока туго стягивала увесистый том памяти, открыв и сдув пыль с первого листа которого вы смогли бы прочитать первое, - ничего не значащее для других, и много значащие для Макса (а теперь и для Светы) – слово “ИГРА”.
…в пепельнице медленно тлело мертвое тело смятой сигареты.
Света посмотрела на Макса, прямо и в тоже время туманя взгляд.
- Институт. Помнишь… - тихо сказала она.
- Помню, - тихо ответил он и закурил.
- Ты не мог бы сделать для меня одно одолжение? – Макс уже стоял к ней спиной, держась за дверную ручку. (я должен просто уйти… встреча исчерпала себя… Должен? Ха-ха-ха!!! Вспомни, вроде ты кому-то сегодня тоже был что-то должен?) Он понял, что дрожит, мелкая, игольчатая дрожь пронзила всё тело.
- Это зависит…
Он повернулся. Света словно испугавшись, что не выдержит долго этот взгляд, быстро сказала:
- Один поцелуй, - она позволила себе улыбнуться. – Видишь, снова, превращаемся в подростков.
- Я не думаю что…
Она положила ладони ему на щеки, не дав закончить. На кухни погас и ту же вспыхнул свет.
Он поцеловал её. А она его. Он хотел бы сказать, что это был все тот же поцелуй, как и их первый, нет, не в “Планете”, где он чувствовал её губы, но и её надменность и всевластность над ним (**), а позже, у неё дома, куда она сама позвала его, где он в первый раз почувствовал, что она может быть не только телом его (хоть и ошибся), и целовал Свету как свою девушку(**)… Нет, он не мог так сказать, он не мог вспомнить. Наверное, в том-то и прелесть, воспоминания не дадут нам разрушить своей силой настоящее. Это ошибка, ошибка… прошлое не должно наваливаться тяжелым ледоколом, ломая и разметая в стороны глыбы лет. Теперь она была в его власти, но… власть больше не прельщала его.
Поцелуй был долгим. Обнявшись, они нежно наслаждались теплом губ, просто губ, потом все так же нежно коснулись кончиками языков. Медленно, ощущение за ощущением…
Она может быть моей ПО-НАСТОЯЩЕМУ, подумал он. И испугался своей мысли.
Но остановиться не мог. Нет, это не прошлое, не прошлое, просто страсть… п р о с т о с т р а с т ь . . .
Её жгучее тело, всё то же тело, господи, господи, господи… Он крепко обнял сжал её в объятьях, пьянея. Макс жадно целовал Свету, получая не менее жадный ответ…
- Иди…
Она отошла и села на табуретку. Он даже не смог уловить тот миг, когда все произошло.
- Иди… - повторила она, смотря ему в глаза, смотря с желанием. Предоставляя выбор ему.
- Да, - сказал Макс.
И он ушел.
Уже сбежав вниз по лестнице, он остановился под старенькой ивой и улыбнулся, он улыбался тому молодому пацану, которым он был практически семь лет назад, и который так же сбегал с этой лестницы, слыша лишь грохот мыслей в своих ушах(**, после того как Света призналась, что тоже играет в Игру среди девчонок, и Макс стал лишь одной из букв Алфавита Имен).
Он улыбался. И эта улыбка должна была означать прощание. Возможно, навсегда.
VIII. НАСТОЯЩАЯ
Любить – значит говорить с каждым пальчиком отдельно.
Михаил Жванецкий.
Черт, я даже не позвонил ей…Оля, ну открывай же…
Макс в третий раз вдавил кнопку звонка. Трель по ту сторону глухо разливалась по квартире. На Олю это было не похоже – уходить из дома не дождавшись его или из-за обиды и злости… Нет.
Что ты скажешь ей, Макс. Она всё равно почувствует, о чем-то догадается, увидит перемену в тебе (а есть ли она, перемена?)… и её догадки будут даже хуже той правды, которую ты упрячешь далеко-далеко, попытаясь сделать этот вечер лишь только вечером НЕ ИСПОЛНЕННОГО ОБЕЩАНИЯ…
Он достал из кармана увесистую связку ключей, отыскал нужный. Открыл дверь. Полоска света добиралась до прихожей – в спальне горел свет. Оля!!!
Макс, не разуваясь, ринулся через прихожею, через зал. Прямо по полоске света, текущего из щели от неприкрытой двери. Он ворвался в спальню.
Оля сидела на кровати в ночной рубашке. В руке был бокал красного вина. Лицо было мокрым. Она плакала. Совсем недавно. Совсем недавно. У Макса подкосились ноги, такой свою жену он не видел никогда, и…
(она действительно чувствует, она не может знать, но она чувствует, что я был всего несколько часов назад совсем не тем, далеким и другим, не её, а часы ожидания, долгие и серые, только усиливали эти ощущения… И она наверняка видит сейчас в моих глаза ту, другую, отражение прошлого)
…эта картина принесла ему больше боли, чем если бы он нашел здесь прощальную записку (Господи, о чем я думаю…)
Оля смотрела на него влажными большими глазами. Любящими глазами. Глазами полных сомнений. Он сел рядом. Она снова повернулась к бокалу, сделав глоток. Красная жидкость полоской осталась на бледной коже над губой.
