Чёрное и белое

***
Она ввела меня в пещеру, медовой свечой освещая дорогу. Под ногами железные плиты, в нишах футляры (раки) с мощами. Здесь, под землёй, заканчивается моя одержимость, начинается одержимость иных.

***
Едва на опытном поле Ботанического сада, за строгим ограждением, охранники заметили меня, спрятавшегося в тени грузовика, я подхватил грузовик за черный эмалированный бампер и взлетел. Мне удалось протащить его, повалив несколько деревьев, совсем немного, но оторвав его от земли, я нагулялся с ним всласть: снёс ворота и с восторгом швырнул им в окна какого-то законсервированного завода.

***
В киевском метро проезд стоит гривну. Это примерно 6 рублей. В Москве уже 17. Сегодня расплачивался юбилейными монетами. Администраторов метрополитена нужно укладывать на путях вместо шпал - валетом. Летал во сне над Андреевским спуском, неудачно спикировал на крышу отеля, ободрал щёку.

***
Попытавшись благополучно убиться, из группы таксистов я выделил одного, с воспаленными глазами, и договорился насчёт цены. Совсем стемнело, пошёл дождь, который всё усиливался, чем дальше мы углублялись в горы. Почти всю дорогу молчали, только у перевала, манипулируя педалью газа, таксист сказал добродушно: "Дорогу щупаю. Чувствуешь? Резина-то лысая. У нас тут глина такая в почве, со слюдой. Хуже гололёда. Сегодня много поколотится."
В салоне сильно пахло перегаром. Уже паркуясь у вокзала, он признался мне, что вёл машину "на автопилоте".

***
Мама научила меня не важничать. "Отличник херов", - говорила она, когда я приносил из школы очередной похвальный лист.
Мама заглушила во мне ростки комедиантства (я действительно ловко комедиантничал): она била меня прыгалками, когда учитель физ-ры ставил мне неуд. по поведению.
Мама приобщила меня к овсяной каше, отваживая меня от сладкого; она называла меня "лизоблюдом", когда заставала меня на кухне плавящим сахар в ложке на голубом огне.
Мама заставила меня понять, что врачи - это плохо: однажды в её присутствии они привязали меня к креслу и долгое время делали мне больно, потом изо рта и из носа у меня текла кровь. Да, мне вырвали аденоиды.
Если бабушка воспитала во мне отрицательное отношение к цыганам, то мама пошла дальше. Однажды она выпроводила еvрейку, которую я привёл в дом для разнообразных затей. "Я знаю, - сказала мама. - Эта тварь хочет захапать нашу квартиру". Моя пассия и впрямь сама скоро убралась из моей жизни, но вот что я хочу сказать: я любил её. И сейчас, сидя в курилке на продранном дерматиновом стуле, я смотрел на проплывающие облака и думал о том, какое это нескончаемое, почти победоносное счастье - проживать этот день 17.1.7, единственный день в истории, на мгновение не любя никого, даже себя.
Мне хотелось даже ощупать себя, не умер ли я.

***
В конце недели сменил полуистлевшие носки и уехал в город S. - примеривать другую жизнь. Она оказалась не по карману мне. Но ничего. Не разорён. Метель застигла на вокзале. Видел, как ветром с женщины сорвало шапку. Утром сидел на подоконнике, смотрел на колокольню, а потом натощак отправился в монастырь. Голуби кружили вокруг колокольни: вдовы Христовы сыпали прямо на снег пшено. В трапезной разливали воду; как в бане было темно, на полу стояли лужи, на стене огромная фреска с изображением Потопа. Сильно хотелось пить.
После монастыря сразу отправился в кабак.

***
Тотальная вина за непрекращающийся адюльтер. Словно на шее затягивается петля.

***
Сердце ноет в сегодняшнюю оттепель. Я хожу в осенних высоких ботинках, обтрёпанных джинсах, в чёрном пальто с прожённым сигаретой обшлагом. У меня на лбу просто созвездие какое-то весенних стигматов. Утром в поезде читаю "Известия", вечером - Книгу. Она возвышает меня. Ночью думал о непонятном слове в ней. Красивое слово - ложесна. Похабное. Ловил себя на том, сколько заповедей я нарушаю. Нет, повышенная возбудимость и тревожность не позволят мне жить с миром. И - трагическое женолюбие, не гедонистическое, как у других, а именно трагическое. Не римское - греческое. Вакхическое.

