Глава 7 Латвия

Глава 7


Праздники латыши справляли хорошо, можно было только им позавидовать. Никаких пьянок, вроде наших, а если кто-то и принимал лишнего, его отвозили домой. Никто не скандалил и не сопротивлялся.
Днём отыграли игры и мужчины и женщины. Вечером в актовом зале накрыли столики на четверых, и началась торжественная часть и собственно праздник.
Любаву почему-то выбрали «мисс Электрон», одели ей ленту, через плечо (она до сих пор у неё хранится) и она должна была оказывать всем внимание и подходить к столикам. Человеком она была непьющим, но вынуждена была делать вид и пригублять немного вина, а поскольку столиков оказалось много, немного опьянела.
На следующий день хозяева клуба, собрав оставшиеся бутылки и сдав их, организовали встречу только для гостей и своих активистов. Накрыли один длинный стол для всех. На сцене случайно остался не отключённым микрофон, и Люша неожиданно для себя решила спеть. Её коньком были романсы, у неё было грудное меццо-сопрано, одета она была в белое платье с красной вышивкой из бисера (которое сшила сама) и роскошные красные туфли с 12-ти сантиметровой шпилькой.
Она улыбнулась, вспомнив, как летела с лестницы на этих шпильках а, ещё глядя на свой наряд, вспомнила как шила платье Светке.
Не умея шить, тем не менее, Люша делала это иногда. В детском доме их учили кое-чему и даже вышивать портреты вождей, писателей и поэтов; как ни странно, благодаря их преподавательнице они получались довольно хорошо.
Портрет И.В. Сталина доверили вышивать только председателю совета дружины – Ленке, Люше же достался Н.В.Гоголь, чему она была рада – она обожала Гоголя.
Она любила перешивать свои старые платья, может быть, в силу бедности, но, скорее всего из любопытства, ей нравилось делать из старья что-то необычное, поэтому она всегда казалась неплохо одетой. Подгоняла на себя она очень просто: выворачивала изделие на изнанку и, взяв иголку с ниткой, тут же на себе его и подгоняла, вот Светка и попросила сшить ей платье. Любава предупредила её, что шить не умеет, но та настаивала и Люша сдалась.
Материал у Светы был модный, по тем временам, зелёная шотландка в крупную клетку. Светка была полновата, особенно в груди, да и платье надо было шить заново, то есть, надо было кроить. Любаву очень волновало, чтобы в груди Светке не было тесно, и она всё прибавляла и прибавляла в ширине. Когда сметала и одела это на Светку, то от хохота не смогла устоять и, свалившись на пол, каталась и корчилась, держась за живот, не в силах удержать смех.
Платье в груди получилось в два раза больше, но почему-то много выше колен. Любава до сих пор без смеха не может об этом вспоминать.
Немного подумав, она отрезала от ширины, и поскольку это была клетка, пришила полоску по косой, как отделку по низу. Получилось очень даже миленько.
Так, улыбаясь, своим воспоминаниям она и начала петь романс:
«Я ехала домой.
Душа была полна,
Неясным для самой,
Каким-то новым счастьем…..

Любава неплохо пела, но её певческая карьера закончилась ещё в детстве: её рояль, на котором она начинала учиться играть, сгорел вместе с комнатой, мама умерла, а в детском доме она хотя и пела, но там с ней случился казус.
Не будь она такой эмоциональной и умей справляться со своими чувствами, всё могло бы быть иначе, но, наверное, всё было так, как и должно было быть.
В детском доме было много разных кружков: хор, струнный оркестр, кружок вышивания.
Она, как и многие, пела в хоре, играла в оркестре, их совместно с 80–ым детским домом даже записывали на радио. Её тогда ещё удивило, как же это они так здорово чувствуют, что они врут?
В хоре Любушку никак не могли определить с голосом, то сажали в первый голос, то во второй.
