Беседы с Лао Цзы

Беседа первая.

Я сижу на кухне и думаю. Я набиваю свою трубку неудачными снами. Сегодня не тот день, чтобы видеть сны, и я разминаю пальцами их шероховатые края и кладу в кисет. Сегодня у меня будет запас размышлений. В дверь звонок. Я не двигаюсь. Это Лао Цзы. Он войдет сам, сквозь закрытую дверь. Он не будет говорить, не будет и слушать — это не в его духе. Он будет думать со мной. Синхронно. И если я сумею не отставать, то возможно дым перестанет течь вниз. Лао Цзы берет волокна дыма и начинает сматывать их в клубок. Он спокоен. Его сознание пусто — это его подарок. Он дает мне время освободиться от забот, тогда будет проще поспевать за ним.

Притча первая: Когда человек захотел попасть на небо, перед ними были открыты все пути, но он не умел по ним идти. Человек полз подобно слепому червю в сторону от начала пути, не понимая, что ползет вперед. А небо было сверху, когда человек осознал это, он был уже так далеко от начала, что не мог вернуться и просто взойти по лестнице в небо. Человек рассудил, что нужно быть легче, чем воздух, что бы подняться вверх. Он начал доставать из себя мысль за мыслью и выкладывать на землю. И доставая их, он понимал, что они ему совершенно не нужны, так зачем он носил в себе эти камни? По привычке. Привычки он тоже выложил, они тоже уже не были нужны. Он стал легким, как западный ветер, но, едва оторвавшись от земли, опустился обратно. Теперь он походил на воздушного змея на привязи — любой порыв ветра способен поднять его вверх, но веревка держит крепко. Тогда он начал обрезать все нити, державшие его у земли. Прощался с людьми, забывал песни, смывал с тела запах, не оставлял следов. И вскоре, когда никто уже не звал его по имени, он ощутил, как звенит последняя струна, удерживающая его около земли. Тогда он сам отпустил свое имя и стал свободен. Ветер поднял его и унес в чертоги нижнего неба.

Лао Цзы мнет клубок дыма, вылепляя из него чашку, я вдыхаю запах снов, прогорающих в моей трубке. Мне не хочется терять свое имя, я слишком долго искал его, чтобы подарить небу. Лао Цзы смотрит на меня, и я понимаю, что еще не готов быть лодкой, идущей под парусами. Я не умею управляться с ветром. Лао Цзы оборачивается и берет в ладони луну. Наклонив ее, он спокойно смотрит на то, как зеленый чай наполняет его чашку, а затем ставит ее, ставшую слегка ущербной, на прежнее место. Я достаю из кисета щепоть снов и, вытряхнув пепел, снова наполняю трубку, придавив сверху неяркой звездой. Лао Цзы одобрительно глядит на меня и поднимает чашку.

Притча вторая: Один человек занимался изучением наук, другой был плотником, а третий — ребенком. Тот, что изучал науки, проводил большинство времени в академии, свободные же часы он посвящал тренировкам тела. Плотник с рассвета до заката работал, а досуг посвящал жене и сыну. Ребенок смотрел на мир. Он ни работал, ни учился, у него не было досуга, но каждый свой час он был свободен и проводил, глядя на деревья и слушая травы. Плотник не одобрял действия ребенка, потому как если бы тот был подмастерьем, то он обеспечивал бы свое будущее, а сейчас он вел себя легкомысленно. Не одобрял плотник и действия ученого, потому что тот витал в облаках и чересчур увлекался абстракцией. Человек, изучавший науки не принимал ребенка всерьез, ведь ребенок не применял полученные знания и не систематизировал их. Плотник же будучи человеком грубым и необразованным вовсе не заслуживал внимания ученого мужа. Однажды на море случился небывалый шторм и город, где жили ученый, плотник и ребенок, смыло в море. Ученый, выбиваясь из сил, доплыл до каменных стен, выдержавших удар стихии, и спасся там, переждав пока вода спадет. Плотник утонул, вместе с женой и ребенком, не пожелав бросить вещи, доставшиеся ему от отца и от деда. Он не мыслил себя без памяти о предках, и сын и жена подчинились ему. А ребенок уплыл в море на бамбуковой крыше. Через три дня он вернулся с приливом. Он побывал в сердце шторма и видел Хозяина Ветров, но никто не узнал об этом. Больше никто не получил добра от шторма. Все только отдавали.

