О чем грустит клоун?

Когда-то давно меня подарили смешному мальчишке по имени Мишка. Он редко играл со мной, иногда мне даже казалось, что он меня побаивается. Может быть, поэтому, когда Мишка со своей мамой уехали, меня просто забыли. Вот я и остался жить с отцом Мишки. Он не стал меня выбрасывать – как никак память о сыне.

В тот вечер он вернулся не один. Ее я уже видел, правда, в прошлый раз она приезжала в большой компании. Сидела на коленях у какого-то парня, громко хохотала, курила взахлеб, рассыпая вокруг себя пепел. А в этот раз она была тихая и какая-то потерянная. Молча села на кресло и стала плакать. Как я понял, плакала она из-за того самого парня, у которого тогда на коленях сидела. Мой хозяин на ее слезы внимания не обращал, диван застелил и сказал: «Ложись спать». А на следующий день она еще более расстроенная была. Злилась на моего хозяина за что-то.

Через два дня другая пришла. Скромная и грустная. Долго ходила по комнате, книги в шкафу разглядывала. Потом тряпку взяла, пыль стала вытирать, добралась до меня, посмотрела мне в глаза, вдруг улыбнулась и сказала: «Привет!»

Та первая еще несколько раз появлялась. Порывистая, нервная, они постоянно ссорились, а через минуту мирились. Мне она не нравилась. Просто я сразу понял, что она из тех, вокруг которых всегда страсти кипят, они сами страдать будут и заставят страдать всех вокруг. А вот другую я полюбил. Потом она совсем к нему переехала. Шторки повешала, салфеточки везде положила, вазочки поставила, дома стало чисто и уютно. По вечерам вязать стала. Я уже думал, что мы так и будем жить тихо-мирно все вместе.

А однажды та первая появилась. Его дома не было. Она вошла, посмотрела на мою новую хозяйку и говорит: «Вот ты, значит, какая. Ну-ну…» Хозяйка скромно улыбнулась в ответ: «А вы кто такая, девушка?» Та вопрос проигнорировала: «Любишь его? Или просто от глобального одиночества?». Хозяйка злиться стала, но виду не подает, все также скромно улыбается: «А, это вас он значит бросил?» «Бросил? Ну, можно и так это назвать». «Что ж сочувствую». У той аж губы побелели от злости. «Вам хуже, чем мне, - говорит она язвительно. - Я рядом с ним чуть шею не свернула, тебя то же самое ждет». «Я его просто люблю», - тихо отвечает хозяйка. А у гостьи даже слезы на глазах выступили, она губы закусила, чтобы не заплакать, подошла к книжному шкафу, взяла меня на руки. «Знаешь, что это за клоун?» – говорит. «Игрушка, - равнодушно отвечает хозяйка». «Не игрушка-не игрушка, это на самом деле волшебный клоун! Он может исполнять желания!» - она не говорит уже, а почти кричит. Я впервые внимательно в лицо ей взглянул: на ресницах слезы дрожат, в глазах отчаяние плещется. Мишка, когда с отцом расставался, также глядел. А она руку со мной вытянула вверх и продолжает: «Этот клоун был сделан в кукольном театре, а в театре все вещи волшебные. Клоун-клоун сделай так, чтобы у них все испортилось. Пусть будет только так, как я придумала!»
«Вам лучше уйти, - тихо говорит хозяйка, - все равно ничего уже не измените. Да и зачем он вам? Вы вон, какая красавица, на пальцах – бриллианты, «Диором» благоухаете. А он ведь нищий. И поставьте игрушку на место». Та вдруг успокоилась. «Ты про шатуш еще не упомянула, - говорит - У меня шаль из бороды тибетской козы – жутко дорогая вещь. Конечно, уйду. А вам счастливо оставаться с вашим Стэнли Ковальским». – «С каким еще Стэнли?» Та глаза презрительно сщурила и бросила снисходительно: «Ах, извините, все забываю, что кроме меня классику никто не читает».


Хозяину она ни слова об этом визите не сказала. Но с этого дня все изменилось. Он опять стал по вечерам где-то пропадать. Она все больше нервничала, мне больше не улыбалась, и я все чаще ловил на себе ее тяжелый взгляд.

Однажды он вообще не вернулся домой. Хозяйка всю ночь не спала, звонила по сотовому, слушала металлический голос автоответчика, плакала. На следующий день к вечеру, когда хозяйка, наглотавшись снотворного, забылась тяжелым сном, в замке заскворчал ключ и вошел он, что-то напевая.

