Повесть еще не закончена, нет вдохновения....
(Февраль, 2003)
Глава 1
РОЖДЕНИЕ
Летнее торжество палаток, раскинутое рядом с диким бурлящим потоком бешеной реки. Она бродила под палящим Солнцем меж торговых рядов. Ее привлек стол с различными поделками. Маленькие песики и птички из пенопласта, дерева, бумаги и еще чего-то. Она подошла. Белоснежный пудель спрыгнул со стола и стал мельтешить у ее ног. Она засмеялась – такой милый и балдежный! Существо с ладонь могло бегать, прыгать, махать хвостом и даже тявкать! Она стала с ним играть. Кувыркаясь в траве, подставляла руку для барьера.
- Барьер! – кричала она с хохотом, и довольный песик старался перепрыгнуть. Иногда у него получалось, а иногда он падал кубарем, теряясь меж травы. Ей захотелось его накормить – так она поверила в то, что он был живой.
- Сейчас приду, никуда не убегай! – сказала она черным глазкам, которые, казалось, все понимали, и опустила его на траву. Отошла в сторону и тут же поняла, что пенопласт ничем не питается.
Вернулась. А ее пуделя уже и нет. Вот другие зверюшки: гогочущие гуси и еще кто-то, а его нет. Ей даже как-то печально стало.
Хозяин стола – высокий парень подошел к ней.
- Это ты так взбудоражила моих зверей?
- Да, наверно.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Она даже немного смутилась. Они оба сидели на корточках перед столом, и она чувствовала от него какое-то спокойствие, уверенность и, в тоже время, какую-то замкнутость. Они отвели глаза. Чтоб как-то снять напряжение, она, сев на колени, стала рассматривать другие поделки.
- Это твой глаз, - неожиданно сказал парень, поднося ей глаз из бумаги.
- Мой?
- Да.
- Но он – серый, а у меня глаза не серые.
- Ты видишь все в сером.
- ???
- Это мой глаз, - продолжал парень, показывая зеленый глаз на деревянной дощечке, - Хотя мои глаза - карие.
Он подвигал к ней и другие поделки, разбирая их и делая новые, все время всматриваясь в нее, словно искал какую-то определенную реакцию.
- Ози Озборн? Любишь? – спросил он, указывая на ее майку.
- Только его образ.
Она поймала себя на мысли, что хочет остаться с ним, хотя она даже не знает его имени, и, конечно же, он из далекого города. Но почему-то он так влек к себе, как магнит.
Он улыбнулся и взял ее за руки. Она прижалась к нему. Он тихонько поцеловал ее волосы.
Они еще какое-то время посидели так, и тут она вспомнила про песика:
- Где он?
- Я убил его, - небрежно бросил тот.
- Что? За что? – ее как ледяной водой облили.
- За то, что он подошел к тебе. Он не должен был.
Она испугалась этих слов и отодвинулась.
- А если бы твоя девушка подошла бы к другому парню, ты бы и ее убил? – вдруг она спросила.
Он как-то странно посмотрел ей в глаза, встал и ушел в палатку.
“Псих”, - подумала она и ушла к своим, в лагерь.
Там уже давно трапезничали. Запах вареной картошки с тушенкой возбудил в ней невыносимый голод. Ее друг намазал ей черный хлеб шпротами и пододвинул свою тарелку. За всем этим вкусным она позабыла странного незнакомца.
Потом долго играли на гитарах, пели, шутили. И вот, вечером, пошли прогуляться к реке.
Их было шестеро, шумно и весело с разливным пивом в баклажках проходили мимо торговых рядов. И вот он – столик с поделками. И странные глубокие глаза опять смотрели на нее, на руку ее друга, обнимавшего ее за талию. Ее аж передернуло. Она опустила глаза, отвернулась и тихо спросила у своих:
- Вам не кажется, что хозяин этого стола какой-то ненормальный?
- Кто? Этот? Да, есть немного. Говорят, он миллионер что ли. Типа его родики пропали, когда он еще ребенком был. Оставили кучу бабок. Он всю жизнь один, без друзей, без девочек! Наверное, еще девственник! – при этом Гарри хихикнул, уж его то точно таким не назовешь. Он еще тот Дон Жуан!
- Так вот, делает всякую херню, которую кроме сопляков никто не берет. Псих обычный! Вот сейчас бы шашлыку!!!
По воздуху пролетел запах жареной свинины.
- Да, точно, - подхватили остальные. И все переключились на шашлык. А она все еще вспоминала: “Ты все видишь в сером… Я убил его…”
***
Ближе к ночи на дискотеке у кришнаитов она сидела на траве и ела священный прасад. И тут к ней подошел он.
- Хочешь, я снова воскрешу его?
Она чуть не подавилась:
- Кого?
- Пуделя.
Она не захотела связываться с психом:
- Да ладно. Он же из пенопласта. Наверное, ему не было больно. У него же нет нервов.
- Нет. И чувствовать он не может.
- Наверное. Хотя, я думаю, что чувства не зависят от нервов. Их вообще, по-моему, нельзя объяснить, - не желая того, она сама втянулась в разговор.
Он помолчал.
- Как тебе эти зомби? – спросил он, указывая на танцующих.
- ??? Кришнаиты? Нормально. Мне они нравятся. Добрые.
- Обычное зомбирование, чтобы деньги вытягивать.
- Ну, с меня они еще ничего не вытянули, кроме “Харе Кришна”.
- Ну, это пока…
Она не стала спорить, и вообще решила с ним не говорить, чтоб отвязался. Но он видимо это не планировал и продолжал:
- Тебе нравиться это?
- Что? Прасад? Да, вкусно.
- Туда же подмешивают…
- Ну и пусть! Зато я все начинаю видеть в зеленом цвете! – отрезала она, он стал ее нервировать.
Но тот не обиделся, даже рассмеялся. И вдруг стал рассказывать всякие веселые истории. В принципе полный бред, но к своему удивлению она так смеялась, и даже стала кормить его со своей ложки. Он тоже решил взять немного еды и соизволил сказать: “Харе Кришна”.
Хохотали, валялись на траве, затем стали бросаться пластиковыми тарелками друг в друга.
И вот к ним подошли ее друзья. Мокрые после танцев, в их взглядах читалось удивление, когда они застали свою подругу рядом с этим психом.
- Эвен, - представила она его, познакомились.
Всю эту ночь, они все вместе просидели у кришнаитов, шутили и боролись. И она, и ее друзья за эту ночь стали просто не разлей вода с Эвеном.
Часиков в шесть утра она уснула на чьих-то коленях.
Проснулась в одиннадцать, никого рядом не было. Из леса вышел Гарри.
- А где все? – спросила она сонно.
- У твоего нового друга. Они тоже захотели что-нибудь смастерить.
***
Ночной город, огни, освещающие цветастой радугой мокрые после дождя улицы. Она вновь украла чей-то байк, повороты, повороты, брызги в разные стороны. Она обожала нестись по спящему городу, пугая случайных знакомых, вот-вот и врежется в фонарный столб, но нет, рывок руля влево и вновь вперед! Снова начался дождь, скорость нарастает, ливень усиливается и нещадно бьет острыми каплями по лицу. Она смеется ливню. Ей все не почем! Но, однако, за ней погоня! Другие очнувшиеся байкеры тщетно пытались ее догнать! Скорость!!!!!!!!! Только бы поменьше поворотов. Хотя, ей было наплевать. Она не боялась смерти, ей не зачем было жить, и поэтому она неслась черной старухе навстречу. Но та сама была напугана адскому огню в глазах сумасшедшей девушки, и поэтому у очередного резкого поворота вправо смерть отпрыгнула в сторону, пропуская дикий хохот вперед. Вихрем пролетели следом еще несколько байков. Скелет в черном покрывале только махнул рукой им на прощанье, и направился в ближайший подъезд: пьяный сожитель зарезал хозяйку квартиры.
Погоня ее утомила. На полном ходу она спрыгнула с байка в ближайшие кусты. Клубочком закатилась в какую-то грязь. Раскинутые в разные стороны руки и ноги. Удовлетворение на губах. Дождь все также хлестал по лицу, превращая макияж в жуткую мазню, черными ручьями стекающую в уши, обрамленные в металл. Час, два… Тонкая фигура в коже пошевелилась. С изяществом кошки девушка на четвереньках направилась дальше до ближайшего дома. Лестница на крышу. Домой!!! Несколько минут и обожаемая высота. С крыши на крышу, квартал за кварталом. Окраина города. Высокий заброшенный дом. С крыши на балкон, карниз, этаж ниже, окно – всегда открыто – ее ждут домой. Нырнула внутрь. Свет Луны удлинил стройную тень, идущую на цыпочках, совершенно неслышно. Но он проснулся. Она всегда старалась возвращаться тихо, но он всегда просыпался, угадывая ее присутствие.
- Как было сегодня?
Она вздрогнула:
- Я никогда не привыкну к тебе! Разве можно так пугать?
- Разве тебя можно напугать?
Она подошла к огромной кровати, на которой потягивался ее собеседник. Он притянул ее к себе, и они занялись любовью.
***
Очередная попытка угнать байк провалилась. На четвертом повороте ее подсек синий облегченный харлей, и она упала на асфальт, ободрав левую сторону тела. Здоровенный верзила поднял ее за волосы:
- Вот, она, наша кошечка! Памалась, которая кусалась, - он дыхнул на нее недельным перегаром. Она отвернулась, не произнеся ни слова. Ее отвезли на стоянку, где местные любители техники и не только постоянно тусовались. Она была грубо брошена на какие-то железки. Наконец-то была поймана та, которая терроризировала всех уже не один месяц. Ее окружил с десяток мерзких небритых грязных и вонючих мужиков в коже и джинсе. Облизывая треснутые губы, они скрутили ей за спиной руки. Лапая тонкое тело, порвали облегающий костюм, резко развели ноги и по очереди насиловали, периодически ударяя кулаками по лицу.
- Вот так тебе, сучка, – орали они, – не будешь наши байки воровать!
Одному из них захотелось запихать свой грязный немытый орган ей в рот, однако она, собрав последние силы, укусила его, прокусив и почти сомкнув свои челюсти вместе. Дикий вой и пинок в диафрагму. Взбешенные они пинали ее и били цепями, насиловали во все отверстия, пока не заметили, что она уже около получаса вообще не двигается. Тогда они взяли ее за ноги и привязали толстенной цепью к крану, перетаскивающему старые автомобили на свалку. Рычаг включен, и тело, превращенное в кусок мяса, истекающее кровью, было отвезено в котлован, где обычно хоронились останки стальных мустангов.
***
Ночка как раз была то, что надо! В воздухе пахло усталостью, усталостью жить и терпеть. Ее ждали, ее звали, о ней грезили. Она давно не испытывала такой потребности в себе самой. Танцуя и смеясь, она увлекала за собой все больше и больше желающих остаться с нею навсегда. В вихре бешеного танца, взметая листья до десятых этажей, она исчезла, лишь хохот эхом разлетелся по городу, испаряясь с первыми солнечными зайчиками, отражающихся в немытых окнах. Только матери детей были не рады этому танцу, с которым их чада улетели безвозвратно в ее царство. Смерть была гостеприимна. Однако в своем счастливом буйстве она не заметила кусок мяса, болтающийся на цепях на свалке старых авто.
Тело окружали пробудившиеся мухи, ползали и потягивали тонкими хоботками сладковатый нектар, перемешанный с грязью. Кровь возбуждала мерзких насекомых, они совокуплялись и уже были готовы отложить свои яйца, если бы не лай добермана.
- Грант! Стой! Куда ты, негодяй, меня тащишь?
Пес оскалил зубы при виде мух. Он их ненавидел. Разогнав мух, пес принялся лизать тело.
