Бестолковый секрет

- У меня с детства скверный характер, - сказал Лёха. Обычно этой фразой он предварял одну историю из свого младенчества. Я слышал ее, наверное, раз сто и не находил ни забавной, ни любопытной. Но у Лёхи было собственное мнение на этот счет.

История эта якобы произошла в поезде. Они с матерью куда-то ехали. Мать – Алла Геннадьевна - и маленький Лёха, который тогда еще соску сосал. Сам он ничего этого, конечно, не помнил, пока Алла… пока его мать ему не рассказала. Ну вот, значит: он сидит на коленях у матери и сосет соску. Поезд прибывает на какую-то станцию. В купе входит попутчик. Молодой человек интеллигентного вида. Вошел, поздоровался, сел. И тут Лёха начинает вредничать: выплюнет соску и ревет – обратно требует. Соска одна. (Тогда был дефицит сосок). Падает она на пол. Надо мыть. Попутчик, как человек интеллигентного вида, предлагает бескорыстную помощь – получает соску и идет в сортир. Возвращается, вручает соску орущему Лёхе, а этот гаденыш пососал ее пару минут, выплюнул и снова в крик. Попутчик снова идет в сортир, стоит в очереди, подставляет руки под теплую воду из туалетного умывальника. Возвращается. Опять то же самое: Лёха выплевывает соску и так далее. И главное всем ясно, что он делает это из вредности. Лежит такой свёрток, ходит в пеленки, говорить не умеет, а уже с характером. Причем со скверным - тут он прав. В общем, попутчик-интеллигент еще раз десять бегал соску мыть, пока Лёха, не натешился и не уснул. Алле Геннадьевне было неудобно. Вот, собственно, и вся история. Плюс подробности, которые меняются, в зависимости от творческого состояния рассказчика.

Я не ошибся. Судорожно проглотив порцию текилы и закусив ее лимоном, Лёха начал рассказ. Две свежеснятые наши спутницы (Лена и Лена) приготовились слушать. А я нащупал камешек кокаина в кармане и отправился в туалет.

Заперев дверцу, я достал пропуск на какую-то вечеринку и, отщипнув от большого белого камня маленький, сделал две дорожки на ламинированном прямоугольнике. Кто-то вошел в соседнюю кабинку. Я затих и прислушался. Из-за перегородки донесся дробный стук пластиковой карточки о стульчак. Послышались какая-то возня и, наконец, звуки торопливого внюхивания. Видимо, их было двое.
- А это ничё, что мы так со стульчака? – спросил один.
- Да нормально, - успокоил другой. - Я сколько себя помню, никогда не парился. Живой как видишь.

Они закурили.

- Все-таки нос… - не унимался первый. – Это ж ворота в мозг.
- Был бы мозг… - меланхолически заметил второй, затягиваясь
- Ну, не знаю… - не сдавался первый.
- Да ***ня все это! Бактерии везде есть. И в носу в том числе.
- И в мозгу?
- Заебал ты своим мозгом. Лучше сделай еще парочку, а я тебе пока поучительную историю расскажу. Как раз по теме. Давай-давай! - второй помолчал и начал издалека:
- Ехал я как-то из Нижнего в Питер. Давно, лет двадцать назад, а, может, и больше. Да, больше. Еще при социализме… Вот, бля, время летит! Не успеешь перднуть, а тебе уже сорок с ***м.
- Ну?
- Что?
- Историю давай! – из-за стенки снова послышалась пластиковая дробь.
- Ах да. Ну вот, еду я, а со мной в купе - женщина молодая - ничего так баба. С ребенком. Грудным.
- Грудным?
- Заебал. Слушай. Короче, захожу в купе, а баба его грудью кормит.
- Ты же вроде уже был в купе, - усмехнулся первый.
- Да не перебивай ты! – взмутился второй.
- Молчу-молчу!
- Ну вот, захожу я… А грудь такая… большая, сосок длинный…
- И ты, конечно, присосался…
- И пальцы у нее, - игнорировал второй, - тонкие такие…
- Ну…
- ****ь, урод, не нукай, всю картину портишь…
- А как тебе такая картина?

Из-за стенки повторились звуки внюхивания. Я вспомнил, про ожидающие меня две дорожки, но было поздно. Из соседней кабинки возобновилось вещание.

