Мастер Иллюзий

 

 “…Иллюзии. Что он подразумевал под
 иллюзиями? Это значило больше, чем
 что бы то ни было из того, что он
 говорил или делал…”
 
 Ричард Бах “Иллюзии”

 Глава 1. Скверное начало.
 
Герман Сергеевич Кастальский, штатный психолог московского УВД, курил.

Курил, и думал о том, что ему как-то не везёт в последнее время. То жена, Марина, истерику закатит (как обычно по пустякам), то на работе какое-нибудь дрянное дело подсунут. Давайте, мол, Герман Сергеич, разгребайте авгиевы конюшни уголовной психиатрии, а мы в сторонке постоим, посмеёмся.

Вот и сейчас. Кастальский затянулся, и опять посмотрел на папку с материалами дела. Дело было озаглавлено прихотливо: “Мастер Иллюзий”.

“И что ещё за иллюзионист на мою голову?” – с досадой подумал Кастальский. И самое паршивое, что кабы этот субъект психическим был. Тогда никаких вопросов, - сразу в пухленькие ручонки профессора Максимова. А тут убийство…

А это уже уголовщина. И значит ему, Кастальскому, эту кашу расхлёбывать.

Герман Сергеич выругался, но в этот момент заверещал телефон.

- Кастальский.
- Слушай, майор, - как обычно без предисловий начал полковник Федоров, - как дело Иллюзиониста продвигается?
- Евгений Михайлович, дело движется, но медленно. Некоторая информация есть. Пробили по базе... Чист как стёклышко, ни судимостей, ни даже административных задержаний. Почти никаких зацепок. И… Вы знаете (тут Кастальский мысленно сосчитал до десяти)… Дело это не наше. Этот субъект явно по психической проходит. Я…
- Кастальский, тебе что, делать нечего? Я тебя что, за философствования твои держу? Или ты приказы начальства оспаривать намерен? Всё, давай без демагогий. Сейчас на допрос пойдёшь. Максимов с тобой (“Максимов?” – удивился Кастальский). Возражения не принимаются. Приказ понял?
- Так точно, товарищ полковник.
- Всё, действуй.

И трубку повесил.

Послушал Кастальский короткие гудки, затушил сигарету.
“Максимов, - подумал он, - это странно. Значит, точно психический. Господи, как же голова болит!”

Но делать нечего, - и Кастальский отправился в камеру для допроса.


 *

В “пытошной”, как ласково называли камеру для допросов следователи, было людно. Военные и штатские сновали туда-сюда, создавая, как казалось Эдуарду Владимировичу Максимову, профессору психиатрии, видимость некоей деятельности. От их постоянных перекличек и перебранок у профессора болела голова, и он решительно не представлял себе, как он вообще будет кого-то слушать, не то что допрашивать. Успокаивало одно: Фёдоров сказал, что допрашивать будет Кастальский.

Кастальского профессор не жаловал. Уж больно вёрток, и вообще неприятный тип. Бывало, в глаза посмотрит – нехорошо на душе становится. Профессор вспомнил карие, почти чёрные, немигающие глаза штатного психолога, и ему показалось, что галстук сжал его шёю ещё сильнее.

Да, Кастальский был неприятен. Но то, что допрашивать будет он, вселяло профессору надежду на то, что ему не придётся особо напрягать мозги. К тому же пациент был явно “готовый”. А ещё убийство… В общем, пусть этим убойный отдел занимается, а ему, почтенному профессору, можно просто посидеть и важно покивать головой в нужных местах: да, мол, как у вас всё запущено. А там, глядишь, голубчику и статью повесят, и всё – по этапу. А может, и “вышка”. Убийство, как-никак.

Но одно было странно. Максимову не сообщили ни имени пациента, ни каких-либо иных данных. Федоров ничего не сказал – а уж низшие чины так и вовсе молчали. И потом: убил. А кого убил? За что убил? Неизвестно.

Сплошные вопросы и никаких ответов. Это было скверно. Максимову даже не дали ознакомиться с материалами дела. И что теперь делать? Гадать на кофейной гуще? Чушь какая-то.

Хотел спросить Кастальского, но неприятие к последнему было у профессора сильнее, чем интерес к делу. Тем более что дело пахло дурно.

“Эх, кабы отделаться от этого голубя!” – тоскливо подумал Максимов. А там трава не расти, профессор Максимов умывает руки.

