Авангард 1. Февральский ветер

АВАНГАРД #1 – ФЕВРАЛЬСКИЙ ВЕТЕР.



Добрый день, дорогие друзья!

Предлагаем вашему вниманию первый выпуск ежемесячного журнала Авангард – журнал, где будут публиковаться лучшие работы участников Клуба «Новый Взгляд».

Девять работ, которые вошли в этот выпуск :

1. Фаусто Ромуш «История Любви»

2. Цветок Яблони «Он и Она»

3. Василий Гольяновский «Несбывшиеся мечты»

4. Нат Весенин «Ботиночки. Для усопших»

5. Кирилл Щедрин «Глоток свежего воздуха»

6. Юрий Тубольцев «Загар от фонарей»

7. Цветок Яблони «Отношения. Будущее?»

8. Юрий Тубольцев «Интернетная любовь»

9. Василий Гольяновский «Я тебя отпускаю…»



В преддверии 14 февраля – Дня Святого Валентина хочется пожелать всем, разумеется, любви – чистой, настоящей, радостной. Удачи вам, всего самого доброго, искреннего. Добра!

Приятного чтения!



Учредители:
М. Эвилли.
К. Щедрин.
Ю. Тубольцев.


***


-1-

ИСТОРИИ ЛЮБВИ (ФАУСТО РОМУШ)


История любви №1: Ольга и Алла

Ольга очень переживала когда Сергей умер… Долго ни с кем не встречалась…
«У меня у Аллки, подруги моей близкой, тоже жених умер.
Ей 21 было, а ему, кажется, 24. Они встречались тогда уже два года – тогда всегда по два года встречались. Заявление в ЗАГС подали, я дружкой должна была быть. Аллка себе платье шифоновое уже пошила и босоножки. Нет! У неё фата уже была и платье, а босоножек не было. Тут до свадьбы оставалось недели две и он приходит и говорит, что свадьбы не будет. Без объяснений…
Она, помню, тогда пришла ко мне в пальто – так её трусило. Ничего не объяснял, просто ушел и всё. Ну, она, естественно аборт тогда сделала – молодая, сама сирота…
А у него рак кожи был. Он на молокомбинате работал – содрал родинку. Через одежду – в халате был, наверное, ящики поднимал. На руке родинка. Пошел в мед пункт – ему там её прижгли, но сказали, чтоб в онкологию пошел. Родинка! Чтоб там щипнули…
Аллка знала, что он родинку сковырнул, и про анализы тоже знала, но результатов не знала. А он как только анализы получил – так сразу ушел…
А я так узнала – лежала с желтухой, в октябре, а он родинку, как сейчас примерно, в июне сковырнул. Ко мне Аллка приходит и говорит, что он в соседнем корпусе лежит. Ему операцию делали – всю грудь распанахали и подмышки. Потом химиотерапию делали, а в декабре уже вторую операцию сделали – в паху и на ногах.
Его мать Аллке позвонила, тайком от него, сказала, но предупредила, чтоб не пугались. Аллка говорит: «Я одна не пойду, боюсь, пойдешь со мной».
Я его не узнала – весь в бороде, заросший, щёки впалые – дед.
Аллка тогда отпуск на работе взяла, на три дня и сидела с ним. И умер он у неё на руках, а перед смертью сказал: «Не хотел я, чтоб ты в двадцать лет вдовой оставалась».
Его мать ей потом кольцо бриллиантовое подарила. Говорит, что во сне он к ней пришел и сказал, чтоб Аллу не обижала. Со всеми днями рождения её поздравляла и ходила к ним в дом. Он у них единственный был. Даже не родная она ему, кажется, была, а тётка, но он её матерью называл. А мать его от рака умерла, тогда тётка его и забрала. Годика два ему было.
И сама свекруха, так мы её за глаза называли, тоже от рака умерла потом.
Аллка говорит, что если б знала, то не пошла б тогда аборт делать – хоть что-то бы от него осталось. Хотя, кто его знает, по наследству это не передаётся, но если, смотри, и он, и мать, и тётка… Неизвестно, как лучше.»

История любви №2: Людка

«Вот у Людки был муж, я считаю, он честно поступил.
Неизвестно, как у них там с той девочкой было, но он просто пришел к ней и сказал: «Я ухожу». Ничего, ни вещей, ни квартиры не забрал, а просто ушел.
Он военный был, тогда у них всё это на карьеру влияло… Из армии он ушел, но мужик башковитый, работящий – устроился автомехаником.
Всё жене оставил, и квартиру, и гараж. Даже когда суд по разводу был – на такси за ней заехал, ничего не требовал. Она даже на алименты не подавала – он сам ей каждый месяц деньги привозил. И сына не оставил. Его звали Юркой и сын – Юрка.
В новой семье девочка родилась, так Юрка её сестрой считал – поддерживали отношения.
Люка всё причитала: «Как он из нашей квартиры, - а военные тогда очень хорошо жили, - на железную койку перешел?!»
Любил, значит, так, что на железную койку перешел!»

