Когда улыбаются звезды

    Дождь лил вторую неделю, и Маис перестал смотреть на вечернее небо.
Вот и сегодня он моросил с самого утра.
    Сидя на мокрой земле, Маис с тоскою разглядывал размытые картофельные грядки.
Руки, привыкшие к крестьянской работе, казались ему чужими и тяжелыми от безделья. Но что поделаешь, если вместо теплого апрельского солнца шел холодный мартовский дождь. Неожиданно для всех солнце просияло весь март так ласково, что к середине апреля яблони и вишни покрылись белыми цветами. Маис, глядя на деревья, уже представлял себя разливающим вишневую наливку, как вдруг пошел дождь, да такой сердитый, что сорвал все весенние цветы и обжег зеленые ветки. Ветки обиделись и почернели.
    Маису уже шестьдесят пять. Силы пока что есть, только душа не радуется,как прежде. Его день начинался с раннего утра на пастбище и заканчивался, когда выходили первые звезды. Они выходили, чтобы улыбнуться ему, Маису. Вот почему в пасмурную погоду он чувствовал себя растерянным и одиноким.
    Поле с картофелем и кукурузой находилось на возвышенности за рекой, и отсюда были видны крыши домов с торчащими печными трубами. Маис отыскал глазами свой дом, но ни холодная земля, ни моросящий дождь не смогли поднять его. Он продолжал сидеть, закутавшись в теплую куртку, и курить, чтобы как-то разогнать навалившуюся тоску. Никому не было до него никакого дела. Только здесь, на своем поле, он чувствовал себя хозяином. Земля у Маиса была хорошей. Что ни посадит, взрастет лучше, чем у других. Вот и соседи не оставляли его в покое.
    -Ты что заколдовал свою землю, Маис? Почему у нас и картошка мелкая, и груши не такие сочные? Может быть, ты землю удобряешь чем-то особенным?
    Маис только отмахивался. Что он мог ответить? Он-то знал почему земля хорошая, но сказать об этом не мог. Знал с самого детства.
    Еще годовалым мать брала его с собой на это поле. Она привязывала Маиса к спине коричневой шалью, так как руки были заняты сумками, и несла его так до самого поля. Там она оставляла его под грушевым деревом. Поспевшие груши падали на землю, и малыш тянулся к ним, как к своей единственной игрушке. Грушевый сок растекался по ладошкам, потом размазывался по лицу, и мать, беря сына на руки, целовала его сладкие щечки.
    Маис и по сей день помнил счастливое лицо матери. Откуда было столько радости в ее глазах? В глазах простой крестьянки. Что она видела кроме этого поля и изнурительного ежедневного труда? Кусок хлеба с сыром и кувшин молока? Или, быть может, лопату с тяпкой?
    Как-то мать сказала ему: ’’Сынок, когда станешь совсем большим не оставляй этой земли. Она твоя. Куда бы ты ни уехал, такой земли у тебя нигде не будет. И знаешь почему? Здесь твои звезды. Посмотри на вечернее небо, когда звезды только появятся. Посмотри, и они тебе улыбнутся. И ты им тоже улыбнись.’’
     Повзрослев, он неожиданно для самого себя влюбился в соседскую девочку Майю и перестал смотреть на небо. Звезды его больше не занимали. Его занимала белоснежная блузка городской девочки, приезжавшей на лето в деревню к своей родне.Пятнадцатилетняя девочка была такой чистенькой, что даже страшно было до нее дотронуться. И Маис, проходя мимо дома соседей, всякий раз застенчиво опускал голову. Больше всего ему хотелось отвести девочку под грушевое дерево и рассказать ей о звездах. Но он не смел даже заговорить с Майей.
    Как-то раз сосед позвал Маиса потрясти тутовые деревья. Маис с радостью согласился. Еще бы! С высоты тутового дерева он мог сколько угодно смотреть на Майю, которая стояла внизу под деревом и вместе со всеми держала жесткий брезент. Он мог не только видеть ее, но и слышать о чем говорят соседи:
    -Эй, ты! Почему не ешь туту? Не мытая, поэтому?