- Оля, что-то случилось? – он взял холодную руку девушки.
- Тебе видней, Максим.
- О чем ты? – гадко и противно стало на душе от собственных слов, сказанных словно из глубины.
- Черт, я же знаю тебя, я знала тебя такого еще в первые недели знакомства, - тихо сказала Оля. – Ты говоришь и ты делаешь, если не получается, ты звонишь, предупреждаешь… и еще ты пытаешься быть нужным всем и в первую очередь своему не остывшему гордому голосочку внутри. Да, ты мог забыть о том, что мы пойдем в кино, но почему-то мне кажется, что я знаю причину этой забывчивости, я не знаю имя, но я знаю причину… Твой взгляд мог заставить меня признать ошибку, но увы твои глаза лишь еще больше кричат об этом… - Оля сделала новый глоток. – Видно, ты очень переживаешь, ты не можешь долго держать в себе всё это, но, Боже, я ведь до сих пор не знаю твою главную тайну, с которой ты уже не борешься, но которая снова горит в тебе... Ты как Тиша, бросающийся на зеркало, ты бьёшься о своё отражение, Макс… - Оля посмотрела на бесформенную тень торшера, вползающую в спальню из зала, она почему-то ожидала увидеть Тишу, но котенка не было. – Как Тиша… - повторила автоматически она.
Он был оглушен её словами. Он был оглушен и очищен. Вот она НАСТОЯЩАЯ, настоящая, настоящая любовь, его девушка, его жена, его… И он всегда знал и чувствовал это, но только сейчас, как холодный мокрый ком снега в его лицо швырнули еще и его эгоизм. Оля… это не тень, это не рвущий изнутри голос, не недосказанность и не выдуманный из реальной боли образ (но уже совсем не живой, пусть и снова появилась в его жизни Света…), вот она – Оля, женственная, любящая и … плачущая из-за него. Какой я дурак! Какой дурак.
Макс нагнулся и начал целовать руку девушки. Она пыталась отстраниться, но рука только дрогнула под шершавой щекой парня. Он плакал. Он рассказал ей всё. Прошлое и настоящее. И слезы были теплыми. А за тонкой прозрачной ночнушкой девушки он представил себе движение их будущего ребенка, сильная мужская рука легла на живот Оли, и даже если это было тысячи и тысячи раз только его самовнушение, Макс был безумно рад и обескуражен тем, что почувствовал толчок.
- Он толкнул ножкой, Оля, ты почувствовала? – спросил он, замирая.
- Да, - улыбаясь через слезы, сказала Оля.
Медленно покачивались остатки вина в бокале, вбирая в себя тусклый свет лампы…
IX. ЕЩЁ ОДИН ДЕНЬ
Как-то раз я среди ночи проснулся и почувствовал, что Кэтрин тоже не спит. Луна светила в окно, и на постель падали тени от оконного переплета.
- Ты не спишь, дорогой?
- Нет. А ты не можешь заснуть?
- Я только что проснулась и думаю о том, какая я была сумасшедшая, когда мы встретились. Помнишь?
- Ты была чуть-чуть сумасшедшая.
- Теперь со мной никогда такого не бывает. Теперь у меня все замечательно. Ты так чудно говоришь это слово. Скажи “замечательно”.
- Замечательно.
- Ты милый. И я теперь уже не сумасшедшая. Я только очень, очень, очень счастлива.
- Ну спи, - сказал я.
- Ладно. Давай заснем оба сразу.
- Ладно.
Но мы не заснули сразу. Я еще довольно долго лежал, думая о разных вещах и глядя на спящую Кэтрин и на лунные блики на её лице. Потом я тоже заснул.
Э. Хемингуэй, “Прощай оружие”.
Катя лежала, положив голову на грудь Данилы. Его рука медленно гладила её волосы. Она закрыла глаза, начиная таять в теплоте этой тишины.
- Поспи… - прошептал он.
Всего лишь неделя, думала она. Неделя с ним. Много это или мало? Мало, с грустью отметила Катя, Мало, очень мало, чтобы сказать - я счастлива. Мало чтобы сказать многое. Или нет? Или как раз достаточно. Время не укрепляет, а разрушает. И счастья, чистое счастье лишь вначале… Так говорила её мама. Теперь, под чувственными прикосновениями Данила, Катя с болью поняла, что это правда.
Это просто день. За нам следует еще один. И еще. Бесшумной вереницей лет, жизней, чувств и судеб. Ты хватаешься за счастливые дни и пытаешься удержать их, продлить, сделав бесконечными, чередуя боль, обиды, гнев, но всё равно продлевая любовь к кому-то, а главное его любовь к тебе.
