За час до этого

Это несерьезно, но ей это нравится. Долго стоять в музыкальном магазине и разглядывать оружейные склады гитар, еще не залапанными полированными боками отражающих свет фар за окном. Мечтательно трогать взглядом теплые тела блокфлейт, восторженно замирать возле шикарного блеска саксофона. Тихонько - пока не видят продавцы - пробарабанить стакатто по шершавой поверхности бонга.
Или ходить рядами по стеклянным коридорам стеллажей канцтоваров, читать пальцами неровную поверхность бумаги для акварели, щуриться, выбирая тон пастельных карандашей, пачкать пальцы грифелем, подносить к носу баночки с акрилом и осторожно вдыхать их запах.
Ей нравится. Она в такие моменты мечтает. Она видит себя дома, на полу, на линолеуме, перепачканном краской и чирками масляной пастели по границе прямоугольника листа, страстно и безоглядно творящей что-то не гениальное, но безусловно законченное, хорошее. Или сидящей на подоконнике душной ночью с треском цикад, заставляющей флейту петь далеко и трогательно. А еще лучше - заставляющей петь флейту, сидя на подоконнике рядом с законченным пастельным рисунком.

На самом деле смешно и трагично. Ее маленькая смешная трагедия заключается в том, что у нее нет слуха и она совершенно не умеет рисовать. За час до того, как я пошла гулять с ней по музыкальному магазину, она опять провалила экзамен в вечернюю художественную школу. Улыбалась светло и чуть растерянно, а в глазах дрожали непролитые слезы. Я неуклюже утешала ее и мне было стыдно, за то что я неплохо пою под гитару и иногда рисую - пусть даже чисто для себя.

Через неделю ее взяли на работу в магазин художественных товаров. Теперь она может день за днем держать все это в руках и знать, как это делается.