Жена Мэрилина Мэнсона

Дита устроилась в ресторан «Япона хата» работать тарелкой. Кладут на стол голую девушку, а на девушку хавчик. Клиентам вместо вилок вручают японские палочки, чтоб тарелку не поцарапали. От небрезгливых желающих вкусить японскую кухню с голого девичьего тела отбою не было.
К трем толстякам подкатили на колесиках стол с Дитой. Один фирмач наклонился над Дитой, сгребая с нее палочками кусочки рыбы и приправы, второй бизнесмен загляделся на каннибализм за соседним столом – там посетитель, стащив с блондинки остатки салата, кусал ее за соски, тут же нарисовался охранник и сделал голодающему самовнушение, что облизывать можно только пластиковые тарелки. Третий толстяк развернул газету и начитался про теракты и убийства с ограблением. Дита скосила глаза и прочитала рекламу:
ИЗВЕСТНАЯ ГАДАЛКА И ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА БАБА СТЕЛЛА
СНИМАЕТ ПОРЧУ, СГЛАЗ, ВЕНЕЦ БЕЗБРАЧИЯ, ПРЕДСКАЗЫВАЕТ БУДУЩЕЕ
и благодарные письма почти идентичного содержания:
«Муж пил, бил, гулял, потому что его сотрудница привораживала, а я сходила к гадалке, она сняла порчу, и муж стал трезвенником, нежным и внимательным, перестал по ночам писяться в постель, а у меня сам вышел камень из почки».
– «Бабы из-за мужиков колдуют, а мужики из-за баб – никогда», – обратила внимание Дита. Тут у нее загорелись уши. И вот почему:
Пока блистательная куртизанка тарелкой вкалывала, у ее мужа был концерт. Поклонники слэмовали, как школа для дебилов на уроке физкультуры. Мэрилин скакал на ходулях, и еще две ходули он держал в руках. Он был в красном пиджаке, в красном цилиндре, а красные штаны заправил в высокие черные сапоги. Его группа (4 крашеных блондина, все на одно лицо) нудела тяжеловастенькую музычку горе-композитора Тима Сколда. Гробовым голосом Мэрилин распевал:
Я притворюсь, что хочу тебя, чтобы тебе вставить,
Но когда я вставлю, я захочу только выбраться оттуда.
Я – твой первый и последний вклад в болезни и в ад,
Я никогда не пообещаю тебе сад, ты просто поливаешь меня
Я не могу поверить, что ты искренна
Мне по фигу, пока ты моя.
Знаешь, когда я сказал «мы», я имел в виду «я»,
А когда я сказал «сладкая», я имел в виду «грязная».
На меня не стоит надеяться
Мне не о чем жалеть
Вот я и запоминаю слова для порно-фильмов
Это – единственное, во что я хочу верить
Вот я и запоминаю слова для порно-фильмов
Это – новая религия для меня.
Я – схоронивший VСR убогий отброс,
Моя лыба – железобетонная ограда, за которой я прячусь,
Я люблю врага, моя любимая – враг,
Они говорят, что не хотят славы,
Но они становятся знаменитыми, когда ложатся под меня.
Я никогда не верил, что дьявол существует,
Но бог не мог создать такое порочное существо, как ты.
Ты – церковь, а я – колокольня,
Когда мы ****ся, мы все рабы божьи.
       На большом экране над сценой появились кадры из клипа «(s)AINТ», мэнсоновская группа грянула бодрый музон горе-композитора Тима Сколда, и Мэрилин забасил:
Мне по фигу, если у тебя сегодня конец света,
Потому что я по-любому не был туда приглашен.
Ты сказала, что я вкусил славу, так что я нарисовал тебе сердце,
Но сейчас я не художник, я – сраное произведение искусства.
Мне достались Е, и А, и Т, и Ь тоже,
И не досталась только такая Б, как ты.
Ты за кого боролась, на того и напоролась,
Сейчас я слишком хороший для такой, как ты.
Я был денди в твоем гетто с белоснежной улыбкой,
Но ты никогда не станешь такой же хорошей, хоть на стенку лезь.
