Армия

 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Итак, в силу сложившихся обстоятельств Витек вынужден был пойти служить в армию. Мама, как истинный патриот, коммунист, считала, что Витек обязан честно выполнить свой гражданский долг, дядя Семен считал, что в армии Витек возмужает, она укрепит его физически и духовно. Медицинскую комиссию Витек прошел «на ура» – все графы «здоров» с восклицательным знаком, в комиссариате Витьку дали что-то наподобие «призывного талона», по предъявлению которого его уволили с завода, шмотки он уложил в считанные минуты и за три дня до назначенного срока прибытия в военкомат с вещами он у дяди Семена начал праздновать со всеми родными, близкими и друзьями «уход в солдаты» – вино и водка лились рекой (было закуплено несколько ящиков), закуска была простая (колбаса, сыр голландский, мясо и рыба копченая, мясо жаренное, шашлыки, куры копченые, грибы маринованные, салаты разные, включая оливье, картофель фри, варенный и толченный, торты, печенье, конфеты, мороженое, всевозможные прохладительные напитки и пр.), но много, провожали весело и пышно – пили-ели, песни пели, плясали в доме и во дворе, вскоре уже и все соседи присоединились к проводам, два дня с короткой передышкой на сон продолжалось это торжество, а на третий день Витек, попрощавшись со всеми, двинул в назначенное время в назначенное место вместе с дядей Семеном, братом Иосифом и нескольким ближайшими друзьями. В военкомат он прибыл во время, только что призывников начали строить в колоны, чтобы идти на поезд. Витек стал в свое подразделение, ответил «я», когда назвали его фамилию, и пошел со всеми, когда дали команду «шагом марш». Поезд «телятник» ждал призывников на одном из удаленных путей Южного вокзала, прибывших призывников разместили в теплушки, Витек занял место на «втором этаже» около окна и тут же выскочил из вагона, чтобы попрощаться с провожающими, которые вместе с ним пришли к поезду. Он долго их обнимал, хлопал по спинам, в конце концов, они все решили, что нужно на прощание выпить, для чего они отправились в вокзальный ресторан, куда их впустили без возражений, так как Витек был одет вполне прилично в отличие от большинства призывников, одевшихся в какое-то тряпье, которое в армии пропадет. Витек был одет в драповое пальто, бобочку двухцветную, брюки с застегивающимися внизу манжетами и шляпу фетровую. Естественно, дядя Семен и друзья, провожавшие его, тоже были одеты нормально – они ведь не уезжали в армию служить. Сдвинули пару столиков, попросили срочно обслужить, подняли тосты «за легкую службу», «за счастливую дорогу», «за скорую встречу» и т.п. и не услышали, как прогудел «призывной телятник». Все захмелели и на какое-то время забыли про армию, но дядя Семен напомнил, Витек быстро расплатился и все пошли к поезду, которого не нашли на своем месте – он уже укатил. Железнодорожники, оказавшиеся поблизости, сообщили, что поезд отправился на сортировочную станцию, куда идти не очень близко. Тогда было решено выйти на привокзальную площадь, взять такси и ехать на сортировку. Так и сделали. И, слава Богу, Витьку с провожающими удалось догнать на сортировке свой телятник, около которого уже на ходу выпили «чтобы все было хорошо», и Витек впрыгнул в вагон. Он еще немного помахал провожающим рукой, затем с бутылкой водки влез на свое место, которое какой-то хмырь уже успел занять, передвинув его чемодан. Витек поблескивая фиксой и недвусмысленно вертя бутылку водки обратился к хмырю на блатном жаргоне, сказав ему длинное предложение, которое на нормальном языке должно было означать следующее: какая мерзкая сука имела наглость касаться моих вещей – я на секунду отвернусь, и если после этого все окажется на своих местах, то сука останется жить, но ей будет лучше, если я ее больше не увижу. Видимо, это было сказано достаточно убедительно, так как хмырь поставил чемодан Витька на место, а сам моментально скрылся где-то в лабиринтах телятника. Витек же осмотрел пассажиров и попросил стакан. Кто-то дал ему стакан, и Витек разлил бутылку водки человек на десять – по пятьдесят грамм – при этом выясняя имена угощавшихся. Выпил Витек и сам, и этого было, очевидно, достаточно, чтобы его принял в свои объятия Морфей. Сколько проспал Витек под мерный стук колес, он не знал, но проснувшись услышал, что рядом играют в очко, и хотел уж было тоже взять карту, но в это время раздалась команда: «получить сухой паек на ужин». Все, и Витек в том числе, получили какие-то харчи – хлеб, колбасу, печенье, сахар, у Витька была еще бутылка водки и ситро в чемодане, поэтому у него и еще четырех-пяти ребят ужин получился достаточно сытным и вкусным, а выпили за то, чтобы служилось хорошо. После ужина сели играть в очко. Витек, как обычно, когда его интуиция работала, выигрывал – бабки он складывал под бобочку (за пазуху), ближнее окружение осталось без лаве уже через час-полтора, тогда Витек начал изредка проигрывать, чтобы заинтересовать играть ребят. Когда поезд остановился, Витек вытащил жменю тугриков и попросил ребят сбегать за вадярой и загрызоном, сам же продолжал игру. Когда ребята вернулись с продовольствием, решено было сделать небольшой перерыв, и в этот момент какой-то приблатненный фраерок, по имени Петр предложил Витьку играть «в одну руку», на что Витек согласился «по доброте душевной». Когда немного перекусили, сели опять играть – «в одну руку» выигрывалось просто и легко, у Витька «за пазухой» уже не хватало места для хранения бабок. Он опять взял жменю измятых купюр и попросил ребят купить все необходимое «на стол», сам же он решил передохнуть – так ему захотелось, хотя обычно так не делается. Витьку же передых понадобился для того, чтобы часть бабок переложить из-за пазухи в чемодан. Когда он покинул «игральный стол», то и все ребята прекратили играть – встали, чтобы немного размять ноги. И тут Витек услышал, как приблатненный Петр произнес слово «жид». Витек не понял к кому или чему оно относилось, но оно было произнесено, оно резануло слух Витька, да так резануло, что Витек тут же подошел к Петру, сверкнул своей фиксой, сплюнул «через верхнюю губу» и сообщил Петру, что дальше каждый будет играть сам за себя, что такую суку, как Петр, он не желает видеть на «своих нарах». Петр надулся, но промолчал – видимо, фиксы произвели на него впечатление, или блатной жаргон, на котором изъяснялся Витек. Вскоре ребята принесли «на стол», раздалась команда «по вагонам» и поезд запыхтел дальше по рельсам к славному городу Бресту, где предстояло Витьку служить долгих три года. Играющим Витек налил водочки, выпили «за успех» и, пережевывая бутерброды с колбасой, сыром голландским и окороком, продолжили игру. Витек выигрывал, как и прежде, одни ребята отваливали, проиграв все деньги, другие присоединялись к игре, незаметно подсел и Петр, у которого благодаря игре «в одну руку» кошелек оказался достаточно толстым, но, когда он несколько раз выиграл на раздаче Витька, Витек решил проверить его карты после того, как он объявил «двадцать» и сгреб банк. В действительности оказалось только «пятнадцать», и Витек, не обсуждая ситуацию, не выясняя, что да как, врезал одной из пустых бутылок Петру между глаз, отчего Петр вырубился, а Витек вывернул все его карманы и все его деньги поставил на кон. Но так как денег было много, то ребята предложили разделить их на пять ставок, с чем Витек согласился, хотя и не с очень большим удовольствием. Выпили еще и продолжили игру. Витек выигрывал опять, но все чаще стал ошибаться – сказывалась усталость от недосыпания и излишнего алкоголя, поэтому он решил немного отдохнуть. Отвалившись от стола, Витек уснул, как ребенок – без сновидений, без забот.