На Новый год ставили оперу Снегурочка, не всю, конечно, а только сцену Снегурочки и Леля. Любава пела партию Снегурочки, её гордости не было предела.
 Но однажды случился тот самый казус, положивший конец всем её ожиданиям.
Они должны были выступать на празднике во дворце культуры им. Козицкого. Зал был полон народа, Любава должна была запевать в хоре, но от волнения, ничего не слышала и отбарабанила всю песню одна, не позволив хору вступить, и пела так быстро, что аккомпаниаторша еле успевала за ней. Вот и всё. Судьба!
Она никогда, даже взрослая, не была публичным человеком: не могла выступать на собраниях, а когда бегала на соревнованиях, то на старте от волнения у неё отнимались ноги.
И сейчас её много раз приглашали читать стихи, но она, читая, так волновалась, что у неё поднималось давление.
Но в такой домашней атмосфере, какая была на празднике, она могла спеть. Допев романс, собралась соскочить со сцены но, неловко зацепившись за край каблуком, наверное, упала бы, если б не Янис, подхвативший её на руки.
Их с Янисом посадили в торец стола: он был во фраке, она в белом платье, кто-то обратил на это внимание и их, шутя, поженили, начав орать: «горько»
После празднования Янис взял такси и повёз её показывать город, вот тогда она и побывала в Саласпилсе, узнав, что это был концентрационный детский лагерь, находящийся почти рядом с Ригой. Когда она возила своего сына в пионерский лагерь, там мальчик с голосом Робертино Лоретти пел песню: «Детский лагерь Саласпилс, положи свою конфету……..», - у неё до сих пор на глаза наворачиваются слёзы.
Потом они с Янисом посидели в кафе «Луна», отреставрированное по проекту его сестры, и поскольку Любава никогда не пила, то ему пришлось выпить одному весь «Бенедиктин». Ликёр вещь опасная – это она знала ещё по своему опыту в молодости.
К поезду они приехали весёлые, и она никак не могла уговорить Яниса выйти из поезда, который собирался отходить. Не помогла даже проводница, Янис всё твердил: «Могу я поехать со своей любимой женщиной?». На следующей остановке его пришлось, чуть ли не вытолкнуть из поезда.
По приезде домой кто-то всё это доложил Максу, и на Люшеньку, как когда-то называл её Максим, началась атака. Сопротивляться его напору было безумно трудно и бесполезно.
Когда приходилось в следующие разы бывать в Риге тяжело приходилось, похоже, и Янису (без жены он уже не бывал) Любаву же Максим чуть ли не приковывал к руке, она находилась под неусыпным его надзором.
Такого Люша не могла переносить и всячески старалась разорвать отношения.
В последний раз она видела Яниса, когда они с командой приезжали играть в Ленинград.
Любава хотя и чувствовала себя свободным человеком, но с Янисом ничего кроме симпатии не позволяла, она не для этого получила свободу.
В тот раз после игр все пошли в актовый зал на танцы, где было много заводского народа. Макс, она и ещё Нина, которая всегда всё Максу докладывала, стояли у самых дверей. Появился Янис подошёл к ним, поздоровался и стал отдавать привезённые для Люши янтарные безделушки.
Нина сказала, что тоже такие брелочки хочет, что тут началось с Максом! Всю свою ревность и злость он выплеснул на Нину. Янис, посмотрев на него с недоумением, пригласил Любаву на танец, и они, как ни в чём не бывало, ушли танцевать.
 После танцев Максим зазвал Люшеньку в совет физкультуры, и на коленях умолял её уйти домой. Он был так настойчив, что даже не дал ей попрощаться ни с Янисом и вообще ни с кем.
Время шло, и, наверное, их встречи с Максимом приближались уже к двум годам. Она твёрдо решила разорвать отношения, тем более, что она, кажется, увлеклась по-настоящему, когда они были на играх в Литве.