История любви №3: Марина

«Когда отец умер, мама ни с кем не встречалась.
Года через четыре к нам стал ходить дядя Володя. Просто заходил, по хозяйству помогал: мог огород вскопать или там на крыше что-то починить, яблоню посадил возле калитки. Мне всё время конфеты приносил, или игрушки. И я к нему так привыкла, что за родного дядю считала, пока не увидела как он маму обнимает.
Я малая была, такую истерику устроила и мама ему сказала, чтоб он больше к нам не ходил. И не ходил, даже на улице ни разу его, как сейчас вспоминаю, не встречали…
А через два года, когда мне уже двенадцать было, мама от инфекции после аппендицита умерла. Я помню как меня заучиха с уроков забрала, со мной пошла в больницу. Мы только шли в больницу – я уже понимала, что что-то с мамой, но всё себя отговаривала. А похорон не помню…
Я уже когда училище кончала, лет семнадцать мне было, встретила дядю Володю в троллейбусе, я его не узнала. Он меня давай расспрашивать как я – про маму он, наверное, знал – я ему давай рассказывать, а когда мне уже было пора выходить говорит: «Марина, как я любил твою маму!»
Мне сразу так стыдно стало – и думаю, «Какая же я была дура – не дала ей последние годочки дожить счастливо…»»

История любви №4: Зэки

«Я когда от вас в прошлый раз ехала, со мной до Москвы зэков везли. Освободившихся. Один у них главный был, такой респектабельный… когда другой буянить начал, он его успокоил. А мне сказал, что должен его браткам в целости и сохранности довезти.
Со мной разговорился, рассказал как девушка его бросила, когда узнала, что его посадили, спрашивал у меня – почему так. Я ему тогда сказала, что он её обманул, а если б сразу сказал, что вор, то, может быть, она и была бы с ним и дождалась бы его. Ещё сказала, чтоб он её не искал и мстить не думал – сам виноват, что бросила.
Он тогда мне имя своё сказал и записку эту написал:
«Много в Жизни полостей получал я за.
Вашу доброту я не забуду никогда»
Сказал, что если в Москве у меня будут неприятности, то могу к любому водителю подойти, назвать его имя и показать эту записку – помогут и деньгами, и с проблемами разобраться.
А имя то я его уже забыла!»

История любви №5: Лена

«Я ж тебе рассказывал как я живу?»
Нет.
«Нет? Ну тогда слушай! Я с бабушкой, с одной, живу. Раньше дед был, но он из-за меня погиб. Бабушка говорит, что не из-за меня, но я знаю, что так.
Родился я в Якутии. В городе Ленске. Он на Лене стоит – река такая, Лена, есть. И у нас дом стоял прям на берегу. Мать моя шалавой была. Проституткой. Когда моя сестра в три года свалилась в яму и потеряла зрение и слух, она её выбросила. В детдом какой-то сдала. Она и меня в четыре года хотела выбросить, но отец меня забрал. Отец мой на шахте работал, золото добывал. Он меня сюда, к бабушке, привёз, а сам там остался золото добывать. А бабушка с дедом тогда жила. Дед пил сильно и ему сказали, что он умрёт. Он тогда хотел и бабушку убить, чтоб они умерли вместе.
Мы пошли с бабушкой гулять на стадион. Она мне говорит, что пора идти домой, а я клянчил, чтоб ещё погуляли. А когда мы пришли – дед уже повесился. Мы скорую вызвали и нам сказали, что он только минут пять как умер.
А потом пришла телеграмма и бабушка с кем-то по телефону говорила, но я понял – отца убили. Там, в Ленске, на него воры напали, когда он с работы шел. Думали у него золото есть – и зарезали.
Я ещё тогда помню как бабушка на диване сидела, плакала, а я, малой был – четыре года… Знаешь такие игрушки были? Резиновые? И там типа свисток внутри? Вот я эту игрушку бабушке сую… Извини, ты сейчас сонный, ничего не соображаешь…»
Да нет, всё нормально. Только причём ты к смерти деда?
«Если бы я не просил ещё погуляться – дед был бы ещё жив»
Так это случайность! Все дети…
«Ни фига ты не понял…»


© Copyright: Фаусто Ромуш, 2004
Свидетельство о публикации №2406140094


-2-

ОН И ОНА (ЦВЕТОК ЯБЛОНИ)

