Поэт и слесарь

римейк на рассказ «Долбачи» (Яна Кандова)

 Слесарь дядя Ваня подошел к двери клиента и, не обнаружив электрического звонка, легонько постучал по ней ключом. Старомодный дверной глазок потемнел.
– Кто там? – раздался писклявый мужской голос с другой стороны.
Немногословный дядя Ваня показал «глазку» разводной ключ.
– Кто там?! – уже громче спросили из квартиры минуту спустя.
– Слесарь Иван! – ответил дядя Ваня, думая про себя: «До чего же народ трусливый пошел».
– Так бы сразу и говорил, что слесарь Иван. А то ж… Сейчас, сейчас открою, – заворчал клиент и зазвенел цепочками, засовами, замками, державшимися на честном слове.
– Заходи скорее, – услышал дядя Ваня, когда дверь чуть приоткрылась. – А то ходят тут всякие, счетчики проверяют. Дай да дай им денег за свет-газ-воду. Задолбали!..

* * *
 Намедни вечером к Ивану позвонил старый приятель:
– Иван, выручай! Друг ты мне или портянка?
– Да друг, друг, – ответил Иван. – Говори, что надо?
– Замучился я кафель в санузле менять. Все бесполезно – стена мокнет. Зашел к смежным соседям, поглядеть стену с той стороны, и ужаснулся – у них там все течет. Ремонт лет двадцать, видать, не делали. Вот и мокнет общая стена. Очень тебя прошу, сходи к ним, погляди. Смесители, муфты, трубы – все с меня. За работу – как скажешь. Хотя, как ты скажешь, я знаю, – объяснил ситуацию приятель.
– Ладно, ладно. Знаешь и молчи, – усмехнулся дядя Ваня. – Приду завтра с утра. Предупреди соседей, чтоб дома были.

