Между прошлым и будущим

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

Особенности национальной архитектуры на примере двух проектов революционной эпохи первой половины прошлого века. Фантастика и реальность.

Особой вехой в истории московского, и в целом, российского градостроительства стали 20-е года минувшего столетия. Нищета, голод и разруха порождали в творческих умах стремление не просто к новому, большому и светлому. Хотелось мечты. Не как некоего абстрактного и далёкого, а реального её воплощения. Сейчас же, незамедлительно. Гипертрофированное сознание, переживающее тяжелейший исторический катаклизм, порождало самые фантастические проекты. Свидетельства тому сегодня можно найти не только в литературе, музыке, театре, но, быть может, наиболее ярко в архитектуре этого периода.
Архитектура – особенное искусство. Помимо того, что она, как и другие виды искусств, отражает все черты и особенности конкретного исторического периода, его нравственные и духовные потребности и творческую индивидуальность художника-творца, она конкретна и материальна. Мы можем не прочитать книгу того или иного поэта, может не увидеть какого-то фильма или не постоять в задумчивости над полотном великого живописца. Но невозможно не обратить внимания на здание мимо которого каждый день проходим в магазин за хлебом, на памятник, возле которого в сквере играют наши дети. И ничто не оказывает такого значительного и неотвратимого влияния на наше настроение, на наше состояние, как окружающая нас архитектура. Со всеми её особенностями. Давящая, гнетущая или, напротив – вдохновляющая, радующая…
На рубеже 20-х годов вместе со всем новым, рождалась и новая архитектура. История человечества безошибочна, утверждая, что сначала появился дом (жилище), а потом уже – общественное сооружение. Однако этапы развития архитектуры более конкретно отображаются именно в зданиях общественного значения. В первую очередь – в сооружениях культового характера. От языческих жертвенников, египетских пирамид и буддийских храмов до соборов Византии, Рима, Парижа, Владимира и Москвы. Новая советская архитектура, призванная отразить революционную эпоху была направлена на проектирование и возведение новых храмов. Во славу рабочих, крестьян и самой революции.
Одним из самых одиозных был проект В.Е. Татлина, посвященный организованному в 1919 году III Интернационалу. Гигантская башня представляла из себя пространственную конструкцию из расположенных друг над другом четырех разных геометрических объемов: куб, пирамида, цилиндр и полусфера. Фактически, это были самостоятельные здания, скрепленные самонесущим каркасом в виде спирали. Общая высота башни должна была быть равна 400 м. Для сравнения, самое здание Европы на тот период, Эйфелева башня в Париже, было на сто метров ниже. Ни одна деталь этого проекта не казалась случайной. Каждая его часть имела определённое смысловое значение. Так, к примеру, занесённый в проект угол наклона башни соответствовал углу наклону земной оси; каждый из объёмов внутри сооружения имел механизм вращения, соответствующий отдельному временному отрезку. Так куб должен был вращаться со скоростью одного оборота в год, пирамида – оборот в месяц, цилиндр – в сутки, полусфера – в час. Это чудо архитектурной и инженерно-технической мысли планировалось воплотить в реальность в Петрограде, но автор допускал и возможность строительства «своей башни» и в Москве. При этом ни слова не упоминается о том где, какие и сколько памятников истории и архитектуры пришлось бы снести для того, чтобы в отдельно взятом замысле «сказка стала былью». Любопытны оценки этого проекта современниками. Так Маяковский, к примеру, называл башню Татлина одной из «первых вещей искусства Октябрьской революции». Другой современник советского конструктивизма И. Эренбург был более конкретен в своей оценке: «На развалинах императорского Санкт-Петербурга доморощенный белобрысый (с виду мастеровой) достиг явственной меты: начинается новая архитектура».
Проект В.Е.Татлина выполнялся автором по личной инициативе. Большинство же архитекторов того времени шли путем всевозможных конкурсов, объявляемых беспрерывно. Для большинства потенциальных зодчих не имело принципиального значения то, какой это конкурс и каковы требования к участникам. Да и требований, как таковых, и не было. Приветствовалось всё. Всё новое, всё, что не похоже на старорежимное имперско-буржуазное прошлое. Конкурсы на дворцы Труда, Советов, Культуры и прочие собирали смелые и фантастические замыслы. Обсуждались самые непредсказуемые эксперименты. При первой же возможности реализации «лучшего» замысла, немедленно находилась «свободная» площадь, нещадно сметалось с лица земли всё, что мешало новым архитектурным формам.
