3. Загадка

Больше всего, как ни странно, в её теперешнем положении Лику донимали не неволя и не цепи, а постоянное недремлющее око скрытой телекамеры. Что бы она ни делала, чем ни занималась, её не покидало ощущение, что за нею наблюдают. Поначалу это даже возбуждало, но вскоре начало надоедать и раздражать. Теперь, когда она себе больше не принадлежала, она особенно любила встать пораньше и поплескаться в ванной. Даже если за ней наблюдали и здесь, всё равно ванная была одним из немногих мест, где ей не возбранялось находиться, сколько хочешь, если только её не требовал к себе хозяин или же не приходила Эльвира. Всякий раз, когда Лика принимала ванну, кандалы и ошейник нагревались и остро, тревожаще пахли железом. Сперва ей было неприятно, потом она привыкла. Надо было только аккуратней вытираться, чтоб не ушибиться цепью, и тщательно протирать кандалы, чтоб на них не возникло ржавчины.
В это утро она, как ей было приказано, сбрила у себя все волосы на лобке, на женских губках и под мышками, и теперь нежилась в душистой розовой пене, когда за стенкой вдруг раздался тихий, но отчётливый ритмичный стук. Сначала – раз, потом – два раза, после – три. И после всё с начала. Лика села, смыла пену с глаз и из ушей и прислушалась. Нет, ей определённо не мерещилось: кто-то стучал в стену ванной с той, другой стороны, стучал ритмично и целенаправленно, не молотком, а скорее, просто – кулаком. Некоторое время Лика молча слушала, не зная, что ей делать, потом вдруг её осенило: с этой стороны как раз находилась та комната, куда вчера увели ту наказанную рабыню. Стук не прекращался. Лика помедлила, украдкой огляделась – не видать ли телекамер, и дважды стукнула кулачком в ответ.
Стук смолк. Потом возобновился. Теперь удары следовали один за одним, подряд, много-много раз. Потом наступила тишина. Потом начались опять. По-видимому, девушка за стенкой пыталась перестукиваться с ней, как в старые времена перестукивались заключённые в тюремных камерах. Но как понять то, что она хочет ей сказать? Каким кодом она пользуется?
Лишь на третий раз Лика догадалась считать, сколько раз соседка стукнет в стену. Получилось 16. Потом – 24. Потом – 20. Потом всё повторилось. Некоторое время она сидела и недоумевала, наконец, её осенило. Она проговорила про себя алфавит, отсчитывая буквы. Считая букву "ё", получилось: "КТО?" Она стукнула разочек в стену, привлекая внимание, и отстучала: "Лика".
За стеной помедлили и отстучали новое слово: 5, 1, 3, 14, 20.
"ДАВНО?"
"ТРИ ДНЯ", – отбила она. – "А ТЫ?"
4, 20, 5…
"ГОД"…
Лика опешила. То, что в любовном рабстве можно провести столько времени и остаться в кандалах, да ещё и быть за что-то наказанной, у неё в голове как-то не укладывалось. Однако не успела она обдумать это всесторонне, как за стенкой снова застучали.
"Х-О-Ч-Е-Ш-Ь У-Б-Е-Ж-А-Т-Ь ?"
Она помедлила и вдруг, неожиданно для себя самой, отбила: "НЕТ".
За стеной воцарилось молчание. Потом послышался неровный стук: 5, 25, 22, 1.
"ДУРА".
Всё стихло. Лика стукнула разок-другой, но ответа не дождалась. Пожала плечами, с бьющимся сердцем вылезла из ванны, вытерлась полотенцем, просушила волосы и цепи, после чего принялась одеваться.
Раньше она не любила это дело, одевалась аккуратно, но без удовольствия. Теперь, когда в гардеробе были такие вызывающие, откровенные, необычные и красивые вещи, Лика стала получать от этого какое-то своеобразное наслаждение. Откуда только что взялось! Прежде чем одеть положенное сегодня розовое, она перемеряла всё остальное из первых двух комплектов, и осталась очень довольна собой. Потом пришла Эльвира, нахмурилась, застав её неодетой, стегнула для порядка хлыстиком по заднице и приказала поспешить, как она выразилась, "на утреннюю разминку". Завтрака, как и было обещано, ей сегодня не подали.
Максим был неожиданно приветлив и настолько же нетерпелив. Он как раз проснулся и лежал в кровати, листая какую-то книгу. Даже не дав Лике толком опуститься на колени и пробормотать приветствие, он встал ей навстречу, помог встать, толкнул в кровать, поставил там на четвереньки и без прелюдий и ласк овладел ею сзади, Лика даже пикнуть не успела. Сама не зная, отчего, Лика от такого обращения вдруг ужасно возбудилась и бурно кончила. Максим усмехнулся, одобрительно похлопал её ладошкой по попке, потом пристегнул замочком за ошейник к кольцу в стене и оставил так ждать, а сам удалился в ванную приводить себя в порядок.