- Я думала, что ты под машину попал, – проснувшись, сказала она.
- Да что со мной сделается?
- Ты же говорил, что все изменится.
- Все и меняется. Только в другую сторону.
Она вздрогнула, оглянулась растерянно, и тут взгляд ее на меня упал:
- Что это за клоун? – спрашивает.
- Игрушка Мишкина.
- А его, правда, в театре сделали?
- Ну, да! – и посмотрел на нее удивленно, - А как ты догадалась?
- Слушай, - говорит она тогда решительно, - А давай этого клоуна твоему Мишке и отправим.
- Да он уже забыл про него. А у меня все-таки память.
- Ну, выбросим тогда. От него плохая энергетика идет. У вас в театре от всего энергетика отвратительная. Я все равно его выкину.
Он растерянно на нее посмотрел и говорит: - Галка, ну зачем ты так?
Но она хлопнула дверью и ушла на кухню плакать.
- Не бойся, - говорит он мне, - я тебя в театр отнесу.

Но в театр он меня не отнес. И вообще какое-то время было ощущение, что все наладилось. А потом хозяйка в командировку уехала. Он целый день кому-то названивал, нервничал, а вечером появилась та, вторая. Подмигнула мне, как старому другу и сказала:

- Так, значит, и живешь. Ничего не меняется.
- Ты же знаешь, - сказал он, - Это вообще-то был мой способ выжить. Но люблю-то я тебя.
Она поморщилась и отвечает:
- Неправда все это. Никого ты не любишь. Лишь свое отражение в зеркале. А зеркала, они ведь так обманчивы.
- И ты никого не любишь. Какие проблемы?
- Проблем никаких. Надоело все это просто. До смерти. Хватит мотать мне нервы. Я тебя уже почти забыла. Пережила. И тут ты опять объявляешься. Не хочешь, чтобы это все заканчивалось, верно? Дергаешь меня за поводок всякий раз, когда я пытаюсь уйти.
- Ты ведь сильная…
- У тебя все кругом сильные. Один ты слабак. Отпусти меня!!!

И заплакала. «Почему-то все в этом доме плачут…» - подумал я.

Она ведь не ушла в тот вечер. И даже не сопротивлялась. И на следующий день ненавидела себя за это. Собиралась быстро, порывисто, уронила сумочку – все рассыпалось, опять расплакалась, села на корточки, все быстро в нее сгребла и выбежала в подъезд. Сбежала.

Вечером хозяйка приехала. Счастливая, улыбчивая. Ужин готовить стала. Они даже свечи зажгли и шампанское открыли. Смеялись, целовались. Жалко мне ее было, я же видел – не отпустил он ее. И мне даже показалось, что я вижу ее: стоит она на набережной под промозглым ветром, лицо озябло, покраснело, но колотит ее не от холода, а от внутреннего напряжения. «Отпусти меня», - шепчет, - «Отпусти!»

Тут хозяйка, все еще смеясь, говорит:
- Ой, а про гуся в духовке-то мы забыли!
- Точно! Гусь вот-вот сгорит.
Она вскочила, ну кухню бросилась и вдруг словно споткнулась обо что-то. Наклонилась, подняла какой-то маленький предмет. «Губная помада», - прошептала, - «Чья?!!» А у самой губы ходуном ходят. Он ее долго утешал, оправдывался, но она уже больше не смеялась. А гусь все-таки сгорел.

На следующий день она исчезла куда-то. Вернулась к вечеру – бледная, осунувшаяся. Вошла и встала в дверях.

- Чего ты? - говорит он, - Проходи.
Она прошла, села на диван, сигареты взяла - а я и не знал, что она курит. Нервно чиркнула зажигалкой, затянулась.

- Брось сейчас же! - занервничал он, - Тебе же нельзя. Ты же беременна.
Она как-то странно на него взглянула и говорит:
- Нет. Теперь уже нет.

И тут я вдруг понял, как скучаю по Мишке. Хотя он почти и не играл со мной. А еще понял, что есть вещи, которых не исправишь. Никогда. Как не вернешь никогда этого не родившегося ребенка. Как они обе себе никогда не простят того, что было. А еще понял, что ничего ведь не закончилось – так они и будут мучить друг друга все втроем.

Вы думаете, у игрушечного клоуна нет сердца? Тогда почему мне так больно и так трудно дышать? Пусть она скажет: «Это неправда, я пошутила!» Пусть та другая не стоит на промозглом ветру и не смотрит безумными глазами на свинцовую воду. «Отпусти меня! Отпусти!!!» Я не могу больше слышать этот шепот! Пусть все это прекратится! Хотя бы на мгновение!

…В тусклой комнате на диване сидели двое. Они молча курили и смотрели друг на друга с болью и ненавистью. Вдруг они оба вздрогнули от резкого звука. Девушка обернулась:
- Клоун…, - сказала она, - Твой клоун разбился.