“Душ бы принять, - подумал профессор минуту спустя, - вон жарища-то какая. И эти – всё снуют, снуют. Эх, чорт бы вас всех взял! И Кастальского – первым!”

Тут дверь отворилась, и вошёл штатный психолог собственной персоной.




 *

Кастальский смерил Максимова презрительным взглядом, и процедил “здрасьте”. Ишь, сидит, рожа профессорская! Надулся, как Понтий Пилат! Хотя нет, Пилат воином был, а этот скорее Каиафа, такой же полный самомнения пузырь.

- И вам не хворать, господин психолог, - прошипел Максимов с той долей яда, которая могла вывести из себя кого угодно.

Но Кастальский эту реплику проигнорировал.

“Крепкий орешек”, подумал профессор.

Но тут вошёл пристав с папкой, и конвой ввёл заключённого.



 Глава 2. Знакомство.


Заключённый был молод.

“Лет 25” – подумал Кастальский.

“Года 23” – подумал Максимов.

Заключённый меж тем стоял, переминаясь с ноги на ногу. Волнистые русые волосы спадали на глаза, и парень их постоянно поправлял. Голубые глаза смотрели так простодушно и открыто, что допросчикам не верилось, что этот человек вообще способен на что-либо противозаконное, а уж тем более на убийство.

“Внешность может быть обманчива” – в унисон подумали Максимов и Кастальский.

Наконец Кастальский сказал:

- Садитесь.

Заключённый посмотрел на него с такой благодарностью в глазах, что Кастальскому стало не по себе.

- Курить будете?
- Спасибо, я не курю. Спасибо!

У Кастальского противно засосало под ложечкой. Голова болела просто нестерпимо.

“Сейчас “добрым человеком” назовёт. Ни дать ни взять – Иешуа.” – с невыразимой тоской подумал Кастальский. Мельком взглянул на Максимова. Сидел, профессорюга, и мускул на лице не дрогнул.

- Я – Герман Кастальский, психолог. А это – Эдуард… Владимирович Максимов, профессор психиатрии.

Слова падали, словно пудовые гири, и тянули Кастальского к сырому полу “пытошной”.

Пристав тихонько строчил в углу.

- Назовите ваше имя.
- Валентин.
- И?
- А? А, да, Валентин Звезда.

“Так. Приехали. Звезда. Не Вифлеемская ли часом? Охо-хо, за что мне, Господи?”

- Год рождения.
- 1981.
- Место рождения.
- Село Тайнинское, Московской области.
- Место проживания.
- Там же… Никуда не переезжал.
- Хорошо. Место учёбы, работы.
- Я, господин психолог, нигде не учусь и не работаю.
- Та-ак. На какие средства проживали?
- Я раньше дворником работал. Плотником ещё…

“Плотником. Плотником. Плот-ни-ком”.

- Ладно. Семейное положение.
- Холост…
- Родные есть кто?
- Мама… Была. Умерла в прошлом году. Она добрая была, только нервничала много…
- Это не имеет отношения к делу, и находится вне интересов следствия… Кто ещё жив?

Молодой человек склонил голову.

- Я… Никого, господин психолог…
- М-мм…Сожалею…

Кастальский умолк. В голову решительно ничего не шло. Он взглянул на Максимова, но тот, казалось, превратился в глиняного Будду, и сидел неподвижно.

- Так. – Кастальскому хотелось закрыть глаза, и перенестись куда-нибудь на Мальдивы. Или на Сейшелы. Да к чорту на рога, только не смотреть в эти глаза… И ещё этот болванчик Максимов сидит, и ни слова не говорит, так его и разэдак!

- Так… Вас обвиняют в убийстве, вам это известно?
- Да, господин психолог. Только эти люди как всегда всё напутали. Я никого не убивал. Я просто…
- Не убивали, значит? Так-так. А вот у меня тут показания свидетелей, соседей ваших.

Молодой человек улыбнулся.

- Они сами не знают, о чём говорят, господин психолог. Я…
- Не знают? Так. Но вот гражданка Никифорова, 1929 года рождения, утверждает, что последние два месяца видела вас с некоей девушкой, имени которой вышеуказанная гражданка не знает. А гражданин Сельцов, 1965 года рождения, утверждает, что девушку звали… (Боже правый!)… Шанталь? Интересное имя. Французское? Что вы можете на это сказать?

Молодой человек сразу как-то весь понурился, глаза опустил.