Спал он долго и, когда проснулся, услышал команду «выходи строиться», он и вышел. Оказалось, что начальство решило всех накормить горячим обедом в столовой какой-то воинской части, в которую все пассажиры отправились строем. В столовой уже стояли на длинных столах алюминиевые миски, кружки и лежали ложки, а в центре стола стояла кастрюля с половником и каким-то супом. Витек отказался от супа, но гречневую кашу с мясом и подливой он съел и запил горячим чаем с сахаром. Правда, чай он не допил, так как прозвучала команда «встать, выходи строиться», и все некоторое время стоя ждали Витька, сидящего на краю стола и закрывающего выход из-за стола, отчего он смутился и оставил полкружки чая. Когда все строем вернулись к поезду, раздалась команда «вольно, разойтись, перекурить», все дружно закурили и Витек в том числе – да, незадолго до призыва он опять начал курить. Он взял папироску и протянул ребятам «Беломор» – через мгновенье пачка оказалась пустой, взял папироску и Петр, оказавшийся недалеко от Витька. На лбу у него синел кровоподтек, но он на эту тему ничего не говорил – смирился, возможно, с второстепенной своей ролью. Курение продолжалось еще какое-то время, затем прозвучала команда «по вагонам», и поезд застучал по рельсам мелодию «по шпалам». Такое несоответствие не очень удивило ребят, которые в жизни видели и более контрастные несоответствия, о которых не принято было говорить вслух. Отоспавшийся и отдохнувший Витек запрыгнул на свое место на нарах, вынул из чемодана новую пачку карт и пригласил желающих к игральному столу – игра возобновилась. Витек несколько раз проиграл, так как не мог настроиться на игру – в голову лезли посторонние мысли о друзьях, оставшихся на гражданке, о девочках, провожавших его в армию, даже о школе и о работе. Эти воспоминания не просто отвлекали его от карт, но и раздражали, потому что отвлекали. Чтобы сосредоточиться на игре, Витек предложил «по пять капель» и достал из чемодана бутылку водки и небольшой закусь – несколько французских булочек, колбасу московскую, окорок и сливочное масло – один из ребят по имени Федя, который уже все бабки проиграл, готовил бутерброды, мгновенно перемолачиваемые молодыми крепкими зубами игроков, закатывавших глаза и стонавших от доселе неедимой вкуснятины. Да, абсолютное большинство ребят были из деревень, а в деревнях а те времена ничего, кроме ржавой селедки, не продавалось – деревенские люди не только не ели, но часто даже не видели ни французских булочек, ни московскую колбасу сырокопченую твердую, имеющую специфический вкус, ни сыра голландского, не говоря уже о шоколадных конфетах, которые Витек позже извлек из своего чемодана. Деревенские ребята были очень благодарны Витьку за то, что он их познакомил со вкусом этих невиданных продуктов. Витек вместе с ребятами пил и закусывал, правда, не так быстро и жадно, как другие, одновременно раздавая карты. После второй или третьей рюмки грезы о прошлом затмились настоящим, Витек настроился на игру, «включилась» интуиция, и он начал выигрывать, а проигравшие ребята начали отваливать от стола, на котором постоянно пополнялась выпивка и закуска, а пара хлопцев с бабками, выданными им Витьком, стояли на стреме, чтобы на остановке пополнить запасы на стол. Ребята с правой стороны вагона, в которой осел Витек, уже проигрались вдрызг, и начали подкатываться к игральному столу левосторонцы, а правосторонцы повытаскивали со своих мешков всякую всячину, которую можно было продать, и выстроились у двери вагона, чтобы осуществить свои желания на какой-либо остановке. Витек же вместе со своей интуицией продолжал выигрывать – он вошел в такой транс, что перестал замечать окружающий мир и события, он весь (сущность и дух) был поглощен игрой. Пребывая в таком состоянии, в такой отключке, он выиграл все, что можно было выиграть, сгреб со стола последний банк и облегченно вздохнул. В бутылке еще оставалось немного вадяры, Витек ее разлил по стаканам, одним глотком осушил свой стакан, пыхнул, попросил, чтобы его разбудили, когда начнется игра, поудобнее разместил свои части тела на матрасе и подушке, набитыми сеном, и уснул, убаюканный бесконечной мелодией колес и проникшим в его утробу алкоголем. И опять Витек в игре. На этот раз большинство играющих было с левой стороны вагона, среди которых Витек узнает Толю Орлова, получившего несколько позже прозвище Канат (и Сосиска) за то, что он не мог отжаться от земли, подтянуться на перекладине, подняться по канату, исполнить подъем разгибом на брусьях – он был до такой степени физически недоразвитым, что у Витька просто сердце обливалось кровью, когда Канат пытался выполнить какое-либо физическое упражнение. Какое-то полуживое тело Каната дергалось в конвульсиях, ноги в ботинках сорок шестого размера болтались, как две сосиски, абсолютно не подчиняясь требованиям Каната, почти двухметровое тело Каната вертелось, извивалось, сотрясалось в конвульсиях ни коим образом не приближаясь к желаемым результатам. Витек знал Каната по вечерней школе – он отставал от Витька на учебный год. Они были не то, чтобы друзья, но, можно сказать, хорошие знакомые. Витек знал его, как веселого парня, юмориста, переполненного свежими анекдотами и сплетнями из высшего общества – его отец, работник кинематографа, вертелся в этом обществе. Одним словом, духовно наполненный хлопец, без излишнего гонора и форса. И вот, этот Толя Орлов тоже сел к столу и попросил карту, предварительно поздоровавшись с Витьком. Витек так был доволен увидеть хоть какую-нибудь мало-мальски знакомую физиономию, что готов был расцеловать Толю, но так как Витек не любил целовать мужчин, то предложил выпить за его друга Толю Орлова. Из достаточно объемного чемодана Витька появилась бутылка и закуски, всем играющим были розданы стаканы, Федя готовил бутерброды – начало игры и знакомство были отмечены весело и обильно (в чемодане нашлись еще бутылки). Витек, пока не вошел в транс, играл, как все (выигрывал и проигрывал), но постепенно он начал выигрывать, что вызвало подозрения у игроков, тогда Витек перешел к игре «втемную». При таком способе игры Витек вообще не брал карты в руки, поэтому он никак не мог мошенничать. Даже более того, Витек предложил самому недоверчивому игроку брать не глядя его карты, закрывая их лицевую и тыльную стороны, чтобы Витек не мог ориентироваться в картах, по их тыльной стороне. Но и при такой игре Витек выигрывал намного чаще, чем проигрывал. Толя же играл «по всем правилам» – брал карту, очень медленно дуя и фукая открывал ее уголок, стараясь узнать, какая это карта, тихо приговаривая название нужной ему карты. И это, видимо, ему помогало, так как он тоже чаще выигрывал, чем проигрывал – пачка бабок около него постепенно росла.
Но вот, какой-то проигравшийся когут (хлопец из деревни), уже только следящий за игрой, произнес что-то относительно шулерства Орлова, при этом Витек явственно расслышал слово «жид». Витек, не прекращая игры, поинтересовался, кому это не нравятся жиды и, к большому своему удивлению, услышал, что они не нравятся этому когуту, носящему простое украинское имя Иван. Тогда Витек, причмокивая и играя фиксами, пригласил этого двухметрового Ивана спуститься с нар, чтобы было удобней разговаривать. Причмокивание и фиксы не произвели должного впечатления на Ивана, он слез с нар, Витек соскочил с нар следом за ним так, что он оказался стоящим перед Иваном, который начал что-то говорить, в то время, как нога Витька уже произвела попытку превратить его яйца в яичный порошок, отчего могучий Иван согнулся пополам, а Витек продолжал его утюжить ногами по рылу и под дыхало, Иван же для защиты рыла развернулся к Витьку задом и схлопотал такого пинка в зад, что пролетел около метра вперед, ударился головой о стенку вагона и упал на пол, стеная и плача. Витек вынул из чехла, висящего на поясе, двухсотмиллиметровую финку, присел рядом с Иваном, приставил финку к горлу и поинтересовался, нравятся ли ему жиды теперь. И этот могучий когут залепетал, как дитё малое, что он никого не хотел оскорбить, что он «выбачается» перед Витьком, что он никогда не будет говорить этого слова. Витек же предложил ему лизать пол, чтобы убедить слушателей в правдивости своих слов. Затем Витек посоветовал ему «поменять обосцанные брюки», а четырем его друзьям, наблюдавшим за избиением их друга, «заступаться за друзей», и еще, обращаясь ко всем пассажирам вагона, Витек поинтересовался, «есть ли еще кто-нибудь, кто не любит жидов» – ответом была гробовая тишина. «И еще, друзья мои, – продолжил Витек – Толя Орлов мой давний друг, прошу относиться к нему, как ко мне. Его друзья – мои друзья, его враги – мои враги! Чтобы не было сомнений относительно шулерства Орлова, его карты будет держать Федя, или любой другой хлопец». На том и порешили, и все весело влезли на нары. В вагоне, кроме Витька и Орлова, все новобранцы были из сел и районных городов Харьковской области. Витька очень развеселил один хлопец, присевший к игральному столу и представившийся на русско-украинском языке, как Микола (Николай) из Харькова, и ответивший на вопрос Витька, где он жил до призыва – «в Богодухове» (есть такой районный центр), чем заслужил громкий смех окружающих. Кстати, Микола (Витек дал ему прозвище Ник) затем выучился на повара, и, так как очень уважал – буквально боготворил – Витька, то выдавал ему вместо овсянки картофельное пюре с огромным количеством мяса и подливки, которую он научился готовить очень вкусно.
Игра и застолье за счет Витька продолжались до тех пор, пока все бабки, имевшиеся в карманах призывников, не перекочевали в чемодан Витька и частично за его пазуху. Последний банк Витек снял вместе с командой «выходи стоиться». Витек, как и все, вышел, командир – старшина сверхсрочник – густым громовым басом объявил, что «контингент прибыл в славный город Брест, где ему предстоит отбывать воинскую службу». Ребят разделили на две неравные команды, меньшую из которых отправили в Брестскую крепость, где ребятам предстояло горбиться три долгих года. В эту команду попали все ребята из вагона, в котором ехал Витек, и еще пару десятков человек из другого вагона. Команду сопровождали несколько сержантов и старшина, офицер, который, видимо, тоже сопровождал ребят, о чем можно было догадаться по тому, как он командовал что-то сержантам, уехал вперед на виллисе. Старшина же выстроил ребят в колону по четыре, во главе колоны стали сержанты, и старшина скомандовал «шагом марш», правда, получилось у него «шаом арш», что немного развеселило ребят, загрустивших было от предчувствия долгой разлуки с родными и близкими. А когда старшина скомандовал запевать, что прозвучало в его устах, как «запивай», то гомерический смех всколыхнул не только колону новобранцев, но и ближайшую округу – в зданиях зазвенели окна, залаяли собаки, а кошки, как сумасшедшие, шипя, разбежались по углам. «Запивать» никто не стал, но нервные взрывы смеха продолжались еще долго.