Она ждала его приезда, как чего-то нового в своей жизни. Тяжело пережить развод и остаться одной, когда вокруг так много лиц.
Они познакомились по переписке, как это странно звучит, переписываться эмоциями и чувствами. Что он хотел, чего хотела она, от этих отношений, таких легких с одной стороны, и одновременно, сложных.
Он приехал, а она не могла определить, что чувствует душа, и опознать по сердцебиению к чему приведет эта встреча.
Он не оттолкнул, она была готова поехать с ним. Но, что произошло, почему он уехал, а она осталась, снова одна, одна в большом городе, может это ее выбор.
Он говорил, что свободен, что никого не принуждает.
Она думала, что уедет к нему, но не с ним. Как понять ее. Она хотела смены обстановки, увидеть новые лица, пережить новые впечатления.
Он оставался неприступным, видно понимал, что она, сейчас, в данный момент далека от него… он понимал, что далеко и сам…
Он уехал, она осталась…
осталось одно целое Он и Она…


© Copyright: Цветок Яблони, 2006
Свидетельство о публикации №2601090204


-3-

НЕСБЫВШИЕСЯ МЕЧТЫ... (ВАСИЛИЙ ГОЛЬЯНОВСКИЙ)

Закрываю глаза и вижу,
Как наш сын от души смеется.
Раньше думал я тебя ненавижу.
А теперь только сожалеть остается.

Помню, как вместе о нем мечтали.
По ночам, придумывая ему имя.
И на что это все променяли?
Я на боль, а ты на то, чтобы жить красиво.

Знаешь, я только за тебя порадуюсь.
Пусть у нас с тобой ничего не сложилось.
Я бухаю, иногда наркотой балуюсь,
Больше в моей жизни ничего не случилось.

А ты молодец, на ноги встала.
Из никого в человека выросла.
Жаль, что любовь на бабло поменяла,
Хотя в этой любви наверное больше вымысла.

Желаю тебе счастья, здоровья.
Пусть пацан вырастит человеком.
Может не будем друг другу хмурить брови
И при встрече спасаться бегом?

Я тебя не забыл, ты знаешь.
В сердце любовь не дает покоя.
Если хоть иногда обо мне вспоминаешь,
Вспоминай только лучшее, забудь плохое.


© Copyright: Василий Гольяновский, 2006
Свидетельство о публикации №2601300176


-4-

БОТИНОЧКИ. ДЛЯ УСОПШИХ. (НАТ ВЕСЕНИН)

Иду я по улице и думаю, что вот весна, что надо бы ботинки новые прикупить: мои-то совсем износились. Голову подымаю – вывеска «Одежда и аксессуары». Я, недолго думая, захожу в магазин. Хороший такой магазин, уютный, товару много: костюмы, платья, брюки. Стоят на полочке такие красивенькие ботинки, легкие. Как раз то, что надо. Я их купил…
Хожу, щеголяю – только стал я с тех пор замечать, что со мной всяческие неприятности стали случаться.
Сначала кот сдох. И сдох-то по дурости. Нагадил он у двери, сильно так нагадил, я и решил его за это проучить. Я кота мордочкой туда попихал и набил ему этой гадости полный рот, чтоб понял, осознал, так сказать… но одумался, стал ему глотку промывать. Направил в нее струю воды, кот похрипел, похрипел и захлебнулся. Выбросил я его с балкона… а сам целую неделю от тоски плакал.
В следующий раз пьяный напился, в парке брык за скамеечку на землю и уснул. Пол ночи там пролежал, заболел, слава богу, не помер.
Пригласил к себе друзей на День рождения, а они меня потом так отмутызили, ни одного целого места на теле не осталось.
На работе проблемы. Раньше, когда работы не было, – спал. Теперь не поспишь:
начальник орет, работы выше крыши, да еще зарплату в два раза урезали.
С бабой решил переспать. Хоть смейся, хоть плачь, но вечером лег на нее и уснул, только утром проснулся, а секса не произошло.
В квартире все ломается; машина проедет – обрызгает; плюнет кто – обязательно на штанину попадет. Короче, с каждым днем проблем все больше и больше. Что делать, не знаю…
Иду как-то с работы по той же улице, вижу вывеску на двери магазина «Одежда и аксессуары». Знакомый магазин, хотел опять заскочить, костюмчик присмотреть, а ниже-то на надпись как глянул и обмер – «для усопших!»


