Живые и мертвые

- Пироговский, опять телевизор смотришь? Лучше стендами займись.
Знакомьтесь: гордость кабардино-балкарского народа майор юстиции Бабаев Вахты Владимирович собственной персоной. Человек, ураган и смерч в едином лице. Резкий, как понос. Маленький зам командира части по правовой работе. Почему маленький? – спросите вы. Наверное, потому, что плохо кормят. Но, невзирая на сей печальный факт, энергии у товарища майора – хоть отбавляй. Хватит на десятерых таких же полулюдей-полупони. Когда он проходит, за его спиной образуются маленькие вихри, засасывающие в себя все живое вокруг. А когда он ищет в кабинете какие-либо бумаги… Ой, это вообще ужас! Вы можете представить себе, что человек способен на время пропадать из виду и превращаться в молнию? Нет? Ну и зря. Если бы вам, дорогой читатель, выпало счастье служить в Назрановском отряде, сами бы в этом убедились. Сейчас это ходячее несчастье исполняет обязанности начальника отделения воспитательной работы нашего краснознаменного отряда. А мне не повезло в том, что я временно прикомандирован к этому самому отделению. И даже живу в этом самом кабинете. Такая вот невезуха.
Только что Вахты Владимирович застукал меня на месте преступления. Спалил, так сказать, с потрохами. А вся моя вина заключается в том, что я в выходной день хочу посмотреть фильм на компьютере. Точнее, хотел. Но, видно, небу угодно, чтобы это так и осталось моей несбыточной мечтой. Потому что когда Бабаев видит своих подчиненных без дела, он воспринимает это как личное оскорбление.
- Товарищ майор, разрешите хотя бы фильм досмотреть, - жалобно канючу я в тщетной надежде, что меня все же оставят в покое. Товарищ майор резко разворачивается и вперивает в меня свой жгучий взор:
- Пироговский, я после дежурства тоже очень хотел посмотреть фильм! Но пришлось вчера до ночи сидеть за компьютером, набирать всякую херню! И потом, я уже семнадцать лет в войсках, из них двенадцать – в пограничных! У кого, по-твоему из нас двоих должно быть больше оптимизма, энергии, энтузиазма в выполнении поставленных задач?!
Вот чудик. Наивный балкарский юноша. Он действительно считает, будто я испытываю щенячью радость от этих долбаных стендов, будь они неладны. И оптимизма у меня уже давно нет. Весь выветрился с тех пор, как за какие-то грехи в прошлой жизни я был сослан сюда, в Назрань.
- Да нет у меня уже оптимизма, товарищ майор, - пытаюсь я его разочаровать (и впрямь, на кой хрен мне все это сдалось?!).
- Ах, так? А на хрена вы, товарищ лейтенант, здесь находитесь? Тогда можно жить и в другом кабинете. А если живете здесь, то будьте добры выполнять то, что от вас требуется, - приводит он последний, убийственный аргумент. Против этого уже не попрешь. Хочешь – не хочешь, а приходится согласиться со столь железобетонным доводом. Таким же, как сам череп Вахты Владимировича.
Майор Бабаев ведет меня в класс командирской подготовки, где над стендами в поте лица трудятся бойцы роты материального обеспечения – РМО (или, как ее еще часто расшифровывают, “роты могучих обезьян”). Здесь все при деле, все заняты делом, все вокруг своей занятостью услаждают взор железобетонноголового майора.
- Вот, смотри, что нужно сделать, - изрекает это чудо природы, склоняясь над разложенным на столе стендом (при этих словах я всем своим существом выражаю крайнюю степень готовности к труду и обороне). – Вот здесь у нас будут живые, а вон там – мертвые. На мертвых нужно придумать соответствующий заголовок типа “Они погибли за Родину” или “Мы помним о вас”. Короче, придумай сам что-нибудь. Пошевели извилинами. Ты же у нас журналист.