Перед тем, как прибыть «на место прохождения службы» ребят завели в санпропускник, где их постригли наголо, побрили, помыли, одели в армейскую форму и ботинки с черными обмотками. Витек в форме смотрелся неплохо, даже не очень портили его вид черные обмотки, которые ему не просто не понравились, но огорчили его до полного опупения, особенно, когда он посмотрел на Орлова, размер ботинок которого зашкаливал за 46, а нога, с практически отсутствующей икрой, прямая от колена и до пятки, в обмотке была подобна костяной ноге бабы Яги. Так ее себе представлял Витек. Размер формы, судя по длине рукавов гимнастерки и длине штанин галифе, соответствовал росту Витька, но длина самой гимнастерки Витьку не понравилась, поэтому он часть ее сложил под ремень, что сразу же заметил старшина, приказавший «опустить гимнастерку на полную длину», на что Витек возразил, что тогда это будет уже не гимнастерка, а юбка. Тем не менее, старшина настоял на своем – Витек не хотел с первой встречи перечить старшине. Так началась служба Витька в армии. Старшине он не возразил, но это чуть было не стоило ему собственных зубов – так он их сжал, чтобы сдержаться и не ответить тупому старшине грубостью. Затем еще не раз приходилось Витьку сжимать зубы до боли, так как много их было дурных и тупых начальников – абсолютное большинство, Витек не однажды задавался вопросом: «почему серое вещество, содержащееся в черепной коробке начальства, столь низкого качества, да и количественный его показатель не отличается многозначными числами, даже если обозначать его миллиграммами». Правда, частичный ответ давали всевозможные Армейские Уставы, где все действия военнослужащего были расписаны до мельчайших подробностей, и согласно которым должен был действовать человек военный, которому думать просто запрещалось – что бы, где бы, как бы не произошло в Уставе расписаны действия на любой случай, любую ситуацию. Вот так, дорогой ты наш Витек, – учи Уставы, запоминай и действуй в соответствии. К этому Витек привыкнуть не мог, отчего у него нередко возникали конфликты с начальниками разного ранга, но примерно одинаковой тупости и глупости.
Думаю, это краткое отступление дает понять, в каких неестественных условиях вынуждена была пребывать широкая, веселая, тонкая, вольнодумная и вольнолюбивая, интеллектуально насыщенная натура Витька. Теперь же вернемся в баню, где мы оставили Витька вместе с переживаниями по поводу длины его гимнастерки, которая, кстати, не отличалась от юбкоподобных гимнастерок других новоиспеченных солдат. Витек за последние годы научился подавлять в себе всякие переживания, связанные с причинами независимыми от него – коль нельзя исправить, то бессмысленно и переживать о случившемся. У Витька в связи с этой проблемой появился свой девиз: «Не переживай по неизменяемому!» Итак, попереживав немного о случившемся, особенно по поводу обмоток, Витек аккуратно сложил свой костюм и спрятал в чемодан, в котором еще оставались две бутылки вадяры и немного закусона. Заканчивал сборы Витек, когда уже вся команда построилась – не любил он торопиться. Старшина уже открыл свой изрыгатель, чтобы сказать Витьку какую-нибудь унижающую нецензурщину (он не то, чтобы был остроумным, но просто имел хорошую память – видимо, натренировал при изучении уставов – и запоминал, что говорили другие), но Витек уже стоял в строю. Старшине не удалось оскорбить Витька в силу того, что был он круглый тугодум, к тому же дико заторможенный. Это заметно расстроило старшину, и он, перенеся свою злость на всех новобранцев, скомандовал: «Мудозвоны, смирно, раняйсь, направо, шагом марш», все выполнили команду, Витек же остался стоять на месте: «Я не мудозвон, поэтому думаю, команда относится не ко мне». Старшина покраснел до корней волос, кровь прилила к его лицу, оно буквально переполнилось кровью, и казалось, что рыло макаронника сейчас лопнет и всех обдаст кровью, но ничего этого не случилось, а макаронник, задыхаясь и икая, прошипел какие-то угрозы, которые он осуществит после прибытия в часть. Этот макаронник (сверхсрочник), как и многие другие, был участником войны, имел правительственные награды, а двухцветная нашивка свидетельствовала о ранении, и Витьку стало жаль этого служаку, участника войны, возможно, он так говорит потому, что не умеет иначе, на фронте и более твердые выражения случались, поэтому Витек поспешил в строй и вместе со всеми поплелся в расположение части, которое находилось в Брестской Крепости в полутора километрах от санпропускника. В крепости на небольшом плацу команду новоиспеченных бойцов ждали командир батареи майор Валентин Яковлевич Гофман и двухметровый коренастый красавец сибиряк старшина макаронник участник войны Степан Петрович Барков. Прибывшую команду построили в шеренгу по два перед встречающими, и старшина сказал, что те, чьи фамилии будут названы, должны сделать два шага вперед. Он назвал 7 фамилий, среди которых не было Витька, но затем майор Гофман прошел вдоль строя и тем, кто ему понравился, задавал вопросы об образовании и здоровье. По результатам этого опроса было отобрано еще 7 челок, среди которых оказался и Витек, что его очень обрадовало, так как Орлов попал в предыдущую семерку. Отобранная команда из 14 человек последовала за своим старшиной через плац и арку в казарму, находящуюся в тридцатиметровой толще стены крепости. В казарме старшина открыл кладовку на полки которой ребята сложили свои чемоданы, где они должны были находиться до мобилизации, затем начальники взводов, а их было три, разобрали своих новых бойцов (Витек и Толя попали в один взвод) и каждому объявили его военную специальность – Витек стал звукометристом, а Толя – телефонистом. Начальником взвода у Витька был старший лейтенант Покров Иван Федорович, немолодой уже человек невысокого роста с подпрыгивающей походкой, которого нередко можно было увидеть не совсем трезвым, по его поведению и отношению к службе можно было думать, что воинская служба не по нем, в казарме, на стрельбах, на учениях солдаты видели его редко – даже занятия по спецподготовке за него проводил помкомвзвода старший сержант Тимохин Владимир Сергеевич, он же, кстати, комсорг батареи. Старлей побеседовал с каждым из пяти своих новичков, помкомвзвода что-то записал в свой журнал, затем показал салагам их кровати и отправил к старшине получить кружки и ложки, постельное белье, бушлаты и шинели. Витек, как обычно, убрал свою кровать последним и не лучшим образом, старшина вынужден был его поторопить стать в строй, чтобы идти на обед, состоявший из осьмушки черного хлеба, совсем хренового борща, овсяной каши с мясом и подливкой, с кружки чая с двумя кусочками сахара, что Витьку было очень мало – он обычно к кружке чая требовал пять кусочков сахара. Витек ничего не ел, кроме мяса с подливой и полкружки чая, за что командир отделения сержант Копылов Владимир Григорьевич сделал ему замечание: «Солдат должен съедать все, что ему дают, так как солдатская норма рассчитана на необходимое для нормальной жизнедеятельности количество калорий». Это замечание прозвучало, как заклинание, команда и призыв, предостережение и указание. Благодаря укороченному обеду Витек успел справиться с поглощением пищи даже раньше, чем прозвучала команда: «Подъем, выходи строиться». Притопав строем с песнями в казарму, Витек несколько улучшил внешний вид своей постели, приладил пластмассовый воротничок к своей гимнастерке, написал свои инициалы на подкладках бушлата и шинели, повесил их на общую вешалку. Занимаясь этими хозяйственными делами, Витек успел познакомиться со стариками, которым осталось служить по полгода и году. Особенно Витьку понравились два старослужащих – Назарян Рубен из Еревана, который служил в хозвзводе водителем, и Попов Владимир Иванович младший сержант помощник командира взвода. Они показали Витьку, как застелить постель, как пришить воротничок, помогли развесить бушлат и шинель, немного познакомили с неуставными отношениями, рассказали, как и чем живет батарея. Витек рассказал им, как он добирался в телятнике из Харькова до Бреста, как он с ребятами киряли всю дорогу, и проговорился, что у него в чемодане есть еще закусь и пара бутылок водки, которые можно распить при удобном случае. Новым друзьям Витька понравилось его предложение, и они моментально побежали к старшине, чтобы взять ключ от кладовки, где вещи лежать. О том, что там лежит еще блюдечко с голубой каемочкой, на котором лежит ключ от чемодана, в котором деньги лежат, Витек своим новым друзьям на всякий случай не рассказал. Вернулись они от старшины очень быстро – в казарме еще пребывали офицеры, поэтому устраивать пьянку нельзя, придется отложить «на после ужина», когда они разбредутся по домам. Так как до ужина делать было нечего, то Витек с новыми друзьями пошел осматривать служебные помещения – классы, зал политинформаций и собраний, библиотеку, очень понравившуюся Витьку за большую подборку художественной и технической литературы, спортивный мини зал, в котором только и поместились конь, перекладина и пара матов, на которых можно было попрыгать. Витек запрыгнул на перекладину, исполнил подъем разгибом (склепку) и попробовал крутануть солнышко (большие круги), но отказался, так как палка (перекладина) была скользкой, а магнезии для рук не было, как и шкурки, чтобы почистить палку. Витек объяснил, чего не хватает, чтобы можно было работать на палке, и ребята моментально принесли все необходимое из кладовки старшины. Тщательно протерев перекладину и намазав ладони магнезией, Витек пошел крутить большие круги так и с поворотом, с перехватом рук и закончил соскоком сальто на предварительно положенный мат. Затем он крутанул заднее сальто в группировке, чем уже окончательно завоевал симпатии зрителей, которых собралось в зале немало, и сорвал бурные овации. Затем Витек показал простые упражнения, как соскок полусальто с виса на подколенках, склепку, выход в опорную стойку с размаха и еще несколько достаточно простых упражнений. И не только показал, но и обучил нескольких ребят некоторым приемам. Так в спортивных забавах время до ужина промчалось достаточно быстро, и все были удивлены прозвучавшей команде «Выходи строиться на ужин». Витек вместе со всеми, кроме старичков, которые протопали в столовую ленивой расхлябанной кучкой, промаршировал с песней в столовую, где его безуспешно пытались накормить пшеничной кашей, хлебом и чаем, которые он незаметно отдал Толе. Обратный путь в казарму был выполнен в том же стиле, но с другой песней, и более весело, так как в животах солдат что-то булькало и переливалось, а не урчало, как это было до ужина.