© Copyright: Нат Весенин - архив, 2006
Свидетельство о публикации №1603232630


-5-

ГЛОТОК СВЕЖЕГО ВОЗДУХА (КИРИЛЛ ЩЕДРИН)

Юра шел по осенней аллее, забрызганной моросью, и сухие листья под ногами что-то шептали ему, и не было ничего сокровеннее той минуты, и того шороха, и мыслей, что неспешно плыли по реке юношеского сознания.
Был вечер, было темно.
На часах застыли цифры 18:14, и в окнах домов уже зажигался рыжеватый, противно-яркий свет, но Юре некуда было спешить. Он мог наслаждаться мгновениями, чувствовать, как они текут сквозь пространство, из небытия рождаясь и в небытие же уходя, чувствовать, как мир замирает в своей первозданной красоте.
По ближайшей улице с рычанием неслись автомобили, где-то грохотала популярная мелодия, но Юра старался не слышать ничего из этого; для него сейчас важнее всего был шепот листьев и то, что неспешно ворочалось в его уме. Это был ритм нового стихотворения, пока чистый ритм, свободный от смысла и словесной формы. Юра хотел даже остановить время, попросить подождать все иные звуки, чтобы вслушаться в ритм, закружиться в такт ему, последовать душой за его изгибами и витками. Падать вместе с ним в бездонные пропасти, возноситься выше неба и солнца, проходить сквозь стены, путешествовать в прошлое и будущее, ощущать кожей лица ветер, бьющий навстречу стремительному и великому полету...
Переходить Мост, висящий над гранью ведомого и неведомого, переходить за черту, растворяться в бессмыслице запредельного и вновь возвращаться в плотское, в материальное, в четкое – и словесное.
Но не было ничего, лишь эта бурлящая мечта, да шелест листьев, да безмолвное рождение стиха.
И этого было достаточно.
После нескольких шумных вечеринок у друзей, футбольных матчей с его участием и нескончаемых ссор дома Юре нужны были тишина и спокойствие, как глоток воздуха утопающему. Никто не знал, насколько Юра любил одиночество.
Все время на людях Юру не оставляло какое-то гнетущее, тяжелое чувство в груди, будто бы туда вместо сердца положили камень; это было странное и страшное чувство, заставлявшее все Юрино существо мучаться и страдать; но он никогда не говорил о нем и не подавал даже вида. Оно могло выесть весь внутренний мир, но наружу никогда бы не вышло и не сломало причесанный и прилизанный образ Юры-того-каким-он-был-в-глазах-других. И Юра притворно смеялся, притворно дурачился, изображал притворную наглость и притворную открытость, чтобы еще больше закрыться от людей и спрятать ту страшную пустоту, которая холодит душу, а главное – заглушить те крики, что рвутся изнутри.
Но бывали моменты, когда Юра позволял своему внутреннему голосу закричать во всю свою мощь, а пустоте – заполниться теплом, пьянящим сознание. Это было, когда Юра оставался один, и никто не стал бы удивляться его странной задумчивости и необычному блеску в глазах.
Настоящий момент был как раз из таких.
И Юра медленно, медленно, очень медленно ступал по хрустящей мозаике, и его губы шевелились, рождая новое стихотворение на свет – вернее, в неяркий полусвет вечернего города. И юношу совсем не заботило, что его таинственную фигуру кто-нибудь заметит, а если заметит, то заинтересуется ею. Он думал о другом, о другом, о другом... И даже вовсе не о том, что еще один помятый листок, исписанный мелким нервным почерком, ляжет в стол рядом со стопкой таких же – Юра слишком низко оценивал свои стихи, чтобы печатать их – нет; все это таилось в неопределенном и туманном будущем, и куда важнее юноше было многоликое «сейчас», стоявшее напротив и спокойно ему улыбавшееся.
«Я вопрошал и был услышан... я вопрошал и был услышан... я вопрошал – и был услышан...» Явилась первая строка.
«И снизошел на землю свет...» – вторая...
И душа стала рваться наружу, освобождаясь от душной телесной оболочки; Юра почувствовал это – будто что-то затрепетало в сердце, или у солнечного сплетения... И ушла в свободный полет по тем мирам, по которым Юра путешествовал в своих сновидениях.
Там была весна, и цвели вишни, и молодой мужчина с лицом Юры сидел на сочной траве и улыбался солнцу.
И на секунду показалось, что там – настоящий мир, и настоящий Юра, а Юра из города Саратова – всего лишь его жалкая и неумелая подделка.
Но потом все четче становился город, и оранжевый свет фонарей, и фигурная чугунная ограда; готовое стихотворение из двенадцати строчек ясно звучало в Юриной голове.
И оно повторялось вновь и вновь, громким речитативом звенело в ушах, когда Юра уже направлялся к выходу из парка; когда он проходил скамейку, с которой доносился укуренный смех, когда он проходил площадку из бетонных плит, устланную длинными тенями деревьев.
Оно звучало, когда Юра поднял голову и увидел розовое небо, и рассмотрел в нем огромный глаз с дрожащим фиолетовым зрачком. Глаз был огромным; Юра не сразу понял, что видит его совсем иным зрением, нежели обычные предметы, будто бы тот существует в другом мире и соткан из особой материи, прозрачнее детских снов. Его очертания были столь неопределенными, что он будто не существовал вовсе, но уже через секунду он заполонил собою весь мир и затмил его.
Юра понимал, что снова начинает бредить, что у мира снов цепкие лапы и его объятья опасны; но мысль эта звучала приглушенно, неясно и будто бы издалека; а Глаз смотрел на Юру, и тот не мог оторвать взгляд.