Как меня зовут, как меня зовут?
Святой в ковычках.
Я – тощая долговязая смертушка, на шейке – черепушка,
Ты заразила меня бриллиантами, мне досталось все твое говно,
Твой срок годности истекал, так что тебе пришлось продаться,
Я – гений-страдалец и секс-символ вивисекции.
Я – копейка в твоем гетто с белоснежной улыбкой,
Шлюшкой со сверх-эго я был слишком долго.
Как меня зовут, как меня… А-А-А-А-А-А!!!
        Это у Мэрилина сломалась правая ходуля, и он с диким воплем рухнул с трехметровой высоты.
– А-а-а! – орал он, катаясь по сцене. – Я умираю! А-а-а, я сломал позвоночник!
Пого и Тим Сколд, побросав инструменты, кинулись на помощь к умирающему, а работники ДК с перепугу дали занавес.
– Я умираю, я себе всё сломал! – надрывался певец, дрыгая руками-ногами. Он встал на колени, опираясь на Сколда, поднялся, подобрал цилиндр и стал собирать ходульки.
– Не прибедняйся, ты здоров! – сказал Пого.
– Кто здоров? Я? У меня аритмия и язва желудка.
– Мэрилин, ты сначала научись ходить на ходулях, а потом уже на сцену выходи, – сказал барабанщик.
– Я умею!
Сколд осмотрел сломанную ходулю.
– Она подпилена! Мэрилин, тебя хотели убить.
– Та кто бы ему подпилил! – усомнился Пого.
– Дита!
– Зачем?
– Чтоб он упал и шею свернул, а со стороны чтоб выглядел несчастный случай. А она останется богатой вдовой.
– Что ты, Тим, быть такого не может! Ты меня просто очень сильно ревнуешь, – сказал Мэрилин.

* * *
Гадалка баба Стелла принимала посетителей в черном платке и с крестом на шее, сидя под здоровенной иконой. Потерпевшая тетка и ее дочь перекрестились на икону, гадалка взяла решето, сверху решета привязала ножницы, а потерпевшим сказала поставить концы ножниц на своих средних пальцах. И запричитала:
– Белый украл? Черный украл? Рыжий украл? Седой украл? Светло-русый украл? Темно-русый украл? О, решето повернулось, значит, темно-русый украл! – и дальше таким же способом стали определять приметы предполагаемого вора. Естественно, что приметы назывались со слов потерпевших.
Погадав, баба Стелла упрятала в лифчик гонорар, проводила посетительниц и крикнула:
– Следующая!
Зашла крашеная блондинка:
– Муж пьет, гуляет, а со мной ничего не может, импотент проклятый!
– Сразу вижу – порчу на вас, раба божья, перед свадьбой навели, чтоб жили плохо, чтоб счастья не было, чтоб все деньги пропивал! Сглазили вас, испортили! Разложу карты Таро, погадаю, какая разлучница мужа твоего припоила, на любовницу порчу наведу, с мужа твоего сглаз сниму и к тебе приворожу, чтоб одну тебя любил, не гулял и не пил!!!
Стелла наговорила на сырое яичко и сказала сварить его мужу на завтрак.
– Следующая!
Зашла Дита. Просканировав платежеспособность посетительницы – ухожена, красиво накрашена, маникюр не дешевый, платье из дорогой ткани и явно на заказ шито – гадалка лучезарно заухмылялась.
– Наведи порчу на моего мужа! Я хочу, чтобы он умер.
– Личную вещь мужа принесла?
– Нет, фотографию. – Дита долго искала фотку, где Мэрилин не накрашен. Нашла! Это была самая страшная фотография Мэрилина Мэнсона! Потому что Мэрилин самый страшный, когда не накрашенный!
Дита не хотела мараться, убивать мужа вручную. Это ведь уголовщина, а по принципу «Кому выгодно?» первое подозрение будет на ней. Поэтому она решила навести на него порчу.
– Еще принеси его личную вещь. Например, галстук или тапок с ноги. Напиши свой адрес, когда порча подействует, я пришлю тебе открытку с датой смерти твоего мужа.