 * * *
 Высокий худой мужчина лет тридцати пяти, одетый в дырявые спортивные штаны и жилетку на голое тело, провел слесаря в совмещенный санузел. Дядя Ваня поставил на пол портфель с инструментами и огляделся; заплесневелые, почти черные стены, ржавые трубы и краны свидетельствовали о том, что ремонта тут не было не двадцать, а все сорок лет.
– Мдааа… – вздохнул он, думая с чего начать.
– Да брось ты, дядь Вань! – отозвался клиент, будто уловив мысли слесаря. – Не вздыхай. Почини только умывальник, он смежную стену мочит. А на остальное плюнь. Мне оно не надо, ибо бренно… Бренно все в этом мире…. Вечна только…. душа поэта!..
– Лады! – слесарь подошел к умывальнику, повертел клапана, потрогал сырое колено водостока, почесал затылок и начал доставать инструменты.
– Ты уж прости меня, грешного, помогать тебе не смогу. Не мое это, – брезгливо поморщился клиент. – У меня совершенно иное призвание.
– Какое? – спросил дядя Ваня, уже взявшись за дело.
– Я – Поэт! – ответил клиент, обреченно вздыхая и разводя руками. – Мое дело не терпит бренной суеты. Прости.
– Ничего-ничего. Тут делов-то на час, сам справлюсь, – дядя Ваня уважительно посмотрел на поэта, продолжая раскручивать ржавую, неподдающуюся гайку.
 Поэт причесал пятерней длинные, жирные волосы, погляделся в мутное зеркало над раковиной и, зайдя в соседнюю с санузлом комнату, включил магнитофон.
– Тебе Бах не помешает, дядь Вань? – крикнул он слесарю, ложась на тахту.
Дядя Ваня отрицательно помотал головой. Ему теперь ничего не могло помешать. Он работал – вдохновенно, мастерски!
 Дело спорилось на редкость удачно. Ржавый кран уже валялся на выброс, трубы резались, как масло, болты и гайки вертелись сами. «Нужно будет попросить у поэта кассету с Бахом. Переписать, – думал дядя Ваня, накручивая очередную резьбу. – Неплохо под него работается».
– Давай ка я тебе лучше свои стихи почитаю, а? – услышал дядя Ваня за спиной голос клиента, когда, полчаса спустя, затих орган.
– Ну, читай, читай, – ответил слесарь, ушедший в работу с головой.
 Поэт немного помедлил, задумался, а потом спросил, криво ухмыляясь:
– Ты, дядь Вань, Рембрандта читал? А то моих стихов не поймешь, если не читал.
Дядя Ваня, вбивающий клин в какую-то гнилую, но неподдающуюся муфту, резко обернулся на поэта, и в этот момент молоток, получивший добрую порцию мышечной энергии, ударился не по клину, а по руке мастера.
– Ухххх!.. – простонал дядя Ваня и зажал ушибленную руку в другой руке. – Читал, читал я твоего Рембрандта. И Пушкина тоже… в школе проходил…
– Тогда слушай, – ответил клиент. Он выпрямился, сцепил руки в замок, откинул голову и закрыл глаза.
Структура…… пространства….. боли…… далека от Эвклида…… Скажем так…* - Шварцшильдова…..……. в каждой точке…….. ……Горизонт событий везде………., – громко, медленно, с выражением немыслимого страдания на лице начал поэт.
 Дядя Ваня, не любивший терять времени зря, вернулся к работе. Он потихонечку, чтобы не мешать поэту, начал выкручивать водосточное колено.
…….Пропав из вида, ……….не вернешься назад………… в той же самой строчке,…… что толкает тебя………… в лабиринт………….. суицида.
 Поэт замолчал и открыл глаза:
– Ну, че? Как, дядь Вань? Это самое сильное мое стихотворение. Шедевр, можно сказать!
– Ниче, ниче… Молодец, – ответил дядя Ваня, не отрываясь от дела. А дело, тем временем, не шло вообще. Будто сглазил кто – кусок чугуна от гнилого колена провалился в трап. Пытаясь достать его длинной, острой ножовкой, дядя Ваня повредил и вторую руку. Небольшая, но рваная рана на ладони кровоточила.
 Боль……. рвет на части……… и тянет……….. в стороны….. Восемь…. сторон света…….. Или двенадцать……… С геометрией этой……. не разобраться. Связи с пространством ………"света"………. Разорваны…..
 «Спокойствие, только спокойствие, – думал дядя Ваня, перевязывая руку бинтом из миниатюрной аптечки, которую всегда носил с собой. – Поэт тут не при чем. Это я сам расслабился, потому и валится из рук все... Ну-тка, смирно! Работать!»
Он достал из портфеля новенький смеситель.
………сингулярностью…….. эмоций………... со знаком "минус"…….Сняв ограничение ………вещественности, ……….синус ……..растет и падает……… неограниченно…...
 Когда смеситель был уже почти установлен, дядя Ваня, затягивая основную внешнюю гайку, удовлетворенно оглянулся на поэта. Поэт, заметив это, заговорил громче:
Уходя…….. по гиперболе…… на бесконечность, ….в ледяные пропасти…. глубокого космоса, ……..поглощая парсеки,…….. и поперечность…… волн пространства…… чувствуя,……. в логоса поиске……… непрерывном ……я несу свою боль и страсть, пассивно ………падая по……… геодезической…….
 В этот момент под разводным ключом что-то хрустнуло.
– Чееерт!! Перетянул, будь я не ладен! – почти вскрикнул дядя Ваня и в сердцах стукнул кулаком по стене. Мутное зеркало, висевшее на последних соплях, со звоном и грохотом упало на пол. Поэт вздрогнул и перестал декламировать…
 Пока слесарь молча собирал осколки в мусорное ведро, поэт, сгорбившись и обхватив голову руками, сидел на тахте.
– Слышь, поэт! Да не переживай ты так. Я тебе новое зеркало поставлю, с полочками там всякими для мыльниц и щеток, – сказал сердобольный дядя Ваня, заглянув в комнату.
– Боже мой, Боже мой! – поэт подскочил с тахты и, жестикулируя, закатывая глаза к потолку, стал бродить от стены к окну и обратно. – Кому я читаю свои шедевры? Кому я пишу? Людям, которым даже невдомек, что Рембрандт художник, а не писатель?
– Ну, ну… Не нужно так, поэт, – попытался успокоить его слесарь, но видя, что трогать его сейчас бесполезно, ушел в санузел – работать.
– Общество деградирует!! Ему не нужны поэты!! Ему дайте хлеба и зрелищ!! Кого вести высоким слогом к истине?! Плебеев, никогда не слышавших о Данте, Петрарка, Боккаччо?! Про Гомера я уже молчу! – заметив, что дядя Ваня отдалился, поэт заговорил громче. Он то захлебывался, то пускал петуха. – Или зажравшихся нуворишей, не умеющих ни читать, ни писать? Кого, я вас спрашиваю, о, боги?! Кто из этих ничтожеств в состоянии понять изысканную поэзию?.....
В бесконечно удаленной точке пространства!! я найду себя, получив гражданство !!
в виртуальности боли!! Свернувшись в кокон, время замрет!! Ледяное барокко!!
– Слышь, поэт! – решился все-таки разрядить обстановку утомившийся слесарь, но поэт не обратил внимания. – Поэт!! – крикнул он во второй раз и стукнул молотком по трубе.
Поэт опять вздрогнул, замолчал и подошел к санузлу.
– Чиво? – тихо спросил уже не поэт, с картинно-страдальческим выражением лица, а
натурально-несчастный клиент в рваных спортивных штанах.
– Ты эта, поэт, чайку бы согрел что ли. Шибко устал я…
– Какого чайку, дядь Вань! – опять возмутился поэт. – Откуда у бедного поэта деньги на чай?
Ты че, думаешь мне гонорары за шедевры платят?
– Да не… Ничего я не думаю, просто чаю хочется.
– Нет, милый! Гонорары платят графоманам и бездарям! А я … я за просто так пишу!
– Ну, не пиши. Кто тебя заставляет?
– Не могу не писать, понимаешь, не-мо-гу! У меня Божий дар, а не яичница, которую хошь жарь, не хошь – не жарь!
– Понимаю… вот и я тоже…
– Что? Что ты тоже? Как ты можешь понять меня, слесарь?..
– Слышь, поэт, – после недолгой паузы сказал дядя Ваня, протягивая клиенту десять манат. – Будь другом, сбегай за чаем. И хлеба заодно… с колбаской.
– О! Вот это другой разговор, – просиял клиент, потирая ладони. – А может и водочки? А, дядь Вань?
– Не, я на работе не пью. А себе возьми, если хочешь, – ответил дядя Ваня, надеясь за время отсутствия поэта довести дело до ума…