Следы эпохи «революционного конструктивизма», с преобладанием т.н. «эстетики прямого угла» в сочетании с плавными округлыми плоскостями, нередко встречаются и на территории Южного округа столицы. Пример – здание Дворца культуры на Восточной улице (ДК ЗИЛ). История его создания традиционно трагична и уходит своими корнями всё к тем же конкурсам. В 1929 году по инициативе рабочих нескольких крупных заводов Пролетарского района был создан специальный комитет. В его планы входило строительство первого в Москве Дворца Культуры, принципиально отличающегося по своему статусу, а, соответственно, и по внешнему облику и по внутреннему интерьеру от привычных клубов. Комитет возглавил рабочий завода «Динамо» А.Е. Журин, впоследствии ставший руководителем строительства. Недолго думая, новоиспеченная организационная ячейка выбрала и место под будущий Дворец – территорию Симонова монастыря, который давно уже мозолил глаза окружавшим его со всех сторон представителям пролетариата двух крупнейших московских заводов. Один из них («Динамо») к тому времени уже практически поглотил в своё грохочущее чрево церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове с могилами героев Куликовской битвы Александра Пересвета и Родиона Осляби. Спустя несколько лет в газете «Известия» от 8 октября 1933 года был опубликован материал об истории строительства Дворца культуры. «Осенью 1929 года жители Ленинской (Симоновской) слободы в последний раз услышали звон колоколов Симонова монастыря. В 1930 году он был снесён. Рабочие Пролетарского района, да и не только Пролетарского, хорошо помнят, как взрывали фундамент монастыря. Крепок он был сколочен, туго поддавались стены…» Действительно, еще не был объявлен конкурс среди архитекторов, а рабочие с характерным энтузиазмом начали готовить строительную площадку. «Построим очаг культуры на месте очага мракобесия!» Такие транспаранты развевались на многочисленных субботниках с привлечением на «расчистку территории» тысячи человек. Были снесены практически все постройки древнего монастыря, в котором трудились когда-то Максим Грек и Вассиан Патрикеев, откуда вышли немало духовных и политических деятелей Руси. Было осквернено и разграблено множество захоронений. Немногим из покоившихся в стенах монастыря суждено было обрести новый приют на других погостах. Так, В 1930-31 г.г. из Симоновского некрополя на Новодевичье кладбище были перенесены могилы писателя С.Т.Аксакова и его сына Константина; генерал-фельдмаршала Мусина-Пушкина… При перенесении праха поэта и философа, родственника А.С.Пушкина Д.В. Веневитинова был снят с руки памятный перстень подаренный ему единственной и трагической его любовью – княжной Волконской …
Века промчатся и, быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нём тебя отроет вновь.
 Эти слова писал поэт в стихотворении «К моему перстню». А буквально перед самой его кончиной А. Хомяков надел этот перстень на палец умирающему, следую завету из того же стихотворения.
Когда же я в час смерти буду
Прощаться с тем, что здесь люблю,
Тебя в прощанье не забуду:
Тогда я друга умолю,
Чтоб он с руки моей холодной
Тебя, мой перстень, не снимал,
Чтоб нас и гроб не разлучал.
В 1930 году Всероссийский союз рабочих-металлистов(!) объявил конкурс на проект Дворца культуры и призвал « в порядке социалистического соревнования» принять участие в нем архитектурные общества и высшие учебные заведения, готовившие архитекторов. В печати будущее строительство называли не иначе как «культурным Днепростроем», что подчеркивало особое идеологическое значение этого проекта. Но его зачинателей и организаторов не удовлетворил ни один из множества представленных на конкурс вариантов. Тогда было принято простое и логически обоснованное решение. Проектирование Дворца предложили братьям Леониду, Виктору и Александру Весниным, архитекторам, находившимся тогда на вершине славы и пользовавшихся уважением и доверием Партии. Кроме того, один из братьев, Виктор Александрович был руководителем коллектива, проектировавшего Днепрогэс, один из символов эпохи. Из предложенного братьями Весниными огромного комплексного проекта был одобрен только четырехэтажный клубный корпус с библиотекой, зрительным залом, рестораном и обсерваторией с вращающимся куполом. Отклонено было предложение о возведении театра на 4000 мест, спортивного корпуса и нескольких других помещений. Не исключено, что именно это решение спасло Симоновский монастырь от полного уничтожения; остались две башни, фрагмент монастырской стены, трапезная. «Некоторые строения в качестве исторических памятников» – писала тогда газета «Известия».
