Демон отрывок

В казарму 3-й мотострелковой роты вразвалочку, повернув кепки козырьками назад и приспустив ремни, вошли двое парней. Один, с сержантскими погонами на плечах, невысокий, крепко сбитый, с довольно красивыми плавными чертами лица, прямо и открыто смотрел вокруг себя темно-карими глазами. Второй носил погоны ефрейтора, был повыше товарища, грузный, с широким румяным лицом и тяжелой челюстью. Он производил впечатление человека, в общем-то, миролюбивого, но недалекого и легко поддающегося влиянию.
 Сержанта звали Андрей Зверев, ефрейтор носил выразительное имя Ипполит Градов.
 В казарме трудились, натирали пол, три солдата. По туго затянутым ремням, надетым согласно уставу кепкам, аккуратно застегнутым воротничкам было ясно, что это – бойцы первого года службы.
 Оглядевшись вокруг, Зверев зычным голосом рявкнул:
 – Активней, духи!
 Градов поддержал его, хоть и не слишком уверенно:
 – Давайте, давайте! Мы должны в полу видеть свое отражение!
 Один из бойцов выпрямился. Лицо восточного типа, со светло-карими лучистыми глазами и правильными дугами бровей выражало крайнее возмущение.
 – Товарищ сержант, сколько можно! Мы уже три часа здесь гнемся!
 Зверев подошел к нему. Лицо сержанта, до этого равнодушное, теперь полностью соответствовало его фамилии.
 – Ахеджаков! У тебя что, уши заложило?! Давно сортир не драил?! Работать, я сказал! – он пнул ведро, вода разлилась по полу. – И это убери. Ну! – рыкнул он. Еще секунду Ахеджаков стоял, яростно глядя на сержанта. Потом угрюмо бросил:
 – Есть! – и, подобрав ведро, продолжил работу, а старослужащие все той же развязной походкой прошагали в небольшую комнатку, уставленную шкафами с полотенцами, тканью для подшивки и прочими предметами первой необходимости. Первогодки тихо заговорили.
 – Заколебали, шакалы! – злобно бросил Ахеджаков. – Вроде служим всего два месяца, а достали они уже, как будто всю жизнь их знали! – к тираде этой парень прибавил непечатную брань.
 – Слушай, Карен, а что ты тогда заглох, когда Зверь на тебя наехал? – язвительно спросил Женя Бобов, крупный парень с волчьим оскалом. – Что, кишка тонка ответить?
 – Пошел ты! – огрызнулся Карен, снова берясь за швабру.
 – Да успокойтесь, мужики, – спокойно вставил словечко Ник Воронин, тихий, беловолосый с мягким лицом и голосом. – Будет и на нашей улице праздник.
 – Ник, ну, хоть ты помолчи! – раздраженно ответил Бобов. – Праздник на ней будет только когда старики на дембель уйдут, а до этого мы тут все повесимся, если раньше они нас не повесят! – длинное словоизлияние было подкреплено трехэтажным матом, на который солдат не скупился.
 – Да, – протянул мирный по своей природе Ник. – Знаете, что плохо? Что в нашей роте и в нашем призыве одни дистрофики, а у дедов один Зверь чего стоит. У Градова вообще кулак с мою голову!
 – Точно! – оживился Ахеджаков. – Я слышал, в первой роте старики так не звереют. У них один дух – мастер спорта по боксу.
 – Вот-вот! – согласился Воронин. – А нашим хоть слово – ведь все нутро вышибут! – промолчав немного, он добавил: – Дедовщина, одним словом!
 * * *
 Вот оно – существование солдата первого года службы в российской армии! Унизительное положение «духа», используемого для самой грязной работы, для издевательств, игрушки распоясавшихся «дедов». Вот она – дедовщина, с которой пока никто еще не научился бороться! Нет, разумеется, не во всех воинских частях господствует этот негласный, зверский закон. Но это редкие исключения из правила. В большинстве частей «духи», пройдя через контрольно-пропускной пункт, начинают свой адский год, пока не сменят старослужащих. Часто даже самые гуманные ребята к тому времени теряют большую часть своего гуманизма и становятся озлобленными и дерзкими, спеша выместить на вновь прибывших жертвах всю свою ненависть, все перенесенные унижения.