- Ну, и короче…
- Ты ее трахнул?
- Да не в этом дело!
- А в чем?
- А в том, что этот ****юк выплюнул соску…
- Минуту назад он сосал грудь…
- ****ь, как ты заебал! Я вошел, она грудь спрятала, и соску ему в рот воткнула.
- А…
- *** на! А он ее выплюнул.
- Вот это история!
- Урод, бля! История только начинается! ****юк соску на пол выплюнул и орет: мол давай соску нах!
- Ну?
- Ну, и я, как порядочный человек, поднял ее, пошел в сортир, отмыл, возвращаюсь, сую ему в рыло…
- Кому?
- Младенцу! Кому же еще. А этот сукин сын берет ее, обсасывает и снова выплевывает. Представляешь?!
- Вот уёбок!
- Не то слово! Я подбираю и опять в сортир…
- На ***?
- Ну, не мог же я ее на *** послать, раз уж начал…
- На *** ты вообще начинал? Я бы…
- Потому что, ****ь, на моем месте так поступил бы каждый нормальный интеллигентный человек!
- А!
- И потом, я же, бля, говорю, мне баба понравилась. Такая вся с тонкими пальцами, сиськи – во! Да, и вообще…
- Ты ее хоть трахнул?
- Да погоди ты. Ну, короче, я опять – в сортир. Соску помыл и обратно. И что ты думаешь – та же ***ня. И главное, ясно, что он это нарочно. Ну, ****юк этот. Лежит такой свёрток, ходит в пеленки, говорить не умеет…
- Это он из ревности.
- Да какая, на ***, разница! Короче. Я раз десять в сортир сбегал, а потом думаю: какого хера! Взял соску, мокнул ее в унитаз и тащу обратно. Так что ты думаешь: только он ее всосал – тут же успокоился! А эта на меня смотрит так ласково, улыбается. «Спасибо вам, - говорит, - он у меня такой капризный!» Мне даже совестно стало.
- Бля, ну, ты ее хоть трахнул?
- Да, трахнул, я ее, трахнул, не нервничай.
- И как?
- Что как?
- Клёво? Или так себе? Я почему интересуюсь: просто лично мне кормящих дрючить не приходилось…
- Да, я уж и не помню, как там было. Двадцать лет прошло.
- Ну, и к чему тогда ты это рассказал?
- А к тому, блин, что этот уёбок, недоношенный шнягу сортирную всосал и не поморщился.
- Так, может, он через пару дней того: ласты склеил!
- Не склеил.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Мы с этой Аллочкой еще год потом встречались, пока ее муженек из армии не вернулся. За год такой боров вырос – даже ветрянкой не болел!
- Папой тебя называл…

Дверь в туалет открылась, пропустив внутрь фрагмент музыки из зала, и кто-то дернул ручку кабинки. Склоненный над приготовленным кокаином, как любовник над обнаженным телом любовницы, я вновь застыл. Вошедший перешел ко второй кабинке и, не получив желаемого результата, ворвался в третью.

Видимо, их тоже было двое. Звуки едва доносилась из-за двойной перегородки, и разобрать слова было невозможно. Я прислушался, но очень быстро понял, что они зашли потрахаться. Это меня успокоило. Пока я внюхивал наркотик, ближайшие соседи покинули свое убежище. Размазывая остатки порошка по деснам, я выскочил вслед за ними, рассчитывая разглядеть хотя бы спины, но увидел лишь, как входная дверь медленно закрылась, придерживаемая гидравлической пружиной.

Все еще надеясь догнать своих случайных соседей, я бросился к зеркалу, проверил ноздри, на предмет содержания в них лишних веществ, заглянул в свои неестественно расширенные зрачки и выбежал вон.

Оказавшись в зале, я растерялся. Людей в клубе заметно прибавилось. От более или менее упорядоченного движения человеческой массы, которое наблюдалось, когда я уходил, не осталось и следа. Ярко одетые люди суетились вокруг безо всякой видимой закономерности, несмотря на то, что музыка настраивала на вполне определенный ритм. Но самое ужасное состояло в том, что никто из присутствующих не годился на роль моих недавних соседей. Точнее – на эту роль подходили слишком многие.

Мне не оставалось ничего другого, как вернуться к нашему столику. Лёха как раз заканчивал свою историю. Обе Лены изображали «вау». Я сел на свое место и закурил. Поставив точку в рассказе, Лёха подмигнул мне, и я еле сдержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Что ни говори, а это было забавно: избежать нудного рассказа друга, чтобы услышать его альтернативную версию. В том, что это была другая версия лёхиного рассказа, я не сомневался. Слишком много было совпадений. И даже несовпадения выглядели красноречиво. Но это был секрет, который в данный момент знал только я.

«Знал бы ты, как все на самом деле было!» - думал я, и мое лицо расплывалось в улыбке. Но ликование оказалось недолгим. Наши дамы ушли попудрить носики, и я как раз собирался выложить Лёхе то, что услышал в сортире, как вдруг понял, что делать этого ни в коем случае нельзя. Во-первых, Лёха наверняка не оценит ни пафоса, ни юмора того, что я собираюсь ему рассказать. Но это еще полбеды. Беда в том, что, во-вторых, я не смогу привести ни одного веского доказательства в подтверждение своих слов. Вот если бы я не упустил эту парочку в туалете, тогда еще куда ни шло. Все-таки свидетели! А так все это слишком похоже на розыгрыш. Хотя я и знаю, что это не так. То есть уверен в этом. Но кто мне поверит! Херня какая-то. Я, можно сказать, обладаю сенсационными сведениями – а все думают, что это враки. Ну, то есть, я полагаю, что все так подумают, расскажи я им. Бестолковый какой-то секрет. Все равно, что знать день начала Третьей Мировой войны, и быть осмеянным презренной толпой. Хотя верят же некоторые в Бога, например!

Мой разум кипел и возмущался, но тут я посмотрел на Лёху, и на душе у меня потеплело: ну, и глупая была бы у него рожа, если бы он вдруг узнал, как все было на самом деле!