Лао Цзы макает в чай палец и пишет на стене два иероглифа: У Вэй. Завершая движение, опускает палец в сахарницу и изящно облизывает налипший сахар. В его жестах сочетаются детская непринужденность и многовековая мудрость. В это он заключает смысл. Снимаю трещины со стены и аккуратно чищу трубку, а затем втыкаю их в стол. Если сгрести пепел в кучки вокруг их стволов, то трещины начнут расти. Лао Цзы хмурится, потому, что трещины разрушают стены, а потворствовать разрушению противоестественно. Он берет горсть сахара и посыпает им трещины, так что крупинки остаются висеть на ветвях. Сначала кристаллики сахара темнеют и набухают, потом принимают неизъяснимую форму и падают на стол, трещины вянут и рассыпаются в пыль. Лао Цзы смотрит, успеваю ли я за ним, и, улыбаясь, смахивает сахар ладонью.

Притча третья: Жили на свете два художника, один рисовал портреты, а другой — плел сети. И пусть кто-то скажет, что художнику плести сети не пристало, но художнику пристало есть и делать ту работу, которая может прокормить. Шли дни, каждый занимался своим делом. Однажды первый художник решил написать портрет короля, испросил разрешения и принялся за работу. Королю не понравился портрет. Он и в самом деле был не слишком хорош. Но король был гуманен и, вместо того, что бы казнить портретиста или хотя бы отрубить ему руку, просто запретил тому когда-либо брать в руки кисть. Художник не вынес позора и мысли, что ему никогда больше не суждено писать, и, выйдя из дворца, повесился на первом же фонарном столбе. А второй художник тем временем плел свои сети. Его часто ругали, рвали его сети, кто со злости, кто по неосторожности, но паук каждый раз начинал все снова. И каждое утро солнце дробило свои лучи о тонкие нити паучьей сети.

Лао Цзы встает — на сегодня достаточно. Он отпускает дым, я вытряхиваю пепел. Он хрустит сахаром, я улыбаюсь. Он уходит, я переставляю буквы в своем имени. Скоро он вернется, но не застанет здесь того, кто носит мое имя, и тогда, возможно, он повторит все с начала.

 

Беседа вторая.

Мастер входит в комнату и, не говоря ни слова, складывает из меня ласточку. Я взмахиваю плоскими крыльями и поднимаюсь к потолку. Мастер заваривает горсть перистых облаков в старом фарфоровом чайнике. Это настораживает. Это не его стиль. Хотя чайник старый, мог и понравиться. Я расправляю крылья, застыв под потолком, и стараюсь проявить на них рисунок карельской березы. Мастер смотрит на меня задумчиво, и я чувствую, как на груди застывают сосновые прожилки. И то верно, птица должна быть легкой и прямой. Мастер делает знак сторожа, я делаю знак лета, и мы оба улыбаемся.

Притча первая: Жил в одной деревне мастер с сыном. Мастер делал музыкальные инструменты и учил сына на них играть. Когда сын учился играть на флейте, отец делал цин, и сын откладывал флейту в сторону. Затем отец сделал барабаны и колокольцы и много еще чего, и едва сын успевал понять только самое простое, как отец уже давал ему новый инструмент. Порой через деревню проходили музыканты, и сын всегда находил, чему учиться у них. Но все они играли сходные песни, хотя и по-разному, и вскоре наскучили ему. Тогда придя к отцу, он попросил: Помоги мне узнать другие песни. Отец подумал и обещал помочь. Через некоторое время он отдал сыну деревянную шкатулку. Если закрыть глаза и прислушаться, то можно слышать чудесные мотивы, — сказал отец. Сын поставил шкатулку в изголовье своей постели и перед сном внимательно слушал, а наутро играл услышанное. В дождливые дни чаще слышал он, как играют барабаны, а в жаркие — песочные шумелки. Весной — флейта. Осенью — цин. Про него говорили играет как река и ветер. Многие музыканты приходили слушать его и, узнав новую мелодию, торопились восвояси. Многие спрашивали его, откуда он берет мотивы, и он говорил о своей шкатулке. Однажды к нему пришел вор и забрал шкатулку. Продал ее, но купивший ничего не услышал, и отдал вора солдатам, а шкатулку продал старьевщику. А сын не заметил пропажи и так же слушал перед сном музыку, а наутро играл, как течет вода, как поют птицы, как падает снег. Недостаточно уметь слушать. Нужно применять умение.