***
Размышлял и о том, чтобы взять недельный отпуск и уехать на дачу на Горьковское болото. Представлял, что буду пить чай из растопленного снега, много читать и писать, и смотреть на свою сосну. Церковь там далеко, это плохо. Магазин тоже, и это хорошо.

***
В курилке слышал разговор двух водителей. Импульсивное торможение: помогаешь двигателем, бережёшь колодки. Счастливые люди.

***
Разрешил давно мучающий меня вопрос, по чётной или нечётной стороне улицы я иду на работу. По чётной. Поразили две вывески, мимо которых проходил доселе их не замечая: ДВОРЕЦ БОРЬБЫ и УСТАНОВКА МОЛНИЙ.

***
Полное затмение. Или абсолютная ясность. Вчера перекипела и самоуничтожилась вина за всё содеянное за последний год. Утром не завтракал, думал дерево счастья ОТХОДИТЬ, поил его. Вид погибшего растения угнетает меня.

***
Третьего дня на меня опять набросились собаки.

***
Я спросил у неё: в каком арыке тебя нашли?

***
У монголов выйти по нужде заменяется эвфемизмом "посмотреть коня". Почему-то приятно, что степную дорогу в Монголии называют "трактом".

***
Я родился в уплотнённом доме (мой прадед был лесопромышленником) в провинциальном городке под Москвой. Детство частично прошло в столичной коммуналке, частично - в коммуналке на краю пустыни Гоби. Потом у меня появилась своя комната, но я создал свою семью и ушёл жить опять в коммуналку, которая в дальнейшем преобразовалась в квартиру. Я жил на улицах: 4-й Вешняковский переулок, Ташкентская, Маршала Вершинина, Радужная, Лётчика Бабушкина. Я жил или останавливался в городах: Улан-Батор, Санкт-Петербург, Киев, Ялта, Волгоград, Поти, Новополоцк, Брест, Раменское, Пушкин, Владивосток, Кострома, Алупка, Нижнекамск, Краснодар, Сергиев Посад, Великий Новгород, Красногорск, Светлогорск, Зеленоградск.

***
мне пальцы ножницами отрезали на руке, и даже сил сопротивляться не было(бывает во сне). а потом иду пешком,а степа спрашивает,почему мол без машины,а я говорю да пальцы отрезали водить не могу. и он начинает свои отрезать чтоб мне дать. один отрезал. и тут я увидел как в ракушке человек с перебинтованными руками лежит, думаю вот кому мои пальцы дали!!! потом подумал что степа то черненький (армянин),а я беленький и его пальцы будут плохо смотреться на мне, и говорю,степа что ты делаешь прекрати. он перестает пальцы резать, начинает их прибинтовывать обратно, а я иду к тому человеку у которого рука перебинтована. говорю отдавай мои пальцы!!! он был при смерти что ли, добровольно отдал мои пальцы, а кончики еще не зажили, и я быстрее начал их на место ставить, поставил. потом смотрю, неправильно. вместо указательного, поставил большой и наоборот. начал опять отламывать и переделывать. потом забинтовал. боль ужасную чувствовал!!!! и так с болью и радостью пошел домой, и у подъезда встречаю человека который мне их отрезал. а он с издевкой спрашивает как дела.
я ему ответил,что как только пальцы срастутся,то я его сразу же убью. и вот не помню на чем сон закончился,в поту проснулся, то ли на том как я его убил, то ли когда проснулся уже напридумывал его смерть. вот такие сны бывают

***
у них главарь партии (Ш)- сидит! в Гааге, а они в парламент сели и не могут в правитильствовойти - и так будет всегда, и мы на это попадём!, йесл протащим себя в парламент и на фалды свои сядем. нам не продавить муслиман братан, пока не возьмём с них же пример и не разделим людо на верных и на неверных, на тех кто йест свинину и кто ни йест. славя-нам нуж большой сход и пусть потом грят суки какой у нас демаграфичский каллапс!, - Ивроп вон задохлась вся в маврах - у них свой каллапс. А смтри эстонский бывший посло в Росии пишыт через два года Росия уже превратица в монстра-ах! мол спасаця нада, делить ея нада, а памне ****ъ к анклаву дорогу танками расчисщять нада! Бронзовых солдат в каждом курятнике ставить! и штоп суки дрочили!-с суровыми лицами! и пусть грызут свои сраные языки.