 * * *
…Дядя Ваня, а по паспорту – Иван Алексеевич Бардин, капитан первого ранга в отставке, шел домой вконец обессиленный. Он никогда еще не уставал так сильно от любимого дела.
 – Эх, маааа, – думал дядя Ваня. – А вечером-то бабуле с третьего этажа нужно плиту починить, дипломный проект нерадивому курсанту подправить (к нему все еще обращались за помощью и по основной специальности, ибо таких профессионалов-навигаторов в городе днем с огнем не сыщешь). Ну и поэт… Ну и долбач… Надо же было меня так из строя выбить…»
 Ивана Алексеевича с детства тянуло к ремеслу. Родители, мама – юрист и папа – адмирал, удивлялись на сына, учившегося в школе только на «отлично», взахлеб читавшего Ремарка, Брэдбери, Толстых и Стругацких, серьезно увлекавшегося античной поэзией, когда тот часами мастерил что-нибудь в отцовском гараже. Соседи несли ему испорченные электроприборы, звали поменять прокладки на водяных клапанах, и Ваня с удовольствием всем помогал. Но все же родители настояли на «продолжении династии» и парень, окончивший школу на «золото», поступил в морское училище.
– Получишь диплом, потом делай что хочешь,
говорила мама, надеясь, что мальчик забудет о своем «плебейском хобби».
 Окончив на «золото» училище, пройдя Академию, Иван Алексеевич прослужил на Северах двадцать лет. К сорока пяти годам его служебный стаж превысил его же личный возраст (на Севере идет год за два), и Иван Алексеевич с чувством выполненного долга ушел в отставку. Заработанная нелегким трудом большая пенсия позволяла «дяде Ване» теперь заняться тем, в чем состояло, возможно, его призвание – быть полезным людям за просто так…

* стих-е «Структура пространства боли» найдено в Интернете.
Автор неизвестен