Был ноябрь, темнело рано, вчера (9 ноября) Витьку исполнилось девятнадцать, о чем он сообщил своим новым друзьям, отчего их усилия по организации «банкета» удвоились. Уже через полчаса Рубен, Владимир, Степан Петрович и Витек собрались в каптерке старшины за столом, на котором красовались две бутылки водки и дежурный закусь. Витек еще хотел пригласить Толика, но старики и старшина воспротивились – не следует, чтобы многие знали о банкете, так как старшине может влететь. Кроме водки и закуси, старшина выставил на стол рюмки, тарелки, нож и вилки, Витек же вытащил свою финку, так как ему очень хотелось похвастаться ее красотой – инкрустированная ручка, узор на лезвии, выполненный чернением и оригинальная форма, но старики и старшина особенно посоветовали ему спрятать финку далеко и ни кому не показывать, потому что могут быть неприятности, и Витек после банкета ее действительно спрятал так, что больше не нашел. Начали тостом, который очень красиво произнес Рубен, за Витька – за легкую и быструю службу, и чтобы дома не печалились. Закусили, выпили за прошедшие праздники, закусили, выпили за скорый дембель. Закусили, выпили «чтобы девушки нас дождались дома». Закусили, выпили «чтобы семья в кровать не изливалось». Закусили, выпили за «карие очи, теплые Сочи и удобное ложе меж мягких ляжек местных дам». И бац, а закусывать нечем! Тогда старшина достал из тумбочки банку свиной тушенки и буханку хлеба, Витек же принес немного надпитую бутылку водки. Так как завтра должно быть воскресенье, потому что сегодня суббота, то было принято решение продолжить банкет пока не закончатся продукты, или выпивон. Закончили банкет только когда удержаться от пения стало невозможно – сначала запели потихоньку, затем громче и громче, пока в каптерку не постучал дежурный по казарме. Здоровяк старшина оказался наиболее трезвым, он то и предложил окончание банкета перенести на завтра, тем более что и продукты и выпивка закончились. Старшина обязался обеспечить продолжение банкета продуктами, а Витек выпивоном. Все потихоньку, держась за шатающиеся стены, побрели в свои постели. Витек с трудом разделся, бросив одежду и обмотки «в ногах кровати», вместо того, чтобы сложить около постели на табуретку, как его учили, и заснул мертвецким сном, посапывая носом.
Несмотря на то, что было воскресенье – выходной день – подъем «протрубили» рано, правда не все поспешили встать, из «банкетников» встал только старшина, так как ему было нужно батарею накормить, затем отправить часть солдат и сержантов в увольнение. Витек же дрых «без задних ног», как сурок среди зимы. Командир отделения сержант Копылов попытался его разбудить командой «Подъем», но тщетно – Витек дрых и улыбался, видимо, что-то очень приятное снилось ему. Тогда сержант стащил с него одеяло и еще громче гаркнул «Подъем», но Витек в ответ послал его туда, куда в таких случаях обычно посылают, отчего сержант вскипел, забурлил словно вулкан перед извержением, схватил Витька за руку и попытался усадить в постели, но схлопотал в подбородок так, что сам оказался сидящим на кровати около Витька. Витек тоже сел в кровати, на шум подошел помкомвзвода Тимохин и поинтересовался, что случилось. Копылов при приближении Тимохина так быстро вскочил, что стукнулся башкой о кровать второго этажа, отчего опять сел со скошенными глазами и головой, болтающейся на шеи, как на шарнире, чем вызвал гомерический смех «зрителей», которые наперебой докладывали Тимохину о случившемся, и насколько Витек смог понять, они обвиняли во всем Копылова, который «тряс, как подушку, спящего Витька». Пришедший в себя Копылов, с трудом встал и начал оправдываться, но Тимохин сказал, что он не будет разбираться в этом инциденте и предложил Витьку и Копылову пожать друг другу руки и больше не ссориться, Витька же предупредил, что после принятия присяги за такие поступки – поднять руку на старшего по званию – Витек может получить срок 3-5 лет тюрьмы строгого режима. Копылову же сказал, чтобы он оставил Витька в покое, так как было решение командования, что сегодня в части объявляется «вольный режим» – каждый делает, что хочет, не нарушая, естественно, уголовный кодекс. Командир отделения, решив все же оставить за собой последнее слово, указал Витьку на недопустимость так складывать обмундирование, на что Витек послал его еще раз очень даже далеко, так как был невыспавшимся и злым. Он медленно оделся, обулся, застелил постель с помощью его нового друга Рубена, который спал поблизости от него и отправился с Рубеном в магазин, где они решили закупить, что нужно для банкета. Предварительно Рубен зашел к старшине, чтобы с ним посоветоваться по поводу банкета – что, где, когда, сколько и т.п. Так как старшина предложил начать банкет после ужина, то Рубен и Витек решили предварительную часть банкета провести с утра до «после ужина» без старшины. Рубен предложил пригласить на банкет Владимира, Якова (еще одного «хорошего старика, которому осталось служить полгода», помкомвзвода и командира отделения, на что Витек скривился очень неприлично, но Рубен его уверил, что Копылов хороший мужик, но немного с «выдрыгоном» – сам увидишь, Витек же предложил позвать Толю, что не очень понравилось Рубену, но, как говориться, кто платит, тот и музыку заказывает.
Рубен взял солдатский вещмешок, измерил оценивающим взглядом его объем, подумал немного и взял еще один, Витек оценил эти объемы в рублях, тоже взял, сколько нужно, и они двинули в магазин, находящийся на территории крепости. В этом магазине были только водка и вино (из-под прилавка), хлеб, колбаса эстонская (толстая варенная), масло сливочное, сыр голландский далеко не первой свежести, рыбные консервы (бычки в томатном соусе, крабы в собственном соку), печенье, пряники, конфеты «подушечки» и мороженое (эскимо на палочке). Витек и Рубен решили купить пять бутылок водки и столько же портвейна, семь буханок белого хлеба, пять килограмм колбасы и килограмм масла сливочного, по семь консервов крабов и бычков, по килограмму конфет и печенья. Но Витек не смог быстро продиктовал все это Рубену, так как его внимание отвлекла молоденькая симпатичная продавщица, занимающаяся другими покупателями, и Рубен был вынужден возвращать Витька к реальности все время напоминая ему, зачем они сюда пришли, пока не осерчал совсем, заявив, что такая девушка Витьку не «по зубам», отчего Витек чуть было не «взъерошился», но вместо этого он узнал, что девушку зовут Марией, и закал у нее два эскимо, которые тут же ей вручил: «Вы обидите новобранца, если откажете ему в такой простой просьбе». Марии явно не хотелось обидеть новобранца, она взяла одно эскимо, а второе передала Витьку, сказав, что так будет честно, Витек же «чокнулся» мороженым с Марией – за праздник и за знакомство. Вечером Мария должна была спешить домой, так как к ним придут гости, папины сослуживцы, офицеры и прапорщики (макаронники), а на завтра у нее еще расписание не составлено – завтра она выходная, как и магазин. Витек рассказал Марии, что он еще не знает город, но сегодня он вместе со своим другом Рубеном пойдут в магазин, находящийся недалеко от крепости, и Витек может ее завтра после обеда (в два часа дня) ждать у этого магазина, чтобы Мария его немного познакомила с городом, на что Мария согласилась, правда, не сразу – Витьку пришлось ее несколько минут убалтывать. Пока Витек знакомился с Марией, Рубен успел сложить все в два вещмешка, продавщица «подбила сумму» покупки – оказалось не так уж и мало – Витек объяснил, что у них двойной праздник, кроме дня революции, еще его день рождения, но оттого скидку на покупку не получил, рассчитался и они отнесли вещмешки в каптерку к старшине, где опустошили их, и с этими же вещмешками отправились в другой магазин, в котором выбор был больше. Здесь они купили пять бутылок коньяка, два килограмма сыра голландского (нарезанного), еще килограмм шоколадных конфет, по два килограмма соленых огурцов и соленой капусты, килограмм окорока (нарезанного), пять копченых рыб и килограмм московской колбасы (тонко порезанной). Взвалив вещмешки на плечи, они двинули в крепость, но навстречу им из-за угла выскочил патруль – видимо, он их заметил давно и ожидал, когда они выйдут их магазина. После непродолжительной перепалки беседа перешла в «мирное русло», и сержант (старший патруля) отпустил Рубена и Витька, которые угостили его за это бутылкой коньяка, колбасой, окороком и сыром. Чтобы больше никто не задержал Рубена и Витька, патруль провел их до самой казармы, где очень приветливо с ними попрощался – коньяк был вещью дорогой в те времена. Эти вещмешки Витек и Рубен тоже отнесли в каптерку. Затем Рубен взял ключи от «склада-гауптвахты», куда затем Витек и Рубен перетащили часть продуктов и выпивки. Склад-гауптвахта находился на первом этаже, состоял из двух теплых комнат, в одной из которых вдоль стен были расположены полки с книгами, книги