Каким бывает непрощение

КАКИМ БЫВАЕТ НЕПРОЩЕНИЕ

Прежде чем отправиться в путь, они заперли Молли в доме. Любимая собачка жены Альберта Френтика не привыкла к такому положению дел и оттого стала носиться по комнатам, разбивая вдребезги всё, что могла задеть своим тяжёлым телом. Хозяева уже давно собирались показать её ветеринару, но всё откладывали на потом. Собака разносила дом в хлам.
Но они уже покинули Палм и не слышали этого.
- Альберт, сбрось скорость!
Она говорила эту фразу раньше уже тысячу раз именно в тот момент, когда белый «Додж» въезжал на маленький мост, установленный для сообщения с Ленсем, уютным городком, где они обычно проводили неделю – другую перед наступлением осени. И Альберт нехотя всё же ослаблял давление на педаль, но теперь он этого не сделал. Она была в замешательстве. Что-то говорила, повышая голос, пыталась даже крикнуть… В конце концов, плюнула на всё, как-то грубо обозвала собственного мужа и, если можно было судить по выражению её лица, попыталась расслабиться.
Навстречу неслись машины. Одна за другой. Альберт любил водить быстро, и он знал, что отдал бы всё на свете ради того, чтобы не наступил этот день, когда ему невыносимо сидеть рядом с женщиной, которую он любит… Бывают минуты в жизни каждого, меняющие всё, что только можно; они безжалостны, как голодные волки, пожирающие жертву и не дающие ключей к дверям понимания, кроме как ржавых ключей к принятию факта собственного существования, подогретого на гневе и в силу этого обстоятельства затуманивающего всякую способность к разумному восприятию. Минуты, меняющие всё, как бы живут только ради того, чтобы сделать твою жизнь невыносимой, но самое страшное – это твоя собственная уверенность в том, что ты знал каким-то невообразимым образом, знал только одно: это случится. Был уверен и удивлялся собственному безумству.
Три года назад Альберту Френтику приснился странный сон. Воплощение дьявольской мысли, от которого бросало в холодный пот и душило медленно, но уверенно. Это был самый страшный сон в жизни молодого, полного жизни мужчины, и когда он проснулся в объятиях любимой, то ужаснулся. Дождь барабанил за окнами, тишина пронизывала комнату, а перед ним всё стояла картина этой последней минуты, изрезавшей, искромсавшей его душу на мелкие куски. Спящая рядом женщина лишь на секунду показалась мёртвой. Альберт даже дал себе лёгкую пощёчину, чтобы прийти в себя. Скоро это прошло. Он поцеловал любимую и лёг в надежде заснуть или хотя бы немного отдохнуть после кошмара. Тогда впервые к нему пришло то ощущение, которое стало по крупицам выжимать из него жизнь. Увидеть в женщине не любимую, родную и единственную, а холодную, чужую – означало тогда для него лишь фантом усталого и болезненного воображения. «Всё к чёрту!» - решил он. Но изредка видение это возвращалось.
Дорога была переполнена. Альберт не замечал этого. Он думал о своём прошлом и пытался ещё раз все логически объяснить. Но все не объяснялось, не раскладывалось по полочкам, не выглядело правильным и естественным. Ну почему человек должен поступать «правильно», если всё вокруг идёт под дудку невесть откуда взявшегося бреда! Да, ему уже стало понятно, что он сделает, особенно тогда, когда чувство опыта приобретало новую силу. «И какая разница в том, что я никогда этого не делал… Зато я видел со стороны, как я мог бы сделать!..» Сердце было готово выпрыгнуть из груди, но вовсе не из-за страха. Кого или чего ему бояться! Скорее это была тоска, рвущая всё, чем дорожил и что пытался сохранить всю жизнь.