***
Вчера позвонил Марии и Александре. Обе - дочери вполне известных художников, обе имеют то или иное отношение к жестоковыйному племени. С годами усиливается недоумение от картины того, как человек боготворивший другого возвращает себе ровное дыхание. Они говорили с той деловой тональностью, которая на мой взгляд не соответствовала такому событию как мой звонок. А ведь последний раз я разговаривал с ними не менее года назад. После нескольких неудачных браков нашли себе мальчиков-домочадцев, на чём и остановились. Обе кажется счастливы. И это хорошо.

***
Часто во сне посещаю Германию. Естественно, в автобусных поездках. В последний раз - сегодняшней ночью. В очереди за билетами оттолкнул наглую тётку, которая лезла впереди меня, успел взять билет и сесть в автобус последним. Как я злорадствовал! - ужо это была сволочь. Хабалка в каракулевой шапке. Я двигался из восточной части Берлина в западную, рассматривая дома. Что вам сказать, в Берлине такие же широкие площади и проспекты, что и в Санкт-Петербурге.

***
Сидел на Славянской площади и смотрел на фонари подсветки в сугробах: дымились. Смотрел на крест в руках то ли Кирилла, то ли Мефодия. Дворник каким-то вакуумным переносным устройством счищал со ступенек снег: пахло выхлопами. Прошли мимо парень с девушкой, у девушки были такие узкие бедра, они меня впечатлили. Потом подошёл мужик и спросил меня, отчего я сижу здесь такой суровый. "Да так", - ответил я нехотя. "Боишься ли ты умереть?" - спросил дальше он. "Нет", - ответил я, потому что в тот момент действительно не боялся. Задают же в России такие вопросы на улице. На мгновение я подумал, что он сейчас убьёт меня, потому что после моих слов он запустил руку за пазуху, но я предостерегающе сдвинул брови, и мужик, покачиваясь, пошёл дальше.

***
Можно ли быть человеком сильных страстей и сильной воли? Нет, не сегодня.

***
Утром представлял, как выдёргиваю дворникам руки.

***
Мы со Светой гуляли по городу, нюхали кокаин в полутёмных барах, которые называли "заправочными станциями", потом к нам присоединилась её сестра, и мы сняли номер в гостинице и долго не могли угомониться; выходили, наконец, полностью обнажённые, на балкон, смеялись, смотрели на ночной Крещатик, на мгновение я пугался, что нас заметелят и снова затаскивал своих подружек в постель. Я помню, Свету всё время тянуло к раскрытой двери балкона, и непременно нужно было высунуться обнажённой, она даже оставляла меня со своей сестрой, но я просил её вернуться, потому что страшно это очень: смотреть как человек свешивается наполовину на таком высоком этаже через перила, тем более если это обнажённая девушка, тем более что она дорога тебе. Света возвращалась, обнимала свою сестру, я рассматривал обеих и думал, что как хорошо, что между нами не творится никакого блуда: обе очень похожи друг на друга - плотненькими, сбитыми фигурками, - и даже миловаться между собой не особо умеют, просто обмениваются нежными ласками; да и я, пусть считается, не творю ничего противоестественного, ведь у них одна кровь. Признаться, Светина сестра на какой-то момент становилась мне желаннее самой Светы, у неё и татуировки были на теле, правда из хны, как у многих девушек на юге, и более дерзкий взгляд. Но ведь это нормально, когда не знаешь женщину или знаешь её мало, исполняться к неё особенным желанием. Наконец мы засыпали. Мы засыпали, но просыпались среди ночи и снова нюхали кок. "Русская революция, - думал я, - выдвигала идею обобществления женщин. А в III Рейхе было узаконено двоеженство - среди высшего командного состава - это уже можно иронично назвать как обобществление мужчин. Так революция реагировала на разгул феминизма, а национал-социализм поднимал уровень репродуктивности элиты."
Вдруг в комнату входил китаец и, нимало не смущаясь, спрашивал у нас позволения забрать "одно сидячее место". Девочки почему-то смеялись, он смущённо брал стул и покидал комнату.
Оправившись от изумления, я интересовался у своих подруг: "Что, разве мы сняли не отдельный номер? Здесь есть ещё комнаты?" Они снова только смеялись, и прижимались ко мне, и смех их говорил, что они уличили меня в том что я не помню о вчерашнем. Не вставая с постели, я кричал через дверь китайцу: "Эй, слышишь? И много вас там?" Тот кричал тут же в ответ: "Нас двое - брат мой с женой и я".
- Нам надо поскорее занять ванную, - говорил я тогда своим девочкам, - ведь они сейчас оккупируют её.