    Это соседка Анжик пытается задеть городскую девочку. Она поднимает туту прямо с земли и ловко закидывает себе в рот. Здесь, в деревне, городских не любят. Считают их неумехами и избалованными. А Анжик к тому же и ревнует. Анжела, рослая и крепкая, никогда не нравилась Маису, даже когда смотрела на него своими черными сверлящими глазами. Она всегда носила мятую одежду и мужские рваные ботинки, любила посплетничать и посмеяться над людьми. Вот и тогда не упустила случая. Но девочку выручила ее родная тетка:
    -Не любит наша Майя туту. Не любит и все тут. Она любит сладкие груши. Сладкие сочные груши, какие растут у Маиса. Маис! Ты принесешь нам завтра груши из своего сада?
    Что такое? Не ослышался ли он? Груши из сада? Конечно! Он принесет самые лучшие. А пока он станет трясти туту, так как никогда ее не тряс, потому что сердце его сильно забилось от такого неожиданного поворота событий.
    Вечером звезды засветили ярче обычного и своим сиянием коснулись грушевого дерева. Маис осторожно срывал мягкие желтые груши и складывал в корзину, чтобы на утро отнести соседям.
    Утром он застал Майю, сидящую в гамаке. Вокруг жужжали пчелы, и воздух, еще не согретый горячим июльским солнцем, был напоен цветочным ароматом жаркого лета. Маис подошел к гамаку и, поставив корзину с грушами на землю, достал самую большую. Он протянул ее девочке и сказал простодушно:
    - Попробуй. Эти груши особенные, они растут под звездами, которые улыбаются.
    - Звезды улыбаются? Девочка рассмеялась.
    - Если не веришь, приходи к реке, как только стемнеет. Оттуда видны все звезды.
    Девочка согласилась. Ей очень интересно было посмотреть на улыбающиеся звезды.
    Вечером Майя пришла к реке. В белоснежной блузке и голубой юбке она была похожа на яркую звездочку. До чего же она была хорошенькой! Но, не смотря на робость, Маис смело взял ее за руку и повел к своему полю. Под грушевым деревом послушно лежали спелые груши. Одни прятались в траве, другие грелись на высохшей земле так, что капельки сока прилипали к потрескавшейся кожуре.
    Маис достал маленький тюфячок, сшитый из разноцветных лоскутков, с нижней ветки дерева и постелил на траву. Тюфячок был старый, а потому не раз перелицованный. Он посадил Майю на тюфяк, а сам сел на разветвленную часть корневища. Конечно, такая красивая девочка должна была бы сидеть на ромашковом лугу или на лугу васильковом, а не на перелицованном тюфяке. Но здесь, под грушевым деревом, не было никаких цветов, и Маису пришлось об этом только сожалеть.
    Главным же было то, что Майя сидела рядом, и можно было говорить с ней о звездах, которые улыбаются. И они действительно в тот вечер улыбались. Да и сама Майя казалась ему видением, звездочкой, которая могла исчезнуть, как и те, что смотрели с неба. И чтобы этого не случилось, Маис срывал груши и протягивал их девочке. Она осторожно надкусывала сочную мякоть, и все же несколько капель ароматного сока оказались на шелковой кружевной блузке, потому что девочка была настоящей. И капельки грушевого сока тоже была настоящими.
    Обратно они возвращались оврагом. Он был залит мягким звездным сиянием и от этого казался то светло-зеленым, то темно-синим. У самой реки звезды мягко опускались на теплые камни, потом ложились на гладкую поверхность воды, делая ее чуть серебристой. Маис видел восторженные глаза Майи и осторожно, не выдавая себя, улыбался звездам. Он так же осторожно нес свое счастье впереди себя, ибо оно было хоть и большим, но очень хрупким.
