6. Заезд

В тот день её впервые отпустили погулять в саду. С утра к ней в келью явилась парикмахерша, такая же неразговорчивая, как и все другие слуги. Лике, даже не спрашивая её согласия, сделали короткое каре и обесцветили волосы. В зеркале она себя едва узнала. Это было ново и необычно – в нормальной жизни она на такую перемену внешности ни за что не решилась бы. Она бродила по дорожкам, одетая на сей раз в серебристый латекс – в трусики, чулки, корсет с подвязками и юбочку с жилеткой. Грудь оставалась открытой. Погода была изумительная, ветерок шевелил волосы и листья, солнце пряталось в облаках. Лика трогала листву, бездумно перебирала свои цепи, сидела на скамейках, любовалась карпами в пруду. Собачья будка была занята – там сегодня приковали какую-то блондинистую девицу, которая сразу забилась внутрь, вся в слезах, и теперь сидела там, не желая выходить. Лика ощутила что-то вроде ревности, её снедала злость на эту белобрысую дуру. Она сейчас бы многое дала, чтоб очутиться на её месте, а этой девчонке, судя по всему, придётся провести там много дней, пока она не научится вести себя как следует. Одно мгновение ей хотелось подойти к ней и поговорить, объяснив, что к чему, потом она отказалась от этой мысли – каждый должен сам пройти свой путь. Сад был на удивление безлюден. К полудню Лика обнаружила тенистую беседку, где просидела без малого час. Сосны закрывали вид. Их крепкий, пряный и смолистый дух плыл в воздухе, от него кружилась голова. Максим сегодня не потребовал её к себе, и это было странно. Лика скучала, против воли думая о нём. Кандалы не давали забыться ни на секунду, ложбинка любви между девичьих ног возбуждающе ныла. Она огляделась и, не заметив вокруг никого, скользнула пальцами под трусики и энергично там задвигалась, подпрыгивая на месте от возбуждения. Вскоре она уже расслабилась, забылась, закрыла глаза и стала постанывать, рука как будто заведённая тёрла ТАМ всё сильнее и сильнее, но оргазм не приходил. Лика стонала, плакала, кусала губы, дёргала цепь от ошейника, ложилась на скамейку, садилась опять, подгибала ноги, распрямляла… Наконец её усилия увенчались успехом – возбуждение вырвалось экстазом, она забилась со стонущим криком и обмякла на нагретом камне.
– А, это ты, – внезапно раздалось рядом. – Здравствуй, егоза.
Лика ойкнула и торопливо прикрылась руками. Открыла глаза.
В беседке был кузнец – тот самый дядька, заковавший девушку в железо. Он, видимо только что вошёл и теперь стоял неслышно, вертя в руках пластмассовую зажигалку. Поглядывал на девушку с прищуром. Лика опомнилась, неуклюже слезла со скамейки и торопливо опустилась перед ним на колени. Опустила глаза.
– Здравствуйте, хозяин.
– Сиди, сиди, – разрешил тот и опустился на скамью. Прикурил, выпустил дым. – Нечего тебе по земле коленками елозить… Вижу, ты совсем освоилась. Сменила окраску?
– Да, хозяин.
– Нравится тебе здесь?
– Да, хозяин.
– Заладила, как осенний дождик… – усмехнулся тот и потрепал её по волосам. – "Да, хозяин", "Да, хозяин"… Здорово же тебя Максимка вышколил, – признал он. – С полуслова понимаешь. Кандалы не трут?
– Нет, хозяин. Немножко…
– А эти, как их там… ну резинки эти твои?
– Я привыкла.
– Это хорошо. Ты ещё в доме?
– Да. А вы… за мной пришли?
– Нет. Стар я для таких забав, да и вообще всё это не люблю. Прогуливаюсь просто. Вон моя дурёха, – видишь? – в будке.
Лика против воли оглянулась.
– Это… ваша жена?