Мастер достает флейту, и это удивительно. Как и то, что он вдыхает воздух. Как и то, что я уже не птица. Или еще не птица. Потому что я семечко. Спустя сотни выдохов я превращусь в дерево и таким дождусь того, кто срубит меня под корень. Мастер за это время успеет умереть и родиться добрую сотню раз. Он успеет забыть, кто я такой, успеет свить гнездо в моих ветвях и зачать сына, который будет снимать с меня кожу и гладить пальцем мои обнаженные вены. Потом он возьмет резец и сделает птицу. К этому времени Мастер состарится и вспомнит меня. Он возьмет птицу из рук мальчика, и посадит ее на ветку. Возьмет меня и посадит на одну из моих бывших рук. И достанет флейту. А я буду петь свою песню, про то, как был деревом. А он будет играть про то, как был птицей и вил гнезда. Потом я посажу флейту в саду, потому что я уже не птица, и это не моя песня. А мастер взлетит к потолку и станет качаться, глядя на тень своих крыльев. А флейта пустит корни, ведь не зря она помнит песню птицы.

Притча вторая: Один человек сделал сад камней. В центр он поставил мраморную глыбу, рядом с ней базальтовую, а вокруг — гранитные обломки скал. Настал день, когда птицы летят на юг. Человек оставил свою хижину и ушел вслед за птицами. А через месяц в его хижине поселился резчик по камню. Когда по утрам он выходил на улицу и взгляд его неизменно падал на мраморную глыбу. Весь сад, казалось, служил обрамлением этой глыбы, каждый камень лежал на своем месте, каждый был именно таким, каким должен быть, но было чувство незавершенности. Резчик долго думал об этом. Он думал, как сделать сад завершенным. Однажды он проснулся затемно, взял инструменты и вышел в сад. Он подошел к глыбе и стал вырезать из нее фигуру. Когда он закончил, убрал осколки и каменную крошку, разровнял землю и сел на пороге он понял, что сад завершен. Не было теперь той недосказанности. Вскоре резчик заметил, что созерцание сада не дает ему больше пищи для размышлений. Не стало загадки, таившейся в толще мрамора, теперь там был один образ. Гармоничный, точный, неизменный: и от того мертвый. Неделей позже вернулись птицы, а за ними человек, построивший сад. Он посадил рядом с фигурой вербу и две ивы. Вскоре они закрыли ее так, что издали она была хорошо видна среди трех деревьев, но чем ближе человек подходил, тем меньше походило видимое им на замеченное издали. Никто не мог сказать даже мужчина это или женщина, старик или ребенок. А человек ушел вместе с птицами. И резчик по камню ушел, он стремился к завершенности. Остался сад камней с фигурой и тремя деревьями посреди. Место это считали обиталищем какого-то бога. А там просто была тайна. Или изменчивость. Или жизнь. Как раньше в мраморной глыбе. Просто теперь это легче было заметить.

Мастер ставит вокруг себя блюдца и кладет на них звезды. Расставляет блюдца, как считает нужным. Я переступаю через блюдца, иду за чаем. Он остыл и загустел. Отрезаю кусочек себе и кусочек Мастеру. Чай терпкий, облака совсем молодые, голова совсем пустая, так что каждый звук раскладывается в картину на рисовой бумаге. Аккуратно вынимаю из чайника перья неба и выкладываю из них слова в левом верхнем углу паровозного гудка. Он очень темный, поэтому слова едва различимы

Один из нас слеп,
Другой предпочитает
Остаться в тени.

Мастер одобрительно улыбается. Поправляет линии, каллиграфия его конек.