Навстречу приближался биг-борд с надписью «Ваше счастье – в ваших руках!». Альберт почти незаметно усмехнулся. Это напомнило ему рассуждения дедушки Отина, любившего рассказывать поучительные истории. Детство заполнило голову Альберта, и он стал вспоминать. «Многие говорят: всё зависит от тебя, - протяжно заговорил голос дедушки грузным эхом в воспоминаниях, - сложный вопрос, наверное. Хотя, как по мне, то всё просто. Давайте подумаем. Если человек считает, что сам всё способен сделать ради своего счастья, он или ненормальный или глупец. Ну, представьте, вы купили машину. Ремонтируете её вовремя, следите, чтоб она находилась в отличнейшей форме. И никогда не поверите – пока это не произойдёт, - что в ней какой-то элемент может отказать. Не от того, что вы плохо следили за любимым авто, не потому, что погода так подействовала какими-то электромагнитными полями – всё это чушь… Просто есть вещи, которые мы не можем вести, как нам захочется, их нельзя контролировать… И вот вы уже лежите в больнице с переломанными рёбрами, сотрясением головного мозга, вам сообщают, что тормоза ваши отказали на спуске… И вы ничего не понимаете…»
Да уж… Так бывает. Но Альберту не хотелось верить в то, что такое же точно «бывает» способно опутать паутиной его самого. Паутиной предательства, смеющего над ним самим, издевающегося своим вопиющим фактом существования над жертвой. А кто жертва? Предательство как бы показывало пальцем в темноте на дурака-любимого, которому и в голову не придёт, что жена-то его не без греха… Альберт и был этим дураком-любимым, каждый день спешащим с работы к единственной и готовым ради неё на всё.
Предательство.
«Эта сука заплатит!» - думал за рулём Альберт, чувствуя себя одураченным и оставленным в углу всем белым светом с охапкой паутины в руках. Она воняла похотью и испорченным мясом. Хотелось выйти из угла и смыть руки от такой гадости. Не быть вовлечённым в этот мрачный карнавал и не испачкаться в чужом дерьме. Но сил сделать это не хватало. Почему-то не хватало. Именно поэтому Альберт первым в этот год предложил поехать в Ленс. Мысленно он уже видел то, что произойдёт (только в своих снах, тех, что ему стали сниться после письма Джека Гильмера, во снах, где он более не был жертвой, он был палачом).
Лучший друг открыл глаза и посоветовал подать на развод. Последняя фраза письма гласила: «Нужно иметь мужество принять всё как есть, простить и отпустить». Гильмер казался Альберту университетским преподавателем бизнеса, из числа тех, что имеют запакованные в красивые обёртки ответы на все возможные и невозможные студенческие вопросы, но если их пустить на производство или в сферу управления, они наделают там такой бардак, от которого избавиться будет невозможно.
«Со стороны виднее… Да чёрта с два!» - думал Альберт, свернув на пятидесятую автостраду.
Вскоре «Додж» въехал в лесистую тень безлюдья.
- Куда мы едем?
- Я узнал новый кротчайший путь, - ответил Альберт.
Одри Френтик недоверчиво поглядела на мужа.
- Действительно?
- Да. Да. Я бы тебе не врал…
Слова немного успокоили её.
«Правда. – Думал Альберт. – Никогда не врал. В отличие от тебя… Но я и сейчас могу не врать. Ведь кротчайший путь может быть не только в Ленс, но и в ад».
Мысль эта вызвала на губах его улыбку, но он сразу отказался от неё, понимая, как глупо и тяжело всё это.
Наконец «Додж» остановился. Место было жуткое: деревья вплетались ветвями друг в друга, создавая купол, через который пробивалось совсем немного солнечных лучей. Альберт вышел из машины, объяснив, что что-то случилось с колесом. Одри это не нравилось. Она назвала мужа идиотом, полезшим в чащу и не знающим даже, куда женщине надо всовывать член… «И это та, которую я люблю?! – спросил себя почти вслух Альберт. – Нет. Это больше не женщина. Это тварь!» Он достал из заднего багажника маленький топорик, заранее добытый из запасов кухонных инструментов в их доме в Палм. Теперь он готов был ко всему.