- Зачем надо было тащить меня в эту помойку? – ворчал его хозяин, мужчина пятидесяти с лишним лет. Из-под седых вьющихся длинных волос подозрительный и слегка раздраженный серо-голубой глаз осмотрел то, что облизывал длинноногий Грант.
- Чего это ты там лижешь, противное животное? Поди, вон! – в теле едва узнавалось что-то человеческое – Бог мой! Она еще жива! За что же тебя так, девочка? – человек аккуратно снял девушку с цепей. Грант преданно крутился у ног хозяина, который опустил тело, убрал прилипшие волосы с лица. Разбухшие и лопнувшие губы были открыты, едва ощутимое дыхание – грудь практически не вздымалась.
***
Лучи солнца все же пробирались сквозь многочисленные щели и отверстия в стенах, освещая мрачную комнату. Пахло жареной картошкой. Она открыла глаза. Однако ей это удалось с трудом – и боль заставила их вновь закрыть. Кто-то гремел кастрюлями и низким хриплым голосом напевал Smoke on the water. Она попыталась пошевелить рукой – та не послушалась. Она захотела сказать слово – из гортани ни вышло ни единого звука, только режущая боль в груди и шипение выходящего воздуха из легких. Она решила повернуть голову, чтоб получше оглядеть комнату – однако это причинило ей невыносимые страдания, тело дернулось, словно по нему прошелся ток. Она зажмурилась, и слезы залили подушку. Время шло, она слышала тиканье часов. Боль потихоньку улетала. Кто-то вошел в комнату. Подошел к ней, сел рядом – матрас прогнулся влево – снова боль. Девушка медленно открыла глаза. Одноглазый седой смотрел и улыбался:
- Ожила, красавица! Вот и прекрасно! Наверняка голодная, а? Щас, принесу, - он встал и направился, вероятно, в кухню, бормоча сам с собой, – Картошечку ей еще рано, надо бы бульону, и куриного, правильно я говорю, а, Грант?
К девушке подбежал доберман и начал лизать ее левую руку. Теплый язык приятно скользил по ладони, она улыбнулась (ей так показалось, на самом деле губы и не пошевелились). Запах куриного бульона напомнил о том, что она действительно очень хочет есть. Мужчина подкрутил кровать так, чтобы девушка оказалась в сидячем положении:
- Так, сейчас мы будем кушать, - он окунул алюминиевую ложку в глубокую тарелку, остудил и поднес к губам, которые впрочем, не были похожи на губы. Девушка попыталась втянуть желанную жидкость. Солоноватый нектар растекся во рту, проглотила – брови чуть приподнялись – бульон ужалил сухое горло.
- Ничего, ничего, пройдет, - успокаивал одноглазый, - сначала всегда больно, но кушать же надо! Давай еще одну ложечку, вот так. Меня, кстати, Грегором зовут. А твое имя я, наверное, еще не скоро смогу услышать. Говорить не можешь пока еще?
Она еле заметно мотнула головой.
- Ничего страшного. Ерунда. С нами чего только не было! Правда, Грант? – пес привстал, поставив лапы на край кровати, хозяин потрепал его за ухо, и доберман положил голову на одеяло, смотря исподлобья на раненную, тихонько поскуливая.
- Мы с Грантом где только не были! Сначала Корея, немного Афганистан, Чечня, Ирак… Еще чего-то, да-а, всякой дряни навидались. А теперь вот, отдыхаем, значит, забытые всеми и богом в том числе. И, как видишь, целые и невредимые! – он подмигнул единственным глазом. Бульон больше в нее не влазил, и вылился на подбородок.
- Не хочешь, не надо, потом доедим, - Грегор вытер подбородок пахнущей каким-то механическим маслом тряпкой, отложил тарелку и покатил кровать к дверям.
- Сейчас мы тебе покажем наш бункер. Когда-то здесь был цех по сборке всякой херни, пардон, я тут устроился работать после Афганистана. И постоянно возвращался. Владелец цеха однако, отдал концы в Ираке, мы вместе служили. Эх! Хороший был мужик! Вот я и остался тут, цех никому не нужен. Я по дешевке его переоформил и делаю всякую дрянь, за которую получаю неплохие баксы, чтоб баловать себя бутылкой отличного бренди, да и Гранту купить кило мясца.
Грегор катал ее по огромному залу, разделенному на отделы. Повсюду валялись различные железки, инструменты. Девушке это все почему-то показалось приятным. Она уснула.
***
Эвен привык к тому, что она не возвращалась. Она была вспыльчива, частенько обижалась на всякие мелочи и уходила. Но спустя несколько дней всегда возвращалась. Улыбаясь, с грацией кошки подходила к нему, обычно на четвереньках, просила прощения и лизала в левую щеку – это означало примирение. Он всегда прощал, а что делать? Он любил, любил до безумия, иногда сам не понимая почему. Он никогда не выходил из дому. Когда был жив старик Эндрю, тот покупал ему пищу, сейчас же эту роль взяла на себя Аурелия, однако вовсе не кончающие запасы волновали Эвена. Он подошел к календарю, вычеркивая еще один день:
- Восемь дней. Где же ты, Аурелия?
Парень подошел к окну. Солнце уходило на другую сторону планеты, окрашивая небо в различные оттенки красного, желтого и синего. Чтобы как-то отвлечься от терзающих его мыслей, он взялся за кисть. Он частенько рисовал закаты, когда она пропадала. И всегда они получались разные, но прекрасные. Его огромная квартира, доставшаяся от погибших родителей, была с верху до низу заставлена картинами. Среди них было уже более десятка закатов. И она: улыбается, хохочет, на других портретах грустит, но чаще всего взгляд ее уходил сквозь пространство, был глубок и серьезен. На этих портретах она особо прекрасна.
Он бросился к телефону:
- Полиция! Пропала девушка, двадцать четыре года, рост около ста шестидесяти, русые волосы чуть ниже плеч, прямые, глаза светлые, почти голубые, иногда серо-зеленые, одета… черный облегающий кожаный костюм, неделю назад… адрес? Район «Семи дворцов», да, недалеко от старого кладбища. Дом пятый-А. Да, именно этот дом, второй этаж. Да, весь. Я? Муж. Я не смогу придти – агорафобия. Хорошо, буду ждать.
***
- Я любила его когда-то. Он называет меня своей супругой, хотя мы не венчаны. Правда сама судьба наверное венчала нас. Он мил. Неплохой любовник. Но, понимаешь, что-то сломалось во мне, когда он… Так случилось, что его родители погибли, ему было около двенадцати, кажется. На его глазах их сбросили с восьмого, что ли этажа. В торговом центре.
- Это который возле Дома сборов?
- Да, там. Они пролетели и грохнулись посреди холла.
- Так их с внутренних пролетов сбросили?
- Именно. Куча народу. Кто их толкнул – так и не нашли. Свидетели описывали друг друга. В общем, у него, конечно же, был шок. Воспитывал сосед, делящий с ними этаж пополам. Он ему как родня.
- И…
- Да, ничего, все было неплохо. Спустя несколько лет я с ним познакомилась на фестивале туристов. Уехала к нему, все бросила. Он словно околдовал. А потом… мы как-то пошли в тот самый торговый центр. И так случилось, что какая-то женщина решила там покончить с собой. С криками о всякой фигне, она бросилась вниз. Голова всмятку, мозги в разные стороны, вопли повсюду. Он естественно вспомнил родителей, и тут все и началось. Боязнь открытого пространства. У него приступ начался. Конвульсии. После клиники боится выходить из дому. Депрессия. Я держалась, видит Бог, держалась! Два года нянькой была. Пыталась вытащить на улицу. Да хотя бы на лестницу, - бесполезно. Эпилепсия, падает в обморок и тому подобное. Еще он стал на мне постоянно срываться. Я уходила. Даже немного начала его ненавидеть. Но последнее время он успокоился. Нежен. Но я уже не люблю. Вот даже сейчас тут у тебя сижу, уже месяц, и плевать почему-то как он там. Может, и с голоду издох.
Ее серые от яркого солнечного света глаза были холодны. Но вдруг в них что-то словно пролетело, но тут же исчезло. Она посмотрела на Грегора и улыбнулась:
- Жестоко?
- Обычно, - махнул головой тот. Он вспомнил, какую ее подобрал на свалке.
- Я ведь мог пройти мимо, если б не Грант.
- Да, спасибо ему. Теперь у меня есть возможность отомстить. Ты ведь мне поможешь их найти?
- И не только. Но, наверное, стоит все-таки узнать про Эвена?
- Для чего?
Грегор ничего не ответил, допил чай из огромного бокала и вышел в мастерскую.
***
Пустота от одиночества вновь и вновь ломает изнутри. Почему же существуют такие головные боли? Ключами бьет кровь из носа, слезы сами ищут выход наружу, опережаемые дикими криками. Крики, крики, перерастающие в рев отчаяния. Где ты???!!! С кем ты?! Неужели покинула навсегда? Неужели вечное одиночество? Неужели ей уже просто все безразлично? Или же ей нужна все же помощь? Или же ей просто он больше не нужен? Открыть окно, так нужен воздух! Обжигающие кристаллики мгновенно растаяли на горячих щеках. Первый снег (и это в сентябре то!) Она его ненавидит. Только ли снег? Может быть, она исчезла, потому что… Нет, эти мысли разрывают мозги! Неужели она ненавидит его?! За его беспомощность. Она всегда была сильна и почти бесстрашна. Он – такое ничтожество! Конечно же она ушла от этой слабости, чтобы не чувствовать слабость в себе! А значит, а значит, он должен преодолеть свою слабость и победить. Иначе он потеряет ее навсегда, если она все же жива, конечно… Конечно, жива! Она же Кошка, у нее девять жизней, если конечно она их еще не все израсходовала…
Эван рванул к входной двери. Легкий холод обдал его тощее тело сквозь щель под дверью. Всего лишь ветер из коридора! Первый поворот ключа – дрожь мелкими шагами пробежала от груди во все стороны тела. Второй – кровь сдавила барабанные перепонки. Третий – барабанный бой сердца. Надавил рукой на ручку вниз, резко рванул на себя…
…Когда-то ему нравилось заниматься серфингом, пока огромная волна не смыла его с доски и не унесла далеко от берега. Кружа и вертя его в различных направлениях, соленная давящая и колющая легкие морская королева тащила в свои объятья. Доска зацепилась за камни на дне, веревка, привязанная к ноге, не давала освободиться. Глоток за глотком легкие наполнялись водой, жизнь толчками выхлебывалась изнутри. Казалось, что в нем уже несколько десятков литров. Перед глазами была она… Ту, кого он ненавидел и презирал в течение всей свой жизни. Она была ужасна. Красные глаза пугали. Желтые кости…
Тогда его успели спасти. Но сейчас, здесь, в этом старом коридоре, в доме на несколько жильцов, никого не было. Эван лежал на пороге, между Надеждой и Красными Глазами. Сам! Только ты! И нет слабости!
Кожа пахнет лавандой. А руки всегда нежные и ласковые, не смотря ни на что. Глубокий вздох. Воды расступились. Ни небо, ни звезды, ни молнии, а потолок с потрескавшейся штукатуркой. Запах сырости и затхлости. Какой же все же старый дом! Эван перевернулся на живот. Потянулся руками и ползком вытащил себя на холодные ступени. Прижавшись к поручням, сел-таки на первую ступеньку. Он был весь мокрый от пота. Красные Глаза испарились в духоте лестничного пролета… им было не интересно.