– С ума сошла? Конечно нет. Дочь, Верка. Дура несусветная. Как померла моя-то, так я её и избаловал. Души в ней не чаял, а она – попивать с парнями начала, курить. Учиться бросила, по танцулькам бегает. Ладно бы курить – много ли она накурит? – сам смолю с четырнадцати лет. Но – пить… Вымахала выше меня, задница – во, а ума ни на грош. Парня домой притащила… Нет, я не против, был бы парень хороший, а то ведь, сволочь, пьёт, воровать начал. А недавно узнал, что она ещё и порошочком балуется. Раз ей сказал, чтоб дурить перестала, два сказал, на третий задрал ей юбку и отчесал как следует ремнём. Так она меня – матом. Это меня-то, отца! Нахваталась, понимаешь, городской заразы… Не веришь, я озверел прям. Парня ейного – в шею, а её вот на каникулы сюда определил. Сам привёз, сам заковал покрепче, да и отдал ребятам. Сказал, чтоб это самое – ни-ни, а вот пороть и прочее – гоняйте и лупите, словно сидорову козу. Месяц уже здесь учится вежливости. Всё в прок.
Лика посмотрела на девчонку в будке совершенно новым взглядом. Странно как… Такое бы ей в голову никогда не пришло.
– А сколько ей?
– Шестнадцать. Соплюха ещё. Ничего, здесь её быстро уму-разуму научат. Сама не куришь? – Лика помотала головой. – Это хорошо. Ты-то как сюда попала? Вроде, девка справная.
– Максим привёз.
– Сама хотела, или как?
– Нет, я не знала. Просто… Он так захотел.
– Понятно. Покладистой учат быть. Чтобы любилось слаще. Не жалеешь?
– Нет… хозяин.
– А вот мне вас жаль, – задумчиво проговорил кузнец, гася ладонью сигарету. – Живёте как амёбы, мужиков боитесь, детей иметь боитесь, женщины в себе боитесь, всю жизнь только о деньгах, да о деньгах, а сами ночами плачете. Пока на вас цепи не наденут, не поймёте, что к чему. Сколько тебе?
– Двадцать пять.
– Эва! – удивился тот и присмотрелся к девушке попристальней. – А на вид не дашь. Совсем пацанка. Да ты не обижайся. Не рожала? Нет? Дела-а… – Кузнец как-то неловко протянул руку и поправил на ней ошейник. Лика зарделась. – Ну, тогда отдыхай, егоза. Ещё увидимся. Тебе тут много всякого ещё предстоит. Э, а вон, кажется и Максим идёт. Ну, пошёл я.
Лика оглянулась. По дорожке, в сопровождении двух девушек-рабынь действительно шёл Максим. Приблизился. Остановился.
– Ты снова не дождалась меня, – начал он.
Лика сразу поняла, о чём это он, и не на шутку испугалась.
– Нет! Нет… Хозяин…
Она упала на колени и, не вставая, поползла к нему.
– Пожалуйста…
– Зачем ты врёшь? Ведь это сразу видно. А за ложь положено наказание. Хочешь плетей?
– Нет! – взмолилась Лика. – Не наказывайте меня, я всего лишь…
– Так ты опять ласкалась?
– Да. Да, хозяин. Но я…
– Довольно. Ты будешь наказана, – он обернулся к своим спутницам. – Давайте боксы.
Одна рабыня приблизилась, неся в руках маленький ящик. Внутри на бархатной подкладке лежали два цилиндра, а точней – два усечённых конуса, похожих на железные стаканчики. Одна сторона у них была наглухо заклёпана заглушкой, на другой, которая поменьше, было овальное отверстие диаметром аккурат с женское запястье. Цилиндры были сделаны шарнирными и раскрывались на две половинки. Со страхом Лика поняла, что перед ней такие своеобразные глухие ручные колодки.
– Нет, хозяин, пожалуйста!..
– На колени, рабыня! – скомандовал Максим. – Руки!
Лика спешно опустилась на колени и протянула Максу скованные руки.
– Пальцы в кулак! Не двигаться, а то прищемлю.
Половинки цилиндров сомкнулись. Щёлкнули замки, и руки девушки сделались как два полированных копытца. Лика неловко пошевелила пальцами внутри цилиндриков. Внутри было мягко и бархатно, и Лика слегка расслабилась. Распрямить ладони ей не удалось, но и особых неудобств она не испытывала. А ведь могли бы и гвоздями изнутри утыкать, –подумала она и содрогнулась.
А что, хотелось бы гвоздей?
"Откуда у меня такие мысли?" – поразилась она.
Теперь Лика при всём желании не смогла бы ничего сделать. Рук у неё сейчас всё равно что не было.