Притча третья: Было на свете небольшое королевство. И правили там король с королевой. И была у них маленькая королевна. В одну из зим с севера пришли варвары. Они без пощады жгли города и разоряли церкви, вырезали гарнизоны и вешали полководцев. И очень скоро эта волна подкатилась к замку. Король созвал всех оставшихся рыцарей, сам сел на коня и поехал сражаться. И варвары были разбиты. Правда, король в этой битве погиб, да и рыцарей осталось немного, зато замок стоял. Проходили годы, молодая королевна взяла власть в свои руки, и королевство стало процветать. Королевна присоединила земли юга и запада, восточное княжество, укрепила замки и города. А после она собрала со всех земель отважных воинов, испытанных боями, и вместе с ними отправилась на север, что бы вернуть то, что было утрачено. И войско двинулось. И варвары не могли отразить удар стального кулака и рассеялись. А войско шло дальше на север, что бы никогда больше над королевством не висела угроза вторжения. И горели замки, и падали исполины в звериных шкурах, а войско шло на север. Наконец войско дошло до северного моря. Там плавали льды и летали чайки. Варварам негде было укрыться. Они сражались и погибли. Цель была достигнута. Тогда королевна повернула войска обратно. И обернувшись, она увидела сгоревшие деревни и разоренные города. Совсем как в детстве. Увидела сытых стервятников и мертвых женщин, пустые дома и засохшую кровь. И тогда она задумалась.

Мастер не обращает внимания. Он сосредоточен на дыхании звезд. Сейчас пытаться обратить его внимание бесполезно. Достаю облака. Теперь они темные, тяжелые, полные влаги. Что ж, значит, сегодня будет дождь. Звезды тревожатся, предчувствуя непогоду. Мастер поднимается, раскладывает их по местам. Ночь считается законченной, беседа — тоже.

 

Беседа третья.

Старик пришел в последний раз. На его ресницах дрожат капли тумана. Изо рта вырываются облачка пара. Сегодня прохладно, если не сказать морозно. Это в порядке вещей, сегодня должна родиться зимняя вьюга, и мороз, как повивальная бабка, нещадно расталкивает толстым задом всех мешающих двигаться. Старик уже не так проворен. Стал настолько тяжелым, что примял снег у крыльца. Это мысли, больше ничего не могло прижать его так низко к земле.

Притча первая: Один человек полагал, что жизнь — это чаша с уксусом, который необходимо пить, чтобы не умереть от жажды. Он ждал опасности, поэтому, когда она приходила, он всегда был готов к ней. Люди смотрели на него и почитали его сильным, ведь он побеждал всех врагов, и мудрым, потому что не было бедствия, которого бы он не предусмотрел. Другой человек полагал, что жизнь — это чаша с вином, и пить ее нужно с удовольствием, но размеренно. Он не знал ничего, что можно было бы однозначно считать плохим или ненужным, поэтому был доволен всем, любым исходом событий и любой погодой. Отправляясь с утра в путь, он не особенно заботился о том, куда приведет его дорога, где он будет спать или что он будет есть. Люди почитали его сильным, ведь не было такой беды, что сломила бы его дух, и мудрым, ведь любого он мог утешить и помогал любому встречному по первой просьбе. Первый называл свое учение учением Войны, потому что война была корнем. А второй по той же причине — учением Любви. Однажды первый отправился на восток, где по преданиям жили мастера единоборств, а второй пошел на запад, потому что туда уходило солнце, и видимо не зря. И они встретились в горной теснине. Там их и застигла ночь. Учитель Войны устроил себе безопасный лагерь, окружив его колокольчиками на нитях и укрыв ветвями, а Учитель Любви лег у реки, набрав трав и мха и не разводя костра. Ночью в теснине появились разбойники, заметив лагерь Учителя Войны, они решили, что там остановился вельможа с охраной, и напали на него, полагая, что раз лагерь так укреплен, там наверняка лежат сокровища. Но там был только Учитель Войны. И он убил вех разбойников, хотя тех было очень много. Так много, что они смогли ранить самого Учителя Войны. Когда настало утро, проснулся Учитель Любви, не слышавший звуков битвы за плеском волн. Он поднялся и пошел своей дорогой, но, увидев разрушенные укрепления чужого лагеря, решил зайти туда. Учитель Войны лежал и умирал. Увидев незнакомого человека, он выставил вперед руку и грозно спросил, что тому нужно. Учитель Любви подошел к Учителю Войны без боязни и промыл его раны и перевязал их. Затем он достал вино разделил с Учителем войны трапезу. Затем они много говорили о востоке и западе и о том, чему они учили людей. Они остались в теснине и построили там прочный и надежный дом и сделали перед ним тенистый сад. Дом стоял на границе темной и светлой стороны горы. В этом и был секрет.