***
Солнце ослепляло, они держались за руки. Скоро вынесут священный прасад, а где-то часа через два будут танцы. Сама не зная почему, она не могла отойти от него. Он притягивал, он манил. Такая загадка, что-то необъяснимое. Сегодня последний день фестиваля. Все туристы разъедутся по родным городам, даже по разным странам. И они жили в разных. От этой мысли в груди заселился холодок. После Кришнаитской утвари друзья рванули на реку. Ледяная светло голубая вода уносила быстрым течением все, что в нее попадало. Она не рискнула зайти в дикий поток, к тому же девушка не выносила холод. Она села на раскаленный песок, наблюдая за тем, как ее друзья плещутся и ныряют, словно дикие селезни. За двое суток они сдружились так, как не могло бы произойти и в течение нескольких лет. В этом и есть что-то магическое. В этом и заключается главное волшебство фестиваля. Люди сближаются. Находят друг друга, и им не хочется расставаться. Никогда. Он смеется и постоянно поглядывает на нее. Эвен. Удивительное имя. И сам он не такой как все, кого она знала. Его белоснежные ровные зубы сверкают отраженными лучами солнца. Мокрые волосы упали на широкий лоб. Как же он красив! А тело! Словно кинозвезда, - думала она.
"Псих" понравился всем ее приятелям. Они боролись в воде. Он, хохоча, вновь поглядел на нее. В синем раздельном купальнике она сидела, скрестив ноги. Светлые волосы раздувал легкий ветер. Она улыбается. Она – его сон, мечта. И он обязан быть с нею. Всегда.
После кришнаитской дискотеки, когда солнце заходило за зеленые холмы, словно смущаясь той откровенности, которая напала на влюбленных, они медленно бродили меж палаток. Гитары низко пели. Люди дружно пили. Он взял ее за руку:
- Поехали со мной. У меня большой дом. В деньгах нужды не будет.
- Разве это важно?
- Я не смогу без тебя. Ты – это все, что мне нужно.
- Для начала, я это проверю…
***
Эвен не оставлял попыток выбраться наружу. Несколько раз он уже выходил на лестницу. И вот, к концу второй недели он вышел из подъезда. Ветер обдал его тело. Солнце вставало, люди спешили на работу. Наступал новый день. Новые шаги приближали его к разгадке. К новому миру, забытому им, к чему-то странному, почему-то. К ней. Эвен полной грудью вдохнул холодный воздух, который ужалил искорками ноздри. Он улыбнулся, хотелось кричать. Правда, на это не было сил, но сердце его ликовало! Да!!! Он смог, он сделал это!!! И теперь уже более ничто не сможет его остановить! Ничто и никто, даже ОНА! А ОНА прошла неподалеку. В ближайшей школе внезапно вспыхнула дизентерия. И около десятка родителей подадут в суд, в попытке разобраться, за что погибают их дети…
Эвен вернулся в квартиру. Взял лист бумаги, быстро и нервно что-то написал.
"Любимая, я ищу тебя, я в поисках. Надеюсь, те, кто прочтут эти строки, помогут мне найти девушку… " Далее следовало описание Аурелии.
Вскочил с кресла, схватил кредитку и выскочил за дверь. Однако, он не закрыл ее сразу. Постояв в проеме, он обернулся, глядя в тень комнат, словно в последний раз, вздохнул и медленно запер дверь.
Ненужная спешка, бег от одного квартала в другой, нищие, вонь. Мусор. Грязь. И много другого убивающего своей серостью не трогало его. Он бежал, бежал. От одного полицейского участка в другой. Спрашивая и оставляя приметы. Ее. Но, чем они могли помочь? У них своих дел, словно на свалке. Да и зачем так волноваться? Кинула она тебя, парень. Успокойся! Найди другую телку… Эвена это не останавливало. Он клеил ее фото на столбах и деревьях. Побывал во всех газетах и стал пробиваться на телевидение.
***
Заброшенная стоянка автомобилей. Сегодня вновь настало время для очередного ежегодного съезда байкеров со всей округи. Хард-рок низкими басами распугал местных бездомных бродяг, которые не ожидали такого скопища разношерстных джинсовых и кожаных парней. Пиво бурными потоками истощалось и вновь появлялось. Уже почти неделя, как беснуются толстые и бородатые, волосатые, страшные и красивые – разные. Для чего они собирались? Ведь и так они всегда были вместе, в барах и кабаках с армрестлингом, на трассах со звездами, в гаражах с проститутками. Все дело в торговле героином, в покупке новых байков и еще много всякого бизнеса, которым местные байкеры не брезговали полакомиться. На подобных съездах обычно собирались все для обсуждения крупных сделок, да и просто для обсуждения новых планов. Съезжались из разных городов.
Из одного восточного провинциального городишка на стареньком еле дышащем чуде, собранном из остатков харлеев, но с мощным двигателем прибыл юноша, лет двадцати. Он, конечно же, слышал об этом сборище. И знал для чего оно. Но ему нужны деньги. И он готов на любое дело, даже если будет грозить виселица. Заглушив мотор, он подошел к ближайшему жирному рыжему байкеру, ковырявшего в собственном ухе:
- Ты не подскажешь, где я могу найти Доктора?
Жирный медленно осмотрел Эрика с ног до головы, смачно харкнул перед собой и ничего не ответил. Эрика вообще-то предупреждали о том, что никто собственно с ним любезничать не будет, но все же к плевкам на собственных казаках он не привык. Моментально в голове пронеслись тысячи вариантов того, как следовало бы на это реагировать, но он не успел их осознать, так как его кулаки подействовали быстрее. Однако он не успел нанести более двух ударов, так как его схватили чьи-то огромные руки в рванных кожаных перчатках и цветных тату, и оттащили в сторону. Впрочем, Жирного тоже держали, но четверо.
- В чем базар? – орали все кому не лень.
- Мне нужен Доктор! – кричал Эрик.
- И таким вот способом ты меня ищешь? – из толпы вышел неимоверно высокий – он возвышался над самыми длинными на целую голову! Все притихли.
- Дай, я прикончу его! – крикнул Жирный Доктору.
- Подожди, мне интересно, кто же это такой борзый, кто не боится начать резню, не успев приехать на своей развалюхе из своего затхлого городишко, - серые глаза высокого ужалили Эрика. Тот немного помешкал, бросил взгляд на толпу, окружившую плотным кругом. Живым отсюда не уйти. Что ж, умирать, так с Silent Enigma:
- Я хотел найти у тебя работу…
- И поэтому начал шибать Жирного, что бы доказать, что чего-нибудь стоишь? – волна хохота оглушила Эрика.
- Я…
- Меня не волнует, что ты… Таких желающих тысячи. Но таких глупцов единицы. Бросаться на того, кто сильнее. Прямо таки Дон Кихот какой-то! – вновь волна – Хотя, нам нужны камикадзе. А, ребята, зачем нам рисковать собственной шкурой, если есть такие смельчаки? Ты хотел работы? Есть у меня для тебя работа, Дон Кихот. Пойдем.
Эрика провели под огромный навес. Длинный пластиковый стол и стулья. Доктор – прямые черные волосы до талии не соответствовали прозвищу – сел во главе. Эрика посадили за четыре места от него. Другие, как это было и без слов понятно, самые приближенные, встали рядом, чуть подальше. Остальные остались за навесом. Доктор неторопливо отхлебнул пол бутылки красного вина, облизнул губы, медленно, словно о чем-то мечтая. Пелена застлала серые глаза, делая их стеклянными. Напряженная тишина. Эрик оглядывал все, что находилось под навесом: множество деревянных и стальных ящиков, какие-то мешки. Он заметил у навеса машину, в которую грузили ящики. И другую машину, из которой выгружали.
- Что ж, – вдруг Доктор очнулся, – Твоя задача проследить, чтоб та тачка, – он указал на ту, в которую загружали, – проехала таможню без всяких там, проблем. Проводишь до места назначения, возьмешь то, что дадут, и вернешься сюда.
- Сколько времени на это уйдет?
- Дня три, если с таможней все будет так, как я от тебя ожидаю.
- А что я могу им предложить?
- Что угодно! Деньги, наркоту…
- А меня не…
- Не знаю, вот и посмотрим.
Эрик внезапно почувствовал, что над ним просто издеваются, но лицо Доктора было серьезным. Он взял пакет и протянул его Эрику:
- Вот деньги.
Потом взял другой пакет:
- Вот наркота. Отдашь тому, кто спросит о твоем затхлом байке, скажешь, что это ему Доктор прописал. Понятно?
- Да.
- Свободен.
Вообще-то Эрик хотел спросить, не боится ли Доктор, что он сбежит с пакетами, но тут же сам ответил – НЕ БОИТСЯ! Это он должен бояться, если что-то исчезнет из этих пакетов и этого грузовика. Дело казалось несложным, если учесть, что на таможне будет свой человек. Не удивительно, почему так много было желающих работать на Доктора.
***
Жилось у Грегора не плохо. Раны уже все зажили, но съезжать Аурелии не хотелось. Да и Грегору нравилась его гостья, и он не желал ее отъезда. Несколько раз в неделю они ездили на пикнички – отдыхали в тени у реки, охватывающей кольцом весь город. Узнав о любви девушки к байкам Грегор решил собрать для нее небольшой, но скоростной, на котором она могла бы с легкостью вписываться в крутые повороты и летать словно птица. Но девушку интересовал не только новенький байк. Она хотела, найти тех ублюдков, которые испоганили ее тело. Она жаждала мести. Тренировки у груши, ножи, стрельба из ружья – вот ее новые хобби.
Однажды, около двух часов ночи, в гараж к Грегору постучались. Вернее кто-то долбил ворота с такой силой и так настойчиво, словно спасаясь от чего-то страшного. В это время суток Аурелия и Грегор обычно смотрели кабельное ТВ или А1, попивая пиво с картошкой. Грохот удивил:
- Кого там черт принес? – рявкнул хозяин, подходя к воротам.
- Открывай, Капитан! Открывай, это твой юнга пришвартовался!- раздался возбужденный голос.
Грегор быстро распахнул дверь, открыв за одно мгновение всевозможные замки и засовы. Его тусклый глаз стал, чуть ли не в два раза больше от удивления:
- Эрик?! Да, как же… Да я…
Он обнял парня, смяв его как ребенка. Словно невесомое создание, он втащил его внутрь, захлопнув дверь, забывая про замки:
- Девочка моя, ты только глянь, кто же наконец-таки ко мне приехал!
Его голос дрожал от волнения. Аурелия была потрясена. Она думала, что ее спасителя ничто не может так взволновать. Казалось, он был готов даже прослезиться! Она повела плечом и криво улыбнулась, произнеся невнятное "А-а, угу". Незнакомец тоже был не менее смущен, увидев девушку. У вечного холостяка подруга? Такая, э-э, молодая? Они одновременно взглянули на Грегора, в их глазах горели вопросы.
***
Щемящие сердце вопли рвались наружу, когда он поцеловал ее на прощанье. Он уезжал в свой огромный город. Она же в свою провинциальную глушь. Неужели они не встретятся больше? Он обещал писать. Ей было больно. Его электричка скоро улетит. Фестиваль кончился. Неужели и все это кончится, как милый, нежный сон? Однако он обещал писать, а она, будучи принципиальной, дала себе слово его проверить, проверить его чувства.