До меня не сразу доходит, что Бабаев имеет в виду стенды с героями России, на один из которых нужно поместить живых героев, а на другом – получивших Звезду героя посмертно. Пока я пытаюсь врубиться в смысл сказанного, Вахты Владимирович, подобно брючной молнии, рассекает пространство класса с неуловимой для человеческого глаза скоростью, явно превышающей звуковую. Вот он стоит у одного стола, дает ценные указания пухлому розовощекому капралу. Не проходит и секунды, как он уже в трех метрах от прежнего места, дрючит солдата с изможденным лицом доходяги. Рядом с товарищем майором Дэвид Копперфилд просто отдыхает. Причина столь бурной активности для окружающих ясна, как солнечный весенний день. Товарищу майору не терпится стать подполковником, а еще – начальником воспитательного отделения. А посему для достижения этой благой цели нужно оседлать чужие горбы. В том числе и мой, многострадальный. Что он с успехом и делает.
- Так, а вот здесь мы повесим наших уголовников, - это он про стенд, на которых будут висеть листки с осужденными солдатами части. Одно лицо на фотографии кажется мне знакомым. Где-то я его уже видел… Только где? Да вот же оно, это честное, мужественное лицо! Красит стенд на задней парте. Я перевожу взгляд на листок и читаю: “Рядовой роты материального обеспечения Донецкий Валерий Иванович. …Действуя из корыстных побуждений, рядовой Донецкий пробрался внутрь торгового павильона, откуда вынес магнитофон, сотовый телефон, чехлы и зарядные устройства”. Да, парень явно не на своем месте. Такой талант пропадает! Да ему бы на “гражданке” магазины с ларьками бомбить, а он, бедняга, в армии парится. Заблудшая душа. Заголовок стенда у меня вертится на языке, и я не могу устоять перед соблазном:
- Товарищ майор, предлагаю назвать стенд “Герои нашего времени”!
- Что? Да какие они герои? – искренне возмущается Вахты Владимирович, лишний раз подтверждая свою железобетонноголовость. – Ты посмотри на них! Бандюги! Натуральные уголовники! Нет, нужно что-нибудь другое.
Я ненадолго задумываюсь:
- Тогда можно “Их разыскала милиция”. Только нужно по два фото на каждого – в фас и профиль. Чтоб все как по-настоящему.
- Нет, - отмахивается Бабаев. – Будем делать, как сказал командир, - и он разворачивает перед моим носом листок с эскизом стенда. Да, воистину убойный вариант. Сверху заголовок, гласящий: “Они начинали службу с нами”. А внизу устрашающее: “Воин, задумайся!”. Действительно, увидев этот шедевр плакатно-стендового творчества, воин глубоко призадумается. Например, чем он так провинился перед Родиной, что она наказала его службой в доблестных пограничных войсках.
Я киваю головой, изумленно цокаю языком, выражая немое восхищение перед командирским гением. Куда уж нам - сирым да убогим! Врожденное скудоумие просто не позволяет нам достичь таких вершин человеческой мысли.
- Короче, проконтролируй, чтобы все было сделано как надо, - дает напоследок ценное указание сие несчастье балкарского народа. – Да, чуть не забыл. Видишь во-о-он тот магазин, - его начальственный палец указывает в направлении магазина “Хозтовары”. - Сбегай по-быстрому, возьми баночку синей краски. И чек не забудь. А потом тебе, может быть, оплатят расходы.
В состоянии прострации деревянным шагом я выхожу из класса и иду в кабинет воспитательного отделения. На душе муторно. Вдобавок ко всем неприятностям за окном препаскуднейшая погода. Вовсю льет дождь, оставляя свой след на стекле. Мне не хочется никуда идти, а тем более – бежать. Я сажусь за компьютер в безумной надежде на то, что свершится чудо. Что небо все же услышит мои молитвы и смилостивится надо мной. Что железобетонноголовый майор не заглянет сюда снова. И что мне все-таки удастся досмотреть фильм. Но в этой жизни чудес не бывает.
- Пироговский? Ты все еще здесь? Я тебе сказал куда идти? Нет, Пироговский, не выйдет из тебя толк.
“Не выйдет, товарищ майор, ох, не выйдет”, - грустно думаю я, проклиная тот день и час, когда сюда приехал. Но все же надеваю кепку и иду под проливным дождем за краской. Потому что именно этого сейчас от меня требует Родина. И меня совсем даже не тревожит, что я рискую простудиться. Ведь в пограничных войсках больных не бывает. Есть только живые и мертвые.