Выпускной

ВЫПУСКНОЙ. Основано на реальных событиях.

Выпускной решили проводить в помещении школьной столовой. Как обычно, молодые люди настаивали на том, чтобы отметить праздник в менее официозном и более продвинутом месте (например, в кафе), но родительский совет был не преклонен. Весомую роль в принятии окончательного решения сыграла заведующая по воспитательной части Людмила Сергеевна Новикова. Она, будучи женщиной властной и неуступчивой, сразу отвергла всяческие отклонения от генерального плана и, конечно, была поддержана заботливыми папашами и мамашами выпускников.

Выпускники же (народ хитрый и смекалистый), зная крутой нрав Людмилы Сергеевной и твердолобость своих «предков», спорить не стали, а между собой договорились тайно протащить запрещенный алкоголь через запасной выход в столовой.

Судьбоносный день в жизни каждого советского школьника неумолимо приближался. Классы собирали деньги на подарки учителям, ремонт, видеосъемку и выпускные альбомы. Учителя в свою очередь выставляли итоговые оценки. Близилась к завершению календарная весна, в то время как на дворе уже царило Её Величество Лето! Созревали яблони в маленьком школьном саду и в половом смысле созревали учащиеся средних классов. В воздухе пахло сладким и одурманивающим запахом каникул. Но впереди маячили серьезные испытания – экзамены за среднюю образовательную школу! А пока – выпускной. Ура! Ура! Ура!

Что такое «выпускной»? Выпускной – это варикозные ножки пританцовывающего завуча. Ради этих ножек мы платим свои деньги, ради этих ножек мы проливаем кровь на экзаменах, ради этих ножек мы пробегаем стометровки за десять секунд, ради этих ножек мы становимся призерами Олимпиад, ради этих ножек мы выступаем на ежегодном конкурсе «Алло, мы ищем таланты», ради этих ножек мы теряем сон и аппетит, ради этих ножек мы носим тяжелые портфели и рюкзаки, ради этих ножек мы выполняем лабораторные задания, проводим химические опыты, пишем диктанты, рисуем людей, чертим детали, решаем уравнения, учим Пушкина и Лермонтова, поем «Раз дощечка, два дощечка будет елочка» и «Орленок, орленок, взлети выше Солнца», систематически избиваем учителя пения, ради этих ножек мы учимся ходить строем и держаться за руки, переходить по улицам в установленных местах, ради этих ножек мы деремся с соседом по парте и расчерчиваем на ней демаркационную линию, дергаем девчонок за косы и сами отращиваем такие в университетах, ради этих ножек мы играем в морской бой и крестики-нолики, ради этих ножек мы делаем бумажные самолетики и кораблики, ради этих ножек мы бегаем в догонялки, ради этих ножек мы пишем бранные слова на заборах, ради этих ножек мы ходим жрать холодные котлеты в столовую, ради этих ножек мы носим сменную обувь и вешаем куртки в гардеробе в надежде, что их не стырят, ради этих ножек мы дежурим по школе, ради этих ножек мы моем доски и набираем ведра, ради этих ножек мы покупаем ручки, карандаши, пеналы, линейки, стерки, циркули, общие и полуобщие тетради, тетради в клеточку и в линеечку, ради этих ножек мы ГОТОВЫ УМЕРЕТЬ.

Потому что эти ноги СВЯЩЕННЫ. ОНИ ВАРИКОЗНЫ, ПОТОМУ ЧТО ВСЕГДА ДУМАЮТ О НАС. И МЫ НЕ ВПРАВЕ ЗАПРЕЩАТЬ ИМ ТАНЦЕВАТЬ, ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ОНИ ВАРИКОЗНЫ.

Алексей Конев – учащийся 11 «Е» готовился к выпускному с особой тщательностью. Батя по его просьбе приобрел ему дорогие ботинки с тупыми носами и светлую рубашку на выпуск с двумя карманами на правой и левой сиське. Мама принесла с рынка три, как она сама сказала, «потрясающие лилии». Она так тепло оберегала их от майской засухи, и потому с большим сожалением расставалась с ними, когда Конев-младший взял лилии на последнюю в его жизни «линейку», чтобы подарить «любимой классухе».