– Так-то оно лучше, – Максим проверил, плотно ли сидят колодки на руках у девушки, потом заметно смягчился и потрепал Лику по щеке. – Это отучит тебя лазать, куда не надо. Не отрубать же тебе пальцы. Эх ты, серебряное копытце…
Прозвище, сказанное хозяином с какой-то грубоватой нежностью, заставило девушку вспыхнуть и потупиться. Между ног опять стало мокро. Лика сглотнула.
– Я не смогу одеваться, хозяин, – пожаловалась она.
– Тебе помогут, – успокоил её Макс. – А пока походишь голая. Все умывальники и туалеты с кнопками, справишься и так. Привыкнешь. А будешь себя хорошо вести, их снимут. Поняла?
Лика опустила голову.
– Да, хозяин…
"Мало мне было кандалов, – подумала она. – Так мне и надо. Ни ладоней, ни пальцев. Вот влипла…"
Одно утешало: с такими колодками на руках её вряд ли заставят делать какую-то работу.
Когда девушки ушли, Максим грубо повалил Лику на скамью, без всякой прелюдии овладел ею и тоже ушёл, приказав ей идти в дом. Едва она пришла в свою камеру, как туда заявилась Эльвира с двумя обнажёнными девицами в стальных ошейниках, которые принесли целый ворох бесцветного тонкого латекса и каких-то странных предметов. Они молча помогли Лике раздеться и принять душ, затем быстро и умело напудрили её тальком и упаковали в желтоватую полупрозрачную резину, всю, вплоть до обтягивающего капюшона на голову с прорезью для лица и дыркой на макушке, куда пропустили её волосы, собранные в маленький султанчик. Голыми остались только ягодицы и лицо. Лика почувствовала себя странно, особенно когда талию ей очень сильно стянули корсетом, а на ноги надели странные чёрные туфли на невысоких каблуках, со шнуровкой, с абсолютно круглыми покатыми носами. Теперь Лика вынуждена была ходить на цыпочках. В зубы ей вставили кляп – не привычный уже шарик, а что-то вроде поперечного резинового валика с двумя кольцами и сложной системой крепежа, охватившей всю голову. Через него вполне можно было дышать и даже говорить. Поверх корсета Лику затянули в сетку тонких чёрных ремешков, затянули туго, со скрипом. Ремешок в промежности, армированный сталью, был снабжён двумя резиновыми дильдо, мягко вошедшими ей в попку и киску. Лика двинулась и почувствовала, что сзади у неё что-то болтается. Она обернулась и с удивлением обнаружила у себя над попкой длинный хвост волос такого же серебристого оттенка, как её собственные, спускавшийся почти до щиколоток. Широкий пояс обернули вокруг талии, сцепили с нижним ремешком в подобие трусов и заперли на два замка. Два фаллоса запечатали её снизу так, что между телом и ремнём нельзя было просунуть даже палец.
Девушки закончили, поклонились и вышли. Эльвира критически оглядела дело рук своих, подёргала ремни, удовлетворённо кивнула и подтолкнула девушку к выходу. Лика вышла в коридор. Туфли оказались с подковками, и когда девушка шла по мраморному полу, они звонко цокали. "Да ведь это копытца!" – вдруг осенило её, она посмотрела на свои руки и в этот миг поняла всю суть проделанных с ней операций.
На сей раз ей предстояло быть лошадкой. Точнее – пони.
Лику вывели на двор, к той самой беседке. Возле неё примостилась тележка – двухколёсная лёгкая беговая качалка. Лику поставили в упряжь, пристегнули руки цепями к оглоблям, прикрепили вожжи к удилам и напоследок надели кожаные шоры на глаза, чтобы нельзя было смотреть по сторонам. Подошёл Максим, погладил по щеке. Сердце у Лики затрепетало. Она решила подыграть ему, выгнула спинку, вскинула головку и звонко топнула "копытом". Оглянулась. Цепи на девушке звякнули, обтянутый ремнями латекс тоненько заскрипел. Максим улыбнулся, обошёл качалку, сел на сиденье и тронул вожжи:
– Пошла, – скомандовал он.
