Ночь...

Каждый раз оказываясь в прохладной постели вечером, я все чаще замечал, что заснуть мне не удается почти до самого утра. Я за ночь решал все возможные вопросы, что не мог решить днем, находил какие-то новые идеи, в общем, делал все, что угодно, только не спал… крепко, словно утопая в забытьи… постоянно открывал глаза, чтобы посмотреть на часы, хотя еще даже не засыпал. Даже в этом глухом полудреме меня постоянно преследовало странное чувство, будто я куда-то опаздываю… Я начал спешить даже во сне, из-за страха проспать что-то. Мне снились сны… отрывками… непонятные, незаконченные, бессмысленные, но я никогда не помнил, что это было, хотя подобные сны меня сильно беспокоили, чувствительно дергая мои и без того раздраженные нервы.
Отключая утром будильник, я проклинал его существование, потому что только в это время я погружался глубоко в объятия сна. Я чувствовал себя совершенно убитым и несчастным, даже более несчастным, чем когда-либо в своей жизни с Релиной. Я не понимал, зачем жить, если каждый день начинается со звонка будильника, точно копия предыдущего…


Я не вампир, хотя теперь я все время спал днем, ночью бодрствовал, что меня ничуть не угнетало. Я всегда уподоблялся людям и жил днем, ночью прожигал жизнь сном, никогда не обращая внимания на то, как меня манит и зовет благоуханная ночь… Теперь я каждый день встречал солнце перед тем, как лечь спать, а, вставая, провожал его с легкой улыбкой на губах и наблюдал, как город покрывается разноцветными горошинами света. Проснувшись, я так же выпивал кофейник espresso…. Да и, кстати, от работы я все же отказался, потому что она не соответствовала моему ночному графику, выбрав уже входящие в график постоянные выступления в ночных клубах.
Говорят, что ночь скрывает всю грязь и человеческие пороки, но, на самом деле, она их обнажает, словно раздевает человеческую душу, освобождая ее от дорогой и шикарной одежды от модного современного дизайнера по имени Лицемерие. Ночь так незаметно растворяет в себе их, что утром узнать себя почти невозможно. Я жил ночью, потому что хотел быть тем, кто я есть, просто не желая обманываться, сразу скидывал с себя прелестную маску дня. Я не стыдился того холода, что от меня исходит, мне не было дела до чужих незнакомых людей и я не лицемерил, если мне что-то не нравится.
Говорят, люди убивают других, что потом просто сдаются и перестают верить в себя… Я не собирался так быстро умирать… доставлять кому-то удовольствие… для этого есть толпа других, что готова побыстрее опустить руки, потому что бороться труднее… Я не спал ночью, потому что в ночи я видел хрупкие человеческие страхи… Самый сильный их страх – быть неодобренным окружающими, быть непринятым, непонятым и отвергнутым… А я смеюсь подобным страхам в лицо… возможно, они во мне тоже живут, лишенные подпитки… Когда я оказывался в компании, я молчал… почти всегда молчал или старался молчать, знал… люди никогда не поймут друг друга и никогда не примут то, что им говорят...
Каждый раз просыпаясь вечером, особенно зимой, когда рано темнеет, чувствовал какое-то приятное волнение и томление, и воздух пах так сладко, будто карамелью. Я никогда не включал желтый электрический свет, даже в последнее время стал его побаиваться, потому что он причинял боль моим чувствительным глазам. Я часто просыпался с одной и той же мыслью, что я не хотел бы открывать глаза… Однообразие жизни меня угнетало, режим дня… действия на автопилоте… и каждый день похож на предыдущий… ксерокопия следующего… Есть зимой вишни и мороженое… летом не бывать на пляже… видеть в смерти красоту и величие, силу… это не есть ненормальность… это просто отчаянное желание разбавить череду однообразия в жизни… почувствовать себя иным – очень сильная потребность некоторых людей… в том числе и моя…
Снова ночь. Я плачу… тихо и беспомощно… даже не могу вытереть слезы… от них уже щиплет лицо и глаза… но платка рядом нет… подать тоже некому… Голова уже тяжелеет, словно наливается свинцом… Я чего-то хочу… сам не понимаю, хотя, может, даже знаю чего, только никому до этого нет дела…
Хочу… Я хочу, чтобы меня любили… Я устал сам волочить какие бы то ни было отношения в одиночку, будто они нужны только мне… А потом еще выслушивать, что никого не волнует то, что я могу обидеться, их даже разочаровывает это… Если звонит мой мобильник, значит, кому-то что-то понадобилось, у кого-то чего-то не хватает для полного счастья, например диска или книги.
Может, я слишком многого хочу от жизни? Может, слишком много требую от людей? Но я ведь не комп и не пиво, чтоб приходить ко мне, как на надоедливую работу на часок, когда уж совсем нечем заняться, просто так, чтоб отметиться, сделать вид «Эй, Скай, ты помнишь, мы все еще друзья?!» Однако я не могу быть в плохом настроении или недостаточно разговорчивым ни с кем, иначе приходится слышать: «А ты что такой злой сегодня?»

Я провел кончиками пальцев по запотевшему от дыхания стеклу, сидя в полутемном зале кафе и дожидаясь Эдена, пытаясь рассмотреть его фигуру в мутной темноте улицы. Закурил, без особого интереса рассматривая посетителей, и выпустил сладковато-едкий дым в и без того задымленный воздух. У нас с Эденом никогда не было никакой толерантности в отношении друг друга, поэтому я уже начинал злиться на него за десятиминутное опоздание, выдавая себя лишь покачиванием ногой под столешницей. Рядом со мной стояла вездесущая бутылка Jack Daniel`s, почти полная, хотя и открытая, под которой лежала папка с файлами, в которых дожидались своего часа фотографии с недавней фотосессии. Измаявшись от скуки, я стал критически их рассматривать, хотя без Эдена это смысла все равно не имело, потому что от его мнения тоже многое зависело. Вся наша встреча затевалась только благодаря этим фоткам.
По прошествии еще десяти минут в зале объявился Эден, весь растрепанный и запыхавшийся, и, приблизившись к столику, обессилено плюхнулся на диван.
- Привет, - сказал он все еще пытаясь отдышаться.
- Небольшое по-женски милое опоздание на двадцать минут я могу тебе простить, - холодно процедил я, показывая ему мобильник, где ярко-голубым светом горели цифры.
- У меня слепота на цвет морской волны, - отозвался тот, стягивая с шеи шарф и снимая пальто.
- Они голубыыыыыые, - протянул я с явным раздражением в голосе, поднеся телефон чуть ли не к самому его носу.
- Пофиг… - он расслабленно сполз вниз на диване, словно растекаясь по нему, и сделал глоток из бутылки, которую я взял для себя.
- Но ты опоздал! – настойчиво напомнил я, наклоняясь к рыжему через стол.
- Прости, я просто хотел Яна взять, а он сцука что-то не пришел и мобилу не берет, - он виновато захлопал глазами.
- Странно, а обещался придти? – поинтересовался участливо. – Мне казалось, его эта фотосессия совершенно не интересовала или он просто делал вид?
- Ну это да… но… он будто испарился… Уже два дня от него ни слова, ни полслова