Освобождаясь от заклятья песочного человека

В одной из фантастических новелл Брэдбери «Песочный человек», мальчик Роби Моррисон – главный персонаж, случайно встретил фантастическое и совершенно бесформенное невидимое существо. Мальчик назвал это существо «песочным человеком». Только силой слов Роби моментально отнял у невидимки свободу, наделив формой, значением то, что раньше было бесконечно многозначным, многовариантным и, именно потому, волшебным.

«Сотни лет путешествую я по разным мирам, но впервые попал в такую ловушку! – из глаз «песочного человека» брызнули слезы. - И теперь, свидетельствуют боги, ты дал мне название, поймал меня, запер меня в клетку своей мысли …»

А дальше, в один миг, Роби обретает свободу, догадавшись назвать невидимку своим собственным именем и отдать ему, таким образом, свои роли. Без имени и вне человеческой формы мальчик отправляется путешествовать в бесконечные миры.

Как только имя начинает значить больше, чем тот, кому оно принадлежит, такое имя становится вампиром, жестоко вытягивающим индивидуальность и творческую жизненность из человека, из его души, забывшей собственную глубину, ставшей марионеткой во власти чужих требований, капризов, суждений. Каждое слепое отождествление самого себя с поверхностными рассудочными моделями обедняет, отнимая целый космос.

Имя могло быть иным, и иными могли быть условия для развития ролевых стереотипов, иной могла быть сама личная история, внешний облик, но что-то осталось бы неизменным - аромат, сила индивидуальности, ее глубинное качество.

Используя метод проницать глубину своей души сквозь каждый вспоминаемый стереотип прошлого, можно восстановить тот чувственный опыт, который был не осознаваем на момент своей актуальности, который был совершенно стерт со временем. Проникновение сквозь ролевые стереотипы прошлого позволит высвободить целый поток жизненности.

Воспоминания могут быть источником с «мертвой», «цементирующей» в личностном стереотипе, водой или «живым» открытым ресурсом для множества перевоплощений, для проникновения к собственному духу, для осознания невероятного по интенсивности, эластичности энергетического поля собственной реальности. И первое ощущение, которое последует за этим проникновением – расширение границ, осознание нелепости привычной повседневной борьбы за значимость, в то время, когда внутренний мир уже и на много превосходит собственно рассудок, превосходит узкое прозаическое представление о себе самом.
 
Внутренний космос - чуть глубже «цементирующих» ярлыков значимости, хотя сами эти ролевые ярлыки не требуется разрушать, надо всего лишь осознать их театр, игру. Нужно всего лишь осознать их поверхностность, чтобы увидеть за волной, высокой или не очень, океаническую глубину и интенсивность.

Каждый ярлык, словно бессознательный корсет, сковывает ресурсы. Как могло случиться так, что сами инструменты постижения, моделирования реальности, стали ее цементирующим заклятьем. Как слова, обозначения, используемые для того, чтобы лучше понимать и фиксировать все многообразие мира, свели внутренний мир к узкому кругу ярлыков-вампиров.

На вопрос «кто я?», сознание освещает - как правило, только то, что выгодно, понятно, функционально, но что остается делать не до конца осмысленным глубинным компонентам души.

В современном мире сердце не приоритетно; глубокие сильные чувства – никому не нужны; истинное творчество, не основанное на потребности в превосходстве, – не имеет никакого шанса на внимание в мире «эгоистических» монстров. Целенаправленно, воинственно, жестоко «эго» стремится к воплощению своих иллюзорных вершин, не замечая, как разрушается сама жизнь. «Эго» как наивный варвар набрасывается на блестящие атрибуты счастья, все больше отдаляясь от возможности прикоснуться к настоящему сокровищу, к настоящей мудрости, наслаждению, которые располагаются всего лишь на малый шаг за пределами собственной полезности, значимости, ролевых выгод.