 Торжественная церемония закладки Дворца состоялась в феврале 1931 года и уже через два года была завершена первая очередь строительства. Тогда и вышла та самая заметка в «Известиях», в которой провозглашалось: «На днях рабочие Пролетарского района праздновали открытие своего театра на 1200 мест». И имеено театр стал первоначальным творческим лицом нового Дворца. Только в первый месяц его работы в зрительном зале показали свои спектакли Театр Революции, Камерный театр, МХАТ и даже Большой театр, выступивший на сцене Дворца культуры с «Севильским цирюльником»… Братья Веснины писали о своем проекте: «Основной принцип, которым мы руководимся в наших основных исканиях новой, социалистической архитектуры – полное соответствие архитектуры назначению здания. Социалистический дворец культуры должен, прежде всего, вызывать ощущение радости и свободы». Какое-то время подобное ощущение, возможно и имело место. В первую очередь благодаря органичному сочетанию застеклённых конструкций фасада и такому же светлому и «легкому» интерьеру внутри. Особый колорит театральному залу придавали концентрические круги-софиты на потолке, которые излучали «невидимый свет». В послевоенные годы они были заменены массивной люстрой, на балконах появились светильники, декоративные бордюры и прочие дополнительные «излишества» в значительной степени изменившие интерьер и исказившие творческую задумку архитекторов. Тогда же, в тридцатых, Дворец вызывал всеобщее исключительное восхищение. Ромен Роллан писал в книге посетителей: «Театр чудесно задуман. Я хотел бы, чтобы в один из вечеров здесь шла моя пьеса». Отметился своим впечатлением и К. Паустовский: «Дворец культуры был похож со стороны на глыбу горного хрусталя. Он сверкал радиусами белого света и раздвигал ночь, – ночи прятались в глухие башни Симонова монастыря, покрытые черными лишаями…»
За несколько десятилетий Дворец культуры посетили миллионы москвичей и туристов. В многочисленных секциях, кружках и студиях постигали творческие азы сотни тысяч ребятишек. С концертами и спектаклями выступали самые известные артисты и коллективы. Были в жизни дворца и взлёты, были и падения. Грозили в свою очередь и ему «черные лишаи» запущенности и недостатка финансирования. Но, Дворец жив и работает. Несмотря на крохотную зарплату, в его стенах продолжают трудиться преданные ему сотрудники. И сегодня уже сам Дворец культуры представляет из себя памятник своей эпохи. Когда-то, на его открытии некий тов. Ярославский восклицал, завершая митинг: «На месте поповского гнезда мы строим Дворец культуры, которым будет гордиться вся Ленинская слобода, вся Москва, весь наш Союз». Нет уже Ленинской слободы (ей возвращено название Симонова), нет и Союза. Зато рядом с памятником эпохи недавней возрождается из руин памятник истории далёкой – древний Симонов монастырь, где уже служит церковь иконы «Тихвинская», отданная общине глухих и слабослышащих, и восстанавливаемые башни его укором величаво и значительно взирают с немым укором на творения иных архитекторов, ютящиеся у их подножий.
А вот проекту В.Е. Татлина так и не суждено было реализоваться. Слишком расходились его замыслы с реальными возможностями того времени. Однако, сила идеи – несказанно велика. Ведь и по сей день, когда технологические рамки практически безграничны, а финансовые потоки загадочны и необъяснимы в своих направлениях, «былью» может стать любая «сказка», даже самая страшная, не снящаяся и в ночных кошмарах. И вознесутся над столицей плоды нездоровой фантазии, не считаясь ни с окружающим архитектурным ландшафтом, ни с общим обликом города. Примеры тому уже не один год пугают и настораживают нас ежедневно…

Андрей МАЛИНКИН