Грустно, когда проверка не оправдывает ожидания, но….. На сей раз, все было, как в сказке. Стихи, поцелуи, объятья и нежные прикосновения приходили вместе с конвертами. Она решила отдаться, отдать ему себя, свое тело и душу, свою жизнь…
***
Эрик, сын брата Грегори и прекрасной женщины на свете – Марго. Говорят, оба кузена были безумно в нее влюблены. Однако, после долгих и настырных ухаживаний она все же выбрала одного. Какое-то время братья вообще перестали общаться друг с другом. Грегор решил выбрать карьеру военного, считая, что для него больше нет смысла беречь свою никому не нужную жизнь. Нечего и говорить, что в его сердце кипела ненависть к брату. И как же сильно она возросла, когда он узнал о конце…
Молчание прервал Анри, написавший кузену о Марго. Грегор впервые оставил войну. Эрику было восемь, когда его мать взяла ЕЕ за желтую кость. Опухоль, разъела ее наивный мозг. Первое, что сделал Грегор, когда перед ним открылась входная дверь, - это выбил зубы Анри, которого винил в произошедшем. Сутки брани, порывы вонзить нож в грудь вдовца, затем слезы и объятья примирения. Марго рассорила и вновь воссоединила братьев. Они оба не видели более смысла. К тому же Анри и сам винил себя в ее уходе. Хотя, как он мог это предотвратить? Но, быть может, если б он уступил ее брату, ее судьба была бы иной? Тысячи "может" кружились в давно уже не трезвой голове. И ответы пришли с Красными Глазами и Янтарной Улыбкой, которые нежно набросили удавку и оттолкнули стул из-под ног.
Грегор не мог взять Эрика с собой. Но письма из разных стран стабильно неделя за неделей приходили к мальчику, воспитываемого стариками бедной Марго. Ребенка же с таким детством ничего кроме металла, скорости и декаданса не интересовало. Он бросил колледж, хотя перспективы были высоки, если бы не его отвратительное поведение. Острый ум и хмурый взгляд. Его побаивались, ненавидели и тайно любили и уважали. Понимая, какой обузой он является для стариков, Эрик уехал. В поисках денег, или в поисках себя?
Собранный вручную байк фырчал двигателем в унисон с Dance of December Souls. Ветер путал кудрявые локоны. Кажется, появлялось значение…
***
За ужином Грегор познакомил Эрика с Аурелией. Выпив немалое количество виски, Грегор настолько разошелся, что совсем ударился в воспоминания. Смеясь и хрюкая, он вовсе не был похож на того Грегори, которого привыкла видеть наша байкерша. Через какое-то время Грегор обнял Эрика за плечи и захрапел, затем, свалившись на пол, повернулся на бок. Теперь его уже ничем не разбудить. Молодые переглянулись, не зная как им поступить с ним. Решив оставить на полу, прикрыли одеялом, и вышли в другую комнату. Грант же верно остался подле хозяина, положив морду на лапы.
- Так, значит ты его племянник? – спросила девушка, зная ответ, но просто надо же было о чем-то говорить.
- Да. Хотя мне всегда казалось, что он принимает меня больше за сына.
- А что же ты раньше не вспомнил про него?
- Намекаешь на цель моего приезда?
Девушка хитро взглянула Эрику прямо в глаза, приподняв правую бровь.
- Вообще-то мне нужна его помощь.
- Вляпался во что-то?
- Догадливая.
- А как же. Да я, если честно с ним по той же причине, с одной стороны.
- А с другой?
- Он спас меня. Я обязана ему. И всегда буду рядом. Он мне тоже как отец. Нет, скорее все же, как дядя. Так что же у тебя случилось?
- Да так, по мелочи.
- Считаешь, что не женское это дело?
Эрик ничего не ответил. Тогда Аурелия, поставив бутылку пива на стол, вышла. Вернулась она с охотничьим ружьем. Вскинув его, прицелилась:
- В доме напротив на втором этаже живет парочка – муж и жена. Он каждый день возвращается пьяный и бьет ее ногами. Не мое дело скажешь, а вот меня он уже достал.
Из раскрытого окна слышались женские крики и мужской мат, сопровождающиеся иногда появляющимися обликами их хозяев. Аурелия вдруг выстрелила. Мат прекратился. Крики также. Тишина. Пораженный Эрик с открытым ртом, который он закрыл только после внезапного вопля. Вероятно жены. Аурелия поставила ружье на пол, задумчиво глядя в сторону подъезда дома напротив:
- Ты ее видел?
- К-кого? Жену?
- Какую жену? Нет. Старуху.
- ???
- Она всегда рядом. Я часто ее вижу. Она странная. Я звала ее, но она никогда не подходила ближе. Стоит невдалеке и смотрит. Словно ждет чего-то, мне кажется, что я ей нужна здесь, но не в ее мире. Зачем?
Девушка, искренно не зная ответа, словно ожидала его услышать. Но Эрик ее не понял. Он вглядывался во тьму, но никакой старухи не увидел.
- Ты же человека убила!
- Он не человек. И это не убийство.
Решив, что девушка просто сбрендила, он допил пиво и вышел. А Красные Глаза улетели в соседний квартал.
***
Она обожала поезда! Стук колес убаюкивал, даря редко испытываемое спокойствие. Столбы электропередач, редкие деревья, бегущие серпантином, превращаясь в густой и черный лес, а затем вновь одинокие сосны. Степи и реки, мелкие поселения. Станции, станции, станции. Он пригласил ее в новый мир. Она давно хотела изменить свою жизнь, и вот, встреча, и такая наполняющая ее истрепанную душу. Она готова на любые испытания, потому что верила, что теперь-то счастье ее не оставит. Рядом с Эвеном ей так же как Изольде с Тристаном.
"Будете заказывать постель?" – спросила проводница. "Нет, только одеяло" – Аурелия брезговала вагонное белье, но обожала верхние полки. Она закрыла глаза, ей снились танцы под дождем. Несколько суток счастливых предвкушений пронеслись, и гудок поезда возвестил о приезде. Вокзал космополита, толпы незнакомцев. Предупреждения о возможных терактах и потерянных детях. Высотки, высотки, высотки. Голова идет кругом. Как она все это любила! Она открыла свое лицо небу и кружилась, кружилась… не замечая толкающихся вокруг сумок и баулов.
- Аурелия!
Она очнулась, опуская голову. Небо – карие глаза:
- Эвен, - выдохнула она, - Как же здорово!
Они обнялись и зашагали к метро.
Почти час и вот они у высокого дома прошлых веков, - это теперь ее новое убежище. Она улыбнулась:
- Какой этаж?
- Второй.
Она побежала навстречу своему счастью…
Эвен закрыл глаза, вспоминая это. Что же теперь? Почему все рухнуло?
Мимо с песнями прошли кришнаиты. Когда-то именно благодаря им у них родились чувства. Ведь Аурелия сказала, что они с друзьями собирались на фестивале не столько из-за отдыха, сколько из-за желания побывать у кришнаитов. А что, если она его покинула именно ради них. Она была как тень последнее время, бросалась из одной авантюры в другую. Может, она к ним подалась? Эвен подбежал к последнему в колонне поющих. Но тот ничего не ответил, так был увлечен повторением мантры. Только возглавляющий колонну с аккордеоном сказал, что иногда девушка, похожая на описанную, бывала на молитвах. Но как часто он не помнит. Чтобы узнать больше, ему лучше самому придти на собрание. Может и встретит.
Прежде чем вернуться в храм Кришны, где собирались эти психи, как думал о них Эвен, ему пришлось пройти пол города. Что немного его смущало. Но к своему удивлению он вновь отметил, что, как и на фестивале, пение этих полусумасшедших заражает, он уже и шел в такт бою барабана, и напевал мантру про себя. Храм Кришны находился в обычной школе. Правое крыло которой, включая актовый зал, было отданы на молебны. Как выяснилось, директор школы был ярым поклонником Кришны. Посреди сцены стоял алтарь со скульптурой бога, цветы, картины, книги, благовония. Все это налетело на Эвена ураганом воспоминаний: она – эти запахи, эта музыка, этот бог – все это для него – ОНА! Она улыбается, она грустит, она хмурит брови, она поет под гитару, она его целует, и только ее мир, ее желания, ее жизнь – есть смысл его бытия. Он останется здесь, навсегда, пока не встретит ее. Эвен не заметил того, как упал на колени, закрыв глаза и рыдая. Впрочем, прихожане придуманного святилища решили, что так велика его любовь к Кришне. И поэтому смотрели на него как на святого. Тут же решив принять его в свои ряды и ни за что не отпускать!
***
Операция была провалена. Пакет достался мусорам, а все с кого можно было бы что-то спросить подохли, как зажаренные крысы. Доктор был не просто в бешенстве, он не просто все крушил вокруг себя и бил морды любого, кто попадался на пути, он готов был порвать на части собственную мать за то, что она родила его и ему приходиться жить в мире полном недоделанных дебилов.
- Товар на сто штук баксов! На сто штук! – рычал он – Это вам что, обертки от презервативов? Я вас всех спрашиваю! Какого хрена надо было палить? Я вас спрашиваю! Какого хрена надо было валить этих сраных мусоров? Кто приказал? Кто? Я же сказал отдать пакет и не рыпаться. Дело для недотраханных девственников! Где этот урод, Рыжего мне сюда!
Доктор отшвырнул стоящего у входа в палатку накаченного байкера, как какую-то девку-школьницу. Рыжий едва осмеливаясь и шаг сделать, все же был притащен.
- Я у тебя спрашиваю: кто начал валить?
Доктор зубами открыл бутылку и вылил ее всю в свое жилистое тело. Рыжий молчал. Он и сам не знал, что произошло, так как его там не было. Да и вообще он и толком то не был в курсе произошедшего. Все, кто хоть что-то знали, были на месте, а соответственно взорвались вместе с грузовиком, поджарив всю таможню. Конечно, Доктор это знал, но ведь должен же был кто-то ответить. Пусть Рыжий, он итак больше всех всегда лезет, куда не следует. Вот пусть и получит пару раз железной цепью по жирной спине!
Сделав отбивную для ужина из Рыжего, Доктор немного успокоился. Теперь можно посидеть и подумать, покуривая Гавану. Ответственного за операцию, Девона, Доктор знал лучше, чем себя. Он не мог предать. Ради выполнения задания и сестру свою обожаемую отдаст собакам. Остальные же были мелкими сошками. Подробности дела они не знали. Случайность? Нет, в это Доктор не верил. Или этот новенький – подстилка полицейская? Может это в нем все дело? Стабильно – новенький, срыв дела. Значит его вина. Но на одной версии, к тому же такой распространенной Доктор не остановился. Могли и сами продажные мусора провалить операцию. А может, кто-то еще был на точке. Третий. Вот эта версия понравилась больше. Нужно выехать на место самому.
***
Она понимала, что является не простым существом, находящимся в обществе падале-подобных тварей, мнящих себя человеками.
Что-то было рядом. И не просто так. Оно было с какой-то целью. И, похоже, она догадывалась о смысле этого нахождения. Аурелия все больше и больше осознавала, что она выжила не из-за какой-то необъяснимой случайности, не из-за того, что удача повернулась к ней передом. ОНА дала ей право не умирать! Право родиться заново. И поэтому ей, Аурелии предстояло отработать это право. Выполнить и отчитаться по всем правилам. На все сто! Нет, никто и никогда не увидит того, что видела она. Сила с багровыми глазами не дастся просто так обычному ее рабу. Только избранные способны ее лицезреть. И только особенные могут с ней поговорить и, кроме того, получить ответы на некоторые вопросы. Вот и в эту ничем ни примечательную ночь. Аурелия видела как ОНА, улыбаясь, прижимает к бездонной груди младенца – кажется что-то с легкими, и вдруг впервые поворачивает к ней свое безликое лицо.
- Жалко?
Раздался голос. Губы не шевелились, так как их не было. Да и челюсти вроде как тоже были всего лишь видением.
Аурелия молчала, подумав, что ей только почудилось.
Однако голос вновь раздался:
- Я думаю, нам пора обговорить кое-что.
Тишина. Аурелия в дыму, марихуана давно не покидала ее тонких пальцев.
- Дурочка. Я дала, вернее, я не взяла тебя, так как ты должна выполнить то, ради чего собственно и появилась на этой гнилой планете.
