Тёща

Агриппина Петровна Тарасюк больше всего на свете ненавидела две вещи: своего зятя и своё имя. Если с последним, за свою долгую жизнь, она уже смирилась, то с первым она не собиралась мириться никогда.
 
Груша Тарасюк родилась в Средней Азии еще до войны, в далеком и кроваво-известном 37-м. Грушин отец, красавец хохол с пышными усами, привез её мать, тоненькую русскую девушку Марусю, в жаркую республику, тогда ещё молодой страны, сразу после свадьбы-женитьбы. Так они там и остались. Грушина мать умерла при родах. Такое имя, утирая слёзы, дал ей отец. Сам он вскоре сгинул на просторах страны, в борьбе с внезапно напавшими на Родину, фашистами. Он был одним из тех, кому зажгли знаменитый вечный огонь на Красной площади.
 
Агриппину вырастила кипучая, могучая, никем непобедимая. Там же, в Средней Азии, в детском доме. Груша хорошо помнила, как плакала на выпускном вечере. Как не хотела покидать стены родного детского дома. На прощание ей выдали новое суконное платье, две пары белья и чулок, ботинки, пальто и берет. Собрав в котомочку своё скромное имущество, Груша Тарасюк вышла в будущее. Как бывшую «детдомовку», её приняли в фабрично-заводское училище при ткацкой фабрике. Она выучилась на ткачиху, а потом работала на той же фабрике по специальности. Через два года на танцах в парке Груша познакомилась с Николаем. Вскоре они поженились. Любила ли она Николая, Агриппина точно не знала, но пока он строил дом, родила ему двоих сыновей. Жили они «как все», только немного лучше, потому что руки у Николая были «золотые». Он никогда не сидел без дела, а его семья без денег. Однако, очень часто, за проделанную работу, его благодарили «бутылками». Вскоре, он пристрастился к выпивке. Тем не менее, жену Николай никогда не обижал, детей любил. Но алкоголь сделал своё чёрное дело. Однажды, хорошенечко выпив, Николай уснул и не проснулся. Он умер от разрыва сердца, которое, в конце концов, не выдержало многолетней алкогольной нагрузки. В 30 лет Груша осталась вдовой с двумя детьми на руках. В день похорон мужа, она поставила на своей жизни жирный крест и стала жить ради детей. Трудно ей было одной поднимать двоих сыновей. Но Груша не жаловалась, а молча тянула свою лямку. Да и некому было жаловаться. Через три года одиночества в гости к Груше стал захаживать сосед Виктор. Он недавно развелся с молодой женой, которая ушла от него по причине «отсутствия детей». Вообще-то он и раньше заглядывал к Груше, чтобы иногда помочь по хозяйству. Жалел. А теперь стал бывать у неё чаще. Даже молчаливые Грушины сыновья привязались к Виктору и часто подолгу разговаривали с ним о чем-то, о своём, «о мужском», сидя в беседке у дома. Ходил к ним Виктор, ходил, а однажды пришёл и остался. Навсегда. А через год Груша родила дочку Леночку – маленькую копию Виктора, который, ошалев от счастья, долго стоял под окнами районного родильного дома, боясь поверить в её рождении.
 Росла Леночка трудно, часто болела. Ей нужен был совсем другой климат – влажный и морской. Врач советовал им поменять место жительства. Груша и Виктор никак не решались оставить свою родину и уехать «к чёрту на кулички». Но однажды, когда десятилетняя Леночка, чуть не умерла, задыхаясь от напавшего, как всегда внезапно, кашля, они решились. Продали дом и уехали в «далеко-далёкое».
 Сказать, что Груша любила свою дочь всем сердцем, означает не сказать ничего. Груша обожала и боготворила дочь. Леночка не могла и шагу ступить без маминой опеки. Сиротское детство оставило в душе Груши столько нерастраченной нежности, что она сейчас с удовольствием отдавала её своей девочке, добавляя ещё чуть-чуть сверху.
- Балуешь ты её, - часто говорил Виктор. – До добра это не доведет.
 Виктор обожал свою маленькую дочку, которая возникла так неожиданно в его жизни. Ведь предыдущая жена убедила его в том, что он бесплоден. Поэтому, также как и Груша, Виктор не мог надышаться на Леночку. Несмотря на опасения отца, Леночка росла послушным ребёнком. Она хорошо училась в школе и с удовольствием помогала матери по хозяйству.