***
Многие думают, что начнётся веселье, когда мы придём к власти. Нет, веселье как раз закончится. Не вопросы вероисповедания, не вопросы идеологии будут первостепенными в строительстве фундаменталистского государства, а вопрос о качестве человеческого материала. Kraft und krank: чтобы выпестовать касту сильных, нужно сначала приступить к больным. Для замкнутой общественной системы krank опасен как первый враг - он грозит ей разгерметизацией. Поэтому, чтобы общество не потряс декомпрессионный удар, будущую политику нужно укреплять кровью, большим количеством крови.

***
Из каких идиллических картин складывается для меня образ процветающей семьи? Из укореннённых в детстве.
Чистые полы, и слышен только стук часов, и вьюжит за окном. Жена простоволосая, тихонько напевая, замешивает тесто - на кухне скоро будет таз стоять, прикрытый тряпкой, с пирогами. Приходит вдруг ко мне (а я валяюсь на диване и читаю Монтескье), и просит: "Посиди со мной". А в комнате младенцем пахнет.

***
Возможно, я отравился тайваньской рыбой, или водкой, только вчера свалился в лихорадке. Собственно, подали рыбью голову, огромную, я думал есть её мозг, но мозга так и не наскрёб, соскабливал мясо, жуткая это была картина - ободранная мною голова. Потом мгновенно и безнадёжно влюбился в официантку, кроткую и величественную тайку. Потом бесцеремонные дети, заигравшись, били меня по животу кулаками: через пару дней внутренности мои заболели. Лежал, дрых, смотрел Дом-2.
Думал, кончусь.

***
Я развёл на склоне костёр и отлучился за сухостоем. Чухнулся только тогда, когда увидел дым на холме. Я не успел даже опомниться, как огонь цепью, прямо на моих глазах, резко двинулся вниз, в сторону местного зоопарка.
В огне сгорел слон. Сгорела и наша трапеза. Я получил два года. Русский консул сказал, что после половины срока нас обменяют и переведут на родину, где мы можем рассчитывать на амнистию. Я валяюсь на нарах в компании ещё четырёх заключённых, двое из которых - мои коллеги по работе. Мы отведали здесь первый свой завтрак, баланду на картофельном бульоне, - она показалась мне вполне вкусной, тем более что мне редко перепадало на воле есть горячее первое. Мои ребята получили всего по году, они не держат на меня зла: мы все втроём облюбовали этот пригорок с видом на море, где хотели устроить пикник, и каждый мог совершить трагическую ошибку, с кем не бывает? Только неприятно это очень - сидеть из-за слона.
За дни судебных перипетий случилась странная вещь: Будаев, казавшийся мне надменным и нагловатым в той нашей московской жизни, в неволе оказался парнем тактичным и чутким, даже почти раболепным, а Катасонов каким был, таким и остался: угрюмым добрым малым. Здесь, в египетском плену, я наконец начну читать и писать; как давно я желал этого. Но иногда меня охватывает тревога: быть может я неправильно распоряжался своей свободой, что не хотел или не мог победить свои страсти? Отчего я вожделел, отчего страдал и метался? Прелестям поддавался, и не людей - фантазии свои очень любил. Хотя теперь понимаю, что и в добровольном заточении монахов не столь уж много героизма, ведь многие бегут от мира как не от соблазнов его, а как за чувством безопасности и покоя. Здесь тебя не собъёт машина, ты не отравишься водкой, не разыграется геморрой от острой закуски; разве что пристукнет албанский вор. Сокамерники правда ещё говорят, что здесь запросто можно обзавестись глистами от пахлавы и плохого мяса, или подхватить туберкулёз, но мне всё одно: чахнуть в гнилом городе или в этой тюрьме, где есть отличная библиотека и даже как видите интернет, а от глистов я средство знаю: полстакана тыквенных семечек и их как не бывало. Я также надеюсь, что за срок моего пребывания мне не придётся совсем уж обходиться без женщин и мне позволят свидания с моей невестой. Консул обнадёжил, что если и не удастся выписать невесту из Москвы (перелёт очень дорогой, а судебные издержки сделали меня банкротом), то мне отыщут другую, похожую на неё, - он даже показывал мне фотографии...
Но сегодня судьба моя вновь поставлена под удар: в больнице скончались два араба, которых слон затоптал в агонии, и теперь приговор будут пересматривать.