Тишина.
- В принципе, конечно, ты могла появиться и в другое время и вообще в другой плоскости, но, так уж распорядилась СУДЬБА. Она еще та шутница. Хотя, лично я думаю, что она просто обкурилась чего-то не того. На сей раз, она не ошиблась.
Тишина.
- Ты, знаешь, я не люблю болтать, но сейчас меня что-то тянет на монологи.
Игривое пламя в глазах. Ребенок испарился. Аурелия все еще молчит, просто не зная как ей реагировать. Да, она видела смерть – это ведь была именно она, но не думала, или думала?, что та имеет на нее какие-то виды или планы……
- Ты права, ты мне, нет, не мне, а всему сущему, нужна. Ты олицетворяла собой когда-то любовь. Да, такое было. И любови это льстило. Она вообще, да впрочем, как и все мы, любит, чтоб о ней думали в первую очередь. Да и жертвы во имя нее! Это нечто. Собственно говоря, она всегда держала первое место. Ну и хрен с ней! Терпеть ее не могу! Вы, люди и не представляете какая она тщеславная и мерзкая на самом деле! Вы ради нее зовете меня, готовы на любые подвиги, а ей важно лишь одно – рейтинг! СУКА ОНА ВОТ И ВСЕ!!!
Я же хотела тебя спасти ради ненависти! Жалко мне ее. Она в последнее время вся плесенью покрылась. Но, дав тебе новое существование, я передумала. Хрен с ней тоже. Ты, знаешь, в последнее время она стала возвышаться. Вы – люди такие идиоты, сами говорите: "От любви до ненависти …", ну, ты знаешь. Так вот, я думала утереть нос любви. А тут… Короче я сначала не знала, что с тобой делать. Ты меня удивляешь. Все цепляются за жизнь, она от этого такая гордая, скотина паршивая…… Я редко чувствую, что не просто нужна кому-то во имя избавления, а именно ради меня собой. А ты благословляешь все вокруг мною. Ты знаешь, мне приятно. Но, смотря на тебя, наблюдая за тобой, я начинаю любить тебя…….. хотя терпеть не могу любовь. Ты мне как, я не уверена, но, наверное, как дитя. Я дарю тебе то, что имею сама – власть над существованием. Многие меня принижают, считая чистильщиком, какой-то чертовой техничкой, подметающей трупы и отходы. Ты же оценила меня, за это ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Я буду рядом. Только оглянись……….
Сон? Марихуана? Аурелия поначалу не знала, что и думать. Выход один – сесть на байк, и умчаться к чертовой матери хрен знает куда.
****
Сны, сны, сны, то влетают, то улетают. Не очень-то и важно какие, забывается смысл, и причина. Главное то, что когда просыпаешься внезапно, то глаза не желают открываться. Она не понимала почему, но однажды……………
однажды она открыла глаза до того, как успела проснуться, до того, как ее душа успела вернуться обратно в тело. В хрупкое тело. Правый глаз еще закрыт, а левый…… что-то хлопает крыльями, так быстро…. Так быстро, от этого страшно. Кажется, что мешает открыть глаз. Кажется, что влетает в глаз, кажется, что это и есть душа. А что, если… может быть это и есть душа, которая вылетает на время снов из тела, дабы повидать другие миры и теперь она не успела вернуться? Быстро, быстро, хлопают крылья.
Что снилось – не важно, но душа, не успела, но душа опоздала, а крылья хлопают….. что это? ДУША. И что-то скрипит, и что-то скребется, и не дает вновь уснуть, хотя веки словно сталь, их трудно удержать открытыми …. И интересно, и страшно, что это? ДУША? Почему же так неописуемо? Бабочка перед глазами. Это – ДУША?????
Чувства и страх переполняют. Что же сильнее? СТРАХ! От страха закрываешь глаза. Не важно, что дальше, только бы вновь уснуть и забыть…..
Веки падают, тоннами весом, сон вновь захватывает и все бесполезно. Что есть все? НИЧЕГО!
***
Любовь. Приходит. И … Почему же всегда появляется "И"? Почему нельзя просто любить? Для чего эта чертова привязанность?
Может быть лучше сдохнуть к чертовой матери? Да где ее найти то?
Короче, к черту все и вся!
DAWN OF DREAMS/
************
Я чувствую присутствие, она рядом, она говорит, но я в нее не вникаю. Я свою роль не понимаю, может быть – чувствую, но не понимаю…….
***
- Скажи, зачем ты вернулся? – Аурелия подошла к Эрику.
Тот же взглянул на нее с недопониманием.
- Зачем тебе Грегор? Ты знаешь, ведь он – мой! Да, не смотри так, я живу для него, а он для меня.
- Вы, что любо…
- Пошел ты!!!!! – обрезала она гневно, - Он мне как отец, даже больше. Моего отца я и не знаю. Грегор мой спаситель, бог, мессия, если хочешь! Мне похерам, что ты там себе представил. Я буду жить с одной целью, а смысл мне дал именно Грегор и его чертова собака! Я их не просто ценю, я…, я их… Да пошел ты! Еще объяснять тебе! Да кто ты есть? Через столько лет приперся! Че те надо то? Какого.. да пошел ты!
И она, хлопнув дверью и опрокидывая несколько вещей на своем пути, ушла прочь.
Да кто он есть? Думала она. Вернулся и думает, что сможет забрать у нее ее спасителя, того, при помощи которого она сможет отомстить.
Кто бы только мог подумать, что на самом деле ее волновало не столько появление Эрика, как претендующего на ее единственного друга, сколько вообще его появление. Да, она была права в том, что его появление ее несколько смутило. Но причина была не в дележке Грегора, а в появлении этого худого, широкоплечего брюнета с зелено-карими глазами. Музыка не давала покоя, а только все больше усиливала беспокойство.
****
Эрик ходил по квартире, не находя себе применение, и в конце концов вышел на улицу. Странная девушка с мышами в голове его встревожила. Или еще какие вызывала чувства. Он не понимал какие. Он надеялся, что Грегор поможет ему как-то совладать с городом и его порядками. Возможно, поможет найти работу, свое место. Но было ясно, что на это уже претендовала другая особа, к тому же довольно странная. Эрик хотел было выбросить эту непонятную девушку из головы, объясняя ее как обычную наркоманку, или что похуже. Однако это ему не удавалось. Его мысли постоянно возвращались к ее образу, не давая сконцентрироваться на реальной проблеме. Проблема же была куда более, чем просто серьезной. Товар, который Эрик должен был провести через границу, был уничтожен вместе с охранной, он же смог остаться в живых. Единственное разумное решение – сбежать, так как живым мог остаться только предатель. Он таким и являлся в глазах Доктора. Что делать?
С Грегором поговорить еще не удалось. А мысли летят в неизвестность – это дурно пахнет, это дурно, это мерзопакостно!!!!! Рев мотора и сто сорок. Теперь лучше……..
Passion /////////
***********
- Смерть! Где ты? Возьми же меня! Мне нет смысла жить! Где же этот смысл? Где??????
Аурелия кричала в начинающийся дождь, в то время, когда Эрик мчался навстречу вопрошаемой.
Ей не было смысла и это уже начинало надоедать. Та же просто игнорировала. Видимо были дела и поважнее. Аурелия брела по размытым бесцветным улицам, то ли рыдая, толи это были холодные капли дождя, испаряющие тепло с ее прекрасно бледного лица. СМЫСЛ. Да пошел он! Если есть любовь, но если…. ТО зачем?
ЭРИК. Его зелено-карие глаза, странные, но …прекрасные предстали пред ней. Захотелось умереть.
- СМЕРТЬ? ГДЕ ТЫ? Забери меня!- Девушка упала в отчаянии в грязь, не заметив собачьего дерьма. Да и какое к черту дерьмо, если существование еще хуже? Затраханная толпою ублюдков, не сумев отмстить, да кто она есть. Дерьмо имеет больше святости…….
************
DREAMCIKLE
************
Звезды в эту ночь исчезли, облака заволокли небо, которое дарило свою благодать и святую воду.
Эвен вышел в мир, отдав лицо обжигающим каплям. Кришна обещал благословение всем, жаждущим его. Да славиться любовь! Харе Кришна, харе Крищна, Кришна, Кришна, Харе, харе.
Харе Рама, Харе Рама, Рама, Рама, Харе, Харе……..
Харе Аурелия…….. Звезды прячут наготу в одеяле облаков……….
Харе Кришна………
**************
А почему? Я не сдамся! Я отомщу этим ублюдкам, что разрывали мою вагину!!!!!!!!!
А какого хрена? Я не сдамся! Я не дам этим ублюдкам сделать из меня шестерку!
А за какие такие грехи? Я не сдамся! Я найду ее, и мы будем всегда счастливы!
Какого х..? что за урод проеб.. мой товар? Я не дам ему съеб….! Я его найду и ……..
********
алые глаза умиротворенно закрывались. На сегодня хватит……..
*********
Она сегодня занималась этим. Кто он был? Зачем он был? Все это было не важно. Просто ей хотелось любви, хотелось быть желанной, какая к черту разница кто он и что из себя являет, главное, что ей хотелось чувствовать себя любимой. И он хотел ее. И действительно желал ее. Нет, это не любовь, конечно, но ей плевать. Просто, так гораздо легче, my dying bride, и хорошо…… просто случайный член на ее пути………
**************
(май 2006)
Глава 2
ЛЮБОВЬ
Они лежали на рваном диване. Серый блондин и растрепанная худая девушка с усталыми глазами. Он прижал ее спину к своему мокрому животу, она почувствовала, как с его вялого органа вытекает теплая жидкость на ее ягодицы. Ему хорошо, у него после оргазмие. Ее передернуло. Она отодвинулась. Он усмехнулся и отвернулся на другой бок. За окнами звезды освещали осеннее небо, легкий шелест листвы на тротуарах, редкое мяуканье кошек. Ей так стало жалко себя, жалко за то, что она не видела смысла собственного существования. Несколько слез намочили ухо. Вдруг резко перед ее глазами пронеслись лица тех, кто изувечил ее душу. Смех и мат, и удары по лицу, по диафрагме, боль, за мгновенье расходящаяся от места удара по всему телу, которое в судорогах уже не могло сопротивляться. Смех. Скалящееся морды… смех…
- А-А-А!!!!! – закричала, Аурелия, вскакивая с дивана, ломая ногти, хватая первое, что попалось под руку, и со всех сил стала колотить по голове и по всему ошеломленному телу случайного любовника. Тот не успел понять и как-то среагировать, почти сразу же девушка раздробила незнакомцу череп, но это ее не остановило, она била и била, крича и брызжа слюной до тех пор, пока не выбилась из сил.
Хрипя, она медленно села на немытый пол. Обрывисто и тяжело дыша, она вытерла тыльной стороной ладони слезы, сопли и кровь с лица. Опустила глаза на то, что было в руке – обломок водопроводной трубы. Обвела взглядом комнату, в которой, видимо, велся ремонт – повсюду лежали трубы и строительные материалы. Глаза постепенно перешли на то, что осталось на диване. Кусок неразделанного мяса. Опознать человека почти не представлялось возможным, лица, как впрочем, и зубов не осталось, внутренние органы вылетели наружу, руки наполовину оторваны. Она еще около часа сидела в вонючей комнате. Обдумывая, что же произошло. В темноте девушка заметила какое-то движение. Она напрягла зрение – из мрака вышла ОНА. Спокойная, красивая. В сиреневом. Алые глаза приближались.
- Я дарю его тебе, Спутница, - прохрипела Аурелия. Она была зла на себя за то, что сделала.
Глаза едва наклонились в немом вопросе.