 Сразу после переезда, старшего Грушиного сына Юрку забрали в армию. Леночка пошла в новую школу. Её хорошо приняли одноклассники, но, «через чур» заботливая мать, ежедневно провожала и встречала дочь из школы, опасаясь, что её кто-нибудь обидит.
 Через два года возмужавший Юрка вернулся домой, а долги Родине пошел отдавать уже средний сын Виталик. Груше и Виктору прибавилось забот, когда Юрка вдруг собрался жениться. Мать отговаривала его, как могла. Но Юрка, не желая никого слушать, рассорился с родителями и уехал жить в другой город с молодой женой. Пару лет от него не было никаких известий, а потом, когда уже и Виталик вернулся из армии, Груша узнала, что у неё есть внук – Никита. Она тут же поехала в гости к внуку. Вернулась Груша не одна, а с маленьким Никитой, и долго плакала, рассказывая мужу о том, что Юрка с женой живут весело, частенько выпивают и оба не работают. Увидев там изможденного голодного малыша, Груша сварила манную кашу на молоке и попыталась покормить внука. Его вырвало «фонтаном». Груша побежала к соседке, чтобы вызвать «скорую». Когда соседка узнала, в чём дело, она посоветовала сварить Никите кашу на воде, потому что молока малыш «отродясь» не видел. Груша так и сделала. Когда она поставила перед ним тарелку, то малыш выхватил у неё из рук ложку, которой она собиралась его кормить, и за считанные минуты опустошил содержимое самостоятельно. Ошалевшая Груша, прижала к себе малыша и долго плакала, понимая, что больше Юрке она его не отдаст ни за что. Но через пол года Юрка приехал за ним. Он клятвенно заверил, что бросил пить, развелся с женой, вышел на работу и хочет забрать сына.
 Юрка появился «вовремя». Забот у Груши в тот момент прибавилось, её муж слёг. Его положили на обследование в больницу, и через десять дней равнодушный доктор сообщил ей страшную новость – рак. И что осталось ему максимум полгода. Груша разрывалась между заботой о доме, детьми и мужем, который все ещё находился в больнице. Юрка приехал как раз тогда, когда Виктора собирались уже отпустить из больницы домой – умирать. Груша долго плакала, но Никиту Юрке отдала, «да и как не отдать, отец ведь». Сын и внук уехали. А Грушу захватил водоворот рака. Она жила от укола до укола, от прихода врача, до его ухода. Она уже не отличала, где день, а где ночь, не помнила «какое сегодня число», и сильно похудела. Когда коварный рак отобрал, наконец, в неравной борьбе у неё мужа, она даже плакать уже не могла, сил не было.
 После смерти мужа, Груша еще больше погрузилась в заботы о Леночке, которая в ту пору заканчивала уже девятый класс. Как ни странно, но смена климата действительно помогла Леночке. Болезнь отпустила, а её всегда бледненькие щёчки покрыл, наконец, здоровый румянец. Каждый день мать наблюдала, как её маленькая дочь из нескладного больного подростка превращается в хорошенькую здоровую девушку.
В то время, как Груша была поглощена заботами, страна, в которой она жила, начала медленно рушиться. В Средней Азии происходили межнациональные конфликты, носящие явный «антирусский характер». Русских стали попросту резать, а Груша вспоминала свою жизнь там и не могла поверить в то, что те гостеприимные люди, окружавшие её с самого раннего детства, которые всю жизнь жили бок о бок с русскими, вдруг так резко стали ненавидеть их. Теперь с радостью вспоминала она и тот день, когда решилась покинуть свою родину.
 О том, что Леночка влюбилась, Груша догадалась почти сразу. Она почувствовала это по изменившемуся поведению дочери. Груша вызвала её на откровенный разговор, и узнала, что Леночка влюбилась в солдата срочной службы, приехавшего отдавать долг родине из далёкого сибирского города. Познакомились они так же, как и она сама когда-то с первым мужем, в городском парке. Только это был другой парк, и город был другой, и люди были другие. Вскоре Леночка привела смущенного «жениха» для знакомства с мамой.