Настало время наказать непрощённых. Что-то звериное проснулось в нём, то, что невозможно было остановить, придушить, загнать обратно и посадить на замок. Этот гнев нужно было испустить, гнев, возрастающий с каждой секундой и ноющий в сердце, словно там кровоточила мышца.
Альберт подошёл к двери и распахнул её.
Женщина, обманувшая с другим, больше для него не являлась женщиной. Она стала монстром, заслуживающим только одного.
- Что? – вскрикнула Одри.
Альберт, не обращая на её крик ни малейшего внимания, схватил жену за волосы и потащил. Она кричала, ругалась. Но для его ушей это была музыка. «Страдания, крошка, - думал он, - страдания! Это начало твоей новой жизни, сука, точнее смерти…»
Из глаз суки лились слёзы, и это ещё больше раздражало Альберта, превратившегося в палача. Палач вывел жертву на поляну, расположенную в нескольких футах от машины, и тут ему пришло в голову нечто совершенно безумное.
«…Есть вещи, которые мы не можем вести, как нам захочется, их нельзя контролировать…»
Слова старого деда Отина не устраивали Френтика.
«Нужно иметь мужество принять всё как есть, простить и отпустить».
А Джек Гильмер был просто глупцом.
- Давай, сука, расскажи мне, как ты додумалась мне изменять!
Одри пыталась вырваться, но руки её казались тонкими веточками по сравнению с покрытыми тёмными волосами железными тисками мужа. И ей ничего не оставалось делать, как сквозь рыдания попытаться что-либо произнести, произнести то, что могло бы её спасти. Но вместо этого она огрызнулась.
- Да! – выкрикнула она сквозь слёзы, и сопли появились у неё над верхней губой. – Я изменяла тебе! Получил, сволочь! Получил?!
Альберт взвыл от боли и накрывшего его сумасшествия. Он уже не задумывался над тем, далёк ли топорик, который находился у него в левой руке, от головы его жены.
- Почему?! Что произошло, Одри? – в нём словно говорила другая часть его существа, та, что до сих пор любила её.
Она смотрела на него, в её глазах читалась только ненависть. Сопли капали на хвою.
- Почему?! – закричал Альберт. – Отвечай!
Та, кого он ещё совсем недавно считал своей женой, рассмеялась.
- Так получилось…
Глаз Френтика дёрнулся, и топорик резко опустился на плечо Одри. Брызнула кровь. Полуженщина взвыла. Ошарашенный своей злобой, палач ослабил хватку, и жертва вырвалась, исполосав ему лицо ногтями до крови.
- Сука!!! – завопил он.
И, споткнувшись о корягу, упал. Боль пронзила ногу. Казалось, Альберт сломал её или просто подвернул. Он попытался встать, но не смог. Чёрт всё дери! К тому времени, как Альберт немного успокоился, его жертва была далеко.
Лес погрузился в тишину.
«Нужно доползти до машины», - подумал полупалач-полужертва.
Но тут услышал звук. Звук походил на шелест листьев. Неужели она возвращается? Шелест приближался. Но на бегущего человека не было похоже. Странно. Альберт почувствовал, как страх понемногу стал возвращаться…
«Почему?»
Вдруг на поляну выскочила любимая собака его жены – Молли. Она проделала немалый путь из Палм. Её грузное тело прилипло к лицу Френтика, раздирая его на куски. Альберт кричал от ужаса. И только рука пыталась дотянуться до лежащего рядом топорика, но через пару мгновений перестала всякие попытки. В ней уже не было ни сил, ни жизни.
Так получилось…
И если кто-нибудь в тот момент подошёл бы к боковому зеркалу белого «Доджа», то увидел бы на его плоскости отражение окровавленной морды водолаза, облизывающейся и не понимающей вовсе, каким бывает непрощение.

2007