Казалось, глубокая и светлая печаль сочилась сквозь пульсирующий фиолетовый зрачок, сквозь бездонно-черную радужку Глаза. Видение Юры излучало одновременно наивность и мудрость, любовь и безмолвный укор; а главное – величественную и непонятную Красоту, из-за которой Юра боялся даже моргнуть и отвергал любые поползновения рациональности на это чудо. Это казалось кощунством, это казалось предательством перед совершенным воплощением Прекрасного.
Но вот Глаз сам заморгал и исчез, растворился в небесном пространстве...
И с ним исчезли иные видения, а осталось лишь приятное чувство успокоения, разлившееся в душе Юры, и он понял одну очень важную вещь... Он одинок в обществе людей – даже тех, которых он называет друзьями и близкими; порой не ощущая того сам, он одинок; здесь же, в полупустынном вечернем парке, его наконец перестало мучить это чувство. Глазом в небе, шизофренической грезой на Юру смотрела его душа, и это было как спасительный луч света, ворвавшийся в темную пещеру.
И это предвещало многое, многое, многое, то, что Юра не мог и представить; он понял нечто важное, но не мог сказать точно – что.
В любом случае парковая аллея кончилась, оборвалась внезапно под ногами и уступила место мрачному асфальтному тротуару; палой листвы больше не было – вместо нее был неон, желтоглазые авто и темные силуэты людей.
Стрелки на часах сместились, показывая теперь 18:20. Шесть минут – не так уж и много, но вполне достаточно для того, чтобы многое осознать.
Через полчаса намечалась последняя пара, и надо было идти в седьмой корпус и слушать длинную, нудную лекцию о величии науки философии. Юра не хотел снова окунаться в атмосферу непонимания, скуки и суеты, но ноги его все же несли в университет. Юра не мог приказать себе остановиться, что-то в нем еще желало жить прежней жизнью. Лишь где-то за окраинами сознания он начинал понимать, что идет вовсе не в тот университет, и не к тем людям, и что все успело измениться за столь недолгое время.
Липы грустно шумели вслед уходившему Юре, а город с гудением и хрипом приветствовал его. Только через несколько минут, когда первый звук растаял в воздухе и исчез из Юриного воображения, появился третий – громкий и грубый топот человека, догонявшего Юру. Он вторгся внезапно и оборвался с появлением тени за левым плечом – то был высокий широкоплечий юноша, знакомый Юре, весь в черном, как всегда. Небритый, кольцо в ухе, череп на футболке и рюкзак с Lacrimosa… Он казался пришельцем из другого мира, уже не знакомого, непознанного и чуждого.
– Здорово, Гроб, – Юру по-свойски хлопнули по плечу: дружеский жест, но почему-то он показался неприятным.
– Здорово...
Память оказалась кладовкой, в которой выключен свет, и Юра, сколько ни рылся в ней, не мог отыскать кличку знакомца. И это «Гроб» было не совсем понятно. Весь мир плыл, как во сне.
– Ты чё как обдолбанный?
Не сократив шаг, Юра медленно повернул голову влево – юноша щерился и хитро смотрел на него. И почему-то все лицо его, до мелких деталей, до каждого прыща и волосика было перед Юрой как на ладони, а за ним – бездны других лиц, похожих более на маски, и черная пустая дыра, в которой едва можно было заметить душу.
Улыбка же незнакомого знакомого скорее напоминала оскал, тупой звериный оскал, мимика хищника, готового к решительному броску... Как люди могут называть такое улыбкой?
Тем временем парень фыркнул и отвернулся, зычным голосом рыча что-то по-английски. Наверное, он совсем не ждал ответа, а от Юры его и не могло поступить.
Ведь если Юра заговорит – польются совсем иные слова, совсем иная речь, похожая скорее на журчание ручья, нежели на набор обычно-бестолковых фраз; а тот парень совсем не был готов к таким ответам. Потому что он не слушал листву под своими ногами и не знал, как ночью поют звезды.
– Да лан, дело твое. Слышь, тут такая тема, наши на кладбище едут завтра. Ты в курсе?
Юра чувствовал, что знает это, но у него вовсе не было желания отвечать на заданный вопрос. Страх засел в его груди и своими противно-липкими лапами начал щекотать грудную клетку; постепенно и шаг стал сбиваться, и дышать стало тяжело.
– Бля, не, с тобой че-т конкретное.
Юру остановили крепкие волосатые руки и развернули к себе. В темноте повисло лицо – все то же неприятное и знакомое до жути лицо.
– На Хэллоуин? – пролепетал Юра машинально.
Дробный нервный смешок резанул слух. Страх не отпускал, и Юра знал, к чему он; еще несколько минут, еще несколько фраз – и дороги назад не будет, и замаячит впереди только долгая тропа в неизвестность.
– Да, да. На Хэллоуин. Тормозишь ты, Гроб. Так че случилось-то?
Они пошли дальше.
– Ничего.
– Лан, хер с тобой, не говори. Щас во дворик и там тя вылечим. Мне Бес звонил, бухло есть. Минут двадцать до лекции будет? – он полез за мобильником и, посмотрев на время, быстро убрал. – Ну во, и все... Маловато, но потом еще добавим... У мя друг с филфака такие коры мочил, он и на лекциях бухал... Его потом выносили почти...
И он говорил еще что-то, но Юра не слышал уже слов; единственное, что он чувствовал – это непреодолимое желание уйти, вспыхнуть языками белого пламени и оказаться где-нибудь далеко отсюда, от этой бессмысленной пошлости. И чтобы хоть ничтожной частью себя вырваться за пределы слышимых слов, Юра мысленно повторял сочиненное стихотворение. Помогало.