Когда он вернулся, член его уже был вновь готов, и Лика заёрзала в нетерпении. На сей раз Максим неторопливо развернул девушку лицом к себе, уложил на спину, подогнул ей ноги и при помощи двух замочков укоротил на ней кандалы, почти совсем лишив её тем самым возможности двигаться. Лика поглядела на него с недоумением. Тем временем Максим запустил руку в тумбочку возле кровати, вынул оттуда розовый резиновый шарик с системой ремешков, с силой шлёпнул девушку по попке, а когда та взвизгнула от неожиданности, ловко протолкнул ей кляп в приоткрывшийся рот и затянул на затылке ремень. Затянул очень плотно, так, что шарик нельзя было вытолкнуть. Теперь Лика не могла не то что пошевелиться, но даже пискнуть, только лежала и мычала. Она вдруг испугалась и от этого опять взвинтилась так, что из лона заструился сок. Максим вошёл в неё и навалился сверху. Задвигался мерно и медленно. И без того натянутые цепи девушки натянулись ещё сильнее, браслеты и ошейник врезались в кожу. Лика замычала, сжала кулаки и замотала головой, глаза её изумлённо расширились. Ощущения не походили ни на что, испытываемое ею ранее. Это был какой-то дикий нарастающий экстаз, не находивший выхода ни в крике, ни в движении. Странно, что теперь, когда ей нравилось кричать и двигаться во время секса, ей как раз не позволяли делать это, заковали, заключили в плотный кокон из резины и цепей. Она почти не могла дышать в своём корсете, потеряла всякое ощущение тела и взамен всё сильнее ощущала собственное лоно, словно кроме него у неё ничего не осталось; она как будто превратилась в одну сплошную красную и тёплую ложбину страсти, большой и оголённый нерв, соединённый напрямую с центром удовольствия в мозгу, и в этом нерве двигался, играл, скользил восхитительно упругий стержень мужского члена. И больше не было ничего. Он двигался, овладевал ею раз за разом, и казалось, этой сладкой пытке не будет конца. Шарик во рту был упругим и жёстким, прокусить его не удавалось, Лика уже не могла мычать и только тоненько скулила как собачка. В глазах темнело и снова прояснялось. По щекам её текли слёзы.
Когда они одновременно кончили, она опять лишилась чувств, и уже не ощущала, как Максим достал из ящичка повязку и завязал ей глаза.
Потом помедлил и достал плеть.
…Освобождать её не стали, разве что – перевернули на бок, чтоб не захлебнулась слюной. Ещё примерно часа три она потом лежала так, скованной и скрученной в клубок, с руками за спиной, кляпом во рту и с плотной латексной повязкой на глазах. Слюна текла, как из "чужого" в фантастическом фильме; лишённая возможности её сглатывать, Лика мучилась, толкала шарик языком, сосала воздух, но всё было тщетно. Подушка под ней намокла, лежать было противно. Уголки рта натёрло. Исхлёстанная попка горела. Когда наконец на цепях отомкнули замочки и убрали кляп, Лика не могла ни стоять, ни двигаться, ни говорить, так ей свело конечности и челюсти. Она смогла лишь опуститься на колени и в знак благодарности обнять хозяина за ноги. Пришедшая Эльвира помогла ей встать, и увела её на кухню. Ноги Лики почти не слушались.