Его звали Вадик. Сказать, что Груша расстроилась, когда увидела избранника дочери – это означает не сказать ничего. Не о таком зяте мечтала Груша. Вадик был на пол головы ниже Леночки. А еще он был пухлым, рыжим, круглолицым, похожим на тюфячок с соломой. Его образ никак не вязался с образом «настоящего мужчины» и зятя, сложившегося в беспокойной голове Груши. В тот же день у неё поднялось давление, и врач, приехавший на «скорой», быстро поставил диагноз – гипертонический криз. Грушу увезли в больницу, хоть она и сопротивлялась, потому что боялась, что Леночка натворит чего-нибудь раньше времени и останется матерью-одиночкой. Но врач уверил, что если она не подчинится, то может вообще очень скоро расстаться с дочерью и уйти в неизвестность.
 Леночка навещала мать в больнице каждый день. Она была благодарной и заботливой дочерью. Скоро Груша пошла на поправку, и её отпустили домой, однако гипертония прицепилась к ней навсегда. И теперь по малейшему поводу у неё резко поднималось давление. Ей приходилось горстями пить таблетки, или вызывать «скорую», чтобы ей сделали укол.
 Однажды, когда Груша отлеживалась после очередного скачка давления, к ней в квартиру осторожно постучали. Она открыла дверь и увидела на пороге прилично одетых молодых мужчину и женщину. Они спросили, здесь ли живёт такая-то, и назвали её имя. Она молча кивнула и впустила их в дом. Женщина, переминаясь с ноги на ногу, попросила у неё разрешения усыновить её внука Никиту. Груша ужаснулось. Она испугалась, что с Юркой опять что-то случилось. С ним действительно случилось «что-то». Вот уже год, как он не работал и не занимался сыном, проводя свою жизнь за бутылкой «чего придётся». Такой его образ жизни привёл к тому, что Никиту у него отобрали. Непутёвая мать Никиты, как оказалось, еще раньше была убита в пьяной драке. Мужчина и женщина были родителями маленькой девочки, которая попала в больницу в том городе, где жил Юрка. Туда же однажды положили и трёхлетнего Никитку. Когда родители приезжали к своей дочке с гостинцами, они несколько раз видели, как хорошенький, кареглазый мальчик в одиночестве бродит по коридору, и явно кого-то ждёт. Они ни разу не видели, чтобы кто-то пришёл навестить его. А когда поинтересовались у дочери, она сказала, что он «ничейный» и к нему никто не приходит. Они стали теперь привозить по два пакета гостинцев – один дочке, другой мальчику. А потом решились забрать его, потому что всегда мечтали о сыне, но неудачно проведенная операция, не давала им даже малейшего шанса на рождение ещё одного ребёнка.
 Груша, как стояла, так и села. Буря чувств пронеслась по её лицу. От ненависти к самой себе за равнодушие к судьбе внука, до жалости к несчастному ребёнку. Нет! Нет! И нет! Груша решила воспитывать мальчика сама. Разве может быть ребёнку лучше у чужих людей, чем у родной бабушки.
 Женщина, приехавшая за разрешением, расплакалась. Она отчётливо понимала, что бабушке сейчас не до внука, что у них ему будет лучше, потому что полюбили они его уже всей душой. Глядя на слёзы женщины, Груша расплакалась сама и неожиданно рассказала им всё о себе. А потом благословила и их, и внука, в обмен на обещание встречаться с ним, когда она только пожелает. Мужчина и женщина не знали, как благодарить Грушу. Они также сообщили ей, что, как только закончится процесс усыновления, они переедут в другой город, дабы избежать ненужных сплетен и разговоров, чтобы не травмировать мальчика в будущем, и вручили ей бумажку с новым адресом. Груша поняла, что никогда больше не увидит внука, не потому, что не сможет к ним поехать, а потому, что тоже не хочет травмировать его. Подписав соответствующие бумаги, Груша попрощалась с гостями и снова слегла, от ненависти к себе.
 Леночка навещала её в больнице каждый день. Иногда она приходила с Вадиком, который тихонько стоял у входа в палату и сопел, как медведь. Про себя Груша называла его «недоразумение, а не мужик». Всеми фибрами своей материнской души она ненавидела избранника своей дочери.
- Ну разве это мужик? – говорила она соседке по палате, когда они уходили. – Стоит, сопит, рыжий, толстый!
- Не вмешивайся, Грушенька, ты главное не вмешивайся! – отвечала ей соседка.
Груша и не собиралась вмешиваться. Она с нетерпением ждала, когда Вадик «дослужит» и уедет в свою Сибирь!