«Я вопрошал – и был услышан,
И снизошел на землю свет;
В саду у зацветавших вишен
Ко мне пришел простой ответ
На то, что мучило мне душу
И по ночам лишало сна:
«Из-за чего мой мир разрушен?
Когда опять придет весна?»
В ответ – ни шороха, ни звука,
Но тут в священной тишине
Вдруг мотылек мне сел на руку
И улыбнулось солнце мне...»

Повторял снова и снова, а мусорный поток слов от идущего рядом все не прекращался. Странно, но тот вовсе не замечал изменений в Юре, а то, что замечал, его не интересовало. Он был занят собой, своими делами, своими проблемами. «Если бы я продекламировал сейчас свое сочинение, он бы вылупил глаза, посмеялся, покривлялся с минуту и снова завел про свое бухло или баб...» – с тоской подумал Юра и вспомнил кличку знакомого – Змей. Что ж, вполне подходит его натуре, натуре злого и хитрого змея... А имя припомнить не удалось – все его звали только по кличке.
Потом они прошли два перекрестка и пару десятков магазинов, и побрели вдоль канавы, зачем-то вырытой около седьмого корпуса университета. Змей, дурачась, пару раз ее перепрыгнул, но весьма неуклюже – только сейчас стало понятно, что он уже под градусом.
– Еб твою мать, – прочувствованно произнес он и уцепился за рукав Юриной куртки, боясь упасть. Тупо улыбнулся. И в ту минуту лицо Змея напоминало клоуна с эмблемы Lacrimosa...
Свернув от канавы налево и пройдя мимо входа в корпус, они направились во двор – оттуда уже были слышны знакомые голоса, и под жидким светом фонаря кто-то опорожнял пузатую бутылку. Это лицо Юра узнал сразу, вспомнил и кличку – Морж. Глаза его – маслянистые бусинки на щекастом лице – были обращены направо, в темноту, и потому не сразу заметили пришедших. Справа, похоже, кто-то сидел на скамейке.
В темном пространства двора повисла тишина, и шаги Юры со Змеем показались набатом; в душе же Юры бушевала гроза, гроза битвы. И даже слышен был лязг оружия о чью-то толстую железную чешую.
– О, здорово, Гроб, – изо рта Моржа пахло луком, глаза его скользнули по Юриному лицу без интереса. – Поехали завтра на кладбище.
Не дожидаясь ответа, он поздоровался и со Змеем.
– Слышь, ты там девчонок набери еще и «юппи» купи, чтоб спирт разбодяжить, – сказал Змей Моржу. – А, да, Гроб, ты гитару возьми. Охуенно поешь.
Тем временем из темноты выскользнули еще две фигуры: Упырь, двадцатилетний парень с худым смазливым лицом, и Мэри. У Юры похолодело внутри: он знал, что скоро его ждут утраты.
– О, миленький, солнышко, здравствуй, – протягивая слова, поздоровалась Мэри и лукаво подмигнула Юре. Это была поразительно красивая девушка с бледным лицом и голубыми глазами; но только теперь Юра увидел, что в улыбке ее красных губ есть что-то плотоядное, а в уголках глаз прячется развратность. Может, он и раньше знал это, но не обращал внимания?..
Мэри прижалась всем телом к Юре, но объятья эти были приятны и неприятны одновременно; что-то заставляло его отвечать на них, но душа, как все последние минуты, рвалась прочь отсюда. И когда она припала губами к его губам, он думал вовсе не о том, как она хорошо целуется, а о том, скольких она так же целовала вчера, позавчера... В легкости, с которой она вступала с мужчинами в связь, Юра не сомневался и раньше.
Когда Мэри отстранилась, помада оказалась слегка смазанной.
– ****ь, Морж, дай Гробу пузырь, – сонным голосом потребовала она. – Присосался. Тут такой человек пришел.