 * * *
 Наше небольшое философское отступление прервем резким криком дневального:
 – Смирно! Дежурный по роте, на выход!
 Зверев, спешно приводя себя в порядок, выбежал в коридор. Пришел командир роты – капитан Неверов, внешне похожий на Кощея Бессмертного в офицерской форме. Колючие глаза капитана на всех смотрели с подозрением.
 – Строй роту, – коротко, как всегда, приказал он. Андрей, козырнув, бегом ворвался в казарму, крикнув:
 – Рота, строиться!
 Через минуту Неверов предстал перед бойцами в сопровождении неизвестного им солдата, который был представлен как рядовой Колдунов, переведенный для прохождения дальнейшей службы из расформированной части и т. д. Остановиться стоит на персоне этого рядового.
 Сама внешность парня была запоминающейся. Очень высокий, поджарый, но крепкий и гибкий. Лицо с необыкновенно красивыми, тонкими и резкими чертами, черные, как смоль, волосы. Изумрудно-зеленые глаза сверкали холодным каменным блеском. Кожа, несмотря на то, что, по словам ротного, раньше служил где-то на Кавказе, очень бледная.
 Впрочем, на последнюю особенность внешности Колдунова солдаты не обратили внимания. Во всяком случае, в первый день его пребывания в казарме. Как только прозвучала команда «вольно», первогодки обступили нового товарища. Обычные в этом случае вопросы «откуда», «за что перевели», были прерваны старослужащими. К уже известным Звереву и Градову присоединились еще двое «дедов» – рядовой по званию, однако, по законам дедовщины, имеющий полное право командовать «духами» наравне с сержантами, Алекс Ремизов, маленький, юркий, как хорек, и второй сержант Антон Соколов, похожий на коротко остриженного филина – с острыми ушами, крючковатым носом и угрюмым взглядом карих глаз.
 Младшие расступились, и старослужащие подошли к новичку. Им нужно было задать несколько своих вопросов.
 – Ну, что, Колдунов? Тебя как хоть зовут-то? – так начал разговор Зверев.
 – Леопольд. Лео, – негромко ответил солдат.
 – Так вот, Лео, ты устав знаешь?
 – Да уж знаю, вестимо, – все так же, тем же безразличным тоном ответил Колдунов.
 – Это хорошо. Значит, знаешь, что приказы старшего по званию…
 – Не обсуждаются и выполняются…
 – Вот именно! – похвалил Соколов. – А главное, чтобы ты об этом не забывал, когда будешь получать посылки из дома. И тогда служить тебе будет легко и приятно.
 – Ага, – Лео бросил на «дедов» странный взгляд. – Хорошо, товарищи сержанты. Я знаю, с товарищами надо делиться…
 – Умный мальчик, – еще раз поощрил сержант. – Сразу видно не первый день служит.
 – … А если что останется, – как ни в чем не бывало, продолжал Лео, – то и вам что-нибудь перепадет.
 Не сразу до «стариков» дошел смысл его фразы. «Духи» со страхом посмотрели на невесть откуда свалившегося храбреца, ожидая бури, которая вот-вот должна была обрушиться на его голову. Колдунов же спокойно продолжал стоять, сверху вниз глядя на Зверева смело и с каким-то снисхождением. Наконец, тот вплотную приблизился к нему и тихо, с едва сдерживаемой злобой, прошептал:
 – А ты, однако, борзый, боец! Борзый!
 – Какой уж есть! – все с прежним спокойствием пожал плечами Лео.
 – Смотри, душара! Здесь таким как ты ох, как трудно приходится! Так что лучше тебе научиться вести себя, как хороший дух.
 – Ничего, сержант, – улыбнувшись, так же тихо проговорил Колдунов. – Я трудностей не боюсь.
 И, повернувшись, он в гробовой тишине гордо проследовал к своей тумбочке.
 Так в первый раз в ***ой военной части произошла стычка между тяжелой злобой озверевшего «старика» и дерзкой наглостью, такой необычной для солдата первого года службы.