 «Наивный варвар» не знает, что уничтожает, не понимает, что действительно ценно. Как ребенок, агрессивный, жадный, эгоцентричный он пытается поработить мир, больший себя самого, мир в значительной мере старший и разумный, чтобы получить только суррогат, запрограммированное удовольствие, механистический успех. «Эго» не может понять, что является только частью, что его агрессивная стремление самоутвердиться, доказать свое право на жизнь - результат ошибки, застревания в двухмерной плоскости, в двухмерной исключительности, в двухмерном одиночестве.

Ловушка прошлого в том, что оно, на самом, деле является сновидением из небольшого числа сюжетов, которые как раз и стабилизируют личность в стереотипе ее социальных выгод, создавая тот же эффект гипноза, цементирования внутреннего космоса в однообразных ролевых моделях, что и в случае с «Песочным Человеком». Такой способ вспоминать, поверхностно закрепляя себя в приемлемых, удобных или ненавистных ярлыках, приводит к тому, что личность может окончательно застрять в шаблонах, потеряв всякую способность к спонтанности, к самосознанию, к свободе выходить за пределы прошлых представлений.

Легко увидеть, как быстро устаревают прошлые роли и значения имен и слов. Ключ к свободе - смелость оставаться неизвестным для себя самого и для других людей, спонтанность, внутренняя открытость для вспышек осознания. Не стоит копаться в памяти в поисках уродливого несовпадения с собственными идеальными шаблонами, не нужно и утверждаться в «хороших» оценках, лучше всего позволить душе самой вспоминать, удивлять, обжигать сознание красотой.

Просветление – это момент, когда устаревшие значения Я-образов, эмоций и слов осыпаются, как прошлогодние листья. Нет, и не может быть никаких достижений «эго», кроме максимальной жизненности, интенсивности, остроты осознавания в настоящем.


Рецензии
Лучше помню у Бредбери «Марсианина». Невозможность сохранить личность. Боль, когда тебя рвут на части…

Тома безостановочно била дрожь. Он выглядел тяжелобольным. Толпа все напирала, протягивая нетерпеливые руки, ловя его, хватая. Том закричал. Он менялся на глазах у всех. Это был Том и Джеймс, и человек по имени Свичмен, и другой, по фамилии Баттерфилд; это был мэр города, и девушка по имени Юдифь, и муж Уильям, и жена Кларисса. Он был словно мягкий воск, послушный их воображению… Каждый их призыв заставлял его лицо преображаться… Они хватали его за руки, тянули к себе, пока он не упал, испустив последний крик ужаса. Он лежал на камнях – застывал расплавленный воск, и его лицо было как все лица, один глаз голубой, другой золотистый, волосы каштановые, рыжие, русые, черные, одна бровь косматая, другая тонкая, одна рука большая, другая маленькая.

Так выступает темнота из створа,
трагическим деяньем обуянна,
преобразясь, как Бог-отец нежданно
по ходу в Сына, – но и сам он скоро

вдруг распадается на сгустки тьмы –
на множество немых ролей людского
убожества, сиротства и скорбей.

Так возникает (это знаем мы)
из брошенного, буйного, слепого
Спаситель, как единый лицедей.
(Рильке)

И, конечно, «Песочный человек» (Sandmann) Гофмана, доводящий до безумия. Игра с ним обоюдна и опасна. «Крутись, куколка, крутись…»
Чтобы помочь заснуть, Песочный человек засыпает глаза песчинками-дхармами. Время дискретно – вспышки в пустыне без благодатной водной (женской) стихии. Живое существо превращается в глиняного голема.

Довольствуясь осколком бытия,
Он не поймет, что мир его чудесный
Построила живая мысль моя,
Мгновенно затвердевшая над бездной.
(Заболоцкий)

Извините, Ольга, если я о своем. Нашел у Вас много важного и точного, спасибо.
С уважением,

Валентин Ирхин   08.05.2012 08:18     Заявить о нарушении
спасибо, Валентин, это очень хорошее дополнение :) и возможность увидеть тему с новой точки зрения

Ольга Лозовая   13.05.2012 22:32   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.