Демон. Продолжение...

* * *
 Ни один из «стариков» больше не смел задевать Колдунова. Молодые чувствовали – ночью в каптерке произошло что-то очень страшное. Но старослужащие молчали. Видно было, что они чего-то смертельно боятся. Но чего? Дело в том, что и остальных «духов» они не так донимали, как раньше, в присутствии Лео. Стоило кому-нибудь из «дедов» перейти границу, Колдунов просто бросал на него какой-то особенный свой долгий взгляд, от которого даже смелый Зверев невольно съеживался.
 Физическая сила Лео казалась невероятной. После любой тяжелой работы, после любой нагрузки он сохранял прямую осанку и ровное, почти незаметное дыхание.
 К примеру, те фигуры, которые он демонстрировал на турнике, были просто невероятными. Лео выгибался самым неожиданным образом, причем каждый раз по-новому. Сильный и гибкий, как ягуар, он, видимо, гордился своей силой.
 Но при этой гордости он был прекрасным товарищем. Когда после отбоя старослужащие удалялись в каптерку пить чай, он развлекал «духов» карточными фокусами и неиссякаемыми историями и анекдотами. Судя по рассказам, до армии Лео вел насыщенную жизнь. О каких только странах он не рассказывал, где успел побывать. Однако Ник Воронин, более наблюдательный, чем недалекие товарищи, замечал, что, когда Колдунов рассказывал или показывал фокусы с картами, хоть на лице его и было оживление, в глазах читалась смертельная скука. Все его движения, быстрые, уверенные, в то же время вкрадчивые и неуловимые, были очень небрежны. Почему? На этот вопрос Ник не находил ответа. Из всей роты он один сошелся с Колдуном, они стали друзьями. Остальные избегали Лео, менее миролюбивым бойцам он внушал недоверие и даже некоторый страх.
 Как-то вечером Бобов, взяв гитару, пытался исполнить что-то. Но дело упорно не ладилось. Наконец, Ахеджаков, не выдержав раздражающего треньканья, бросил:
 – Слышь, Жека! Хорош струны насиловать! Завтра марш-бросок, дай нам выспаться!
 – Да гитара долбанная! – с досадой ответил Бобов. – Кто ее только делал!
 – А, может, руки кривые? – лениво поинтересовался со своей кровати Лео.
 – Пошел ты! На, сам попробуй! – обиделся Бобов.
 Сонное выражение мигом исчезло с лица Колдунова. Он взял гитару и длинными нервными пальцами слегка дотронулся до струн. Потом чуть подкрутил колки.
 – Ну, вот, – удовлетворенно сказал он. – Другое дело.
 Щипнул пару раз струны, прислушался, и вдруг из-под его пальцев полилась необычная мелодия, своеобразная, но очень красивая и печальная. Солдаты замерли, слушая его. А Лео, казалось, ничего вокруг себя не видел. Взгляд, отрешенный и пустой, устремился в никуда.
 «Старики», выглянувшие из каптерки, так же, как и все остальные, замерли, заслушались. Но тут Лео внезапно прижал на мгновение струны ладонью, а потом вдруг заиграл нечто совершенно другое. Нику показалось, что мысли его друга потекли в ином направлении, что настроение Колдунова резко изменилось.
 Мелодия, быстрая, дробная, дышала какой-то нечеловеческой силой и страстью, полыхала огнем. Казалось, и сам музыкант сейчас вспыхнет, не выдержав собственного жара. Лео уже давно прекратил играть, уже давно дремал, а вся рота стояла и молча переживала все только что услышанное.
 * * *
 Во время завтрака медсестра пришла в столовую и быстро прошла между столами на кухню. Это была одна из неприятнейших для Лены обязанностей – добавлять витамины в еду. Как и обычно, она слышала перешептывание за своей спиной. Зверев, пристально глядя на стройные ноги медсестры, довольно громко прокомментировал:
 – Идет, красавица!
 Лена, поджав губы, молча прошла уже мимо него, когда услышала чей-то ответ на комментарии сержанта:
 – Заткнись!