были также сложены в большую стопку – восемь рядов высотой около полутора метров, в обеих комнатах пол был устлан высушенным сеном примерно метровой толщины, сверху оно было накрыто старыми одеялами, а в углу комнаты на столе (на десять персон по количеству стульев) стояла гора посуды: тарелки разной величины, блюда, салатницы, подносы, чашки, рюмки, ножи, вилки и всякое такое прочее. Кстати, что касается соломы и библиотеки, то Витьку в недалеком будущем будет предоставлена возможность с ними познакомиться более близко и детально, но об этом в свое время и в своем месте. Сейчас же, изголодавшиеся Витек и Рубен торопились подготовить стол для организации банкета, продолжая спор относительно Марии – Рубен восхитился тем, как Витек нашел к ней подход, но высказал мысль, что ему никогда не удастся с ней подружиться очень близко, так чтобы между ними ничего не осталось. Витек уж было решил заключить с ним спор, но одумался и не стал этого делать, так как считал такой спор абсолютно бездумным – между ними ничего из вещей не будет, если им обоим того захочется, но не потому, что нужно выиграть спор. И то, что Рубен одобрил такой подход Витька к взаимоотношениям с Марией, его очень удивило – Витьку казалось, что Рубен большой пошляк. Так за разговорами стол оказался накрытым через примерно пятнадцать минут, и Рубен пошел приглашать других участников банкета, которые не задержались, хотя потом Рубен рассказывал, что Копылов немного упирался. Первый тост за день рождения Витька произнес, как и вчера, Рубен, пожелав здоровья, многие лета и красивых девчонок, затем тосты потекли рекой, пока кто-то предложил «перекурить» этот действительно замечательный праздник – многие не только не ели того, что было на столе, но и не слышали о его существовании. Охмелевшего Толика так прорвало на юмористические рассказы и анекдоты, что публика уже рыдала от смеха, держась за животы, каталась по сену, просила его прерваться на минутку, чтобы передохнуть, но Толик продолжал соревноваться с Рубеном, выигрывая поединки, так как анекдоты и прибаутки Рубена были знакомы слушателям, которые в меру своих сил и способностей тоже принимали участие в этом юмористическом шабаше, когда все смеются просто так, забыв об анекдоте, шутке, прибаутке. Развеселились настолько, что кто-то уже начал серьезно и громко стучать в дверь, оказалось старшина. Он вошел, окинул собравшихся взглядом, видимо, решая, как поступить дальше, но стол был настолько хорош (просто таки шикарный), что желание остаться пересилило все другие желания и потребности. Кто-то из старичков заранее приготовил старшине место за столом и комплект инструментов, необходимых для поглощения праздничного угощения, емкость же для спиртного представляла собой бокал кубиков на 150, так как все единодушно решили, что старшина должен выпить «штрафную», как опоздавший. Рубен налил старшине в кубок коньяк и провозгласил тост за день рождения Витька, все подняли свои рюмки и, дружно чокнувшись с Витьком, осушили их до дна, после чего наступило затишье – все сосредоточились на тщательном пережевывании бутербродов со сливочным маслом, сыром голландским, с колбасой, или окороком, а некоторые к бутербродам добавили копченую рыбу. Витьку было смешно смотреть, как ребята коньяк пили залпом, бутерброды, тщательно пережевывая, проглатывали за доли секунды, а некоторые еще и запивали коньяк крюшоном – публика явно за пределы самогона не ступавшая, ничего более вкусного не лакавшая, как и ничего более вкусного, чем шмат сала и кровянка, не едавшая. Хотя в более зрелые уже годы он понял, что все это не самое плохое людское качество, в котором повинны не они (люди), а государство, которое их лишило элементарных прав на выбор не только ассортимента питания, но места жительства. Но это было потом. Сейчас же он подмигивал Толику и саркастически улыбался. Толик же, воспользовавшись временным затишьем, предложил наполнить рюмки и произнес тост: «За наших новых друзей, прошедших войну, заканчивающих службу в армии, кто вскоре, вернувшись на гражданку, будет пить, гулять и петь, и девочек иметь и вспоминать оставшихся служить друзей!» Тост всем понравился, поэтому все хором провозгласили «До дна!», что и выполнили с увлечением и наслаждением, и после чего опять замелькали челюсти и бутерброды, полился крюшон стаканами. Когда скорость челюстей несколько снизилась, кто-то затянул песню: «Распрягайте, хлопцы, коней …, и все дружно подхватили: «та лягайте почивать … Старшина же тихо встал и вышел. А вернувшись минут через пять, он в руках держал гитару, на которой начал аккомпанировать поющим – сам он эту песню не пел. Когда же эта почти бесконечная песня закончилась, старшина запел неплохо звучавшим басом «Ты жива еще, моя старушка …. Пел он соло, Витек ему не мешал, хотя песню, естественно, знал, как и многие другие знавшие эту известную народную песню на слова запрещенного в те времена замечательного русского поэта Есенина. Немного загрустившие от содержания песни, ребята предоставили старшине возможность допеть песню до конца, после чего Попов предложил выпить, чтобы дома не тосковали и не тужили, и чтобы девчата их дождались. Этот тост все тоже поддержали с большим энтузиазмом. Затем, закусив немного, старшина опять взял гитару и запел: «Клен ты мой кудрявый …, и хотя эта песня тоже больше подходит для сольного исполнения, Витек и Толя негромко подпевали старшине, другие же, по-видимому, не знали содержания этой песни, поэтому только грустно слушали. Затем старшина предложил поиграть кому-нибудь еще, а он немного перекусит, так как еще не утолил ни жажду, ни аппетит – он действительно пришел позже всех, и парой бокалов еще не догнал общество. Гитару взял Толя. Он немного подстроил ее лад на свой лад, взял пару пробных аккордов, затем запел: «Шепчут губы твои в дыму нависшем, говорят «нет любви у журналиста», есть только дикий пьяный бред и сакса звуки, а в душе – лишь одни сплошные муки», Витек слышал эту песню, но, как и другие, не знал слов, поэтому Толя исполнял соло, что нравилось, видимо, и ему самому, и ребятам, подмурлыкивющим что-то. Далее Толя продолжал хрипловатым низким баритоном: « … где тихо плачет саксофон, лабают скрипки, в папиросном дыму плывут улыбки». Хотя Витек не очень хорошо представлял себе, как могут улыбки плавать, но то, что они плавали «в папиросном дыму», ему очень даже было симпатично, такие улыбки ему импонировали «на полную катушку» – он был готов пустить слезу. Следующая песня Толика была столь же минорной: «Листья желтые медленно падают в нашем старом поросшем саду, пусть они тебя больше не радуют – все равно я к тебе не приду», Витек старательно подпевал, следя за тем, чтобы не испортить ритмику, тональность, обозначить собственный тембр, что отвлекало его внимание от содержания, вызывающего слезу, что позволило его глазам оставаться сухими. Репертуар Толи состоял целиком и полностью был настроен на минорный лад: «Перестаньте рыдать надо мной журавли …», «Шагай вперед мой караван, огни мерцают сквозь туман …» и все другое в таком же духе. Витек знал эти песни и у них с Толей получился неплохой дует, но минорный настрой терзал и теребил душу, израненную недавним расставанием с близкими и друзьями, поэтому Витек предложил «перегрызнуть этот концерт», что с удовольствием поддержали все ребята. Толя отложил гитару, разлили по рюмкам вадяру (коньяк Рубен попридержал к приходу старшины), Толя провозгласил не совсем уместный тост «за прекрасный пол», но все его дружно поддержали, чокнулись, проглотили и закусили – дополнительно к бутербродам в ход пошли огурчики и квашеная капуста. Ребята, видимо, уже «утолили червячка» и ели спокойно, поддерживая застольный разговор обо всем и ни о чем – анекдоты, шутки, прибаутки. Витек шепотом попросил Толю, который сидел рядом, чтобы он изменил репертуар на более легкий и известный ребятам, чтобы они тоже могли взять участие в исполнении песен. Когда жевательный процесс, сопровождавшийся застольным разговором, начал немного остывать, Толя опять взял в руки гитару: «На горе стоит верба, – и почти все хором подхватили – под горою вишня, полюбил цыганку я – она замуж вышла, – и громовое – эх, раз, еще раз, еще много-много раз!» Затем: «У меня была жена – она меня любила, изменила только раз, а потом решила: эх, раз, еще раз, еще много-много раз! Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз!» Следующим мажорным шедевром выступила известная народная песня: «От чего, да, почему на глазах слезинки – это просто ничего, о любви поминки!», за которой последовала: «Скатерть белая залита вином, все гусары спят непробудным сном! Лишь один не спит, пьет шампанское за очи черные, за цыганские!», которую тоже все вместе прорычали хором к всеобщему удовольствию. В это время дверь отворилась, и на пороге появился старшина, который уже убаюкал батарею и теперь был свободен до утра.