– Ну хорошо, принесу я тебе его галстук.
– Прямо сейчас поезжай с моим помощником, отдашь ему, он мне передаст. С тебя 25 тысяч долларов.
Дита достала из сумочки наличкой и заплатила.
– Когда порча подействует?
– Я пришлю тебе открытку, жди, – повторила гадалка. – Только ты должна верить. Если люди не верят, то колдовство не действует.
Дита отвезла помощника гадалки на своем Фольксвагене к себе домой, передала ему голубой галстук Мэрилина и сказала:
– А обратно на маршрутке добирайся, я тебе не бесплатное такси!
С ВИЗИТА ДИТЫ К ГАДАЛКЕ ПРОШЕЛ ГОД…
Как-то раз Дита отправилась за хлебушком. Для тех, кто думает, что Дита ходит за хлебом в корсете и шляпке с вуалью и розочками: она была в джинсах и черном свитерке. А в соседнем киоске приобретал сигареты женоподобный орел в розовом свитере с огромным воротником и с розовой повязкой на голове, пытавшейся прикрыть «воронье гнездо» из длинных черных волос. Но Дита воззрилась на него совсем не потому, что он вырядился в розовый свитер.
– Эй, Твигги!
Твигги моментально отморозился.
– Вернулся, теперь от меня не спрячешься. Отдавай долг!
– Ах, Дита, мне жить не на что…
– С гастролей приехал, тебе не на что, козел?
– Мы с гастролей всего 40 тысяч привезли! Всего! Это на всех – мы брали с собой на разогрев Queеns Оf Stоnе Аgе. Трент заподозрил, что нас обсчитали – точно. Наш менеджер Джонни Малм с каждого заработанного нами доллара себе 10 центов высчитал. Мы, конечно, решили судиться, подожди, когда отсудим, тогда я верну тебе долг, обязательно верну! Ах, Дита, если я сейчас отдам тебе эти деньги, мне будет нечего есть, пить и курить, подожди еще…
– Я сегодня потратилась. Твигги, верни хотя бы половину, – сжалилась куртизанка, – потом донесешь.
Рассыпаясь в благодарностях и восхваляя доброту кредиторши, гитарист Nine Inch Nails повел Диту к себе домой. Она забрала половину долга, тут Рамиресу позвонили, из телефонного разговора Дита поняла, что у Nine Inch Nails на репетиционной базе все собираются отмечать приезд с гастролей. Твигги засобирался, а Дита увязалась:
– Хоть покормят на халяву!
Орлы из Nine Inch Nails и Queеns Оf Stоnе Аgе сидели на репетиционной базе с двумя луковицами и банкой соленых огурцов и рассуждали:
– Надо на него прямо сегодня в суд подать.
– Малм знает, что мы подаем в суд, и сюда не является, отсиживается.
– Так все и подадим!
– Нет, пусть главный подает. Он его нанял, он пусть и судится.
– А у главного нервы. Он же ж с ним спал.
– Fuck плакса Трент со своей чувствительностью! У вас главный слишком ранимый.
– Поплачет и подаст в суд. Секс сексом, а деньги деньгами.
– Эти деньги он ему не подарит!
– Этот Джонни Малм у нас по миру пойдет, если надо, мы у него мебель отсудим и телевизор, и все деньги, что у нас скрысятничал, – чуть ли не нараспев, лучезарно ухмыляясь, произнес Твигги с порога. – Он не знал, с кем связался, а Nine Inch Nails известны своими…
– Занудством и ориентацией, – сказала Дита.
– Своими дурными манерами. Так на нашем официальном сайте написано, – сияя вставными зубами, просветил Твигги.
– А что, хорошие манеры – «тю, блин, та ты шо, чувак совсем охопрел!» Он другие-то слова знает?
– Он сбежал с деньгами! – заявился на репетиционную базу Резнор. – Джон как с гастролей приехал, вообще домой не приходил. Я в суд на него подал, но если он сбежал, кому ж повестка придет.
– Найдется, куда денется, – проявил оптимизм солист Queеns Оf Stоnе Аgе.