 Когда Леночка окончила школу, Вадик, наконец, уехал. Груша очень обрадовалась. Но не тут-то было, теперь Леночка собралась ехать «поступать» в город, где жил Вадик. Груша встала грудью и не пустила дочь. Леночка долго плакала, но идти против, не совсем здоровой, матери она не посмела.
А спустя полгода, приехал Вадик.
- Вы меня извините, тетя Груша, но Леночку я у вас забираю! – твёрдо сказал Вадик.
- Какая я тебе тётя? – грубо спросила у него Груша. – Тоже мне племянничек нашёлся. Забирает он, а кто отдаст-то?
- Мама, ты меня прости, - неожиданно сказала Леночка. – Но я уезжаю с Вадиком, потому что люблю его. Если ты хочешь, чтобы я навсегда осталась твоей дочерью, то ты не станешь вмешиваться в мою жизнь.
 Груша была потрясена. Все её внутренности клокотали, как вулканическая лава. Но разумом она понимала, что в данном случае лучше смириться, иначе она потеряет дочь. Леночка уехала, а Груша осталась вдвоём с Виталиком, который всё ещё оставался холостяком, чем сильно беспокоил мать.
Через месяц Груша получила приглашение на свадьбу дочери. Но не поехала, не захотела. А еще через девять месяцев Груша получила телеграмму, в которой сообщалось, что у неё родилась внучка Ульяна. Груша всплакнула, а вечером выпила чуть-чуть за здоровье новорождённой.
 Несмотря на то, что Леночку родственники Вадика приняли хорошо, она сильно скучала по матери. Вадик пообещал ей, что летом они поедут всей семьей к ней в гости. Леночка еле дождалась лета, а когда они вошли в её родной дом, поняла, что больше не сможет уехать никуда. Вадику ничего не оставалось делать, как подчиниться выбору жены, потому что терять семью в его планы не входило. И началась у него совсем другая жизнь.
По малейшему поводу тёща срывалась на зятя. Он спокойно переносил её ругань и, поглядывая на неё своими добрыми, голубыми глазами, приговаривал:
- Да ладно вам, теть Груш, успокойтесь, а то давление поднимется, - и виновато улыбался.
 А тётя Груша распалялась ещё больше. Она припоминала ему, что именно благодаря его появлению в их семье, она теперь страдает «давлением». Тёща ненавидела в зяте всё: как он ест, аккуратно помогая себе хлебушком, как он читает, строго сидя и под лампой, как он долго что-то измеряет, чтобы вбить гвоздь в стенку, как ласково называет её «тётя Груша». Вадик терпеливо переносил все претензии тёщи. Он не собирался обращать внимания на вздорную бабу. Ему приходилось буквально пропадать на работе, чтобы только поменьше встречаться с «любимой тёщей». Его вынужденная работоспособность не осталась без внимания руководства, и карьера Вадика пошла вверх, что значительно сказалось на его заработке. Через год «усердной работы» Вадик купил квартиру, и его семья стала собирать вещи, чтобы переехать к себе. Грушу опять хватил гипертонический криз, когда она узнала, что её любимая доченька снова собирается уехать от неё. Для бедной женщины – это было страшнее атомной войны, несмотря на то, что дочь и внучка должны были жить в том же городе, неподалёку от бабушки. Она упала на колени перед зятем и клятвенно пообещала, что больше никогда не повысит на него голос, в обмен на то, что он и его семья останутся в Грушином доме. Леночка тоже попросила Вадика не горячиться. Вадик поддался на уговоры. С одной стороны, тёща была рада тому, что дочь и внучка остались с ней, а с другой стороны, ещё больше укрепилась во мнении, что Вадик – не мужик. Даже поперек жены слово боится сказать. Тем не менее, Груша сдержала данное зятю слово. Теперь она ненавидела его «про себя».
- Евроремонт он затеял, - говорила Груша соседкам, гуляя во дворе с внучкой. – Там долбит, там сверлит. Вот оно мне надо?
Соседки сочувственно кивали головами, но в душе завидовали Груше, потому что, откровенно говоря, работящий, хозяйственный и добродушный Вадик им нравился.
- И чего ей надо? – удивлялись соседки, когда Груши не было рядом. – Всё в дом, не пьёт, не гуляет. Не красавец, конечно, но зачем мужику красота-то?