Повторился предыдущий приход старшины: Рубен налил старшине штрафной бокал коньяка, Витьку он тоже налил коньяка, всем же остальным – водки и провозгласил тост «за нашего самого лучшего в мире старшину!», причем последние пять слов он пропел стоя, подняв руку с рюмкой высоко над головой. Это получилось так эффектно, что все ему зааплодировали, после чего потянулись чокаться со старшиной, который «расцвел» от удовольствия, но из скромности заметил: «Не такой уж и лучший!» Выпили, закусили, перекурили – Витек всех угостил папиросами «Шахтер», а старшина, как некурящий, взял опять гитару в руки, и полились сибирские широкие, как сама Сибирь, напевы и распевы. Праздник затянулся до полуночи, затем его участники тихо разбрелись по постелям своим, и Витек уснул как дите, радостно улыбаясь завтрашней встрече с Марией. «Подъем!» – прозвучало громко, неожиданно и очень уж рано после того, как Витек лег спать. Поэтому Витек плохо сориентировался в обстановке после прерванного этой дурацкой командой, красивого цветного сна, в котором присутствовали не только родные и друзья, но и новая знакомая Марина, и прибежал в строй последним, за что получил замечание от старшины. День до обеда прошел у Витька нормально: строевую подготовку он показал на «отлично», физподготовку еще лучше, матчасть выслушал внимательно, затем ответил сержанту на все вопросы, на политзанятиях спал с открытыми глазами, но замполит этого не усек. Намного труднее дался день Толе Орлову. Особенно трудно ему было на физкультуре и не намного легче на строевой подготовке. Оказалось, что он не может подтянуться на перекладине, перепрыгнуть через козла, отжаться от земли, сделать угол, подняться хотя бы на несколько сантиметров по канату. Его попытки выполнить эти упражнения вызывали у ребят дикий смех, не мог удержаться от улыбки и Витек. Я не буду подробно описывать мучения телесной составляющей Толи, скажу только, что ребята тут же его окрестили Канатом и более оскорбительно Сосиской. Старшина, проводивший занятия по физической подготовке, дал задание командиру отделения Копылову позаниматься с Сосиской индивидуально, а Копылов попытался превратить занятия в пытки и издевательство, на что Витек обратил внимание старшины, который охладил излишние старания Копылова. Столь же удивительными были успехи Сосиски в строевой подготовке, в которой, как оказалось, у него нашлись не мене восхитительные соперники, путавшие «лево» и «право», шагающие с правой ноги и машущие той же рукой, выполняющие команду «кругом» через правое плечо и опрокидывающиеся на спину по команде «ложись». И таких «эквилибристов», к большому удивлению Витька, оказалось полдесятка. Старшина организовал с этими оригиналами отдельные занятия, а остальным «молодым бойцам» скомандовал «вольно, отдыхать». Так за занятиями прошло полдня, получасовая подготовка к обеду и обед, который Витек со стариками и старшиной, как и завтрак, совершили в складе-гауптвахте, осушив, естественно, по рюмке.
Витек знал, что со вчерашнего дня осталась выпивка (коньяк и вино), закуски же почти не осталось – Витек со стариками позавтракали и пообедали вчерашними остатками, поэтому он предложил Рубену после обеда сходить в дальний магазин, где он назначил свидание Марии. Когда объявили отбой на дневной сон, Рубен взял вещмешок, Витек – деньги и «садами-огородами» добрались в магазин. Марии еще не было, поэтому Витек и Рубен отоварились в магазине, и, расплачиваясь за продукты, Витек увидел через окно Марию, он помахал ей рукой, давая знать, что он здесь, взял 300 грамм конфет и столько же печенья, расплатился и вышел из магазина. Он просто поздоровался с Марией, не став выначиваться – целовать ручку, передал ей пакетик с конфетами и печеньем и попросил поводить его по окрестностям для знакомства с «ближней округой». На большое удаление от крепости Витек идти не решался, так как боялся не найти дорогу обратно, а будучи в самоволке, особо расспрашивать прохожих полагал неразумным.
Витек погулял с Мариной по округе пару часов – за это время она рассказала Витьку о себе, а прослушивание биографии Витька отложили до следующей встречи (Витек о себе сообщил единственное – он ужасно ревнив). Оказалось, что Мария окончила среднюю школу и пыталась поступить в институт международных отношений, но получила на вступительных экзаменах одну четверку, и «это решило мою судьбу», сказала Мария, тяжело вздохнув, и сморщила свое симпатичное личико в печальную гримасу, чем немного рассмешила Витька, который постарался, как мог, ее утешить. Витек решил не форсировать события, поэтому он никоим образом не намекнул на какую-либо близость большую, чем товарищеские отношения. Правда, он решился с молчаливого согласия Марии взять ее под руку, но выполнил это в строгой манере, не пытаясь «пальпировать» ее грудь, несмотря на то, что это ему очень хотелось сделать. Еще Мария сообщила, что в настоящее время она серьезно ни с кем не встречается – все ребята легкомысленные. Время прошло очень быстро – Мария провела Витька к дыре в заботе крепости, где они и попрощались, договорившись встретиться в ближайшее время в магазине.
Витек вернулся в казарму через спортивную площадку, на которой сержант Копылов мучил физическими упражнениями Толю. На Витька Копылов посмотрел, как Ленин на буржуазию, – откуда, мол, он возвращается, туда-то он не проходил. Витек же проследовал мимо, отдав честь, как положено по уставу, Копылов же ни о чем его не спросил. Придя в казарму, Витек нашел старшину и рассказал ему, что сержант Копылов не тренирует Толю, а издевается над ним – бесконечное «встать-лечь», «отожмись», «подтянись» совсем лишили Толю сил. Он уже не ложится, а падает, он уже не в состоянии не только подтянуться, но даже руки поднять вверх, он не может не только перепрыгнуть «козла», но даже добежать до него, еще немного и он упадет замертво. Еще Витек добавил, что занятия в так называемый «свободный час», когда служащие могут отдыхать, читать, писать письма домой, заниматься чем они хотят, запрещено уставом, и об этом должен знать Копылов, нарушающий все и вся. Старшина выслушал Витька и разрешил удалиться: «Идите!» Витек пошел заниматься своими делами – писать письмо маме. Письмо получилось не то, чтобы веселое, но все-таки оптимистичное – Витек не стал описывать маме страдания Толи, которого мама Витька считала хорошим парнем, он только пожаловался на скудный в большинстве своем несъедобный армейский рацион, написал, какие проводятся занятия при прохождении курса молодого бойца, сообщил, что вся эта наука дается ему легко, но иногда зло берет, когда какой-нибудь недоучка сержант позволяет себе повышать голос, а ты не можешь ему ответить, как он того заслуживает – кулаком промеж глаз. За написанием письма Витек не заметил, как около него сел измученный Толя, у которого не было сил не только поговорить о чем-нибудь веселом, как он обычно делал, но даже писать письмо. Витек вспомнил, что Рубен дал ему ключ от склада-гауптвахты, и пригласил Толю перекусить. Они пошли на склад, Витек нашел хлеб, масло, колбасу, налил по стопарику коньяка. Выпили, Толя набросился на еду словно изголодавшийся бродяга, и только утолив немного аппетит, рассказал, что сержант его уже почти замучил, когда пришел старшина, отозвал Копылова в сторону и что-то ему сказал, после чего Копылов Толю отпустил. «Значит подействовало на старшину мое замечание» – подумал Витек, вслух же предложил Толе заниматься с ним физическими упражнениями и строевой подготовкой в неурочное время, на что Толя выразил согласие, но высказал сомнение, что сержант Копылов (врожденный садист) захочет уступить возможность поиздеваться над ним. Кстати, Копылов дал Толе наряд вне очереди за то, что Толя не перепрыгнул через козла. Часы Витька показывали, что уже пора идти на ужин, и Витек провел Толю, сам же остался ждать старшину и стариков.
Вскоре они появились, и все пошло по уже накатанной дорожке. Гитару старшина отсюда не забирал, поэтому после первых тостов сразу запели, начиная от «Есть на Волге утес…» и заканчивая «Эх, полна, полна коробочка …». Такой сегодня репертуар взбрел старшине. Витек пил немного, а вот старшина пил, как верблюд, вскоре чуток окосел, и, когда Витек пожаловался ему, что не успевает одевать обмотки, и поэтому вечно опаздывает в строй, и, кроме того, обмотки представляются неэстетичными, старшина вышел, немного пошатываясь, и вернулся через пять минут с новыми кирзовыми сапогами: «Это тебе подарок на день рождения». Так Витек переобулся через несколько дней после начала службы, а некоторые салаги ходили в обмотках по году и более. Спать сегодня пошли пораньше, завтра предстоял выезд на полевые занятия, на которые должны были ехать все – и старшина, и старики, и салаги. Витек тихонько пробрался в свою постель, разделся и моментально уснул, тихо посапывая, как дите малое, помня во сне, что завтра надо встать рано, чтобы не опоздать в строй на зарядку после утреннего туалета.