- Я же тебе нужна, ты говорила. Вот, тебе мой первый дар, если это можно так назвать…
Глаза мягко, почти с нежностью улыбнулись. Фигура молча подошла к обезображенному трупу, внимательно оглядела:
- Ты мне ничего не оставила…
- Извини, так получилось…
Смерть накрыла труп балахоном и исчезла вместе с ним в темноте.
Аурелия разрыдалась.
Грегор ничего не спросил у Аурелии, не смотря на то, что вошла она вся в крови, оставляя кровавые следы на полу. Он просто молча взял швабру и подтер следы, за закрывшейся на ключ в своей комнате девушкой. Вороны каркали в ночи про звезды. Грегори покуривал трубку в кресле качалке, слушая тишину в комнате Аурелии… Середина октября…
****
Во время очередного собрания Эвену сказали, что в поисках истины необходимо выехать в Тибет. Приготовления были бурными, никого не заботило, что поднявшиеся вопросы о финансировании могли идти вразрез со всем учением Кришны. Крики о том, что поехать должны только избранные, и о том, что каждый должен внести существенный вклад, дабы предприятие было успешным никого, похоже, не заботили. Эта была не первая поездка, и все шло по давно написанному сценарию. Эвен изъявил горячее желание ехать с избранными, он готов был отдать все свои деньги, лишь бы попасть в Верховный Храм, где возможно, нет наверняка, он найдет ответ на главный мучавший его вопрос – ГДЕ ОНА? Конечно, его желание нашло отражение в согласии. Тем более что он внес далеко не малую сумму на оплату поездки.
Под гром барабанов и гитарные напевы, Эвену брили голову. Его посвящали. С каждым падающим волосом ему казалось, что он перерождается. И теперь все станет лучше и яснее.
Тряска в душном и холодном автобусе на протяжении нескольких дней не была не выносимой. Впереди ждали ответы. Сквозь туман пронеслись такие мирские суеты как таможня и неоднократные поломки автобуса. Постоянное пение мантры и запах благовоний уносил далеко в будущее, где он среди благоуханий распускающихся цветов узреет наконец ее. Возносящуюся к небесам, в розовом сиянии, с нежной умиротворяющей улыбкой, обещающей вечный покой, в облаке золотых волос.
***
Эрик наконец-то объяснил Грегору, что с ним произошло. Как глупо он стал врагом того, кого опасались даже многие из тех, которых самих боялись. Грегори осознавал, что помочь племяннику не может ничем. Но в любом случае он не мог отправить его на все четыре стороны. Он обещал, что сделает все, что в его силах. Однако его возможности ограничивались его даром. Он мог улучшить байк, что он и сделал. Он мог найти отличное оружие, он и нашел. Он мог научить неким приемам и стрельбе. В чем он также не отказывал. Он мог научить многому, но научить побороть одного из самых влиятельных в городе – навряд ли. Самый мудрый совет тут мог бы быть только один – уехать из города. Но это был бы только лишь вопрос времени, когда бы Доктор нашел Эрика. Надо было что-то решать. То, что Доктор ни за что не поверит в непричастность Эрика – было голым фактом. Облака медленно плыли, едва затемняя солнце, осень давно уже пользовалась законными правами, скоро и снег ляжет тонким покрывалом.
Эрику было спокойно рядом с дядей. Он почти ничего не знал о том, почему его отец порвал с братом на столько лет. И спросить у Грегори не хватало храбрости. Он понимал, что все дело было в его матери, которая так же была слишком скрытная. А от отца вообще было нереальным что-либо добиться. Тем более ребенку. К тому же Эрик всегда был далек от родителей, которые, казалось, закрылись от всего мира, которые жили только друг другом. Мать неописуемо любила отца. Тот же ее боготворил. Когда она неожиданно умерла, отец просто исчез. Ушел от всего мира в мир воспоминаний. Он бросил работу, он только и делал, что рассматривал фотографии или видеозаписи. Его ничего не интересовало. Он говорил только о матери. Да, Эрику было тяжело без матери, однако его тяжесть на сердце была не сравнима с горем его отца, который превратился в живой труп. Он разговаривал с самим собой, представляя любимую. Он пел ее песни, читал ей стихи. Он старался жить так, словно она не умерла, словно она была рядом. Однако реальность говорила обратное. Отец не смог…
Что оставалось Эрику? Да, в него влюблялись одноклассницы, да и просто девушки, проходящие мимо. Его задумчивый, не по годам серьезный взгляд казался всем жутко романтичным. Каждая представляла в нем своего принца. Но он… Он считал их всех бездушными куклами, мечтающими о деньгах и о богатом муже. Он в тайне презирал всех женщин. Наверное, за то, что его мать не одарила его должной любовью, в которой он нуждался. Мать любила отца. Отец любил мать. А он был лишь частью этой любви, но не самой любовью. Эрик пытался найти себя в музыке, в стихах, которые сам писал. Да у него были девушки. Много. Но что толку? Как только те начинали признаваться в любви и мечтать о совместных детях и домохозяйстве, его интерес тут же куда-то улетучивался. Любил ли? Скорее нет. Любил мать, не видя ответа. Уважал отца, но перестал. Смысл жизни не ясен. Да и есть ли он.
Вот он сидит рядом с поседевшим героем многих битв. С тем, кто видел более, чем много. И что же? Эрик не осмеливается спросить о том, что его терзает более, чем проблема с Доктором. Однако Грегори сам сказал то, чего тот ожидал более всего.
- Ты знаешь, что я был влюблен в твою мать?
- ???
- Да, я очень любил твою мать. Она выбрала не меня. Что ж, она его любила, твоего отца. А я… А я до сих пор не знаю как мне жить. Для чего… в конце концов сейчас они вместе и конечно же счастливы…
Грегори молчал, тогда Эрик продолжил:
- А как же мне? Как жить мне? Почему они были такими эгоистами?! Они любили друг друга, не замечая меня! Зачем они вообще меня родили?!!
Грегори уставил свой единственный глаз на Эрика:
- Да они обожали тебя! Эй, эгоист недоделанный! Ты что же совсем ослеп от той любви, что тебя окружала? Ты хоть раз был наказан, хоть раз был обруган?! Хоть раз в жизни ты видел, как бьют посуду и переворачивают в ярости столы? Да ты просто дитя любви, которое желает стать чем-то вроде бога! Ты охренел! У меня нет других слов!
На этом Грегори вскочил с кресла-качалки и вышел вон. Грант побежал за ним, всем своим видом показывая свою солидарность. Очередную ночь Эрик не спал.
***
Аурелия тоже не спала. В ней происходил переворот. Она понимала, с одной стороны в ней говорило сочувствие, любовь, с другой – ненависть. Что же победит? Перед ней всплывали ухмылки насильников. А также, почему-то, трупики котят. Она все больше и больше начинала ненавидеть людей. Она кусала губы в кровь, представляя, что бы она сделала с людьми, которые мучают невинных и беспомощных. Она решила для себя, что пусть ею руководит что-то более мудрое. В данном случае та, кого она смогла разглядеть. Пусть ее спутница, ее новая подруга будет ее путеводной звездой. В конце концов, ведь она же не будет наказывать невинных! Недавно убиенный горе-любовник – не в счет!
***
Грегори много думал об Аурелии, о том, что с ней происходило. В отличие от Эрика, она не горела желанием раскрывать то, что творилось в ее душе. Ей не нужен был отец-исповедник, или что-то в этом роде. Она лишь говорила для того, чтобы поставить в известность. Она была сильна. Но кому, как ни Грегори знать, что это самообман. В надуманной силе кроиться слабость. Да такая, что она может подвести в самый не подходящий момент. Грегори пытался разговорить девушку, но не получалось. Она либо замолкала надолго, либо просто уходила. Видимо, чувствуя, что может раскрыться, чего, наверное, боялась. Грегори было тяжело смотреть на ту борьбу, что проходила в душе хрупкой девушки, на чью долю выпало столько непреодолимого. Он хотел поговорить, поделиться собственным опытом, но та всегда чуяла, что же будет далее, и уходила.
На утро, Грегори также почти не спал, Аурелия вышла из комнаты. Ее глаза были впалыми, лицо словно постарело. Она, не умываясь, села рядом с Грегори. Какое-то время молчала, затем спросила:
- Скажи, что ты чувствовал, когда убил впервые?
Грегори удостоверился окончательно в том, что произошло накануне:
- Страх… Это был обычный солдат. Не юнец, не внушающий никакого сочувствия. Просто стало как-то страшно. Пугало то, что ты смог перейти за черту. Я думаю, ты понимаешь. Черта твоих возможностей. Было ли мне жалко его? Да нет. И сейчас не жалко, просто страшно. То, кем я стал… Кем я был, вернее…
Аурелия помолчала, слезы вновь появились в глазах. Она быстро их вернула обратно:
- Я не совсем понимаю, что со мной…
- Ты убила, это плохо. Но с другой стороны…
Грегори замолчал, чтобы Аурелия сама продолжила, но она не могла ничего сказать, она сама ждала объяснений того, что с ней происходило.
- Это плохо и точка! – сказала девушка, - Это плохо!
Грегори молча мотнул головой в знак согласия.
***
Большую часть года тибетское нагорье покрыто коркой льда. Кутаясь в полосатый плед, Эвен молча брел по острым камням, не замечая мозолей и адской боли в ногах. Он отбился от группы. Вернее затерялся в этом почти нереальном мире. Он уже несколько дней не брился и не ел. Когда он шел с группой, то та останавливалась каждые четыре часа, на молитвы и перекус. Сейчас же он, засмотревшись на необычный пейзаж, на вершины гор вдали, на степные долины внизу, на необычайно прозрачное и одновременно раскаленное небо, думал только о том, что он сможет найти великий храм забытых богов, который вот уже несколько дней искали его товарищи.
Когда они приехали в Бомбей, то они и представить себе не могли, как далеко их заведут поиски истины. В храме Кришны, где их встретили, им объяснили, что только достойные смогут пройти посвящение и узнать истину. Сначала желающими были все, кто прибыл, но, узнав, что им предстоит путь через дикие горные пустоши, без еды и питья, предоставленные на волю Кришне, то таковых осталось меньше половины. Их было около двадцати, напевая и стуча в барабаны, они двинулись в путь. Конечно же, сначала они ехали на автобусе, но когда горная дорога стала не годной для автотранспорта, им пришлось топать пешком. Здесь, уже при первом испытании, несколько человек решили вернуться назад, мотивировав это тем, что они не стремятся дойти до вершины знаний, что они и так прилежно служат Кришне и тому подобное. Остальные лишь презрительно фыркнули. Пройдя же несколько часов по крутому подъему, они, однако завидовали первым.
Добравшись до вершины, изумленным и измученным кришнаитам предстало великолепие горных долин. Здесь было гораздо холоднее, нежели у подножья. Солнце было в зените, воздух прогревался. На душе повеселело, многие стали думать, что все не так уж и плохо. Даже, в принципе легко! Весело и громко напевая мантру, они продолжили путь. Они шли по горной равнине. Трава еще не вся высохла. А в некоторых местах еще даже были неизвестные цветы. Вдруг все услышали отдаленный шум, чем дальше они шли, тем сильнее он становился. Группа перестала петь, пытаясь вслушаться и понять, что же это были за звуки. Вглядываясь вперед, они заметили темное облако, поднимающееся от горных камней на несколько метров ввысь и вновь опускающееся. Шум приближался, становясь невыносимым. И тут они поняли – так могут шуметь только птицы! И на самом деле, вскоре они разглядели облако – это были многочисленные крылатые создания! Птиц было так много, не одна тысяча! Они гоготали и кричали, от того и создавался ушераздирающий шум. Кришнаиты остановились. Такое они никогда не видели, только если в документальных фильмах про дикую жизнь. Среди птиц они узнали только два вида – это были гуси и чайки. Гуси высиживали яйца, стоило им покинуть своих будущих птенцов, чтобы немного пощипать травы – как чайки тут же эти яйца уничтожали, насыщая бездонные желудки. Выдержать этот шум было практически невозможно. Люди затыкали уши пальцами, но это едва ли помогало. Они понимали, что им нужно идти дальше. Но как можно обойти это скопище пернатых? Сквозь них идти было просто опасно для жизни, так много их было и так плотно они занимали пространство.