– Единственно, шо трудовая книжка его у меня, – вздохнул Трент.
Твигги взял Резнора за щеку, повернул его голову:
– Сам спокойный, а глазки красные. Расстроился, да? Ты считал, он вроде как свой. Всплакнул из-за него.
– Та надо меньше в чатах и на форумах сидеть, а то после ночи в интернете глаза красные.
– Совсем от одиночества ум за разум зашел. Какие чаты! Тебе ж не 15 лет! Какие еще форумы, Трент! Что тебе это дает??? – сказала Дита.
– Тю, а в реале кому я нужен! Отстань…
И он сел за компьютер и ткнул пальцем на роwеr.
– А я вас поздравить хотела с приездом с гастролей…
– А мы на мошенника нарвались, – ответил Дите басист NIN. – Ты, наверно, пообедать тут у нас собиралась, а нам праздновать нечего.
– Ну вот огурец соленый предложить можем, – подсунул ей гитарист Queеns Оf Stоnе Аgе. Дита отмахнулась, зато неунывающий Твигги подсунулся, разинув рот на огурец, зажевал его: «Спасибки!»
– Зато кое-кому он такой эротический массажик делал… – осуждающе глядя на Резнора, произнес солист Queеns Оf Stоnе Аgе. – Дорого мы все заплатили за твое удовольствие.
– Тю, та тут все догоры дрыгом, а тасочный чувак был, а такой барыжный оказался, – всхлипнул Трент, правда, средний палец не показал, потому что стучал всеми десятью фингерами по клаве, пытаясь понять, почему у него Windows висит. – Тю, блин! Алекс, ты шо за писюк мой хапался? Он же теперь не пашет! Его же теперь лечить надо! А вдруг ты туда вирус какой занес? Заразил мой писюк… Мой писюк никому нельзя хапать! Его только Твигги трогать может! Да и то не каждый день!
Алекс, который играл в NIN, скукожился и принялся извиняться.
– Тошно! Тошно? Тошно. Пойду я косяк забъю. – сказал Трент и покинул помещение, а Дита за ним погналась:
– Трент, закурить не найдется?
Резнор дал ей «Винстон», и пару минут унылый рокер и соблазнительная дама полусвета сосредоточенно курили.
– Жалко тебя, – сказала Дита. – Спокойный, мягкий, красивый мужик, а маешься, найти себя не можешь…
– Тебя послушать, так можно подумать, шо я канавы копаю, – обиделся Резнор. – Конечно, твой муж за концерт получает больше, чем я…
– Зато у тебя был концерт в Американской Национальной консерватории, а ему не светит! – прикольнулась Дита.
– Фортепианный концерт был, – сказал Трент. – Чайковский, Моцарт, Гайдн и мои импровизации, с Лунной сонатой под завязку.
– Есть же ж такие люди, – сказала Дита, – у них всё есть, но они все-равно жалуются, что им плохо. Вот и у тебя характер такой, что у тебя всегда всё не слава богу.
– Горбатого могила исправит.
– Ну и что ты мучаешься? Может, у тебя порча.
– Тю, Дита, это все шарлатанство! Ты шо, в бога веришь?
– А я была у гадалки.
– На кого гадала?
– На мужа.
– Шо на него гадать, про него все всё и так знают.
– Я не гадала, я колдовала.
– Ну и как, помогло?
– Время нужно, чтоб подействовало. Так я говорю, может, и тебе к гадалке сходить. Снимут с тебя порчу, жить тебе станет легче. Я хочу помочь тебе.
– Тю, суеверие какое, – сопротивлялся Резнор.
– Если плохо без причины, то это порча! – агитировала куртизанка. Она целый год ждала открытку от гадалки: «Порча подействовала, завтра ваш муж умрет», и вот теперь решила направить к гадалке еще кого-нибудь – пусть и он впустую деньги потратит!
– Без причины плохо не бывает. Шо ты, Дита, обо мне знаешь!