Нет. Так думать нельзя… настойчиво сказала она про себя. А то получиться, что всё бессмысленно, хватит и Смерти, перед которой всё действительно теряет смысл. Я не претендую ни на что вечное, я лишь хочу продлить… ПРОДЛИТЬ… что ж, видимо никуда не денешься от этого слова.
В ней рождалось доверие. Это хорошо, отметила она. С Данилой она в первый раз испытала настоящую близость, и стремилась вновь и вновь к этой близости не только телом, но и душой.
Катя заснула.
Данила подождал немного, аккуратно встал, придерживая голову девушки, дотянулся левой рукой до подушки и подложил её под румяную щеку. Он подошел к окну и посмотрел в черноту неба.
- Я хотел быть с ней, но я не знаю, правильно ли всё это. Не обманываю ли я себя или её? Что мне надо? – практически безмолвно спросил он у темноты.
Ответ, такой же безмолвный, ему не понравился.
А Катя в это время уже видела сон…
ЧАСТЬ III - ТАМ, ГДЕ ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО ПРОШЛОЕ
I.ТРИ СЛОВА
В твоём понятии любить это значит брать.
В твоем понятии простить значит наплевать.
Твои понятия упали в цене как бумажные деньги
в холодной войне…
Адо, песня “Когда ты остаёшься одна”.
Мякишь размазал икру тонким слоем по поверхности блина, потом аккуратно, словно наносил последние штрихи на уже готовый шедевр, свернул его трубочкой.
- Вот, мужики, перед вами настоящая стопроцентная закусочка, как раз под стать этой красавицы… - Мякишь провел рукой по запотевшей поверхности литровой бутылки клюквенной “Финляндии”. – Сейчас мы тебя приговорим, наша “финочка”...
- Настоящая закуска, все дела… А вспомни как приходилось кусочком колбасы на толпу довольствоваться, - улыбнулся Слышь.
- Ну надо же стремится всегда к лучшему, так? Ведь если роешь в говно, то и получаешь, соответственно - говно. А воспоминания? Они никуда не денутся…
- Значит, наши сабантуи по малолетству с сухарем да пузырем уже говном для тебя стали, - оскалился с сигаретой во рту Кажим. Это был дружеский оскал.
- Ладно, хватит слюни цедить… Не то я имел в виду, да ты на философа, Кажим, не очень похож, что бы мы с тобой тут про эстетику юношеских распитий водочки дискутировали.
Точку в этой дискуссии поставил Кэп – раздался щелчок сорванной пробки, которая навсегда распрощавшись с горлышком бутылки, плюхнулась в пластиковую пепельницу.
Данила потянулся к пачке сигарет, и, обнаружив лишь пустую картонную полость, толкнул Макса под ребро.
- Дай папиросу, друг, а то топка моих легких уже переварила всю пачку.
- Хватит, куришь не в себя, - улыбнулась Оля. Выглядела она усталой и счастливой. Счастливой и усталой. Словно человек, скинувший с плеч непомерную ношу и теперь наслаждающийся сладостным чувством легкости. (Что-то у них с Максом вчера произошло, размышлял про себя Дан, и я не я, если камень преткновения не Света. Интересно, устоял ли он перед… прошлым. Эх, Максим, подкинула тебе кривая судьбы задачку с еще одной парой ножек. Надеюсь, ты решишь её правильно. И не важно, что слово “правильно” может значить для каждого из нас разные вещи…). Потом на секунду он подумал о будущем ребенке его друга (улыбнулся) и переключился на поиск зажигалки. Оля тем временем пресекла попытку мужа поддержать Дана в табачном мероприятии. – Это и тебя касается, красавчик…
- Да так, парни, - встрепенулся Кажим. – И как это мы упустили из виду. – При даме, да еще в радостном, интересном положении, просьба не оголять фильтры.
- Кажим… - тепло заулыбалась Оля.
- И никаких! – отрезал он. – Что мы изверги – ладно ещё себя травим…
- Так тут всё равно дымища как в бурбуляторе, - пыхнул никотиновым колечком Кэп.
- Там может еще и насри на стол, раз всё равно грязно, а? Так давайте в серьезно, кто курить - к стойке бара, а еще и этому Шерлоку Холмсу за нами скажи чтобы свою трубку потушил, а то хоть топор вешай…
- Мы уходим скоро, Кажим, - опять заулыбалась Оля, прижавшись к Максу.
- Вот когда уйдете, тогда мы и вдарим по табачку, а пока – тема закрыта.
Стрелка настенных часов, расположившихся как раз по левую руку от бармена мешающего коктейль “Молотова” парню в черной бейсболке, показали половину одиннадцатого. “Планета Рок” начинала медленно вбирать в себя желающих выпить, потанцевать или и то и другое, как обычно.
…Данила и Макс остались за столиком одни.