На линейке собралась вся школа. Все дети и выпускники были нарядными и опрятными, стояли с букетами и улыбались лучистому солнцу. Их родители постоянно суетились с фото- и видеокамерами, кто-то тихо плакал в платочек, кто-то вспоминал свою молодость, ну, а кто-то просто держал своё примерное чадо за руку и слушал напутствующую и пафосную речь директора школы № 38 Юрия Владимировича Богова. Богов твердо держал микрофон в правой руке. Его изысканный баритон звучал уверенно и оказывал на присутствующих благотворное влияние, как лампа Чижевского. Он говорил о многом:
«Дорогие, наши первоклашки и их старшие коллеги выпускники! В первую очередь хотел бы поздравить Вас с этим замечательным, солнечным майским днем! Заранее желаю Вам хорошо провести каникулы, набраться сил за лето, окрепнуть духом и телом!»
Затем Богов прикрепил микрофон к стойке, закрыл светлые очи свои и сложил сильные руки свои на груди в виде Андреевского флага, сжав пальцы в мощные кулаки с татуировками Богородицы и Христа. Легкие дуновения теплого ветра прикасались к концам его темной рясы и от того образ Богова приобретал героико-патриотический оттенок, чему так же способствовало бликующее чистой позолотой нательное распятие.
Алеша Конев чувствовал внутри, тревожным, бьющимся в ожидании сердцем: сейчас наступит самый ответственный и волнительный момент церемонии. Его воодушевленный взгляд застыл, как застыли взгляды всей паствы, собравшейся на традиционной линейке…
Из колонок зазвучала музыка.
Знакомая, любимая по телевизионным эфирам и хит-парадам радиостанций мелодия!
 «Куда уходит детство, в какие города…»
Конев ощутил незримое присутствие детства. Вот оно неспешно проходит по рядам младших классов, оставляя после себя памятный вкус цветного пластилина, акварельной краски, гречневого молочного супа и тягучего, вязкого киселя с творожной запеканкой.
Убыстряет свой ход детство. Задевает подростков прыщами и перхотью, реактивным ростом и ожирениями, первой влюбленностью и мыслями о вечном.
«И писем не напишет… и вряд ли позвонит».
Нету больше детства. Не сыщешь его таперича. Поминай, как знали.
Закончилась песня. Защемило сердечко у Конева. Грустно стало как-то на душе, противно даже, как от микстуры и активированного угля. Хоть застрелись. Отчего же детство уходит? Почему оно нас так не вовремя покидает?
Атакуют вопросы страшные ум бедный и бессильный Алеши. Как быть дальше-то?
Не удержался Конев. Бросил со злобы отчаянной лилии на асфальт. Ахнули разом накрашенные одноклассницы его, покрутили пальцами у виска пацаны в пиджаках-рубашечках.
Сорвался Конев не на шутку! Растолкал стоящую вперед себя малышню, вырвался из толпы, гудящей от недовольства. Схватил Алеша обеими руками микрофон как древний артефакт, святую реликвию и тяжело, отрывисто вдыхая нагретый воздух, кричит во все лица:
- Люди, помилуйте, грешного!
В миг перекрестились бабки, прижав к себе внучат, ни о чем не подозревающих. Сочувствующе покачали головами отцы и мамы. Зашептался, засуетился народ. На Алешу смотрят недоуменно, вопросительно.
- Детство ушло, окаянные! – пытается достучаться до умов людских Конев, срываясь на истошный крик. – Не умеючи жить в новую жизнь не войдешь!
Зашумел народ еще громчей. «Дельную вещь кажет хлопец», «Совсем сдурели! Юродивых на линейку пущать!», «Вот тебе и приход, Лешка…» - слышит голоса Конев из общей массы человеческой.
Смотрит на все это Богов, понимающе цокает, ворочает шеей, улыбаясь краешком губ.
А из рта Конева пена кисловатая, бледно-желтая сочится. Глаза его покрываются красной пленкою, нос паром струится словно утюг нагретый. Трясется голова Алешина нервно и напряженно. Еле на своих двух держится он.
Водит по сцене Алешу, туда-сюда, как юлу. Перебирает ногами пьяными неуклюже, стойку свалил нечаянно. Не соображает. Совсем. Иначе говоря, контроль потерял.
- Та шо ж вы стоите, ироды?! – завопила завуч Людмила Сергеевна, обращаясь к окружающим. – Поможите!
Молчат. Тишина.
Токмо рваные звуки нежного детского блёва доносятся из цветущих кустов дикого шиповника - то выворачивает наружу семилетнюю Настеньку Куприянову. Дрожит её тельце юное, девственное, непорочное, в платьице домотканом, святочном, в туфельках беленьких с розовыми бантиками. Тянется верёвочкой тоненькой и хрупкой слюна девичья от пухленькой нижней губочки до кашицы рвотной, как понос жиденькой, как пшено желтенькой да как кефирчик свеженькой. Хнычет горько дитё несмышленое, рассопливилось, носиком-курносиком всхлипывает, ноет жалобно: «ма – мочка, мамо – чка!».
А нема у неё ни мамки, ни папки, ни братика, ни сестрички, ни бабки, ни дедки нема. Сирота Настенька круглая. Прибрал Господь весь род Куприяновых к себе на нябёсы. Вот те раз.
И живет Настюша у отчима, заботливого, но не родного, ни Куприяновской кровушки человека, чужого. Не может куколка махонькая его папою звать, язык не поворачивается. Так и зовет его до сей поры «Робертом Марковичем». А он и смирился, любит её по-настоящему, по-отечески, души в ней не чает, регулярно ПОКУПАЕТ ЕЙ РАЗЛИЧНЫЕ ИГРУШКИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО И ЗАРУБЕЖНОГО ПРОИЗВОДСТВА, на швейной машинке Zinger платья ей изготавливает.
Соседи, конечно, между собой шушукались, белье грязное ворошили, мол, Роберт Маркович педофил, развратник, на ребенке наживается, и вообще надо найти на него управу, пожаловаться, как говорится, КУДА НАДО.
Ну, приходили проверки, службы специальные проводили рейды, а что с того? Ничего не нашли, не обнаружили. Условия жизни Настеньки хорошие, следов побоев на её теле нет, отчим не пьет – всё в порядке.
Приутихли соседи. Слухи так и остались слухами.
Что такое «слухи»? Слухи – это «с» плюс «ухи». Слухи – это необоснованные, бездоказательные, досужие предположения и соображения заинтересованных лиц. Слух распространяется посредством вербального общения с использованием органов речи, то есть гортани, нёба, языка, зубов, а также верхней и нижней губы рта. Конечный пункт доставки слуха – чужое ухо