Этого Резнор никому не рассказывал, даже Твигги. То-есть, Твигги знал, что Трент, лишившись жилья в Новом Орлеане, взял кредит в банке на покупку квартиры. Но о возникших в связи с этим проблемах Резнор не афишировал. У рокера не фиксированная зарплата, Трент не смог предоставить в банк справку о доходах, и поэтому ему начислили за кредит большие проценты. Трент выплачивал. В банке ему дали подписать бумажку, что кредит – под залог квартиры. Вернувшись с гастролей, он решил сразу выплатить остаток. Выплатил. «А теперь дайте мне свидетельство о владении квартирой». Жулики-работники банка не дали ему бумажку и вообще отобрали квартиру. Пришлось поселиться в мотеле, а мотелями Резнор был сыт по горло – после наводнения в Новом Орлеане он мотался по гастролям без передышки. Подал на банк в суд. Так что теперь Трент судился сразу с двумя мошенниками!
Конечно, его Дита спровоцировала, но Резнор после такого задумался: а не пойти ли к гадалке и правда снять порчу.
А Дита поехала на гастроли. Афишка на дверях провинциального ночного клуба: «Сегодня в нашем клубе гостья из Лос Анджелеса стриптизерша Ditа vоn Тееsе». Ведь Дита – профессиональная танцовщица, а не просто модель «Плейбоя».
А теперь к гадалке отправляется Резнор!
Баба Стелла (ее адрес дала Дита) сидела под иконой, разложив карты, и поприветствовала посетителя:
– Позолоти ручку!
– Сначала скажи, есть порча или нет.
– Ой, какая порча сильная! Всю жизнь живешь – мучаешься, и не знаешь, что порча еще на маму твою была напущена во время беременности. Поэтому и нет тебе удачи в бизнесе (Трент пришел в грязной толстовке и поношенных джинсах, да еще и небритый), а особенно в любви (это Стелла заметила, что у него кольца на пальце нет)! Щас будем с тебя эту порчу снимать. Защиту от порчи на веки вечные поставлю, а как талисманчик заговоренный у меня купишь – тут тебе удача во всем и попрет… Давай свой носок с левой ноги, какой-нибудь металлический предмет с руки…
Трент подарил ей свой носок, а колец он не носил, снял с пояса цепь. Гадалка смочила веничек в чашке со святой водицей и стала его обрызгивать («Тьфу!» – Трент увернулся, прикрывшись рукой), читая молитвы. Взяла кусок воска, растопила на свечке и вылила в ковшичек.
– Все твои заботы, все твои тревоги связаны с… (Воск принял форму неприличного предмета.) …Фаллосом!
– Да… – Трент скуксился, вспомнив, сколько нервов ему вытрепали неблагодарные гомики. – Правда.
– Поэтому – удали члены из своего окружения! Не контактируй с фаллосами.
– Понял, – буркнул Резнор, истолковав пророчество, что лучше не сосать, а то подавиться можно.
Гадалка взяла 2 тысячи долларов. Всего! А с Диты – 25! Она ведь пришла разодетая в пух и прах, а небритый Резнор прибеднялся в своей покоцанной кофте.
И пошел в ближайший магаз покупать себе носки. А там гадалка сдавала его носок в сэконд хэнд. Продавщица ей сказала:
– Тетка, ты что – опять галстук принесла? Весь магазин завалила своими галстуками. Кто их покупать будет…
– Нет, сегодня у меня носок. Один…
Трент выскочил из магазина – не покупать же у бабы Стеллы обратно свой носок!

* * *

Дита приехала в Лос Анджелес ранним утром. Поставила машину в гараж, в 25й раз позвонила мужу – ни мобильный, ни домашний не отвечал. Дита зашла в кухню, а там сидела юная крашеная блондиночка в Дитином розовом халате и Дитиных пушистых розовых тапочках и пила чай из Дитиной чашки. А Мэрилин стоял голый, но в фартучке, и жарил яичницу.
           – Встала и пошла вон, Эван, – нежно произнесла Дита. – Халат мой скинь, шалава малолетняя!
– Дита, не ругайся. Художник с натурщицей – это ж святое, – сказал Мэрилин.