Оля пошла в уборную, и Макс коротал время наблюдая за ди-джеем на втором этаже. Данила крутил в руке пустую рюмку. Макс чувствовал взгляд друга уже полминуты, боковым зрением отмечая нервные манипуляции с рюмкой. Он решил не поворачиваться, а дать Дану время самостоятельно начать разговор. Что там у него случилось? Может что-то насчет Кати? Макс не ошибся…
- Слушая, Макс, - Данила поставил рюмку на стол и достал из рубашки сложенную полоску бумаги. – На… передашь Кате.
- Не понял, - Макс всё же взял записку, и теперь отстраненно держал её в правой руке глядя на друга. – Я что ли с ней живу или Оля каждый день встречается в магазине?
- Она должна подойти, к двенадцати, - Дан снова взялся за рюмку. – Я сейчас уйду… глупо, конечно, по-ребячески…
- Я передам, - сказал Макс, - придется с Олей задержаться чуток, ну хоть в бильярд сыграем.
- Спасибо, брат. Скажешь всем что мне… ну придумаешь.
Макс всё еще озадачено кивнул.
- Дан, ты уверен? – спросил он, пожимая руку.
- Просто передай, - сказал тот.
Макс смотрел в спину удаляющегося парня, который через несколько секунд исчез за двустворчатой зеленой дверью, потом посмотрел на записку и поколебавшись всё же развернул её. Там значилось всего три слова:
Извини – всё кончено…
II.ЛЕНА
- Куда едем? – спросил таксист.
- К гостинице “Беларусь”, - сказал Данила.
Они отъехали от “Планеты” и Данила скупо улыбнулся, вспоминая как прошлый раз отъезжать приходилось не в одиночестве, а с двумя девицами по бокам. Одну Рита звали, точно. А вторую? С родинкой которая и ненасытным паровым прессом между ног… Кристина? Нет. А, к черту!
Он закурил, выпуская через нос струйки дыма.
Извини, всё кончено… Катя. Катя. Ты не поймешь. А сам ли я понимаю? Зачем всё это?
Он испытывал двоякие чувства – надежду на то, что этой маленькое записки в три слова хватит, чтобы безболезненно (без объяснений, без лишних слов, да, ты это хотел сказать, Дан?) порвать с Катей; и расплывчатую надежду на её визит, ведь если она не придет… хочешь чувствовать себя победителем, видеть как из-за тебя страдают?
Нет, он не хотел так ломать отношения. Не видел он ничего перспективного и в долгих объяснениях, тем более их у него не было. Она наверняка придет к нему. Он был уверен в этом. И при этих мыслях опять навалилась палитра противоположных ощущений.
Автомобиль начал взбираться на Кобринский мост.
- Можешь по рацухе шлюху вызвать? – спросил Дан у таксиста, глядя на светлячок костра, разведенного вдалеке возле железнодорожных путей.
- Не вопрос. Что расслабиться захотелось?
Дан не ответил.
Она зашла, разулась, взяла протянутые ей деньги и быстро спрятала их в косметичку. Потом представилась:
- Лена.
Небольшого роста, даже можно сказать миниатюрная – этакая Дюймовочка, в полупрозрачном платье с непрозрачными вставками на уровне груди и другом интересующем Данилу месте, с каштановыми волосами и большими карими глазами. Дану она понравилась, впрочем, это не имело значения.
Лена скинула платье, продемонстрировав стройное тело и небольшие подчеркнутые груди.
- Как хочешь? – спросила она.
- Всё равно, - Дон откинулся на кровати.
Она взобралась на него.
Потом они – она одела лишь нижнее бельё, в которое входил лишь треугольничек ткани на тоненьких веревочках прикрывающий промежность; он надел на голое тело шорты – пили вишневый ликер, купленный им в ночнике. Он подкурил от красного “крикета” сигарету и предложил Лене. Она отказалась. Лена много говорила, а он много кивал. На кухне играло радио, Бутусов пел старенькую песню с альбома “Наугад” – “Новые легионы” (И каждый грамм метала должен чувствовать в себе сталь!)
Пытаясь задушить вновь подступающие мысли, он посмотрел на девушку и сказал:
- Возьми в рот.
Она допила ликер, вытерла тыльной стороной ладони губы и подошла к нему. Когда она опустилась на колени и принялась стягивать шорты, он закрыл глаза.
III.ДАНИЛА И КАТЯ (II)
Однажды она встретилась с ним в укромном месте, чтобы сказать, что на их романе, при всей его сладостности, надо ставить точку. Он ответил, что роман их не закончится никогда, так указывали звезды. Она возразила, что, возможно указывали, но нынче созвездия переменились. Может, он начал плакать. Может, она рассмеялась…
Стивен Кинг, “Колдун и Кристалл”.
10:00
Звонок в дверь не разбудил его – Данила был на ногах уже с девяти; принял душ, почистил зубы, позавтракал омлетом с чаем и допил остатки вчерашнего ликера. Начался новый день и его хотелось провести без оглядки на вчерашний.