    Они были почти возле дома пастуха Геворка, когда чья-то тень неожиданно появившись, метнулась вправо, потом раздались торопливые шаги и громкий женский смех. Это была Анжик. Саму девушку не было видно, но этот смех, этот жуткий смех мгновенно прилипал к ногам, рукам,голове.
    До Майиного дома оставалось всего несколько шагов, и Маис собирался сказать ей что-то очень важное на прощанье. Всю обратную дорогу он молчал, потому что обдумывал каждое свое слово. Но вместо этого, он вдруг развернулся и пошел в сторону дома пастуха. Он увидел Анжик, прятавшуюся за деревьями, и ему захотелось ее убить, чтобы никогда больше не слышать этого отвратительного смеха. Но он ее не убил, нет…
    А вот сегодня идет дождь, и ему приходится смотреть на размытые картофельные грядки. 
    Как же он устал от безделья!
    Маис посмотрел в сторону деревни. В некоторых домах зажглись веселые огоньки телеэкранов, а из печных труб густо валил дым. Сельчане готовились к вечернему чаю. Ему тоже захотелось согреться и лечь в теплую постель. Он с тоской посмотрел в сторону собственного дома, потом нехотя встал и пошел, не торопясь, осторожно обходя огромные лужи.
    Подойдя к дому, он увидел раскрытые ворота и корову, мычащую возле хлева. Она звала хозяев, но ее никто не слышал. Маис не рассердился. Он привык к тому, что жена со снохой не отходят от телевизора, боясь пропустить очередную серию телесериала. Печь на веранде была холодной. На обеденном столе лежал кусок прелого сыра и зачерствевший хлеб. На печи – кастрюля с отварной картошкой. Он даже не присел. Поднялся наверх, подошел к двери, от которой пахло теплом догоревших дров. За дверью были слышны чьи-то громкие голоса. Он хотел было открыть ее, но она открылась сама, и на пороге появилась голова жены, перевязанная черным шерстяным платком. Она недовольно посмотрела на Маиса и полушепотом спросила:
    - Корову подоил? Нет? Тогда возьми ведро и спускайся вниз. У меня нет ни минуты свободного времени.
    Потом задумчиво добавила:
    - Сегодя дон Педро, наконец, делает предложение Сесилии. Мы так давно этого ждали…
    В эту минуту раздался голос снохи:
    - Мама! Идите же скорее, дон Педро уже пришел.
    - Анжик! Анжик! — А это уже звала соседка Нвард.
    Но Маис так ничего и не понял.
    - Слышишь, бестолочь? Вечно ты некстати!
    Стеклянная дверь, сердясь, зазвенела перед самым носом и наглухо закрылась. Маис промолчал, так как давно уже привык к грубым выходкам жены, как привык ко всему, что повторялось изо дня в день. Он послушно спустился с ведром, пошел в хлев и стал медленно доить корову. Запахло теплым парным молоком. Когда ведро заполнилось до середины, Маис, зачерпнув кружкой немного молока, отпил его одним глотком, пропуская через себя все ароматы луговых трав. До чего же вкусно! До чего же хорошо! Напряжение холодного дня вдруг отпустило, и ему чертовски захотелось мгновенно заснуть. Он прилег тут же, возле коровы на копне сена.
    Ночью Маис неожиданно проснулся от звездного света, проникающего через широкие каменные щели. Он встал, вышел из хлева и посмотрел на небо. Яркая луна игриво пряталась за верхушками деревьев, а звезды, вбирая лунный свет посылали его обратно на землю. Земля будто призадумалась о чем-то. Вокруг было так тихо, что ни журчанье тихого ручья, ни стрекотанье ночных кузнечиков не могли нарушить ночную тишину.
    Маис присел на плоский камень возле куста спящих роз и тоже призадумался. Ночь показалась ему ослепительно красивой. Почему она так красива, если ее никто не видит?
    И он отчетливо вспомнил несколько капель грушевого сока из своего далекого прошлого.