– Та забирай, баба-яга, чтоб было о чем вспомнить в богадельне, – Эван жестом профессиональной модели (хотя в агентстве она работала недавно, ведь ей только в прошлом году исполнилось 18, а до 18и лет в порнухе же сниматься нельзя) сбросила розовый халатик, и он стек на пол к ее ногам. Голая Эван выступила из халата, стряхнула Дитины тапки и запулила тапочком в голову Дите.
– Пошла вон, ****ь! – повторила Дита и, уворачиваясь от летящего тапка, отскочила в зал, где сшибла спиной мольберт Мэрилина с недорисованным портретом Эван. Белобрысая нимфетка метнула второй тапок, а Дита хватанула первое, что под руку попалось, и шваркнула в Эван. Мэрилин ползал по стеночке от смеха, но увидев, что в Эван летит череп, заорал:
– Дита, дура, я за этот череп африканского шамана на аукционе оккультных предметов две тыщи заплатил!!!
Череп угодил Эван между глаз, у нее из носа закапала кровь. Вопя и матерясь, натурщица ускакала в спальню, натянула джинсы, сапоги, свитер и курточку и убежала, забыв на подушке трусы. Дита подцепила эти трусишки двумя пальцами, взяла свой халат и тапки и унесла во двор. Развела костерок и сожгла.

* * *
Хью Хефнер закатил пир горой в честь юбилея «Плейбоя». Все порно-звезды, толпы журналистов. Порно-актриса Кристи Линн со своим мужем, тоже порно-актером, вживую демонстрировали всю камасутру, порно-актриса Мисси Мигаль исполнила свой знаменитый зоофильский акт с собакой, еще две девушки совокупились с двойным вибратором, Дита акробатически повыворачивалась у шеста – праздник удался. Дита вернулась в свою квартиру, позвонила – тишина.
– А сбежали твои квартиранты, вчера ночью мебель повытаскали и уехали. Не заплатили, да? – подал голос сосед, вышедший покурить на лестницу.
– Ты поскупилась, не оформила со своими квартирантами договор у нотариуса, а если б оформила, ты могла бы на них в суд подать, что они сбежали, не заплатив! – изрекла крашеная блондинка-соседка, вышедшая выносить мусор.
– Опять окурков накидали, в подъезде нассали, – заохала толстуха-соседка, выходя с ведром и тряпкой. – О, Дитка вернулась! Насовсем? А как же муж?
– Я от него ушла.
– Что ж так?
– Гуляет он и пьет.
– Вернулась – так вот расписание на стенке, кто когда подъезд моет! Тебе завтра мыть.
Дита ввалилась в свою пустую квартиру, убедилась, что квартиранты уволокли только свою мебель, а хозяйскую оставили. Не убирали тут, наверно, месяц. Дита протерла пыль, попыталась отколупать тапком закаменевший грязный след на полу. Нашла в кухонном шкафу остатки чая, заварила, села с сигаретой на подоконник. Во дворе два гопника подвалили к ее Фольксвагену и стали вырезать на капоте: ****Ь. Дита заорала на них из окна, спустилась, потащила свои шмотки из машины в квартиру.
– Дура ты, дура! – крикнула Дите соседка на лавке. – Мужа бросила! Ну и что, что подгуливал, а твое дело – семью сохранить. Ты не сохранила, мужа не удержала!
– Какая цаца, – подбоченилась соседка, драившая подъезд. – Пил и гулял! У кого не пьет, не гуляет? А другого где найдешь, дура? Эй, куда, Дитка, в своих говнодавах, я ж подъезд мою, подождать нельзя? Хамка, стерва!
– Да пошли вы, лахудры черноротые, – отозвалась Дита.