«Не знает она, какой я человек... никто не знает, – думал Юра, и в памяти его всплыл Глаз с фиолетовым зрачком. – И в этом виновен я. Как я мог жить среди этих людей, заботящихся только о себе, как я мог влачить ту жалкую жизнь, что влачит каждый из них и лишь изредка заглядывать в многоцветие, таящееся в моей душе? Как я мог изо дня в день предавать себя, безжалостно и зло, с цинизмом, не присущим мне изначально? Как я мог..? Как..? Почему в нашем мире серых полутонов мы все боимся ярких красок?»
«Не могу я так больше, – вымученно решил он и поглядел в розовое небо. – Не могу».
Мэри сделала долгий глоток и зашаталась; парни весело загоготали – Змей даже сигарету выронил. Юра тупо смотрел на нее и понимал, что совсем перестает понимать окружающий мир... как вместе могли уживаться это прекрасное молодое тело, одетое в кожаную мини-юбку и легкую курточку, с этой хищной улыбкой, с этой бутылкой, наполненной чудовищным пойлом?.. Как из этого милого ротика могли вылетать такие слова?.. Как?.. Кааааааак?..
– Да ну че ты как неродной, – заплетающимся уже языком проговорила Мэри. – Присоединяйся...
И белая женская ручка протянула Юре бутылку.
Тот застыл. Вот он, момент выбора, долгожданная, страшная секунда. В нерешительности взгляд Юры начал блуждать по пьяным лицам знакомых, по изящному телу Мэри, будто в ожидании, что поступит знак. Что-то, что поможет решиться – и свернуть с гладкой, проторенной тропки, и кинуться в бурелом, не зная, что ждет впереди.
И глаза нашли, за что зацепиться. Вокруг ноги Мэри кружился жужжащий черный комочек, едва заметный из-за скудности освещения. Скоро он сел на ногу и стало понятно, что это муха; наверное, Мэри не заметила прикосновения и потому не спугнула ее. А муха начала медленно путешествовать по нежно-белой коже, исследуя участок за участком; сначала сделала круг по изящной коленке, потом поползла вверх, к ляжке... а Мэри застыла все в той же позе с протянутой рукой и пьяным взглядом, обращенным к Юре.
Ком тошноты подступил к горлу, и закружилась голова. Но это не было только лишь физической тошнотой – скорее чувством, поднимавшимся из недр души и охватывавшим все существо Юры, от головы и до пят.
«Нет... не видеть ничего этого... убежать отсюда, и подальше, и неважно – куда, главное – подальше, пусть не в тот парк, пусть домой, пусть в Сибирь, пусть на край света, хоть куда, только бы не видеть – этого! Не видеть этой мухи, ползущей по девичьей коже, этого пьяного взгляда, всего этого жуткого сброда... нет ничего хуже этой мухи... Уж лучше – одиночество, то самое, от которого выть хочется, лучше помешательство, лучше смирительная рубашка и тревожные взгляды врачей, но только не это двуличие, эти предательства, это забытье».
Страдальческий стон раздвинул Юрины губы и оборвался в тишине, изобразился замешательством в лицах бывших друзей. Кто-то нервно хихикнул.
А Юра развернулся и побежал, и навстречу ему рванул ветер и городские огни, и расплескивавшиеся лужицы под ногами. И отпустил страх, что железными цепями сковывал грудную клетку, и не было ничего сокровеннее той минуты, и того ветра, и тех мыслей, что снова начали звучать в такт биению юношеского сердца.
Будет время, и он вернется, и вернется совсем другим. Но пока он уходил пить холодный горный воздух одиночества.

ноябрь 2006 г.


© Copyright: Кирилл Щедрин, 2006
Свидетельство о публикации №2611060021


-6-

ЗАГАР ОТ ФОНАРЕЙ (ЮРИЙ ТУБОЛЬЦЕВ)

Он кепку одевал
От фонарей
По вечерам
Она – в наушниках
По жизни.
Он – с лэптопом,
Она – с ним.
Они встречались.
И молчали.
Он – писал роман.
Она – играла в тетрис.
Он – был с нею.
Они – сидели рядом.
Каждый вечер.
И молчали.
Она – писала смс.
Он – читал стихи.
Она и он.
Их было двое.
Был один он.