***
Пообедал в заводской столовой: борщ с фасолью, печень с рисом, компот. Раздатчица выкрикивает "рыба под маринадом!" так, как кричат "пошёл ты на х.!" Зубы золотые, лицо медное от кухонного жара, губы сжатые, морщинистые; приезжает наверное из какого-нибудь Белоозёрска "по совместительству" (видел в объявлении это слово). А вы говорите, Собчак, Заворотнюк.. Плотва всё. Вот народ.

***
Чувство самодисциплины, которое достигается острижением наголо головы, чувство великодушия, несокрушимости, самозабвенности держится не очень долго, буквально несколько дней.
А потом: словно на тебя надели верблюжье вымя, и миллионы тончайших игл вонзаются в твой мозг.

***
Когда мы истлели в нашей страсти, мать зачем-то приехала к тебе - ты жила в захламленной квартире с тучным, каким-то белёсым мужем, - и теперь и мне следовало к тебе приехать: вызволять маму. Хотя я этого не хотел: увидеть тебя чужую. Мы сидели в комнате среди разбросанных всюду вещей (мама на кухне била посуду), а я косился на твоего мужа. "Спит с нею, - думал я с болью в сердце. - Или нет, живут по-раздельности. Как однако было бы так хорошо. Как однако несчастен твой муж".

***
Моя наличная деструктивность - всего лишь прикрытие личного жизнелюбия. Вот и сегодня природа поздравила меня. Ослепила маковичным золотом. Встретила наряженными деревьями. Всё правильно в природе, всё расставлено по местам, всё безоговорочно устроено, - : так справедлива ко мне моя судьба, так гармонично моё сознание, так прекрасны рассыпанные леденцы на снегу, которые я сегодня видел по дороге на работу.
И моё сердце смущает только страх перед долгожданными событиями, такими как праздники или смерть.

***
Кончита ждала Резанцева 35 лет. В 52 года, точно удостоверившись в его смерти, дала обет молчания.

***
В минувшие выходные отметил свой Д.Р. с одной художницей в метро: пил коньяк. Она смотела на меня с нескрываемым сочувствием. В Москве убили двух дворников. Повстречал не менее трёх колченогих женщин, лилипутку и пьяного негра.

***
Понимая, сколь жалок мой творческий потенциал, особенно на фоне бойкой современной риторики, я прихожу однако к выводу о том, что теперь между судьбой моего кровного брата и моей легче сыскать различий, чем общего.
Я конечно осуществил свою мечту и засел неприметным служащим в "совершенно гоголевской конторе", конечно же почувствовал себя "самым худым на свете человеком", наконец, осознал свою непреоборимую потребность к тишине, но я и дьяволом завербован не тем, и Бог за меня - не тот - борется.

***
Он сказал мне: "Того любишь по-настоящему, с которым, живя в одном доме, ты способен выбросить максимальное количество вещей". Я возликовал от этой мысли и сразу проснулся. Вышел на залитую солнцем кухню, заварил кофе, раскурил трубку.
"Однако, имел ли он в виду, что это максимальное количество вещей мы должны сперва нажить?" - подумал я.