 Астахова оглянулась. Сказано было негромко, но так, что повернула головы вся рота. Это сказал Колдунов. Он прямо и спокойно взглянул в глаза Звереву, но стальной блеск в глазах заставил Андрея замолчать и, слегка покраснев, продолжать завтрак. Лена, отвернувшись, быстро исчезла за дверью кухни.
 Придя в санчасть, она с удивлением увидела у себя на столе большой букет любимых астр.
 «Интересно, кто бы это мог быть?» – подумала медсестра. Вряд ли это был кто-нибудь из офицеров. Кабанов был женат, Корнеев однажды пытался заигрывать с ней, но быстро понял, что ничего не добьется, и отстал. Остальные офицеры и прапорщики в санчасть редко наведывались. Зато из солдат принести цветы мог кто угодно. Если бы Лена начала гадать, кто из них это сделал, ей бы пришлось забыть о службе как минимум на три дня.
 Несколько позже, днем, в дверь постучали, и двое солдат, знакомые ей Ахеджаков и Воронин, ввели, поддерживая под руки, Колдунова. Тот прихрамывал на правую ногу.
 – Где же ты так, боец? – спросила Лена, когда Лео усадили на кушетку.
 – На марш-броске оступился, – кратко объяснил он. Воронин добавил:
 – Оступишься тут! Елена Сергеевна, вы не поверите, он автоматы тащил, наверно, половине роты, обвешался ими, как елка игрушками!
 – Ладно, бойцы, свободны, – остановила поток слов медсестра. – Зачем же столько тащить, да еще и бежать при этом? – спросила она, выпроводив Карена и Ника и занявшись вывернутой ногой Лео. Тот пожал плечами:
 – А что в этом плохого? Мне не тяжело, я к такой нагрузке привык. А нога… Ну, просто не увидел яму.
 – Ты, что, такой сильный? – усмехнулась Лена.
 – Как видите, Елена Сергеевна. Кстати, – заметил Колдунов, внезапно сменив тему, – у вас хороший вкус. Я имею в виду дизайн помещения.
 – А что тебе так понравилось в помещении?
 – Ну, хотя бы, цветы на столе. Белые, по-моему, прекрасно смотрятся.
 – Ты на дизайнера учился, что ли? – спросила Лена, незаметно для самой себя поддерживая разговор.
 – Нет, – покачал головой Лео, вытянув больную ногу. – На психолога собирался учиться. – Он философски вздохнул: – Не успел. Призвали.
 – На психолога? – Лена промолчала немного. – А можешь мне ответить на один вопрос, психолог?
 – Я знаю, на какой, – вдруг сказал Лео. – И на вашем месте я просто не слышал бы их. Просто становитесь глухой на то время, когда проходите по столовой, мой вам совет.
 Медсестра слушала тихий ровный голос, расширившимися глазами глядя на солдата.
 – Как? Как ты угадал мои мысли? – хрипло спросила она.
 – Просто видел, как вы смотрели на Зверева, – Колдунов смотрел куда-то странным отрешенным взглядом. – И слышал этот шепот.
 – Да, ты угадал, – Лена села на стул, закрыла лицо руками. В сознании мелькнуло – а почему, собственно, она так легко доверяется ему, человеку, которого видит второй раз? Но девушка махнула рукой на здравый смысл – ей нужно было выговориться. – Ты угадал, – повторила она, – они меня просто достали. Я уже как только не пыталась игнорировать их – не могу, и все. Мне уже по ночам снится этот шепот за спиной. – Лена первый раз столь откровенно разговаривала с незнакомым человеком, но сейчас ей было все равно. По щекам ее тихо катились слезы. Лео протянул руку, осторожно коснулся плеча девушки.
 – Могу сказать только одно, – сказал он. – Больше вы этого шепота не услышите.
 – Почему ты так уверен? – улыбнулась сквозь слезы Астахова.
 – Не знаю, – Колдунов откинулся на кушетке, худыми лопатками уперся в стену. – Просто мне так кажется.