“Ага, дружок, меня так просто не проведёшь! Не-ет, не Иешуа. Просто у меня мозги от жары плавятся”.

- Гроза будет. – вдруг совершенно не к месту произнёс юноша.

Кастальский сглотнул.

- Какая гроза? Отвечайте на поставленный вопрос. Была такая девушка?

Молодой человек тяжело вздохнул, а потом сказал:

- Да, можно и так сказать.

Кастальский затравленно огляделся. У него создавалось впечатление, что все персонажи, кроме него и Звезды замерли, как в детской игре. Хотя, кажется, пристав что-то пишет. Или не пишет? Как жарко…


- Эй там, - прохрипел Кастальский, - принесите воды.

Никто не отозвался.

И в этот самый момент Кастальский краем глаза заметил стоящий на столе стакан с водой. Он мог поклясться, что секунду назад никакого стакана тут не было. “Так. Глюки пошли”, - подумал Герман Сергеич, и протёр глаза.

Стакан остался стоять на месте.

Тогда Кастальский, словно боясь спугнуть эту небывальщину, потянулся к стакану. Нащупал холодную гранёную поверхность. Пальцы сомкнулись, и он потянул стакан к себе. Стакан не сопротивлялся. “Ну и правильно, - подумал Кастальский, - сопротивление представителю власти по меньшей мере глупо. А власть, - почему-то подумалось ему, - опьяняет. Власть… Вот бы там водка была… Боже, что я несу??”

И он быстро отпил из стакана и поставил его на стол.

В стакане, слава Богу, оказалась вода…

Всё это время парень сидел неподвижно, словно ждал, когда же психолог наконец заговорит.

Кастальский вдруг увидел, что пристав смотрит на него в недоумении, ручка застыла в воздухе. Оглянувшись, психолог обнаружил, что Максимов внимательно, и даже, казалось, с какой-то тревогой на него смотрит.

- Так…, - произнёс он, - работаем.

И повернулся к парню.



 Глава 3. Стакан.

- Расскажите нам, уважаемый, эм, Валентин, что же случилось, и кто эта девушка, Шанталь.

Звезда поглядел внимательно в глаза Кастальскому, и заговорил:

- Ну… Всё началось год назад. Тогда мама ещё была жива… Она постоянно мне говорила, что мне нужно образумиться, получить образование, и жениться… Ну… Вы же знаете этих матерей…


Кастальский поморщился:

- Не отвлекайтесь, пожалуйста.
- Простите. Ну и вот… А я, господин психолог, всегда был романтиком… Я, вы знаете, некоторым образом писатель…

“Угу, - подумал Кастальский, - свихнувшийся писатель. Мило. И что Максимов молчит? Он что, язык проглотил?”

- Понимаете, - продолжал Звезда, - наша жизнь – не более, чем иллюзия.

“Господи, началось!”

- Иллюзия, которую каждый из нас сам создаёт. Неважно… Кем человек работает… Кем себя считает… Он создаёт иллюзию того, что обычно называют жизнью…

- Простите великодушно, что прерываю, но Ричарда Баха я читал. Поэтому попрошу вас ближе к делу, - попросил Кастальский. Краем глаза заметил, что Максимов как-то оживился.

- А скажите, - произнёс профессор, - почему вы, собственно говоря, так считаете? Вы вообще какого вероисповедания?

“Боже, что за чушь он порет??” – мысленно возопил Кастальский.

- Я-то? Ну… Как вам сказать, профессор… Я думаю, что господин психолог не одобрит экскурса в эту часть моих мыслей… А… Я православный, конечно.

- Бог с вами, - Кастальский махнул рукой, - излагайте. И отпил из стакана.
- Хорошо. Скажите, профессор, думаете ли вы, что всё то, что вы видите есть, простите, объективная реальность?
- Незачем извиняться. Да, я так думаю. И что?
- А… Хорошо, но в таком случае скажите мне, почему вы в этом так уверены? Чем вы доказываете это?
- А зачем это доказывать? Реальность – всё то, что я вижу, - просто есть, и в доказательствах не нуждается.
- То есть, по-вашему, реальность – это категория веры?
- Да, я так думаю.

Максимову становилось интересно. Кастальский же, наоборот, казалось, потерял всякий интерес к происходящему.

- Но, - продолжил Звезда, - не допускаете ли вы, что окружающие вас люди могут видеть нечто совершенно отличное от того, что видите вы?
- А с чего бы им видеть что-то другое, скажите на милость? И потом, если бы они видели нечто другое, они бы говорили об этом, не так ли?