На этот раз посуду мыть ей не пришлось. Вместо этого её провели в маленькую комнатку за кухней, где обнаружилось большое деревянное колесо вроде беличьего, только высотой в два человеческих роста. Установленное вертикально, оно служило приводом для насоса, качавшего воду из колодца в большой резервуар. Эльвира завела Лику в колесо, заставила снять туфельки, приковала цепью за ошейник к перекладине и скомандовала идти. Деваться ей было некуда, Лика ухватилась за торчащую из стены рукоять, как ей велели, напряглась, закусила губу и зашагала. Деревянный настил у неё под ногами задвигался, колесо начало своё неторопливое вращение. За стеной зажурчала вода. Тяжёлым оказался только первый шаг – железный вал был хорошо смазан, колесо вращалось тяжело, но равномерно и мягко. Осторожно, шаг за шагом, звякая цепями кандалов, Лика шла вперёд и вверх, но всё время оставалась на месте, качала воду и одновременно – разминала затёкшие ноги. Заметив, что рабыне стало лучше, Эльвира пару раз пришпорила её кнутом. Лика охнула и перешла на бег, задышала тяжелей. Кровь быстрее побежала по венам, стало по-настоящему жарко. Она вспотела под резиной, розовый тягучий латекс прилип к телу как вторая кожа. Колесо крутилось как бешеное, от звона цепей закладывало уши. "Звяк-топ, звяк-топ, звяк-топ…" – безостановочно звучало в стенах маленькой каморки. "Сколько мне ещё так бежать?" – подумала она. Бак всё никак не наполнялся, а стоило чуть сбавить темп – и плётка то и дело обжигала попку. Кровь бежала по жилам, Лика раскраснелась. Браслеты кандалов натёрли ей щиколотки, чулки истрепались, резиновые трусики скользили в киске, как намыленные. В зеркале, специально укреплённом на стене, она видела себя в мелькании деревянных спиц – растрёпанную, стянутую рёбрами корсета, потную как загнанная лошадь, всю в цепях, с раскрытым ртом. Грудь её тяжело вздымалась. Пару раз она спотыкалась и, хрипя, повисала на ошейнике, и тогда её неумолимая надзирательница останавливала колесо специальным рычагом, молча помогала ей встать, от души вытягивала плетью, и всё начиналось сначала. Наконец, спустя примерно час Эльвира сочла, что на сегодня хватит, и скомандовала ей перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться. Она отцепила поводок, сковала Лике руки за спиной замком, как вчера, налила ей в миску тёплой воды, потом, когда Лика её выпила, положила каши и заставила всё съесть, стоя на коленях на полу. Когда Лика добралась до своей камеры, то стоять уже не могла. Ноги подкашивались, зад распух и покраснел. Глаза закрывались сами собой, она мечтала лишь о ванне и постели. Но к её немалому удивлению, в её рабской спальне был Максим и терпеливо ждал её, стоя у окна. Лика опомнилась и торопливо опустилась перед ним на колени. Максим кивнул и указал ей свёрнутой плетью на кровать.
Секс?! Сейчас?
Лика была потрясена, но, тем не менее, послушно взобралась на матрац и утвердилась там на четвереньках, выпятив алеющий задок, как любил её видеть Максим. Почувствовала, как Макс аккуратно и осторожно стягивает с неё трусики, расправляет цепи у неё на ногах, наматывает на руку цепочку поводка… Стальной ошейник потянул девушку назад, дыханье стало хриплым, Лика выгнулась, запрокинула голову, гулко сглотнула. Вздрогнула, когда Максим потрогал её там, закатила глаза и покорно расслабилась. В следующее мгновение он вошёл и она застонала.
На сей раз он был осторожен с ней, даже – нежен, долго ласкал её, мягко вошёл, неторопливо двигался. Несмотря на адскую усталость, Лика ощутила какое-то невероятно тихое, спокойное удовлетворение. По телу растеклось тепло. Ей было как-то особенно хорошо. Усталость притупила возбуждение, сделало его неярким, мягким, пастельным, оттенка розового латекса на ней. Наконец Максим кончил и удалился, не сказав ни слова, лишь погладил Лику напоследок по щеке, и ободряюще посмотрел ей в глаза. После его ухода она расшнуровалась, сбросила промокший латекс, сорвала изодранные чулки и с головой залезла в ванну.
"Макс, Макс, любимый, что ты делаешь со мной…"
Горячая вода её расслабила настолько, что, наверное, она бы там уснула, если бы не стук. Она напряглось. Сосчитала удары. 17, 10, 11, 1.
"ЛИКА?"
"ДА", – отстучала она.
"ПЕРЕДУМАЛА?"
"НЕТ", – помолчав, ответила она. И помедлив ещё, отстучала: "Я СЧАСТЛИВА ЗДЕСЬ".
Ответное молчание длилось долго, потом последовали сбивчивые торопливые удары, с паузами, с ошибками. Фраза была длинной, но Лика успела понять её всю.
"СКОРО КОНЧИТСЯ, – отстучала её сестра по несчастью. – ТЫ ПОЙМЁШЬ".
И после: "Я РЯДОМ".
"СПАСИБО", – отбила Лика, и едва успела притвориться, что дремлет, когда за ней заявилась Эльвира. Она вытащила девушку из ванной, мягко пожурила, вытерла принесённым с собой полотенцем, отвела в комнату и уложила в кровать.
– Спи, – сказала она, поправила на ней цепи и укрыла одеялом.
Прикосновений её Лика уже не чувствовала. Она спала.

*

Продолжение следует