Витек встал хотя и не первым, но в строй не опоздал. После физзарядки, на которую бегали в белье, несмотря на весьма заметно прохладную погоду – ноябрь месяц все-таки, все поспешили к водным процедурам, исполнение которых совершалось в реке Буг, протекающей рядом с выходом из казармы-каземата. Берег у реки в этом месте был пологим, и практически все солдаты и сержанты батареи могли одновременно обмываться до пояса в реке, зубы же многие чистили в умывальнике, который находился здесь же. Витек далеко не самым последним закончил водные процедуры, умывание и одевание, чего с ним раньше не бывало, и приготовился идти а столовую, куда он заглядывал довольно редко. Он подождал стариков, и вместе с ними проследовал в столовую самостоятельно вне общего строя. Только он примостился на своем месте, как в столовую ввалила вся батарея, а сержант Копылов, увидев сидящего Витька, взвыл, как бешеный слон: «Встать! Наряд вне очереди! Шагом марш в казарму». Витек медленно поднялся, сказал «разводящему», так называли солдата, который раздавал кашу и хлеб, чтобы он порцию Витька отдал Толе, и пошел завтракать в склад-гауптвахту. Поел Витек раньше, чем батарея вернулась со столовой, он еще успел найти и снять с вешалки свой бушлат. В казарме уже вертелись комбат, замполит и Ваньки взводные, которым Витек браво козырял всякий раз, когда проходил мимо. Взводный Витька старлей Покров спросил, почему Витек не в столовой. Но вопрос был задан так, что явно не требовал ответа, поэтому Витек сказал первое, что пришло в голову: «Живот болел», и это вполне устроило старлея. Вскоре все пришли со столовой, старшина построил батарею и отрапортовал комбату, что батарея построена и за время его отсутствия никаких происшествий в батареи не произошло. Комбат поздоровался, отдал команду, чтобы старлей взял водителей, отправился с ними в гараж и через 45 минут прибыл с машинами в расположение части. Когда старлей с водителями вышел, он приказал подготовить к погрузке оборудование – салаги смотрят и помогают обученным солдатам. Витек вместе с другими салагами смотрел и помогал таскать оборудование: звукоприемники (ящики, размером примерно 50см х 50см х 50см и весом около 20кг), металлические катушки проводов (20 штук), несколько полевых телефонных аппаратов, аккумуляторы и электрические фонари, деревянные ящики с биноклями и инструментами и еще всякую всячину. Витек, если не с удовольствием, то, во всяком случае, с хорошим настроением немного «поиграл силой» – он носил по четыре катушки, каждая из которых весит около пуда, по два звукоприемника, по четыре телефонных аппарата и другие тяжелые вещи – теодолиты, треноги, ящики с запчастями. Таская тяжести, Витек немного размялся и теперь мог посоревноваться со многими в преодолении физических нагрузок. Пока оборудование выносили на плац, укладывая таким образом, чтобы на каждую из подъехавших машин попало определенное оборудование вместе с обслуживающим персоналом (обычно это было отделение), подъехали специально оборудованные машины Газ-51, комбат скомандовал: «К посадке на машины товсь», что должно было означать «приготовиться», и все выстроились около своих машин. Затем комбат скомандовал: «По машинам», и все в строго определенном порядке погрузили оборудование и сами сели в машины. Сделано это было точно и быстро. Взводные проверили, все ли погрузили и все ли сели в машины, приняв доклады от начальников отделений, сами доложили комбату и комбат дал команду о движении колоны. Через примерно час колона остановилась на поляне в молодом сосновом лесу, последовала команда о разгрузке машин, после выполнения которой машины перебазировались на персональные прогалины в лесных зарослях, которые, по-видимому, были заготовлены здесь давно. Бойцы хозяйственного взвода на краю поляны натянули палатку, куда комбат пригласил взводных, чтобы объяснить план действий. Солдаты и сержанты в это время замаскировались – перенесли оборудование в лес, где и сами устроились на отдых. Затем прибежал Ванька взводный, что-то рассказал командирам отделений, а те разбили отделения на пятерки, назначили в каждой пятерке старшего, роздали им карты с указанием места дислокации и приказали отправляться на место дислокации, обеспечив связь с командным пунктом телефонную и звукометрическую, для чего необходимо было протянуть две линии проводов. На Витька погрузили две катушки с проводами, концы которых закрепили на командном пункте, и предложили ему бежать вслед за старшим, несшим звукоприемник и телефонный аппарат, бегущий сзади Витька «старик», маскировал провода и тащил еще две катушки проводов, еще два солдата тащили катушки с проводами, ящики с оборудованием и запчастями. Бежать пришлось километра полтора, когда у Витька заканчивались провода на катушках, ему давали полные катушки, и он бежал дальше. Правда, бежал Витек не очень быстро, так как не любил бегать вообще, но, учитывая груз на его плечах, оказалось, что он обогнал других, и его группа первой доложила о том, что они прибыли на опушку леса, где и было обозначено место дислокации, за что после учений получили благодарность от комбата. Вскоре все звукометрические посты были установлены, и старшина, который шел на «территорию противника», чтобы производить взрывы толовых шашек, которые должны были имитировать выстрелы вражеских орудий, проходя мимо поста, где находился Витек, пригласил его пройтись вместе с ним. Витек пошел со старшиной на заранее отмеченные места, взрывать толовые шашки. Старшина отдал Витьку вещмешок с толовыми шашками, а себе оставил полевую рацию. Ходил он быстро, и Витек с трудом успевал за ним. Когда они прибыли на место, отмеченное на карте, старшина по рации доложил на командный пункт о готовности, и получил приказ начать взрывы шашек, не предупреждая батарею, чтобы звукометрическая разведка самостоятельно определяла, когда будут происходить «выстрелы орудий». Так они и сделали – Витек ходил за старшиной с вещмешком, а старшина взрывал шашки, отмечая места взрывов на карте. Затем старшина усложнил задачу. Он выбирал два места взрыва, на которых Витек и старшина пытались произвести взрывы одновременно – старшина взмахом руки сигналил, чтобы Витек поджигал бикфордов шнур, и сам в это время тоже поджигал шнур своей шашки. Одновременности достичь им не удалось, но интервал времени удалось сократить до секунд. Так «постреляв» примерно часа четыре, старшина доложил, что задание выполнено, и с Витьком и пустым вещмешком отправились на командный пункт, где их ждал горячий обед – другие солдаты поели еще часа два тому назад. Когда свернулись звукоприемные точки, все погрузились на машины и отправились в казармы. Витьку учения понравились – лучше, чем маршировать по плацу, или сидеть в классе и слушать биографии вождей. И если бы не холода, то в таких учениях можно было бы участвовать каждый день. С такими мыслями и настроением возвращался с учений Витек. По приезде все оборудование быстро разгрузили, занесли в хранилище, вытерли влагу, салаги приготовились к ужину, а кто постарше еще чистил оружие – учения «поглотили» свободный час и политинформацию. Толя целиком и полностью, весь и по частям был выжат, как лимон в мощной руке сержанта Копылова, под командованием которого ему довелось участвовать в учениях. Он не чувствовал рук и ног, спины и поясницы, он был бледным и шатался, Витек отвел его в один из классов, где его не мог найти садист Копылов, сам же перенес оборудование за него – Копылов в это время был чем-то занят у другой машины. Вскоре последовала команда идти в столовую на ужин, куда отправился и Витек. Он свой хлеб и овсяную кашу отдал Толе, сам же только выпил чай и вместе со всеми строем вернулся в казарму, где через полчаса организовал со стариками (старшина подошел позже) свой ужин с коньяком и вином – водки уже не было, но закуска еще оставалась, особенно много было ветчины, буханку свежего хлеба старики притащили со столовой, кроме того они принесли ведро вымытой сырой картошки, заложили ее в двадцатимиллиметровую керамическую трубу, закрытую с двух сторон глиной, которую поместили на костер. Картошка спеклась к приходу старшины – Витек еще никогда не ел такой вкусной печеной картошки. Ужин и на этот раз «прошел в теплой дружественной обстановке», и единственное, что огорчило участников ужина, так это то, что припасы алкоголя закончились раньше закуски, но выход нашел Попов – он знал, где в любое время суток можно купить самогон. Так как ни у кого при себе денег не было, то Витек нашел пятерку и дал Попову. Пока Попов бегал за напитком под названием «самжину», оставшиеся вспоминали прошедшие учения. Старшина рассказал, что из данных Витьком и старшиной «выстрелов» звукометристы засекли больше 90%, не смогли только точно указать местоположения нескольких «одновременных выстрелов» – комбат и поверяющий полковник из штаба дивизии отметили выполнение задания, как отличное, старшине же полковник вынес благодарность за придуманные им «одновременные выстрелы». Все поздравили старшину, и Витька тоже, вспомнив, что ему вынес благодарность комбат. Так за общей трепотней участники ужина не заметили, как возвратился Попов с литровой бутылкой под бушлатом. Быстро разлили этот новый напиток, вкусовые качества которого можно было сравнить только с вареными мухоморами, и крякнув выпили, после чего посоревновались в гримасничании и закусили – хорошо пошла печеная картошка с ветчиной. Вторая рюмка пошла легче и потребовала меньше закуски. На этот раз закуска закончилась намного раньше, чем алкогольный напиток под названием «самжину». Поэтому было принято решение оставить напиток на следующий раз, тем более, что все уже прилично захмелели – сильно в этом посодействовал «самжину».