Он взял купленную на днях книгу Роберта Шекли* в твердом переплете, и устроился на кресле желая провести час-другой за чтением. Настроение было хорошее, несмотря на всё. Так уж повелось, он слишком легко мог перечеркнуть прошлое… просто если считал что так будет лучше для него. Хватало и одной причины на миллион.
Катя, надеюсь, не держишь на меня зла. Быть может нам обоим нужна вновь обретенная СВОБОДА.
Звонок переменил его планы. Это была Катя, - два тихих звонка. Назвав себя глупцом за уверенность (которая возникла утром), что одна записка может поставить точку в их отношениях раз и навсегда, он поплелся к двери. Когда он уже открывал набегающая волна волнения и желания снова увидеть девушку накрыла его с головой.
- Здравствуй, - сказала она.
- Привет, - сказал он, смотря на её красивое веснушчатое лицо, в котором прорезались новые оттенки эмоций, ранее не ведомые ему.
- Не пригласишь войти?
- Конечно, заходи.
Она прошла в зал и села на кресло, закурила ментоловый “Ким”. Данила сел рядом.
- Неужели я недостойна даже простого объяснения? – голос Кати был ровным, но в глазах стояли слезы.
- Катя, это трудно для меня. Я не люблю таких сцен.
- А меня ты любишь?
- Катя…
- Что, Данила, что?
- Ты мне очень нравишься, очень. Но мне нужна свобода. Свобода…
- Свобода… - дрожащим голосом повторила девушка и опустила глаза, что бы не заплакать. Сигарета подрагивала в её руке.
Они долго сидели молча. Данила хотел что-то сказать, но не находил слов. Он закурил, глядя на лицо девушки, которое еще неделю назад хотел целовать больше всего на свете. Внезапно многое вернулось – чувства, желание. Но… он просто не знал и не было слов чтобы описать это. Нет, он не поменял решение. Просто…
- Разденься, - попросил он.
Катя посмотрела ему в глаза, потом отвела взгляд и принялась снимать платье. Она подумала, что должна чувствовать себя как-то ужасно в этот момент, подчинясь словам Данилы (после его слов! …мне нужна свобода…), но это ощущение не пришло. Он должен войти в неё, они должны быть вместе в эти минуты, любить друг друга, а остальное будет растворяться, стираться, и, возможно, станет не таким уж и важным. Всё станет на свои места, его уста будут говорить ей только о любви, их пальцы переплетены, всё как раньше; мы лишь проезжаем очередную станцию, а дальше… залитые солнцем поля, молодые посадки леса.
Катя стянула трусики и выпрямилась. Данила смотрел не её тело, и его взгляд горячей ладонью скользил по изгибам бедер, по животу, взбирался на возвышенности грудей…
- Иди ко мне, - сказал он, поднимая руки.
Он взял её за талию, всё также сидя в кресле, она положила руки ему на плечи.
Дальше были полчаса – практически без слов, без сомнений, без недопонимания.
Как раньше…
Но это были лишь полчаса.
Катя стояла в прихожей. На щеках блестели слезы.
- Данила, мы же любим друг друга, - сделала она последнюю попытку.
Он сидел в зале, не видя её, взгляд уперся в желтую стеклянную вазу с искусственным букетиком. Он ответил ей, и каждое слово приходилось с усилием проталкивать через горло:
- Всё кончено, Катя, извини.
Хлопнула дверь. Но прежде чем Катя ушла, она сказали четыре слова (всего четыре слова):
- Так не честно, Данила…
Данила открыл книжку и принялся читать. Когда он перевернул страничку, то понял что не помнит о чем прочитал на предыдущей. Он закрыл книгу, и некоторое время постукивал пальцами по обложке с изображение готического замка парящего на облаке.
На часах было: 10:43.
IV. ВИЗИТ В ОБИТЕЛЬ СТАРЫХ ЧУВСТВ
Люда курила женский “Вок”, пила только натуральный сок и обожала группу “Pink Floyd”. Она работала пресс-атташе в какой-то фирме. Ей было (как она сказала; а вы знаете, что реальная цифра возраста и цифра названная женщиной – это по большинству разные вещи) тридцать лет. С Данилой она познакомилась сама, просто подсела к нему за столик и заговорила. Это было очень кстати.
Она понравилась ему, особенно манера держаться – уверенно, просто, с намеком на эротичность в каждом слове и жесте. Если такие девушки/женщины подсаживаются сами к вам, то… цель ясна как задница слона перед твоим носом.
Это происходило в “Везувии”, два дня спустя после визита Кати.
На Даниле была хлопковая безрукавка, покрывающая загорелое тело, всё еще пропитанное влагой и солнцем Белого озера, откуда он вернулся сегодня вечером. Там они отдыхали с Максом и Олей, договорившись со сторожем “Электрона” – сняв домик на сутки.
- Может в бильярд, - предложил он Люде.
- А ты меня научишь? – девушка закусила губу.
- Приложу к этому максимум усилий.