***
По-осетински вопрос "Где я буду сегодня ночевать?" звучит так: "Чи за нес камиес фанай кутун?"

У Соньки Золотой Ручки был рост 153 см и рябое с бородавкой лицо. Она могла обольстить любого мужчину. Сама оплачивала учёбу двоих своих дочерей. Действовала в поездах, в гостиницах, в ювелирных лавках.


***
Николая Рысакова повесили за борьбу с абсолютизмом. Так получилось, что ноги мои вывели на место его преступления случайно. Была весна, я оказался в Санкт-Петербурге. Я купил на вокзале местную сим-карту и твердил про себя: Сим, Хам, Иавафет. Я звонил по телефону и разносил по разным адресам больным женщинам свёртки с медицинскими препаратами. Питерские парадные в большинстве были открыты. Больные женщины спрашивали меня про погоду в Москве. На Невском съел несколько жирных блинов. Солнце резало глаза, не потому что я был с поезда, а потому что всегда так: солнце режет мне глаза. И двигаясь по набережной, набрёл наконец на храм, внутри которого в алтарной его части увидел фрагмент мостовой, на которой мой предок произвёл то что сейчас называют терактом.
Когда меня совершеннолетнего крестили в церкви в подмосковных Бронницах, меня охватила паника, так как я совершенно не хотел стоять среди мужчин и женщин в исподнем. Говорят, что входную дверь в церковь задвинули на засов чтобы я не сбежал. А ведь эту церковь строил мой дед. Доколе мне по пути с христианами и монархистами?

Вышел из дома на улицу и вдруг почувствовал сильнейшее желание разорвать на себе одежду - от восхищения перед жизнью.

***
Жена познакомила меня с расстилателем спортивных дорожек. Это был невысокий загорелый мужчина лет пятидесяти с лицом не имеющего вредных привычек человека. Не люблю я таких людей. Их лица немного злые. Он только что вернулся из Южной Африки, в которую ездил со своей молодой подруго - мне её тоже представили. Она мне так понравилась, но была с нами недолго. На меня же расстилатель, как только мы остались один на один, посмотрел неодобрительно. "Сколько тебе платят за твою работу?" - спросил я. "Одиннадцать, - ответил он и добавил после продолжительной паузы: - За каждый погонный километр". "Что же, подруга помогает расстилать?" "Помогает". "Неужели не найдутся люди из местных, чтобы заниматься этим?" "Я расстилаю для российских спортсменов". "Понятно. Ты имеешь какое-то отношение к спорту?" "Все люди имеют то или иной отношение к спорту", - сказал он вдруг и резко отвернулся от меня.

***
Мы застряли в самой середине заледеневшего озера. Цепи не помогали. Оставив свою экспедицию, я добрался до берега, где увидел на холме старый курган, сложенный из базальтового камня. Если мы отправимся за помощью в районный центр, мы не успеем обернуться до таяния льдов, и пропадут наши фургоны и наши головы. Я приказал разобрать курган, чтобы нагрузить камнем кузова и чтобы колеса фургонов имели бы со льдом хоть какое-то сцепление. Мы провозились три дня, наши проводники-буряты напрочь отказались помогать нам и грозили гневом шамана.

Всё закончилось благополучно, но вот что стало происходить со мной после этой истории и что произошло уже при нашем сошествии на берег. По радиосвязи, которая наконец была налажена, Онищенко сообщил из штаба, что моя "вагiтна жiнка" наконец разрешилась дочерью. Я был счастлив, но насторожен. Местный шаман, с самого начала невзлюбивший меня, предвещал мне, что "у бастарда бастард родится". Так и вышло. С моей туземкой-женой я не был обвенчан, но мы мечтали назвать нашу дочь Ориана. В первом же кабаке в посёлке Северный, где мы отмечали это событие, я с удивлением обнаружил, что моё изображение медленно сходит со снимков, которые делает наш фотокорреспондент...

***
Ночью снился такой дьявольский секс, что утром подошёл к зеркалу посмотреть, не расцарапана ли спина. И что же? - вижу на спине чёткий след от нательного крестика.

***
Шел по производственном коридору так бесцеремонно вперившись взглядом в низ спины лаборантки, что она вдруг испуганно выпрямилась и обернулась.