Она поехала туда с сыном, Макса почему-то не было. Люша должна была принимать участие и в шахматном турнире, (когда-то она играла за заводскую команду) и в баскетбольных играх. Как-то так получалось, что шахматы начинались чуть раньше и из-за баскетбола, который вот-вот должен был начаться она, боясь опоздать, никак не могла сосредоточиться, и сдала партию, не став доигрывать.
Вечером их повезли ужинать в ресторан, находящийся в семи километрах от города.
Сына Любава оставила в гостинице, строго-настрого наказав двери никому не открывать.
В ресторане она и познакомилась с Ческой, так ласково его все называли. Им было интересно друг с другом: они разговаривали о многом: и о политике и о жизни, для него это было приятной неожиданностью. Красивый, высокий, черноволосый, не особенно влюбчивый, родители уже тогда жили в Америке. Любава не была любопытной и ни о чём его не расспрашивала. Единственным для неё недостатком была его молодость (он был на семь лет моложе) – это её сдерживало.
 Впоследствии Ческа присылал ей письма и очень трогательные вещички из янтаря.
Они должны были с командой Литвы приехать к ним с ответным визитом.
После игры была встреча в ресторане. Ческа на игры не мог приехать и прилетел вечерним самолётом прямо в ресторан, его встретила Люшина подруга Галя. Макс как что-то чувствовал, он сидел рядом за столом и держал её за платье, не давая ей танцевать. Он не знал кто и что, и им с Ческой не удалось даже перемолвиться, они только издали смотрели друг на друга. Макс был как сумасшедший и, когда повёл её танцевать, то держал её в центре зала, даже тогда, когда кончался танец. Люша начала возмущаться и какой-то мужчина, решив её защитить, сказал, подойдя к ним: «оставь девчонку в покое» - что тут началось, она думала, что он убьёт мужика, и стала уговаривать того отойти, и, вырвавшись от Макса, побежала вниз по мраморной лестнице к раздевалке. Максим догнал её и стал объяснять, что он уже подал на развод. Любава разозлилась и сказала: «Оставь меня в покое! Я не хочу за тебя замуж».
Если бы не молодость Чески всё, могло бы быть иначе.
В последний раз они виделись на автобусном вокзале: Чесловас с командой баскетболистов ехал через Ленинград в Новгород на игры. Он позвонил Любаве, и она приехала к нему на вокзал.
Проговорили они до самого отъезда. Люша не стала его обнадёживать и сказала правду: «она боится его молодости и что, так как Максим её вряд ли кто-то будет любить» - какая это была самоуверенность! Так они и расстались….
Потом Любава узнала от своей подруги Алдоны, что она испортила Ческе жизнь: тот женился на женщине с двумя детьми и уехал из Вильнюса в другой город главным инженером на какое-то предприятие.
В браке он не был счастлив. Для Любавы это до сих пор было её сердечной болью.
Так получилось, что именно в тот момент она и сделала свой выбор. Узнав, что Макс разошёлся с женой и живёт у своих друзей в их маленькой квартирке, пригласила его жить к себе. Она была уже официально разведена, но ещё какое-то время они с Максимом не были расписаны.
Для мужа Любавы, когда она подала на развод, это стало трагедией, но когда судья спросил на предварительной встрече, согласен ли он на развод, он ответил, что раз Любава этого хочет, то он согласен.
На суд он не пришёл, оказалось, что у него случился эпилептический припадок, и их развели без него.
Он всегда был достойным человеком, Люша вспоминала его по-хорошему и, сравнивая его с Максимом, понимала, что он был лучше и чище Максима, если бы не пристрастие к алкоголю.
С ним никогда такого раньше не происходило, и сейчас Любава думала, что теперешние её страдания - это наказание ей за то, что она, сама того не желая, испортила людям жизнь.
Про Максима она так же плохо не думала, просто ему не нужно было жениться, он не был семейным человеком, но ему требовалась нянька и лучше, чем Любава видно не нашлось, а ей в то время больше всего был нужен покой.