* * *
По общеамериканскому предрассудку, на суде нельзя фотографировать, и художник рисовал Диту, маленькую сероглазую брюнетку с красивым и злым личиком:
– С Мэрилином жить невозможно, – рассказывала она. – К семейной жизни он не готов! Нюхает кокаин, ширяется, а по ночам, вместо того, чтоб супружеские обязанности выполнять, крадется на кухню и квасит! Скандалюга, не переносит никакую критику, чуть скажешь ему слово поперек – у него уже истерика, слезы, орет, всех посылает. И вдобавок ко всем его прелестям, он еще и скупердяй! На свои развлечения он не скупердяй, на пьянки, гулянки, ночные клубы, на кокаин, на модельера, который его одевает, на съемки фильма, который он начал и бросил, на пожертвования в благотворительный фонд помощи больным детям, на свои коллекции кукол, картин, каких-то оккультных предметов. А для дома, для семьи – ни цента. Получилось, что он зарабатывает для себя, а я – для себя. Вместо того, чтоб вести домашнее хозяйство и рожать детей, я по-прежнему вкалываю в модельном агентстве и в стрип-баре. Когда я замуж выходила, я платье сама себе купила! В моей жизни ничего в лучшую сторону не изменилось, от такого мужа одна нервотрепка, от него забеременеть невозможно…
Тут судья высказался, как малолетняя фанатка:
– Мало ли что вы, миссис фон Тизи, можете наговорить на человека. Пусть принесет справку от нарколога, и тогда мы рассмотрим ваш вопрос.
– Измена, – изрекла Дита.
– С кем?
– Частые и многочисленные измены. Что, я ж не буду их всех за руку сюда тащить!
– Предъявите доказательства – фотографии, например, можете свидетелей привести, что муж вам изменял.
Нужно было найти свидетелей – ведь от этого зависело, сколько денег Дита сможет отсудить у бывшего мужа. Куртизанка названивала всем знакомым рокерам, но все отказались выступать на суде против Мэрилина:
– Нам с ним еще работать, а ты – никто!
Одним солнечным утром к ней явился Твигги Рамирес:
– Дита, знай, какой я честный! Мы отсудили у Джона Малма наши деньги, я принес тебе вторую половину долга. Я тебе так благодарен, Дита, так благодарен, на всю жизнь обязан!
– Лучше поздно, чем никогда… Твигги, нас никак развести не могут. Подтверди на суде, что Мэрилин ходил налево – с меня магарыч.
– «Люди просят – я даю». Мэрилин уже всем дал – от меня до последнего пидора из Беверли-Хиллз. У него маленький, не стоит, он дрочит. Бедняжка! – прорепетировал Твигги. – Ну, как звучит? Расскажу это подробненько судье – вас быстренько разведут. А клипы подойдут в качестве вещдоков? «(s)AINТ», «Stаrfuсkеrs Inс.». Вот, типа, не просто налево ходил, а еще и снимал свои похождения на видеокамеру.
«(s)AINТ» Дита сама нашла, а «Stаrfuсkеrs Inс.» выпросили у Трента.
– Я – человек тихий, замкнутый, а ты хочешь, чтоб я на суде позорился… Поставь мне ящик пива, чи шо! – сказал Резнор, вваливаясь к Дите по Твиггиному звонку.
– Подайте, люди добрые, сам  я из Нового Орлеана! – передразнил Твигги.
– Будет вам магарыч, – поклялась Дита.
– Ты глянь, шалава! – раздался вопль с лестницы. – Родного мужа бросила, чтоб не мешал мужиков водить, аж двух привела! Дита, Дита, выходи, тебе подъезд мыть!
– Соседи… Пошли все из хаты, например, в местный Диснейленд пошляемся, пивца попьем, – сказал Твигги.
Дита, Твигги и Трент заявились в Диснейленд, взяли по мороженому и по бутылке пива. В мутной водице в сломанном фонтане плавали окурки, осколки бутылок, упаковки и фантики, дохлая кошка… Резнор расселся на раскоряку, поставив одну ногу на край фонтана, а Твигги пристроился у него между ног, как в кресло, прислонившись спиной к груди Трента. Дита потрогала край фонтана, решила, что в ее короткой розовой шубе и голубых джинсах лучше не садиться, и встала столбиком, размазывая помаду по мороженому:
– А что на той кассете, которую ты притащил?