Лика напряглась, согнула руки, навалилась на оглобли. Стиснула зубами кляп резиновых удил. Тележка сдвинулась на удивление легко, Лика даже чуть не упала с непривычки, но выровнялась и, звонко цокая туфлями по асфальтовой дорожке, повезла хозяина по кругу. Из-за тесного корсета, неудобных туфель и коротких кандалов ей всё время приходилось сильно вилять задом, лошадиный хвост покачивался в такт шагам и возбуждающе щекотал нагую попку, тугие фаллосы в её отверстиях слегка скользили вверх и вниз, Лика почувствовала, что резко возбуждается. Кандалы негромко звякали. Да, подумала она, бубенцы здесь были бы явно лишними… Как раз в этот момент Максим скомандовал "Быстрей!" и больно щёлкнул её хлыстиком. Лика вздрогнула и ускорила шаг, глядя под ноги, чтоб ненароком не споткнуться; её "копытца" застучали чаще. Бег новоявленной лошадки был неуклюж, ноги то и дело подворачивались. Хлыстик раз за разом гулял по обнажённой попке. Теперь стало понятно, для чего ей оставили голыми ягодицы… Ходя по кругу и возя тележку, Лика не могла отделаться от мысли, что Максим всё время смотрит на неё сзади. Снизу всё текло, затянутые в латекс бёдра были мокрые.
Так, то ускоряя темп, то вновь переходя на шаг, поняшка-Лика возила хозяина больше часа, а когда тот удалился по делам, объездку продолжила Эльвира, переодевшаяся по такому случаю в жокейский костюмчик из латекса – сильно приталенную красную курточку на пуговицах, из под которой проглядывал такой же лифчик, чёрные бриджи, каскетку и высокие чёрные сапоги. И уж она-то не дала ей спуску, – пускала её и шагом и бегом, секла хлыстом и щёлкала вожжами за малейшее непослушание, и только раз позволила напиться. И хоть Эльвира была легче Максима почти на треть, за эти три часа Лика совершенно измоталась. Она страшно вспотела, с неё буквально лило, резиновая "шкурка" пони прилипла к телу, ноги гудели, дырочка попки и киска ныли от перевозбуждения, в сапожках хлюпало, зад был исхлёстан, и если бы не латекс, браслеты ножных кандалов, пожалуй, стёрли бы ей кожу до крови. Перед глазами мелькали круги, волосы были – хоть выжимай, челюсти ныли, язык онемел. "Я за сегодня сбросила, наверное, килограммов пять!" – подумала она. Когда её распрягли и отвели обратно в келью, она уже ничего не соображала, шла «на автомате», с цокотом и звоном переставляя усталые ножки. Давешние девушки-служанки помогли ей разоблачиться, сняли пояс, потом отвели в ванную и вымыли (на руках у неё всё ещё были колодки). Лика совершенно потерялась от ощущения горячей воды и целиком отдалась осторожным касаниям губки, мыла и мягких девичьих ладоней. Смутно запомнила, как одна из девушек наклонилась, чтоб её поцеловать, и прошептала ей на ухо: "Какая ты счастливая!". У неё даже не хватило сил посмотреть на неё, она лишь почувствовала, как её на руках отнесли в кровать и приковали за цепь от ошейника к кольцу в стене.
Ближе к ночи к ней пришёл Максим.
– Ну-ка, вставай, – скомандовал он, легонько тронув стеком попку девушки. – Вставай, вставай, девочка, твой день ещё не кончился.
Лика (или Лайка?) послушно поднялась и села на кровати в позу рабыни. Она уже немного отлежалась, но мышцы всё ещё сводило. Сложила руки на коленях, вздёрнула подбородок, приоткрыла губки, опустила взгляд. Замерла. И вдруг опять услышала шаги.