Они сыграли три партии на пуловском столе. Обучение шло интенсивно, корректировать положения кия в руке Люды приходилось почти каждый раз (по её просьбе), заходя сзади, прижимаясь к ней, накрывая её кисти своими. Она пила сок, он – пиво. Было только начало первого, но они уже договорились после дискотеки поехать к ней. Отлично.
Они доиграли последнюю партию, когда Данила увидел… Катю.
Она переступила порог бара, посмотрела по сторонам (не заметив его), к ней подошел рослый парень в джинсах-трубах и они проследовали наверх, в чрево дискотеки. Данила застыл, глядя на то место где только что-то стояла девушка. Её лицо… её лицо.
(Поедем ко мне. Родителей не будет два дня. Я хочу, что бы это случилось у меня, прошелестели потоком листьев в голове слова Кати, слова из другой жизни, из прошлого).
- Эй, красавчик, твой удар, - голос Люды.
Он посмотрел на неё, и ничего не почувствовал. Он представил их близость и ничего не почувствовал. Перед ним стояла чужая, далекая, не интересующего его девушка. Его окружали чужие лица и чужие люди. Ничего не значащие.
А потом перед мысленным взором… лицо Кати. Родное, любимое, желаемое. Данила закусил губу.
- Пошли потанцуем.
- Но, еще же партия не…
- Пошли, - он взял Люда за руку и потянул на второй этаж.
Катя не видела его. Она танцевала с парнем, с которым пришла, прижавшись к нему и посматривая на огоньки под потолком. На сцене вяло извивалась девушка в нижнем белье, рядом толпилась тройка подростком что-то выкрикивающих ей и размахивающих упаковками презервативов. К ним уже спешил охранник.
Люда положив голову на плечо Дана, двигалась в ритм песни, то и дело целуя его в мочку уха. Он не отвечал на её поцелуи. Он смотрел на Катю.
- Я думаю нам уже пора поцеловаться, по настоящему, - слегка отстранившись, сказала Люда.
- Да? – в тумане сказал Дан.
- Да, - проворковала она и прижалась губами к его губам, запуская язычок.
Он отдернулся, посмотрев на неё словно первый раз.
- Ничего у нас не получиться, я люблю вон ту девушку, - он кивнул куда-то в толпу.
Люда даже не стала оглядываться.
- Идиот, - она высвободилась из его объятий и поспешила к выходу.
Он даже не проводил её взглядом. Вытер губы и сделал шаг к танцующей у левого ряда столиков парочке. К Кате.
- Нам надо поговорить? – сказал он, пытаясь взять её под локоть.
- Мне отойти, Катя? – спокойно спросил парень.
- Нет… да, - растерянно сказала она.
Данила смотрел на неё и улыбка сама родилась на его лице.
- Каким я был дураком, - сказал он.
- Это уже ничего не решит, - сказала она, беря себя в руки. – Ты уже всё сказал мне.
- Нет, Катя. Я лю…
- Всё, Дан, всё… мне тоже нужна свобода, она всем нужна, не так ли?
Она высвободила руку и практически бегом кинулась к бару, где взяла под руку парня в джинсах-трубах, и исчезла за перегородкой лестницы.
Он остался стоять, незрячими глазами глядя на стойку бара.
Заиграла “Elevation” в исполнении “U2”.
V. КАТЯ
Два дня спустя.
Телефонный автомат. Катя сняла трубку и набрала нужный номер.
- Данила?
- Да, Катя... Извини меня, я действительно… хорошо что ты позвонила… ты…
- Не надо, Данила, не надо. Всё хорошо, я хочу быть с тобой.
- Я люблю тебя, солнышко. Больше всего в этой вселенной.
- Я тоже тебя люблю.
- Я люблю тебя, - повторил он дрожащим голосом. – Я тебя больше никогда не обижу… А тот парень?
- Это мой брат, он приехал на недельку из Гомеля.
- Катя…
- Дан…
- Где ты?
- Возле твоего дома, на углу. Сейчас поднимусь.
- Я больше тебя никуда не отпущу, - сказал он и она поняла, что он плачет.
Она повесила трубку. Она тоже плакала.
…Улыбаясь сквозь слезы она выскочила на проезжую часть, оббегая спереди мирно стоящий “экарус”. Данила, Данила… любимый. Я знала. Я знала, что всё будет хорошо у нас…Я иду…
Она ничего не поняла в первый момент, когда резкий удар, словно удар гигантского молота, врезался в бедро, наградив вспышкой слепой боли. Мгновением спустя заскрежетали тормоза. Как будто бы вдалеке из-за нахлынувшей пелены…
Катю бросило через капот, - девушка успела лишь тихо вскрикнуть. Внизу блеснул холод асфальта, ярко, сотней бликов и теней. Потом красный блик, уже не такой яркий. Она краем мысли поняла, что это крыша машины… Тело девушки, словно искаженное страшным изломом тело куклы, упало в пяти метрах от выскочившей, и заглохнувшей на бровке, красной “мазды”.