Когда Витек вернулся в казарму, возле Толи толпились санинструктор и несколько ребят – у Толи был жар (t=40,3), он бредил. Старшина дал команду, чтобы из гарнизонного госпиталя вызвали скорую помощь, и сам пошел вызывать. Машина приехала минут через двадцать, Толю погрузили на носилки, Витек собрал все его вещи, включая гигантские ботинки, отдал их санинструктору, который поехал с Толей в госпиталь. Это событие повергло Витька в полную депрессию, и он долго не мог уснуть. На следующий день комбат распорядился, чтобы все занятия проводились в классах – пусть люди отдохнут после вчерашних учений. На утреней поверке он от имени командира дивизии вынес благодарность всему личному составу батарее за отличное выполнение задания по обнаружению орудий «противника», и добавил благодарность от своего имени старшине и Витьку (видимо, с подачи старшины) за идею «одновременных выстрелов» и отличную ее реализацию. Сразу после завтрака, на который вынужден был пойти и Витек, так как собственные запасы еды закончились, все собрались в зале на политинформацию, которую проводил замполит. Он рассказал об успехах страны в развитии народного хозяйства под руководством партии, о происках империалистов под руководством США, о перевооружении нашей армии, в частности, о секретных автоматах Калашникова, которые скоро поступят на вооружение. Затем он обратился к слушателям с предложением задавать вопросы, и Витек задал вопрос, точнее сказать, выступил и рассказал, что сержант Копылов нарушает устав, заставляя Орлова заниматься физкультурой в свободное время и во время дневного сна, что он издевается над Орловым под видом занятий, что он «задолбал» Орлова нарядами вне очереди, причем дает по два и по три наряда, хотя по уставу может дать только один наряд. Витек так быстро все это выпалил, что замполит, пытавшийся его остановить, не смог этого сделать. Он явно был растерян. С одной стороны – вопрос задан, нужно отвечать, с другой стороны – не положено в присутствии солдат давать нагоняй сержантам. Поэтому замполит пообещал разобраться с этим вопросом и посоветовал, чтобы Орлов пожаловался на Копылова во время весеннего смотра – два раза в году проводятся смотры, на которых можно жаловаться на всех своих начальников, в обычное же время жаловаться на кого-либо можно только прямому начальнику. Но замполит должен поддерживать моральный дух в части, поэтому Витек счел возможным обратиться к нему, так как в его проблемы были затронуты вопросы не только боевой подготовки, но больше вопросы политические, если можно так выразиться. Подумав еще немного, замполит сказал, обращаясь к комсоргу, что нужно в ближайшее время провести комсомольское собрание. Затем были занятия по уставу, по материальной части, по карабинам, которые тогда тоже еще были секретные, и «на закуску» устроили комсомольское собрание. На комсомольском собрании Витек опять поднял вопрос о садизме Копылова, подробно рассказав, как Копылов издевался над Толей, как он его замучил до того, что Толя не мог пошевелиться после индивидуальных занятий с Копыловым. В заключение Витек предложил вынести Копылову выговор не как командиру, а как комсомольцу, который неуважительно относится к своим товарищам. Пара комсомольцев поддержали Витька, но большинство попытались оправдать действия
сержанта. Замполит ничего конкретного не сказал, он просто прочел мини лекцию о том, как дожжен вести себя комсомолец, вообще, и комсомолец командир, в частности. Витек же продолжал настаивать на вынесении выговора, но в конечном итоге Копылову вынесли предупреждение без занесения в личное дело. Витек понимал, что Копылов теперь будет на него «иметь большой зуб», но это его не очень волновало, так как самой большой подлянкой от Копылова можно было ожидать получения наряда вне очереди, что Витька не очень волновало, так как отправлял в наряд старшина, а Витька он направлял туда, куда просился сам Витек – на кухню чистить картошку. И хотя из-за частых нарядов Витек много пропускал занятий, он все знал и умел, мог еще и Копылова поучить (все-таки город и восемь классов дают больше, чем деревня и начальное образование, которое Копылов получил в Белоруссии), что опять же Копылову не очень нравилось, но Витька мало «колыхало».
Вскоре из госпиталя вернулся поправившийся, порозовевший Толя – отдых в госпитале пошел ему на пользу. Индивидуальные занятия с Толей теперь проводил Витек, а когда он был в наряде, то помкомвзвода, Копылова от этой обязанности освободили. Теперь Копылов проводил занятия по матчасти звукометрии, и это дало Витьку возможность издеваться над ним по полной программе, так как Копылов не очень хорошо мог излагать этот предмет, ибо и сам его не очень хорошо понимал – вызубрил и говорил заученные фразы, а Витек задавал ему вопросы, на которые он, естественно, не мог ответить, отчего краснел, шипел и еще больше ненавидел Витька. Копылов, своими переживаниями, очевидно, поделился с Рубеном, и Рубен как-то поговорил с Витьком на эту тему. Он рассказал Витьку, что до его появления в части Копылов был лучшим во всем, что ему дали сержанта без учебы в школе сержантов. Копылов был лучшим в физкультуре, в строевой, в стрельбе, в кроссах (бег в полной выкладке, иногда в противогазах), в политзанятиях (знание биографий наших вождей), в материальной части (устройство и работа звукометрического приемника и полевого телефонного аппарата) и в различных спортивных соревнованиях, а теперь он стремительно терял свое первенство, и это ему очень не нравилось, это его злило, от этого он бесился. Поэтому Рубен попросил Витька не позорить Копылова «умными вопросами», на которые тот не может ответить, на что Витек согласился при условии, что Копылов перестанет искать поводы, чтобы как-то Витька «прижучить». Договорились с Рубеном пригласить Копылова «на бутыльброд», где и поговорить о взаимоотношениях. Так порешили, так и сделали – в ближайшую субботу вечером взяли бутылку водки, закуску, ключ от гауптвахты и вечером после ужина (Витек и Рубен на ужин не ходили) засели за дипломатический «круглый стол». Рубен налил по первой рюмке и предложил выпить за то, чтобы Витек не ссорился с Копыловым, за дружбу, одним словом. Витек чокнулся своей рюмкой с рюмками присутствующих и залпом выпил водку. Закусывая, его потянуло на философские размышления о жизненных «нескладушках». Он попытался объяснить Копылову, и, заодно, Рубену, что в жизни все устроено так, что на «самого сильного» всегда находится более сильный, как и на самого умного находится более умный, что сильный, умный, ловкий, быстрый и т.п. – понятия относительные, распространяющиеся только на данное место и время, поэтому нельзя обижаться на кого бы то ни было за то, что этот кто-то сильнее или умнее тебя, можно соревноваться с ним, оттачивая свои способности и умения, обучаясь и тренируясь. И пока участники «круглого стола» обдумывали то, что сказал Витек, он налил в рюмки и произнес тост за, то чтобы умные и сильные, имея в виду себя, не выпячивали свои превосходства и преимущества, вели себя скромнее. Выпили за это, хотя Витек по недоуменному выражению лица туповатого Копылова понял, что тот не «врубился» о чем речь. Закусывая соленой капустой и бутербродами с ветчиной, Рубен попытался дипломатично перевести разговор на взаимоотношения Витька и Копылова, сказав, что Витек не должен показывать перед другими, что он лучше Копылова, а Копылов не должен давать Витьку наряды вне очереди – дипломатия прямая, как столб, и хотя Витьку такое предложение Рубена не очень понравилось, он пообещал, что в ситуациях, когда они будут присутствовать среди солдат вдвоем, он не будет соревноваться с Копыловым, если того не захочет сам Копылов, Копылов же, будучи достаточно гордым, сказал, что ему не нужны никакие одолжения, что он и без того сможет доказать, что он лучший, в чем Рубен очень усомнился и, наполнив рюмки, предложил тост «за мир» между Витьком и Владимиром (Копыловым). Выпили, начали жевать, заговорил Владимир. Он сказал, что он не просто не любит, а ненавидит таких слабаков, таких сосисок, как Толя, что он их казнил, казнит и будет казнить, он не терпит «задавак» (так он называет людей, которые чем-то хвастаются), готов разорвать их на мелкие части, ему нравятся сильные, смелые, подтянутые, серьезные солдаты, уважающие старших по званию и своих командиров. Уважающие не только по уставу, а всем сердцем, всей душой, не только на показ, но во всех жизненных ситуациях – явно отрывок из политзанятий. Витек внимательно выслушал этот «бред сивой кобылы» – так он подумал об этом «выступлении» Копылова – и решил, что из идеи примирения не родится ничего хорошего, ничего долгоживущего, что Копылов абсолютно круглый и на его поверхности нет ничего, за что можно ухватиться, обо что можно притормозить. Но он никого не посвятил в эти наблюдения и выводы, а предложил выпить «за дружбу» после наполнения рюмок. Они сдвинули «в чоке» рюмки свои и поглотили содержимое разом. Рубен взял за руки Витька и Владимира и соединил их для рукопожатия – Витек крепко от души пожал руку Владимира, на что ощутил слабое ответное пожатие, из которого Витек понял, что никакого примирения не состоялось. С тем и разбежались примиренцы по своим койкам.
ПРОДОЛЖЕНПЕ