В комнату кто-то вошёл. Лика бросила быстрый взгял из-вод опущенных ресниц: Эльвира. Надсмотрищица быстро вошла в комнату, обошла кровать и встала позади неё. Положила руки ей на попку и на спину, и мягко толкнула девушку вперёд, заставляя её встать на четвереньки. Так подчинилась. Цепи звякнули. Максим положил стек на трельяж, шагнул вперёд, расстёгивая брюки, вынул член, двумя-тремя движениями привёл его в «боевую готовность» и придвинулся к её лицу. Лика потянулась вперёд и в тот миг, когда она приняла ЕГО ртом, вдруг ощутила на попке горячие бёдра Эльвиры. Ощутила и вздрогнула. Что-то мягкое упруго и решительно вошло ей в киску сзади, вошло и задвигалось там. Лика испугалась и от неожиданности чуть не прикусила Максов член зубами. Макс уже двигался, и оглянуться было невозможно, и Лику охватила странная дрожь. Её ещё никогда не имели сразу ДВОЕ. На миг мелькнула мысль: неужели Эльвира – тоже… мужчина?! Мелькнула и пропала: «вряд ли…» Ощущения были странными, одновременно ужасными и приятными. Кровь бросилась девушке в лицо, от волнения Лика перестала работать губами и языком и тотчас получила ощутимый шлепок по ягодицам: а не ленись! И Макс и Эливира поймали ритм и задвигались чаще, друг другу навстречу: раз-два, раз-два, вперёд-назад, вперёд-назад. Цепи ритмично звенели, ошейник перехватывал горло. В киске хлюпало. С каждым ударом Лику будто бы пронзала маленькая молния, словно через спинной мозг проходил электрический разряд. В глазах всё поплыло, голова закружилась. Она застонала, целиком отдаваясь новому ощущению, выключая мысли: всё равно сопротивляться было бесполезно. Макс ускорился, Эльвира тоже, и когда струя горячей, пряной, горько-сладкой спермы брызнула ей в горло и в лицо, Лика тоже кончила – очень бурно, со слезами, стонами и судорогами. Эльвира, в отличие от Макса, не вынула сразу, а останавливалась медленно, успокаивающе оглаживая девушку по заду и спине ладонями, как успокаивают испуганную лошадь. Как только член Эльвиры вышел из неё, Лика сразу рухнула без сил. Только теперь она решилась оглянуться и разглядела резиновый розовый фаллос, пристёгнутый Эльвире к бёдрам тремя ремешками. Эльвира усмехнулась и потрепала Лику по голове.
– Меняемся, Лайка, – сказала она. – Ещё не конец.
Двумя движениями она отстегнула ремешки своего странного приспособления, отбросила искусственный член в сторону, взобралась на кровать, скользнула к Лике и нетерпеливо раздвинула ноги. Потянула рабыню к себе за цепочку ошейника и поставила для поцелуя свою влажную розовую киску. Лика ахнула и закрыла глаза, а через мгновение почувствовала сзади движение Максима, ощутила на ягодицах его вновь ставший упругим тёплый член и поняла, что опять оказалась "меж двух огней", только ласкать ей теперь приходилось Эльвиру. Она опять смутилась и вдруг страшно возбудилась, подалась вперёд и зарылась губами в податливую розовую женскую плоть. Киска у Эльвиры оказалась выбритой, ухоженной и чистой, с маленькими аккуратными губками, которые язык не поворачивался назвать «срамными»; она обильно сочилась смазкой и пряно пахла дезодорантом и какими-то улитками. По счастью клитор не пришлось долго искать – в него предусмотрительно оказалось вбито маленькое серебристое колечко, Лика ухватилась за него зубами, потянула на себя и неумело заработала язычком. «Вот так, вот так… хорошая сучка… хорошая рабыня… хорошая девочка…» – приговаривала Эльвира, направляя Лику и легонько царапая затылок девушки своими лаковыми коготками, потом откинулась назад и застонала. Макс сзади наяривал вовсю, как будто обрёл второе дыхание; он двигался легко, ритмично, без задержек, Лика быстро поймала волну и понеслась, пока не рухнула с разгону в пене сладких брызг в слепящее тёплое море оргазма. Она вскинулась запрокинула голову так, что ошейник врезался ей в шею, и закричала, забилась, грохоча цепями, почти лишившись чувств в любовном обмороке. Любовники аккуратно подхватили её, уложили на бок, накрыли одеялом и тихонько вышли вон. Лика не сопротивлялась, вообще никак не реагировала. «Так страшно хорошо быть не должно, – только и мелькнула мысль в её уставшей голове. – Если так пойдёт и дальше, к концу месяца я совсем сойду с ума. Или взорвусь… Точно – взорвусь!» Она слегка пошевелилась, цепи звякнули, напомнив о себе, но сладкая нега уже захватила её целиком, девушка машинально потянула на себя шуршащий чёрный латекс одеяла и сама не заметила, как провалилась в тихий омут сна.

*
Продолжение следует