Звезда покачал головой:

- Не так. Они бы не сказали вам иного, потому что вы сочли бы их сумасшедшими. Представьте себе, что человек, сидящий рядом с вами, видит совсем другое. Вот скажите, что находится на этом столе?

Тут Кастальский словно очнулся. Он поглядел на Максимова.

- Ну вы, голубчик, и вопросики задаёте. На столе находится папка с документами – это ваше личное дело, и… И всё.

Кастальский дёрнулся, словно в него попала пуля снайпера.

“А СТАКАН???”

И тут же, посмотрев на стол, он с каким-то мистическим ужасом осознал, что СТАКАНА НА СТОЛЕ НЕТ.

- А… А… А как же…, - пробормотал он.

Максимов воззрился на него; лицо его выражало крайнюю степень изумления.

- Что такое, Герман Сергеевич? Что – как же?
- Но… Там ведь… Там…
- Что – там?

Кастальский отёр пот со лба.

- Там стоял…Стакан. Я пил воду… Холодную воду…

Глаза Максимова полезли на лоб.

“Так. И этот тронулся”.

- Помилуйте, Герман Сергеевич… Какой такой стакан?? Никто стакан не приносил. Скажите, - профессору не хотелось оскорбить Кастальского. Ну тронулся умом человек, ну и что ж теперь? – а вы сейчас его видите?

Кастальский безумным взором окинул профессора, и вымолвил:

- Нет…
- Ничего, Герман Сергеевич, ничего, - успокаивающе заговорил профессор, - жара вон какая… Пригрезилось,… Знаете, как миражи в пусты…

И тут профессор замолк на полуслове. Затем вытаращил глаза на Кастальского.

- Вы ЕГО видите? Сейчас?
- КОГО?
- СТАКАН!

Кастальский посмотрел на стол с какой-то яростью, будто бы убоявшись которой, стакан обязательно должен был появиться.

Но кроме папки с делом на столе ничего не было.

- Нет… Нет стакана…

Но профессор ясно видел прямо перед собой, на столе, запотевший стакан с прозрачной жидкостью, очевидно, с водой.

Кастальский смотрел с ужасом, Звезда, казалось, еле слышно улыбается.

Профессор протянул руку к стакану, надеясь в душе, что сейчас его рука пройдёт сквозь этот мираж, и он исчезнет.

Но пальцы его наткнулись на холодную, ребристую поверхность стакана. Он сжал стакан в руке.

- Вы что сейчас видите, Герман Сергеевич? – осторожно спросил он.
- Ничего… Только вы как-то странно смотрите на меня, профессор.

Тогда Максимов поднял стакан, поднёс ко рту, и…

И отпил.

Горло обожгло, спалило пожаром. Профессор почувствовал, что кровь прилила к голове. Давление ощутимо скакнуло, и Максимов разжал безвольную руку.

В стакане был спирт.

Он разжал руку, но не услышал звона разбившегося стакана. Он посмотрел на пол, и с неподдельным ужасом обнаружил, что никаких осколков там нет, никакого спирта там нет тоже.

- Мама. – сказал профессор.

- Теперь вы понимаете, о чем я хотел сказать, профессор? – спросил Звезда.
- Кх… Не вполне… Но…
- И вы, господин психолог?

Кастальский немного оправился от пережитого, и спросил вдруг, непонятно почему:

- А… Хлеб и вино… Это тоже так же было?

Звезда улыбнулся:

- Ну, - сказал он, - почти.

Два учёных мужа сидели, и попеременно смотрели то на стол, то друг на друга. А странный молодой человек только снисходительно улыбался.



 Глава 4. Иллюзия для одного.


- То есть вы хотите сказать, что можете внушить человеку любой образ, и он этот образ увидит? Так? – после минуты молчания спросил Максимов.

Валентин Звезда опустил голову.

- Да нет же! Поймите, я ничего не внушаю. Я… Я просто Мастер Иллюзий… Я даю своеобразный импульс. И всё. Всё остальное человек видит сам!

- Ага! – сказал Кастальский, - значит, импульс? Надо полагать, что эти самые граждане – ваши соседи, - видели эту девушку, Шанталь, потому что вы, Мастер Иллюзий, дали им этот самый импульс?
- Точно! – обрадовано воскликнул Звезда.
- Кх-м. То есть они сами захотели её увидеть?
- Да!
- Хорошо, пусть… Пусть так. Но… Зачем вы дали этот самый импульс?