– «Stаrfuсkеrs Inс.» – запрещенный клип. – сказал Резнор. – Как и все остальные мои клипы. Все так удивляются, когда я говорю, шо я тоже клипы снимаю! Сами гоним, сами пьем, никому не продаем… В этом клипе я изображаю клиента, а Мэрилин – проститутку. Это он сам додумался, а я и раскатал губу. Это был последний раз, когда я пытался его вернуть…
– Ты хотел его вернуть??? Денег у него сшибить пытался, да?
– Дита, шо ты понимаешь! Как говорила моя бабушка про мужиков, «Не так с ними хорошо, как без них плохо».
– Ну конечно. Настоящая мужская дружба, мне этого не понять, – скосорылилась Дита.
– Тю… – Трент был, как всегда, весь в себе и в своих эмоциях. – Сама ж знаешь, как мы с ним общались. По лесу бегал голый гомосек, а за ним с топором гонялся дровосек, но замахался бегать, устал дровосек, тут-то и влез на него гомосек.
– Вот и расскажешь на суде, что с ним ужиться невозможно. Мэрилин – злыдень, он любовниц прямо домой приводил, в моем присутствии. Я дома, а он вваливается на бровях и с девкой – то с одной, то с другой. В последнее время Линдсей Лохан зачастила, актрисуля-малолетка, ни кожи ни рожи… А для меня набор фаллоимитаторов из секс-шопа заказал – посыльный мне принес и счет на мое имя!!!
– Ты ему только для пиара нужна была – всему честному народу показывать, какую гламурную змеючку поймал, – констатировал Твигги, а Трент начал нудеть:
– Тю, блин, та я не хочу, не могу, не буду, и без тебя по судам затаскали…
– Ты знаешь, Дитусь, – Твигги воспринял настроение начальства, – по-моему, Трент прав. А я тогда погорячился. Ты уж извини, я передумал.
В фонтане включили воду, и брызнула мощная струя, а все осколки и обертки дождем полетели на головы Диты, Трента и Твигги. Рокеры и куртизанка отскочили, отряхиваясь, и тут мимо прошкандыбали долговязый костлявый хиляк в черном пальто и громадных очках с выбритой головой и челкой на глаза в обнимку с крашеной блондиночкой в белой курточке и розовой миниюбке. Не очень близко прочапали, парочку отделяло от троицы расстояние метров в 30, Твигги выпучил глаза:
– С кем это он?
– Это Эван Рейчел Вуд, натурщица! Она еще в «Фантасмагории» снималась, ну это фильмушко на сюжет Льюиса Кэрролла, Мэрилин его начал снимать, да так и бросил.
– Тю, блин, лет-то ей сколько! – вытянул шею Трент. – Она нам всем во внучки годится…
– Нам с Твигги в дочки, а тебе и во внучки – тебе ж 42!
– Мне 42 в мае будет, а до сих пор квартиры своей нет – так и сужусь с жильем из банка…
– Да, – обиженно подхватил Твигги, – я только узнал, что его с кредитом работники банка обманули! Трент, что ж ты так мучаешься?! Я бы на твоем месте пошел на пенсионерскую дискотеку, подцепил там какого-нибудь утлого старичочка и досмотрел за завещание на квартиру.
– Это ты у нас такой… гиперкоммуникабельный. А я не могу к людям приставать.
– А ты будь как… Дэвид Ферниш!!!
Трент отмахнулся.
Эван и Мэрилин тоже глазели на троицу, будто таблетку «Шаровылупин» проглотили.
– С кем это твоя бывшая тусуется, не знаешь? Что это за черти в косухах.
– Лохматый – Твигги Рамирес, мой бывший композитор, недомерок в беретике на одно ухо – Трент Резнор, вообще так продюсер, но у него есть свой сольный проект, Твигги щас трудится у него гитаристом.
– Ого, он твою Диту облапил!
Резнор наконец-то доел свое мороженое, но оно у него растаяло, и он приобнял Диту – на самом деле, он руки об нее вытирал…
– Да зачем Дите этот люмпен? Я с этим пролетарием не здороваюсь, удивлен, что она общается с этим инженю…
– Ну пойдем, Мэрилинчик. Я – твое счастье! А Дита пролетает!!!