***
Вчера с помощью куркового устройства вымыл в доме окна. Сидел и думал, какой хороший прозрачный стал мир теперь.

***
Уволилась сотрудница, которая имела дурацкую привычку нанизывать одну скрепку на другую. Скрепки имеют тенденцию хорошо нанизываться, но плохо разнизываться. Выполнять вслед за ней обратную работу было довольно мучительно, прежде всего морально.
Мне потребовалось около года негативных медитаций, чтобы она наконец ушла.

***
Под утро думал о немецких опытах бесконтактной стерилизации: пришёл регистрироваться в паспортный отдел, стрельнули из-под стола какой-нибудь лучевой пушкой - возвращаешься домой бесплодным.

***
Ругал на чём свет стоял - сам себя за свою злую жизнь. Вспоминал белку на ветке сосны над Ялтой. С ветки открывалась прекрасная панорама города, гор и моря, сосна ведь росла на холме.
Потом заснул, и приснилось три сакраментальных сна.
В первом - ночью бежал за поездом вместе с другими людьми. "Кажется, он притормаживает", - ободрённо кричали они. Вот уже казалось, что не мы приближаемся к хвосту поезда, а хвост приближается к нам. Но нет, составу останавливаться было нельзя: это помощник машиниста на ходу отцепил два вагона, чтобы хоть как-то нас утешить. Во втором - мой кот бросился в колодец, но только чтобы выгнать из колодца другого кота, чёрного, о трёх лапах (одну отгрызли крысы). Спасал Ксеркса с помощью длинного шеста. В третьем - я разлил машинное масло на производстве, на нём забуксовал погрузчик и перевернулся. Мой бывший шеф сказал мне, что мне конечно сразу же стали шить дело, но он всё уладил. Проснулся днём, принимал ванну. Когда встал под душ, Ксеркс примостился на краю ванны в очень рискованном положении. Снова спасал его.
После многодневного эпилептоидного раздрая мгновенное пробуждение сознания. Пересёк школьный двор и попал в самую гущу детских криков: они не ранили больше мозг. Шёл дальше: мать щипала за плечо дочку, щипала, трепала, обещала отдать другой учительнице, "которая бьёт указкой". Их пёс, растянув рулеточный поводок, бросился мне под ноги. Ночью снились два мальчика, лет трёх и пяти, с синими бородами. А также небесный фейерверк, сильный грохот с высот небесных.

***
Я умру душевноздоровым в кресле под тополем в собственном саду, не слишком великолепном, каким его рисует мой выспренний ум; даже не в самом саду, на задворках сада. В обеденный час. Будет доноситься с причала или со станции какая-нибудь песенка, сентиментальная непременно. На мне будет белая рубашка со старомодным воротником. Спина немного влажная от пота. Я буду не слишком молодым, не слишком одиноким, не слишком задавленным жизнью, но опрятным, светлым, немного высохшим старичком-рантье. Лицо моё, с двумя глубокими продольными бороздами, будет выражать лишь растерянность. К этому моменту я так и не научусь борзо писать, так и не овладею слепой машинописью, но одолею привычку неумеренно пить и пристращусь к чтению. Из моей памяти прочно сотрётся то, что называется Всемирной Сетью. Что касается одиночества: мужчина в таких летах всегда одинок немного, но никак не может быть совсем одинок.

***
Я улетаю в HERAKLION и должен оставить что-то вроде завещания. Однако мне ничто не приходит в голову. Мне например безразлично сожгут ли меня или зароют в землю. Какие-то особые признания мне делать тоже некстати, потому что я открыт совершенно перед людьми и перед этим миром. И в то же время, поскольку я живу отстранённо, как бы растворённый в каких-то сумерках, наверное никто не вправе полностью, неразделённо претендовать на мою любовь. Все произнесённые мои слова в этой жини были прощальными, каждый мой взгляд на этот мир был тоже прощальным. Всё возможное горе, которое я кому-либо причинил, я прошу простить мне. Простите меня за доверчивость. Я также отказываюсь от всех своих политических высказываний и предлагаю поверить, что всё написанное мной имеет ироническую интонацию.