Всё стало белым-белым… и даже крик седовласой женщины, ставший словно продолжением пронзительного скрипа тормозов и глухого удара, был уже просто частью этой немой, мертвой белизны.
VI. ЦЕНА ОСОЗНАНИЯ
Без страдания человек не мог бы определить,
насколько он любит, и любит ли вообще.
Михаил Веллер, “Всё о жизни”.
Как смешны становятся наши проблемы в призме боли, отчаянья, пелены утраты. Гордость, самоуважение пытающихся установиться, утвердить своё “я”, через фактор женского тела (я сам был таким?). Общество формирует нас, правит нами, мы его марионетки, и даже наши чувства - нити, сплетенные обществом. Мы делаем то, мы делаем это… и общество говорит – хорошо или плохо. Но что оно даёт нам, когда мы теряем близкого человека. ЧТО?!!! Ниточки рвутся, остается боль, страх… В чём смыл… Банально, до боли банально… За частую мы не ищем чувств и даже просто наслаждения, мы ищем “имя” (мы любим. Мы любим… мы любим? Ха!). Отбросим физиологию, инстинкты… Мы лишь ищем имя, которое внесём в графу любовных завоеваний, покорений, имя, которое заполнит еще одну позицию в вашем мужском рейтинге. И общество (друзья, товарищи…) скажет – да, он сделал это! И что? что, что, что… Кто-то собирает телефоны девок (за частую даже не имея к ним отношения), афишируя исчирканным номерами блокнотом перед твоим носом. Кто-то вываливает в спертый воздух, потонувшего в дыму общения, пикантные подробности очередной ночи с “горячей шалавой”. Другие бросают, - вот я какой! Поматросил и бросил! – бросают, иногда даже жертвуя чувством… И что, бля, что, что?!!
Было бы хорошо, было бы легче, если бы и я продолжал так делать, превратив отношения с Катей в мужской фарс. Не было бы так больно. Черт! Но я знаю, что не прав, и не хочу так думать. Я буду её любить, уходящую в
(…облака)
туман памяти, и я уже никогда не буду похожим на серые лица говорящие о любви, сексе и собственном самоуважении в одной плоскости. Всё уйдет, умрет, останется нечто большее, либо не останется ничего… и иногда голая, мертвая земля лучше покрытой душистой травой тропинки в никуда…
Боже, Боже, эти мысли убивают меня.
Боже, могло ли быть всё иначе?
…Я купил осознание слишком дорогой ценой. Огромна цена той любви к Кате, которую я не мог, а может даже и не хотел осознать. Аукцион закончен, но жизнь нет… Что ж.
Прости меня, прости, прости, прости, Катя, пожалуйста простипростипростиялюблютебялюблюпростиКатяКатя… прости... я должен был быть с тобой ты моя жизнь мне не нужна свобода забери её забери заберипрошузабери я люблю тебя…*
Он уже никогда не узнает, что ждало бы его с ней. Он будет помнить только всестороннее искреннее чувство к Кате, чувство, которое родилось, умерло и снова родилось, чтобы стать наваждением и страстью, чистой страницей, на которую он собирался нанести росчерки их будущей жизни… совместной жизни.
VI
Так не честно, Данила…
О, эти слова: особенно ночью!
ЭПИЛОГ ПЕРВЫЙ
Слева, за фабрикой, виднелась Касл-ривер,
не такая широкая, как тогда, но и не такая
грязная. Железнодорожного моста уже не
было, а река была. Как и я сам.
Стивен Кинг, “Труп”
Будто бритва и водка полоснёт под губой,
Непростая работка – расставанье с собой…
А. Маршал, “Начинаю сначала”
…В здании вокзала он остановился у книжного ларька. Словно подчиняясь чьему-то невидимому приказу, Данила зашел в торец ларька и бросил взгляд на верхние ряды книжных обложек, прижавшихся к стеклу.
Виктор Колосков, Cuique Suum – прочитал он надпись на черном лощеном переплете. Издался-таки Тулуп, быстро же… - только и промелькнуло в его голове.
Отсчитав холодными руками деньги, он положил книгу в синюю сумку и вышел к железнодорожным путям, сжав в белых губах не подкуренную сигарету…
…Поезд “Брест-Минск” тронулся с пирона…
- Ничего, если я закурю? - спросил Данила у молоденькой попутчицы. Фиолетовые ди-джейские очки лежали в считанных сантиметрах от бедра. Девушка почему-то смотрела на них, как на предмет обладающий гипнотическим действием.
- Пожалуйста, - ответила она, из-под густых ресниц наблюдая, как парень опускает вниз массивную конструкцию окна.
Потом девушка посмотрела на выложенную из сумки толстую книжку.
- Виктор Колосков… - прочитала она. – Хорошая книга, я прочитала за один присест. Вначале написано, что все события реальны. Как вы думаете, это правда?