***
Доктор как всегда сидел в своем Hard Rock Caf. Попивая коньяк, он думал о том, как бы добавить еще один миллиончик к собственному капиталу. Шлюхи окружали его, одаривая наигранными ласками, он же отмахивался от них, как от назойливых мух. К концу рабочего дня он, шатаясь, вывалился из клуба. Раскидав девушек в разные стороны, посылая их куда подальше (к их великой радости), он решил прогуляться по тихим улочкам. Грязь узких улочек сменил широкий проспект и огромное количество байков. Выбрав один из самых скоростных, он уехал в ночь.
Девушка в черной коже также прогуливалась этой ночью. Ей не понравилось, как один длинноволосый растолкал милых девушек в разные стороны, не заботясь о том, что одна из них упала в канаву, споткнувшись из-за высоких каблуков. Она выбрала скоростной Suzuki, и отправилась вслед за длинноволосым.
Доктор выруливал на трассу, ему хотелось прокатиться под накрапывающим дождем. Он любил дождь.
Аурелия обожала дождь. Гром был еле слышен. Но он был! Длинноволосый ехал впереди. Она его ненавидела. Капли обжигали, с каждой каплей она ненавидела его еще больше. Do you dream on me? Скорость ее байка оказалась как ни странно быстрее. Она нагнала его, как только они выехали за город. Она вытащила огромный нож из-за спины и с размаха смела его с седла. Спрыгнув на всей скорости с собственного коня, прокатившись несколько метров, она тут же вскочила на ноги. Она не позволит падле существовать. Буквально через несколько минут, оказавшись рядом с матерившимся человеком, она стала отплясывать танец смерти. Размахивая ножом для мяса, она напевала странные слова. Доктор, сквозь пьяную дремоту не мог разобрать какие, однако он тут же пришел в себя, как только лишился левой ладони.
Он орал неистово, он пытался защищаться руками, которых тут же лишался, он кричал проклятия, на что лишался ушей и носа. Он пытался вымолить жизнь, на что потерял ее навсегда.
Аурелия не получила того удовольствия, на которое рассчитывала. Ей было мало. Она вернулась в город, в поисках того, кто по ее мнению заслуживал смерти.
Таких оказалось не мало. Прохожих, что посмели ругаться матом, тех, кто осмелился нагло звать ее на ночь, тех, кто просто был похож на ублюдков. Ее кинжал был наготове. Но ей было мало. Однако алые глаза были довольны.
***
Было решено постараться обойти этот птичий город. Остаться незамеченными были невозможно. Заметив группу людей, птицы с шумом сорвались с земли, крича еще громче, разбрасывая помет. Испуганно хлопая крыльями, они мешались в беспорядке, не давая смотреть вперед. Многие из птиц, защищая собственные гнезда, стали нападать на несчастных путников. Люди, опасаясь за собственные головы, разбежались в разные стороны, позабыв про Кришну, молясь христианским святым, спасти их от этого кошмара.
Эвен, сам того не осознавая, шел спокойно. Весь этот переполох остался им незамеченным, он думал только об одном – он найдет храм, а в нем запечатанную на тысячи замков истину. Ему представлялось, что посреди гор должно возвышаться огромное святилище с просторными залами, посреди которого будет стоять древний сундук со священной книгой. Думая об этом, он миновал место гнездования, благополучно добравшись до небольшого серого озера. Шум птиц немного стих. У озера их было не так много. Эвен присел на замерший песок немного отдохнуть. Ему хотелось пить. Он достал фляжку, однако вода уже закончилась. Как оказалось, вода в озере была соленной. Эвен не смог сделать и несколько глотков. Устало он обвел глазами пейзаж и упал на спину, он уснул.
***
Музыка грохотала, оглушая и сводя с ума. Виски с колой будоражили горячие головы. Крича о дружбе, начинались драки, заканчивающиеся новым панибратством. Эрику стал надоедать сначала полюбившийся клуб. Он оставил недопитый коктейль и вышел на улицу. Осенний дождь вымыл улицы, было свежо и чисто. Казалось, что и он сам как-то очищался с каждым глотком воздуха. Фонари еле освещали мокрые улицы. Закурив сигарету, Эрик направился подальше. Обогнув серые дома, он вышел в небольшой парк. Присев на скамейку, не замечая того, что она была покрыта тонким слоем дождя, Эрик смотрел вдаль. Он думал о том, что случайно услышал в гараже у Грегора:
- Скажи, что ты чувствовал, когда убил впервые?
- Страх…
Ему было немного странно, он никогда не сталкивался с тем, чтобы милая и хрупкая на вид девушка могла убивать, ни чего не боясь. Ему хотелось узнать о том, что же происходило в ее красивой голове. Была ли она сумасшедшей или же дело было куда сложнее. Его раздумья были прерваны диалогом мимо спотыкающихся парней. На вид им было столько же, сколько и ему. Они упали на скамью рядом с Эриком:
- Ты слыхал, че стало с Доктором? – спросил рыжий с путанными мокрыми до плеч волосами, поднося ко рту и громко отхлебывая бутылку дешевого пива.
- А-то! – ответил его сосед с недельной щетиной и грязными зубами, - Кто не слыхал-то? Круто его! Интересно кто?
- Говорят, это со столицы его пришили, теперь новый шеф будет!
- Интересно кто?
- Какая тебе, хрен, разница! Все одно – ты будешь шестеркой!
- Как и ты, братец!
- Ага…
Сказать, что Эрика заинтересовал этот диалог – ничего не сказать. Услышав слово "доктор", Эрик чуть ли не подпрыгнул. Ему сразу же стало одновременно холодно и жарко. Его кожа покрылась мурашками, а в животе взорвалась Хиросима! Гораздо позднее он гноил себя за этот неожиданный страх. Он не мог сидеть спокойно на своих кожаных штанах. Молчание его новых знакомых выводило и еще больше заставляло ерзать на скамье. Наконец он взял себя в руки и спросил:
- Братаны, а что там с Доктором то произошло?
Двое, словно очнувшись от глубоких раздумий, посмотрели на него так, как будто только что заметили.
- Хо! – воскликнул один, - Ты это откуда взялся то? С неба что ль?
- Иль с самого пекла? – добавил другой, при этом отрыгнувшись.
- Скорее с пекла, - ответил Эрик, что в ту минуту ему и на самом деле казалось почти правдой.
- Так что же с Доктором? Я просто только что прибыл в город, - солгал Эрик.
- А-а, ну если и взаправду не знаешь…
И тут два друга, забыв про полудремоту, стали наперебой рассказывать совершенно разные версии того, как погиб Доктор. В конце концов, оба запутались в хронологии и подробностях события, стали орать, доказывая, кто прав, и в результате начали дубасить дикие морды друг друга, совершенно забыв про Эрика.
Из всего случившегося Эрик заключил, что его главная проблема была решена странным стечением обстоятельств. Он решил рассказать об этом Грегору.
***
Уже с неделю Аурелия не выходила из дома-гаража. Она молчала и пила не переставая, какао. С Грегором почти не говорила. Лишь с Грантом она иногда о чем-то шепталась, обнимая и прижимая к себе довольную и немного ошарашенную, не привыкшую к нежностям псину. Когда появлялся Эрик, она демонстративно уходила в свою "комнату" – огороженное пространство с привинченной зеленой дверью. Юноше же за месяц проживания так и не удалось узнать о девушке больше, чем за первые часы знакомства.
Однако в одну октябрьскую ночь она задремала у телевизора и не заметила, как взволнованный Эрик вернулся. Юноша уже с порога, чуть ли не крича, направился к Грегору. Сбиваясь на предложениях, не договаривая их до конца, то смеясь, то задыхаясь от волнения, он все же донес до старика главную новость. Грегор был понятлив, он спокойно подошел к стойке бара, что служила ему кухней, достал из шкафчика коньяк, два бокала и медленно наполнил. Эрик все это время ходил за ним, как кот за хозяйкой, вымаливающий колбасу. Когда Грегор протянул ему бокал, тот залпом вылил его себе в горло, чуть не захлебнувшись. Грегор наполнил его заново. Подождал, когда Эрик замолчит, чтобы перевести дух и, не дав тому начать снова, ответил:
- Доктора укокошили. Надо отдать должное небесам! Ангелы нас помнят. А теперь давай-ка присядем, и ты мне все расскажешь, но только спокойно и медленно.
Они подошли к столику у телевизора, и присели рядом с Аурелией, которая, не успев ретироваться, была вынуждена притворяться спящей, дабы не встречаться глазами с юношей, чьего взгляда ей видеть, конечно, не хотелось.
***
Эвен открыл глаза. Сколько времени он спал, он не знал. Жажда осушила гортань. Он, не сумев встать на затекшие ноги, кое-как встал на колени. Ветер раздувал плед, пробирая насквозь промерзшее тело. Тут он заметил журавлей, которые пили из тонкого ручья, тонкой струйкой протекающего через корку льда. Эвен, опираясь на руки и царапая их об острую кромку льда, добрался до ручейка, прильнул губами к обжигающей ледяной воде. Пресная вода ужалила сухое горло, но все же с каждым глотком становилось легче. Эвен наполнил фляжку.
Морозный октябрь подходил к концу. Эвен шел дальше, уходя далеко в горы. Разреженный воздух кусал ноздри, сильный ветер замораживал члены, каждый шаг давался с трудом. Но Эвен шел. То тут, то там попадались редкие жители суровой земли. Тибетские улары, гигантские куропатки, журча, лаяли на него. Он никогда не видел и не слышал ничего подобного. Горные козлы в лохматых шубах носились по скалам с завидной проворностью.
Солнце медленно освещало пики гор, обнажая крутые склоны и ущелья. У него уже едва хватает тепла, чтобы растапливать лед. Мелкие озера и болота промерзают насквозь. Эвен шел вперед. Он жевал сухую траву, ел выпавший снег. И шел вперед, к истине. Облака, гулявшие меж вершин гор, были похожи на зефирные покрывала. Все вокруг было голубым, а тени синими. Ночью же Эвен практически ничего не различал. Он шел. Он не мог знать куда, и в правильном ли направлении. Вполне возможно он ходил кругами. Но он шел. Сколько прошло дней, он не знал. Судя по отросшей бороде – недели. Сам не заметив как, Эвен вышел на пологую вершину горы, которая была усыпана гейзерами, возле которых он смог присесть и обогреться. Отдохнув, Эвен заметил в отдалении вход в пещеру. Он решил заночевать внутри нее.
***
Невольно став свидетелем разговора, Аурелия и не заметила, что уже давно сидит с открытыми глазами и внимательно слушает. Внезапно для себя и не только, она спросила:
- Как выглядел этот твой Доктор?
Слегка вздрогнув от неожиданности, Эвен посмотрел девушке прямо в глаза. Его смутил тут же весь разговор. Он сразу же отметил серьезные, немного грустные глаза девушки и безразличный глаз Грегора. Он устыдился самого разговора. Он понял, что ведет себя как неопытный юнец, который ничего в жизни не видал, а, столкнувшись с суровой действительностью, бежит за советом. Но ведь, в конце концов, он беседовал и доверялся Грегору, к которому относился как к отцу. А этой заносчивой девчонке тут вообще не место. Ему вновь стало противно от собственных мыслей.