© Copyright: Юрий Тубольцев, 2005
Свидетельство о публикации №2507010123


-7-

ОТНОШЕНИЯ. БУДУЩЕЕ? (ЦВЕТОК ЯБЛОНИ)

Встреча. Он – разведен, у него есть ребенок, да и вообще человеку – 33 года. Она – разведена, детей в браке не было, да тоже не отстает по возрасту – 28 лет, кажется, что может быть лучше для отношений, о которых мечтаешь, да в жизни реализовать не можешь.
Беседы. Слова. Словечки, частички и получается целое. Принять или не принять, опять выбор. Выбор по всему пределу отношений. Интерес или самообман.
Первая встреча.
- Я не покупаю цветы, даже на первое свидание с женщиной.
- Почему?
-Да я их не люблю, зачем тратиться лишний раз.
(внутренний голос: «Какая прелесть, начало, и резво, быстро…)

Иные встречи. Их мало, но как они информативны.
/
- Пойдем гулять в парк, там можно бродить и дышать воздухом. Только пива надо купить. А то не будет нужного настроя на беседу.
- Пойдем, интересно посмотреть на процесс заливки настроя.
/
- У меня было много женщин, они утверждают, что я хорош, сама понимаешь в какой сфере, звонят и пишут на мыло. Да я популярный.
- Странно, общаясь с девушкой, да при этом говоря о каких-то чувствах к ней, говоришь такое. Ведь это может обидеть. Люди то разные.
- А я вообще очень открытый человек. Моя мама тебе скажет. Что я всех своих подруг привожу домой, пусть мама тоже посмотрит, ведь я с кем попало не общаюсь. (глоток пива).
(внутренний голос: Не дом, а кошкин дом, брр, но для интереса продолжаю).
/
-Я люблю деньги, ну а кто их не любит. Ведь ты тоже зарабатываешь, у вас и машина есть, да и комп у тебя навороченный, значит деньги у тебя есть.
- Есть, да не тебе их считать.
- Вот например, будем жить вместе, мы с мамой тратим 10 000 рублей в месяц на питание, складываемся так сказать. Ведь я очень люблю хорошо покушать.
Делаю финт и подыгрываю.
- А я сколько должна буду вносить в общую лепту?
- 5 000 рублей, и мы с мамой по 2 500 рублей. А в конце каждой недели будешь показывать чеки. А что тут плохого?
(внутренний голос: как он продвинут в математике, не прикладная она, а самая главная, на таких примерах учить-то надо).
/
- Пойдем гулять в парк, там можно бродить и дышать воздухом. Только пива надо купить. А то не будет нужного настроя на беседу.
- Пойдем, интересно посмотреть на процесс заливки настроя.
- Ну я не могу больше тратиться, у меня в кармане всего 150-200 рублей, мама мне выдает, это на пиво, а ты что в кино хочешь?
- Хотелось бы конечно разнообразить прогулки по свежему воздуху.
- Потом, потом.
/
- Предлагаю съездить на юг, но только у меня нет лишних денег, конечно звучит интересно, что вроде и приглашаю, но придется за свой счет.
(внутренний голос, гений экономии, рыночные отношения везде).
/
- Ты выглядишь моложе своих лет. А то все попадаются то тупые, то толстые, то слишком тонкие того гляди раздавишь. Грудь у тебя как у восемнадцатилетней. А другие все разрешают. А ты, что принципиальная. Я первый, великий, меня надо слушать, и маму тоже, не зря же мне звонят и просят.
(внутренний голос, вроде хватит).
/
Звонок по телефону.
- Завтра хочу с тобой встретиться.
- А я не хочу.
- С тобой все понятно.
- Ну, раз все понятно, удачи.

Отношениям не было еще и полгода.


© Copyright: Цветок Яблони, 2007
Свидетельство о публикации №2702010360

-8-

ИНТЕРНЕТНАЯ ЛЮБОВЬ (ЮРИЙ ТУБОЛЬЦЕВ)

Цифровые желанья,
Виртуальные ласки...
Полноту обладанья
Заменившие сказки.
В веб-оковах сознанья
Одиночества стон,
В унисон
С голосами модема.
Старый фрэнд удален,
И открыта на форуме
Новая тема.


© Copyright: Юрий Тубольцев, 2006
Свидетельство о публикации №1601040019


-9-

Я ТЕБЯ ОТПУСКАЮ... (ВАСИЛИЙ ГОЛЬЯНОВСКИЙ)

Я тебя отпускаю на волю,
Расправь крылья свои и лети.
Ханка справится с этой болью,
Но сотрет мне все в жизни пути.

Я тебя отпускаю, не страшно,
Лишь бы счастлива там была.
Как я дальше?.. уже не важно,
За меня все решила судьба.

Я тебя отпускаю, не бойся,
Мы же вместе учились летать.
Одеялом небес укройся,
Чтобы я мог спокойно мечтать.

Я тебя отпускаю, но в сердце
Ты останешься навсегда.
Белый снег помогает согреться,
Отнимая у жизни года.


© Copyright: Василий Гольяновский, 2007
Свидетельство о публикации №2701250221


***

Каким получился наш первый номер? Решать только вам, дорогой Читатель.
До скорых встреч.