- Вряд ли… они это пишут, чтобы заинтриговать читателя, заставить поверить, что персонажи пережили описанное не только на страницах романа, и тем самым заставляя нас уделить им повышенный интерес, - тихо проговорил Данила, не отрывая влажные глаза от окна. - Вот представь, что персонаж, которому ты сопереживала и с которым в какой-то мере прошла его жизненный отрезок, представь, что он реален. И быть может, ты даже встретишься с ним. Что, конечно, тоже вряд ли… Но само осознание того, что это не просто кусочки бумаги, исписанные буквами и запятыми, а чья-то вполне реальная жизнь… вот в этом эффект…
- Встретиться с героем этой книги в жизни… - задумчиво сказала попутчица. – А что, было бы интересно.
- А тебе кто из персонажей нравиться? – безразлично спросил Данила.
- Кто? Таня импонирует, как человек… А если из мужских героев, то, наверное Максим… хотя Костик и Данила тоже ничего… да, было бы интересно, если бы они существовали не только под черным переплётом…
- Наверное…
- А вы сами всю её прочитали?
- Можно и так сказать.
- И как? – спросила она, убирая прядь со лба.
- Всё что я могу сказать, это то, что книга не дописана… Ширма последней страницы укрыла от нас дальнейшую жизнь персонажей, и кто знает, как повернула тропинка их судеб... – Парень издал нервный смешок, не размыкая губ. – Может кого-то сломала жизнь, может кто-то покончил с собой…
Данила осекся, замер, двигалась только рука, поднося сигарету к губам. К по-прежнему бледным, даже белым. Больше он не заговорил. А девушка продолжала молча смотреть на него большими карими глазами… Она просто смотрела на Данилу.
Его лицо было бледным, но глаза сияли – это сияние шло из глубины, большей, чем глубина глазного яблока. Гораздо большей и необъяснимой. Он затянулся, выпустил дым через нос.
Стук колес казался отдаленным, практически несуществующим.
Потом он положил локти на столик и начал думать о чем-то. Куря, он смотрел на ватное желе облаков, смотрел, пытаясь усмотреть (представить) хоть что-то в их образе. Но не увидел ничего… даже лица Кати.
ЭПИЛОГ ВТОРОЙ
Надежда самообман, но это всё что у нас есть
Она ходит по рукам, продавая свою честь
Эта лживая тварь пыль пускает в глаза
Исчезая в тот момент когда она так нужна…
Дельфин, ”Надежда”
Словно меня минуя, плывут новых лет облака
Толька седые камни поют, почему вдруг тоска…
…Ностальгия, ностальгия
По надежде той, по любви былой…
Игорь Тальков, “Ностальгия”
Маленькими глотками она пила клюквенный сок. На коленях лежал телефонный справочник с выцветшей обложкой. Он оказался бесполезен, но помогла телефонная справочная.
Света допила остатки и поставила стакан на табуретку рядом с телефоном. Цвет лица девушки выдавал многочисленные бессонные ночи. Волосы были расчесаны и аккуратно собраны на затылке, не смотря на то, что она и не собиралась покидать сегодня квартиру. Голое тело покрывал махровый халат.
Анюта сладостно стала на своей кроватке, еще не в силах понять отношения мамы и папы, ставших жить в “ряйзных кватирах”, как говорила сама дочурка Светы.
Девушка задумчиво водила подушечками пальцев по пластмассе корпуса телефонного аппарата, колеблясь. Сора с мужем, оказавшаяся окончательной, смерть лучшей подруги, куче мелких осколков дней и забот, все крутилось перед её глазами, блестя на слизистой оболочке глаза. Как же ты, ЖИЗНЬ, собираешься компенсировать боль и утраты? Через судьбы других? крутилось у неё в голове. Потом взгляд затерялся далеко-далеко в прошлом, нечетком и уже неестественном.
Света неожиданно отчаянно улыбнулась и сняла трубку. Прежде чем набрать номер, она замерла, проведя ладонью по влажным губам, пытаясь вспомнить вкус его поцелуя… того, кому она собиралась позвонить. Многое должно было меняться в её жизни. Она чувствовала это. И почему-то, Свете безумно захотелось написать своё будущее красками прошлого, которые, как казалось, засохли еще на пятом курсе её студенческой жизни.
Пальцы застучали по кнопкам, набирая номер Макса.
Аукцион надежд снова собирал желающих…
КОНЕЦ(?)…
(спасибо, что были с моими героями на протяжении всей трилогии… И это действительно конец рукописи, хотя бы тем, что дальнейшую судьбу герой вы узнаете не от меня. Вам предстоит додумать всё самим. А лучше, послушайте мой совет, - оставьте всё как есть, просто расплывчатые контуры облаков на горизонте…) - от автора.
2002.
Аукцион надежд. трилогия игра 3
© Copyright: Дмитрий Кажим, 2007
Свидетельство о публикации №207021300198
Свидетельство о публикации №207021300198
Рецензии