 А жизнь шла своим чередом. Ульяна подросла, и семья проводила её в первый класс. Несмотря на то, что девочка, как две капли воды походила на зятя, Груша в ней души не чаяла. И так же, как когда-то Леночку, не только провожала и встречала её из школы, а полностью посвящала себя внучке. Только вот к зятю отношение Груши так и не изменилось. Она всё еще считала, что Леночка была достойна другого мужа. Пока тёща копила в себе ненависть, Леночка вновь забеременела. Груша скептически отнеслась к беременности дочери, но, к счастью, приняла всё, как есть.
- Ну как можно такому тюфяку детей рожать, - между тем делилась она своей «бедой» с соседками.
 Соседки всё также сочувственно поддакивали Груше, но в душе осуждали её недовольство зятем.
 К рождению второго ребёнка Вадик вновь решил заняться ремонтом, чтобы освежить квартиру. На этот раз тёща вскипела. По её мнению запах краски мог сильно навредить беременной Леночке. Груша не сдержалась и устроила зятю настоящий скандал с битьем посуды и оскорблениями. Вадик молча слушал свою тёщу и недоумевал – ведь он всё делал для того, чтобы Леночке было хорошо.
- Тёть Груш, ну я ж для Леночки стараюсь, - промямлил Вадик в ответ на гневную речь тёщи.
 Но её уже было не остановить. Она вспомнила ему всё, и свой гипертонический криз, и то, что однажды он «украл» у неё дочь, и то, что она никогда не понимала, «как можно жить с таким тюфяком и ещё рожать от него детей», и что «никакая она ему не тётя». Вадик только хлопал своими белёсыми ресницами. Он не мог и слова вставить в свою защиту. Но любому, даже самому терпеливому в мире терпению, однажды приходит конец. Именно это и случилось с терпением Вадима. Он молча махнул рукой на тёщу, пошёл в свою комнату, собрал вещи, которые попались ему под руку, и пошёл вон из этого дома, где ненависть тёщи затмевала даже любовь Леночки. Подойдя к двери, он обернулся и посмотрел в упор на любимую тёщу:
- Счастья вам, мама! – зло сказал Вадик и хлопнул дверью.
 Когда Вадик хлопнул дверью, Груше показалось, что раздался оглушительный взрыв. Взрыв проник в Грушину душу, и стал прорастать настоящим ядерным грибком, который стремительно полз к мозгу. И только в эту секунду Груша ощутила каждой клеточкой величие своего зятя Вадика, который столько лет снисходительно терпел её самодурство, самоуправство, оскорбления и унижения, прощая ей всё всего лишь потому, что она ЖЕНЩИНА! Так и стояла она оглушенная в прихожей, пока не вошла Леночка.
- Мам, а куда это Вадик побежал? – спросила Леночка. – Я с ним в подъезде столкнулась, а он даже не посмотрел на меня.
 Груша заплакала, и как была, простоволосая, побежала следом за Вадиком.
Вадику некуда было идти в этом городе. В его квартире вот уже несколько лет жил Леночкин брат Виталик, который сразу после отселения от мамы, женился. Был еще друг Сашка, но не хотелось беспокоить его семью, которая ютилась в однокомнатной квартире. Вадик присел на скамеечку во дворе, и впервые в жизни ему захотелось курить.
- Сыночек, прости меня, сыночек, - вдруг услышал Вадик голос тёщи.
- Кому это она? – машинально подумал он и стал оглядываться по сторонам.
Вадик увидел, как, утирая слёзы, Груша медленно направлялась к его скамейке. Остановившись чуть поодаль, глядя прямо в голубые глаза зятя, Груша тихо произнесла:
- Пойдем домой, сынок!
 И Вадик всем сердцем почувствовал, как многолетняя ненависть тёщи к нему испаряется со скоростью света и улетает в никуда. Он изумленно смотрел на женщину, и не мог слова вымолвить, потому что к горлу подкатил предательский комок. Он встал, подошёл к Груше и обнял её.
- Да ладно, мам, всё в прошлом, - сказал он и отчего-то поцеловал её в седую макушку, незаметно смахивая набежавшие слёзы.
 Так и стояли они, тёща и зять, обнявшись, на глазах у изумленных соседей – свидетелей многолетней ненависти, пока за ними не вышла Леночка.