- Зачем тебе? – спросил Эрик.
- Интересно, не я ли его прикончила, - сказала Аурелия, намеренно придавая безразличие тону голоса, хотя на самом деле это убийство не давало ей покоя. Уж больно жестоким и неоправданным оно ей казалось. И в частности все то, что последовало за ним.
- Ты? – прыснул Эрик, но тут же натянул на себя серьезное выражение, заметив взгляд Грегора, который ответил за него:
- Высокий. Худой. Черные волосы до талии. Надменный, - его голос словно отчеканивал каждое слово. Он встревожено смотрел на Аурелию:
- Ты про него говорила тогда?
- Когда? А, нет, тогда было впервые. Он же … не помню.
Она отвернулась в сторону, слезы подкатили к горлу. Нет, ей не было жалко "высокого, худого с черными волосами". Ей было жалко собственную душу, проданную или подаренную преисподней.
Какое-то время все трое сидели молча.
Наконец Эрик, повзрослевший за эти минуты на несколько лет, сказал незнакомым голосом:
- Он заслуживал смерти.
Мучимая самоедством Аурелия подняла на него огромные глаза. Впервые за все время знакомства она посмотрела ему в лицо так, словно была благодарна. Ей было необходимо знать то, что она не убила ни в чем не повинного человека. Хотя и это был самообман. Убийство нельзя оправдать. А она искала оправданий. Ее глаза утонули в его цвета хаки, он же нырнул в ее изумрудный взгляд. Они закружились в танце собственных душ, взметая все на своем пути, взлетая выше к небесам, уносясь в параллельные миры, на края мирозданья. Эрик, не сводя с девушки глаз, отбросил в сторону резной столик из красного дерева, невесть каким чудом оказавшийся в этом гараже, и заключил Аурелию в крепкие объятья. Их губы жадно глотали друг друга, страсть ураганом разбросала в разные стороны рваные одежды. Воздух наполнился жаром и огнем их голодных душ, только что проснувшихся от долгой невыносимой спячки. Они не стеснялись ничего, они кричали и стонали. Они дарили себя и в тоже время съедали души друг друга. Они лечили друг друга от той невыносимой боли, которая почти уничтожила их сердца, позволяя ей наконец-то выйти наружу. Они любили, не замечая и вовсе не стыдясь слез, катившихся без остановки с раскаленных лиц…
********
Грегори стоял на морозе в легкой рубашке. Его мучила агония воспоминаний. Колючие льдинки дождя моросили. Грант верно стоял у ног, словно на посту. Клубы сигаретного дыма не дарили покоя…
***
В пещере было еще холоднее, чем снаружи. Но Эвен решил остаться. Когда он проснулся, то заметил, как лучи утреннего солнца, окрашивая в оранжевые тона, осветили в дальнем конце пещеры некий тоннель. Что-то подсказывало, что-то манило, что-то тянуло вглубь пещеры.
Лабиринты уводили его в неизвестное. Капли, падающие вниз, казалось, играли какую-то мелодию. Сквозь легкий звон капель и еще какие-то еле уловимые звуки он различил тихое пение. "Иди ко мне, подойди ближе, иди ко мне, я жду за тобой…" Стены словно пульсировали, музыка нарастала, и вот уже тоннели переливаются различными цветами. Всеми оттенками синего и фиолетового. Серебряного. Он чувствует, что впереди его ждут ответы на все вопросы. Что там она – его долгожданная. Он шел вперед как зачарованный. Ничто не могло его остановить. Он шел уже несколько часов, не зная, да это было ему и не нужно, что уходит он далеко под землю. Туда, где, не известно была ли ступня человека. Тоннель спускался вниз, поворот за поворотом. Человек, повторявший имя своей возлюбленной, как мантру, как какое-то заклинание шел далее и далее.
Он вспоминал, как впервые он прикоснулся губами к ее волнующей груди. Как напряглись ее соски, как тяжело она дышала. Как громко она стонала. Как она клялась ему в любви, в вечной преданности. Как она кричала: "Еще!"
Постепенно тоннель вывел его в огромную пещеру, конца которой его глаза не находили. Музыка звучала так громко, что закладывало уши. Казалось, все там пело и шептало. Ничто не молчало. Trillion zillion centipedes. A dipper kind of slumber. Один наедине с собой. Что-то кружило. Он и не заметил, что его ноги более не касались земли, что он сам участвует в неком танце, среди невидимых существ, которые протягивали к нему руки и что-то желали сказать. Любил ли так Ромео? Нет, ему лишь был интересен запретный плод. Готов ли он был потратить свою жизнь служению Джульетте? Смог бы он? Эвен же был не просто готов, он считал это смыслом своей жизни. Она не исчезла, не умерла, она вознеслась к небесам, она стала частью неба, она стала частью бога, она стала богом. Она – Богиня, Богиня его любви.
***
Восторг переполнял их души. Не было ничего, что могло бы вернуть их на землю. Две недели Эрик и Аурелия блуждали по городу, путешествуя по мирозданьям и плоскостям собственной любви. Она не могла надышаться им, он не мог насмотреться, напиться ее глазами. Они не замечали пролетающие первые снежинки, мерзнувших людей, смену дня и ночи. Им было хорошо друг с другом, хотя навряд ли можно описать то, что они испытывали, если вы не испытали это сами. Им не хотелось расставаться ни на минуту. Так любят в юности, так любят впервые. У него она была первая. Он никогда так не чувствовал. Она, когда-то любила и не раз, но так! Так она не любила никогда. Ей казалось, что она была девственницей до встречи с ним. Ей хотелось подарить ему свою душу, она хотела утонуть в нем, захлебнуться им, умереть и возродиться вновь! Она любовалась его телом, он неустанно окроплял поцелуями ее. Разве можно себе только представить, что и ноябрь может дарить любовь? Когда все вокруг замерзает и покрывается коркой льда, они, не ощущая ничего, кроме своей общей души, топили и плавили собственные чувства. Их тела горели, пылали в огне неистощимой страсти. Вечность….
Алый взгляд улыбался как кошачий глаз у камина. Она позволила ей побыть счастливой. Недолго.
***
Великий глаз откровения явился! Необычные глаза, не как у людей! На верхних веках центральное выпячивание вниз, как бы нависающее над роговицей. Радужка глаз и только глаз! Они не моргают, они не мигают, они сверлят насквозь. Эвен, парящий в эфире, был словно пригвожден в той точке воздуха, где находился. Голоса. Неизвестный язык. Толи шепот, толи крик. В сознании Эвена появлялись различные образы, словно слайды. Картинка за картинкой проносились видения, их скорость нарастала и вот уже сложно уловить то, что они показывают. Вдруг резко лучи света вырвались из этих глаз и пронзили парящее тело. Эвен вскрикнул от боли, словно два меча прожгли его истощенное тело, но вместе с резкой и неожиданной болью приходила питающая и насыщающая сила.
***
Несколько часов они занимались любовью, от ласк оба были в другом измерении. Его любовь одновременно дарила свободу и лишала всего остального мира, так как он был и не нужен вовсе. Дрожь расходилась от места поцелуя по всему телу, даря неизведанное наслаждение, от которого немели руки. Немело тело. Она не могла контролировать свои движения, она вообще не могла толком двигаться. Его ласки, его любовь парализовывали, она была счастлива.
Он прижался к ее груди и уснул. Она гладила его волосы и улыбалась. Аурелия разглядывала своего возлюбленного, не о чем не думая. Совсем нет мыслей. Пустота и спокойствие в голове. Девушка перевела счастливый томный взгляд на окно. Снег тихо падал, освещенный фонарями. Она впервые полюбила снег. Она полюбила весь мир. Всех людей. Все, что есть.
Внезапно перед ней пронеслись образы тех, кто надругался над ней. Одновременно с этим Аурелия заметила небольшое движение в темном углу комнаты. Страх сжал сердце. Только не это! Только не ОНА! Она не может, она не должна, она не имеет права лишать ее счастья! Аурелия задержала дыхание, алые глаза выплыли из темноты:
- Ты про меня забыла?
- Я…
- Не надо слов. Я вижу, что забыла. Ты меня предаешь… Опять посвящаешь себя любви? По-моему, ты мне кое-чем обязана! Ты должна…
- Нет, я многое тебе отдала! Многих!
- Этого мало. Ты не отомстила, например…
- Я…, я…, я их прощаю, - неожиданно для самой себя выпалила Аурелия.
- ??? Да, неужели? Такое возможно? И ты сама в это веришь?
Аурелия молчала. Ее подруга была права. Сейчас, вновь вспомнив все, что произошло, девушке хотелось… Нет, не убивать, а рыдать! Рыдать от собственной слабости, оттого, что нужно было сделать. От того, что ей не хотелось этого делать. От того, что она в любом случае никогда этого не забудет. От того, что даже если, она перебивает всех байкеров на свете, легче ей не станет. Никогда! От того, что возникла реальная угроза потерять того, кто стал ей дороже жизни, дороже смерти, дороже всего. Алые глаза исчезли. Но девушка понимала, что ОНА ушла, чтобы дать поразмыслить. И, конечно же, ОНА ждала от Аурелии только одного.
(лето 2008)
глава 3
СМЕРТЬ.
***
Аурелия понимала, что нужно ее подруге. И она не видела возможности как можно этого избежать. Девушка понимала, что она сильно изменилась. Любовь превратила ее в то милое создание, каким девушка была до поездки в этот крупный город.
Эрик не слышал разговора девушки со смертью, да и не смог бы. Сон окутал его словно плотной завесой.
Аурелия все же решила попробовать отстоять свое право жить и любить. В конце концов, разве она не отплатила, не воздала? Но образы всю ночь не выходили из головы. К утру, измученная девушка уснула.
***
Грегори был несказанно счастлив за своих «детей» - как он их называл. Ему грезилось, что в этой парочке воплотились все его желания, которые никогда не исполнялись, все его надежды. Он радовался как кот сметане, он был постоянно во хмелю, клубы дыма сигарет и мелодии «Animals» обволакивали его убежище. Он встречал влюбленных как самая заботливая домохозяйка – с ужином, да еще и при свечах! Он усаживал за стол и сам накрывал, он называл себя дворецким, а свой гараж – дворцом любви. Некое общее состояние эйфории, счастья затронуло всех постояльцев, включая Гранта. Даже он перестал гоняться за крысами, которых так любил душить в соседских подворотнях!
Естественно от всего этого Алым глазам стало тошно.
***
Прохладное утро, город стыдливо расставался с туманом, прятавшего всю его реальность: карканье воронов, составляющих планы на грядущий день; хриплое ворчание бездомных, замерзающих в коробках; выводящее из себя протяжное мяуканье котов, ищущих что-нибудь поесть; стук консервных банок, катящихся на легком ветру и многое, многое другое, что городу не хотелось обнажать.
Грант в такие утра любил обычно погонять еще не спрятавшихся крыс. Однако в этот раз он лишь вышел осмотреться. В соседнем квартале он учуял запах присутствия новой собаки, к тому же кобеля. Он тихонько зарычал, его клыки сверкнули. Резко бросился с места в сторону предполагаемого противника. Поворот налево, поворот направо, снова направо и вот он – грязный и облезлый терьер, сразу было видно – пес бывалый. Заметив Гранта, терьер моментально встал в позу, приготовившись к броску. Но отвоевать право на первенство в районе им не дали – резко притормозивший грузовичок выстрелил в обоих. Двое с ружьями в серых заляпанных комбинезонах вышли из машины и, взяв псов за задние лапы, затащили их в кузов.
***
Когда Любовь и Смерть едины...
© Copyright: Равелия, 2007
Свидетельство о публикации №207022100102
Свидетельство о публикации №207022100102
Рецензии