Старик морщится. Зеленый чай горек. Свежий воздух напоминает сгущенное молоко. Странное сочетание, но приятно. Ветер обвивает волосами дней. Запускаю пальцы в песок времени и нащупываю там спрятанный цветок. Это то, что нельзя больше увидеть, но оно есть, почти такое же, как раньше. Только присыпанное временем и чуть подсохшее. Время пахнет солью. С этим ничего не поделаешь. Со временем вообще сложно что-то сделать. Разве что построить из него дом.

Притча вторая: Давно, во времена великих воинов и великих мастеров было создано Кольцо Бессмертия. И первый из великих воинов, надевший его, не был ни убит, ни ранен. Он был великим воином и великим правителем. И его сын так же. И сын его сына. Много поколений сменилось с тех пор. Однажды наследный Владыка Кольца вновь отправился на битву, взяв своего старшего сына оруженосцем. И была великая битва, и Владыка Кольца вел свое войско за собой и был повержен. Когда его сын подбежал к нему, Владыка был мертв. Сын снял с него шлем и вдруг заметил, что из шлема выкатилось Кольцо. То, что давало неуязвимость. Вот почему погиб отец. Тогда новый Владыка Кольца вскочил на коня и, поведя войска за собой, одержал победу. Прошло много лет. Наследный Владыка состарился, но все так же возглавлял войско в битвах. В одной из них вражеская стрела пронзила его и выбила из седла. Упав, он с удивлением посмотрел на кольцо, блестевшее на пальце. Потом снял его и положил в шлем. Так было нужно. После этого старый Владыка Кольца умер.

Старик хмур. Обычно его лицо спокойно. Теперь он больше чем когда-либо похож на человека. Теперь он стар. Дышит протяжно, с присвистом, совсем как мой дедушка. Я набираю горсть огоньков фонарей, перетираю их в пыль. Посыпаю пылью пол, разметаю. Старательно вывожу иероглиф. Путь. Для старика. Пусть порадуется за своего ученика. Вокруг слишком много суеты. И слов слишком много — не унести. Слова — пыль. Просыпаются сквозь пальцы, утекают меж сжатых зубов. Застывают знаками на бумаге, щетинятся хребтами запретов. Звенят, лопаясь, струны клятв, трещит, разрываясь, ткань повествования.

Притча третья: В одном местечке жил старик. Он ловил рыбу и не желал зла. Он вставал с восходом и ложился с закатом. Ему не нужно было много работать. Он был один. Как-то в местечке прошел слух, что в окрестностях бродит дракон. Об этом сказал шут, но после королевский советник подтвердил это. И в местечке началась паника. Люди укрепляли свои дома, вооружались и никого не пускали на порог. Прохожих чурались, а иногда и вешали, от греха подальше. Только старик не суетился. Он ловил рыбу и никому не желал зла. А дракон уже появлялся то там то тут. Пропадали заемщики и стражи, пропадали судьи и ростовщики. Дома разоряли в поисках еды, которой почти не осталось — люди боялись идти в поля или на охоту. Только старик ловил рыбу. Но немного. Это знали и не тревожили его. У дракона было много голов — алчность, страх, зависть, злоба. Дракон истребил почти всех. Остался королевский советник. И шут. И старик. Он все так же ловил рыбу.

Старик сидит неподвижно. Его спина пряма, ноги сложены в лотос, руки покоятся на коленях. Старик носит мое имя — Мастер Лао Цзы. Старик легок, почти невесом. Старик мертв.

Простите мне избыток слов.