Молодой человек смутился.

- Понимаете, - сбивчиво заговорил он, - когда мама умерла… Я так и был один. А вы знаете, она часто разговаривала обо мне с соседями… Вот, со Степанидой Алексеевной…
- Это Никифорова?
- Да. Понимаете, после смерти мамы я немного подустал от постоянных её расспросов, и других… И я решил создать иллюзию… Совершенную иллюзию. Иллюзию для меня.
- И вы создали Шанталь?
- Ну, - Звезда покачал головой, - не то чтобы создал… Я же не Бог…Но я дал импульс не только и не столько всем им, сколько самому себе. И она… Она стала жить…

Кастальский задумался.

- А как вы её… Откуда вы взяли её образ?

Звезда улыбнулся скромно:

- Но я же писатель… Я просто описал её…
- Да, конечно… А рукописи остались?
- Да. Я отдал их милиционерам. У меня конфисковали имущество.

Кастальский посмотрел на Максимова. Тот понимающе кивнул, и взял со стола папку.

- Так… Где же это… А! Вот оно!


“…Шанталь была парижанкой, но жила в Москве. Наша встреча была случайна – в то маленькое кафе я заглянул по недоразумению, перепутав его с другим.
Она сидела за одним из столиков. На ней было чёрное платье, но даже в нём она была прекрасна. Волнующие волнистые волосы цвета воронова крыла так нежно завивались на височках, что я не смог произнести не слова. Её ярко-голубые глаза смотрели несколько отчуждённо, но когда я подошёл и сел напротив неё, они принялись с интересом изучать меня. У неё был слегка вздёрнутый носик и удивительно белая, почти прозрачная кожа. Тонкие пальцы в узких перчатках беспокойно теребили маленький батистовый платочек. На столе перед ней лежала жёлтая лилия.

- Вам нравится эта лилия? – спросила она.

Я не знал, что ответить. Но грусть читалась в её глазах. И я сказал:

- Нет…”

- Довольно, довольно, дальше мы знаем, - перебил Кастальский.
- Да? – удивлённо промолвил Звезда, - Ах, ну да…
- Да. Итак…

Итак.

- Мы знаем теперь, как она выглядела. Что ж, стоит отдать вам должное – у вас хороший вкус, – задумчиво произнёс Кастальский, - но вы зачем-то решили убить её? Так?

- Нет, не так.
- А как же? Вы сперва создали девушку, внушили людям, что она реальна, а потом вы её убили. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

Кастальский ждал. Что же он скажет?

Максимов смотрел на Звезду осуждающе.

И Звезда заговорил:

- Понимаете… Нельзя убить того, кто никогда не существовал…
- Минуточку! Говоря вашими терминами, в вашей реальности она существовала. Мало того, она существовала в реальностях ваших соседей. И как же вы после этого говорите, что она не существовала?
- Но ведь я её выдумал!
- И что дальше? Если бы она существовала бы, скажем, в ваших снах, то, конечно, это ваше право… Ну и потом… Нельзя же так безответственно относится к тому, что ты создал. Как вы думаете, профессор?

Было видно, что профессор Максимов крайне расстроен. Его лицо было багрово-красным, а в глазах стояли слёзы. Он яростно заговорил:

- То, что вы сделали – хуже, чем просто убийство. Вы не только убили человека (да-да, и не перебивайте!), вы ещё и обманули всех тех, кто знал вас и впоследствии её. Вы манипулировали сознанием людей. Имели ли вы на это право, господин Звезда?! Имели ли?? Не отвечайте! Не имели! Я не знаю, как господин Кастальский, но я свой вердикт уже вынес. Засим позвольте мне удалиться.

И он встал, чрезвычайно взволнованный, и вышел.

- М-да, - промолвил Кастальский, - никогда не видел его таким. Вы, очевидно, создали такую девушку, что наш профессор не смог остаться равнодушным. А то, что вы её уничтожили, только ещё больше расстроило и разозлило его, мой друг.
- Но позвольте! Это же абсурд! В конце концов я придумал её! Я создал! А значит, я имел право и, как вы говорите, уничтожить её!
- Боюсь, что не всё так просто. Я буду ходатайствовать перед своим начальством за вас, но честно говоря, шансов у вас крайне мало. А после донесения профессора ваши шансы устремятся к нулю…


Юноша был бледен, но как будто спокоен.