 Черты его лица, только что мягкие, снова стали четкими и резкими, в глазах снова засветились непонятные искры, присущие ему одному, лицо осветилось уверенной, озорной улыбкой.
 Лена не верила, что еще секунду назад это было печально-серьезное лицо психолога, слушающего исповедь пациентки.
 * * *
 А в ***ой части тем временем началась совершенная чертовщина.
 Прапорщик Хворостов тайком перерыл все расположение третьей роты, но черного кота, устроившего дебош в его шкафу, так и не нашел. Кстати, открыв одну из банок тушенки, он обнаружил, что она пуста. Николай Степанович вскрыл все банки. Все они были закрыты, но… Содержимое исчезло! Крупа и сахар, однако, были на месте. На всякий случай ограбленный прапорщик умолчал о случившемся с ним несчастье. О длинных порезах на лице он сочинил убедительную версию о том, что это работа соседской кошки, которую он снимал с дерева во дворе. Между тем, то ли из-за того, что проклятый котяра занес на когтях какую-то инфекцию, то ли по другой причине, вокруг порезов образовались опухоли и иссиня черные пятна. Залепив все щеки пластырями, Хворостов немного успокоился.
 Тем временем, в части творилось что-то невообразимое. Чего стоил хотя бы парад, устроенный кирзовыми сапогами, до тех пор мирно лежавшими на вещевом складе. Вся обувь вечером пропала, а утром оказалась в строгом боевом порядке построена на плацу. К тому же, около половины бесследно исчезло. Подозрение пало на начальника склада. Тот, впрочем, уверял, что поздним вечером кто-то темный, огромного роста, ворвался на склад, и все сапоги будто бы строевым шагом последовали за ним, за этим неизвестным. В результате несчастный прапорщик оказался в сумасшедшем доме. Его увезли после того, как он закричал, что на складе завелась нечистая сила, а потом понес абсолютный бред.
 Командование части решило, что фокус с сапогами – безобразная шутка кого-то из солдат. Впрочем, кто были эти шутники, так и не дознались.
 За первой выходкой последовала вторая. На сей раз, замполиту пришел факс – его вызывали в суд по делу об уплате алиментов… Фамилия женщины, как на грех, расплылась. Через пять минут майор Кабанов, еще не остывший после памятной истории с рыжей девицей и инцидента с сапогами, кричал у себя в кабинете, размахивая злополучным факсом.
 – Ну, что, Казанова, доигрался?! – лицо его перекосилось от ярости. – Вспоминай теперь, где, когда и с кем!
 – Олег Иванович! – Корнеев, бледный, как смерть, растерянно вертел в руках свой портфель. – Да пойми ты, до ребенка не могло дойти! Просто не могло! Я же… профессионал!
 – Профессионал?! – орал командир части. – А это, это что?!
 Трое суток после этого бедный замполит ходил сам не свой и не спал по ночам. А за день до заседания суда ему позвонили, и чей-то тонкий дребезжащий голос сообщил:
 – Александр Николаевич, звоним вам по поводу повестки, которую вы недавно получили. Приносим извинения за причиненное беспокойство. Повестка предназначалась не вам.
 – Как? – Корнеев судорожно вцепился в трубку.
 – Вы извините, Александр Николаевич, спутали номер факса, – тараторил голос. – Всего хорошего, до свидания.
 – До свидания, – пробормотал Александр Николаевич быстрым коротким гудкам в трубке. Он понял только одно – спать можно спокойно.
 * * *
 Они стояли все на той же веранде. Некто с разными глазами негромким довольным голосом говорил:
 – А ты прекрасно справляешься пока, мой мальчик. Хотя небольшая неофициальная помощь тебе все-таки пригодилась.
 – Да, – согласился его собеседник в капюшоне. – И я уже поблагодарил рыцаря за нее. Однако, мессир, я предпочел бы дальнейшие номера выдавать самостоятельно. Как-то привык действовать в одиночку.
 – Хорошо. Если хочешь – действуй один. Я не возражаю против этого.
 – Благодарю, мессир.