- И что же… Какая мера наказания меня ждёт?
- Убийство… Плюс отягчающие вину обстоятельства… Мне жаль, но скорее всего вас казнят.

Звезда бессильно опустился на стул.

- Казнят…
- Да. Ну зачем, зачем вы это сделали? Жили бы сейчас со своей Шанталь, и горя бы не знали! Зачем вы её уничтожили?

Молодой человек внимательно посмотрел на Кастальского, и переспросил:

- Зачем?



 Глава 5. Зачем?


Кастальский закурил. Откинулся на спинку стула.

- Так зачем же?

Звезда с минуту помолчал, а потом произнёс:

- Понимаете… Даже если вы создаёте идеальную девушку, это ещё не значит, что у вас всё будет идеально. Отнюдь. Шанталь была… Я очень любил её. Но вот она… Она не любила меня. Она делала то, что я скажу, но она не любила меня. Я, понимаете ли, не написал о том, что она полюбила меня. Мы стали друзьями. У меня не было никого ближе Шанталь. Но она… Ей была интересна жизнь, не созданная мной, нет. Ей были интересны другие люди со своими жизнями. Она постигала их миры, их реальности. И однажды…
Однажды она сказала мне, что хотела бы создать свой мир. Я спросил, нашлось бы в её мире место для меня. И она ответила, что это вряд ли.
Поймите, я знал, что она – моё создание, она не сможет создавать сама. Но она мне не верила. Я пытался ей объяснить Закон Создателя. Я пытался ей объяснить, но она не хотела слушать…
- Закон Создателя? – перебил Кастальский, - интересно. Озвучите?
- Да, почему бы и нет. Закон Создателя заключается в том, что Создание не может быть Создателем. Вот и всё. Это просто. Но Шанталь…
- А скажите, - спросил Кастальский, - что бывает с такими Созданиями, которые пытаются сами создавать?
- В принципе ничего. Но тогда их Создатель перестаёт быть Создателем, нарушается Равновесие. Вы же понимаете. И единственным способом было уничтожить её… Вообразите, каково было мне! Ведь я любил её!

В глазах Звезды появились слёзы.

Кастальский пожевал губы. Встал, прошёлся по комнате взад-вперёд. Потом остановился, и сказал:

- Все, кроме Валентина Звезды, покиньте помещение.

Пристав и конвойные беззвучно вышли.

Кастальский посмотрел на Звезду и сказал:

- Послушайте. В этой ситуации я ничего не могу сделать. Почти. Только одно способно изменить вашу участь, которая весьма незавидна.

Юноша поднял глаза на психолога.

- Что это?
- Вы должны возродить, воссоздать Шанталь. Это единственный выход. Тогда я смогу спасти вас.

Валентин Звезда покачал головой.

- Нет. Я не сделаю этого. Это…
- Невозможно?
- Нет, просто… Знаете, говорят, нельзя войти в одну реку дважды. Я не смогу воссоздать Шанталь…
- Не можете? Или не хотите? Послушайте, Валентин. Я хочу вам добра. Сделайте так, как я сказал. И всё будет хорошо.
- Нет.
- Нет? – переспросил Кастальский.
- Нет.
- Что ж, в таком случае, господин Звезда, я ничем не могу вам помочь! Я пытался, видит Бог, но… Словом, я умываю руки.

Он заглянул за дверь.

- Зайдите!

Зашли конвойные и пристав.



- Пишите! Заключение Кастальского Г.С. Задержанный Валентин Звезда признан виновным во вменяемом ему обвинении. Однако, принимая во внимание особое мнение профессора Максимова Э.В., я могу лишь подтвердить обвинение, предъявленное задержанному В.Звезде по статье “О массовом обмане”.

Он размашисто подписался под датой. Глянул на юношу в последний раз и произнёс:

- Уведите его.




 Эпилог.

Валентин Звезда, осуждённый по статьям “Убийство” и “Массовый обман” был приговорён к высшей мере наказания – смертной казни через “электрический крест”. Приговор был приведён в исполнение вечером того же дня.

Ночью разразился страшной силы ураган, унесший жизни 11 человек.

Никто не обратил внимания на молодую женщину в чёрном траурном одеянии, которая присутствовала на похоронах Валентина.

Герман Сергеевич Кастальский вышел на балкон своей квартиры, и закурил…