Путёвка под табуретку

Господи, как же я устала!
Боже! Боже! Боже!
«Не упоминай имя Господа всуе» - всплывает откуда-то издалека.
Запинаюсь.
«А! Да и ладно» - думаю. Слово то еще какое - «всуе»
Я же не знаю, кто там наверху.
Считается, что он похож на нас. Отчасти.
Не верю. Потому что тогда получается, что и мы похожи на него.
Я не похожа на Бога. И мужик, что сейчас оттолкнул меня от дверей в маршрутку, чтобы влезть в нее самому, мужик с лицом настолько серым и безразличным, что кажется – и вовсе нет лица – тоже совсем не похож.
Но кто-то наверху есть, это точно. И сердить его мне не хочется. Хотя… может там всего лишь сгусток энергии – хорошей, доброй энергии, невидимый контроллер баланса добра и зла во всем мире и для каждого человека в отдельности?!
Простите меня за невежество.
Просто некогда думать о Светлом.
Некогда.
Затерялось Светлое.


Среди непрекращающегося шума голосов незнакомых людей, брани и криков, стоя в мороз на перекрестке со сломанным светофором перед бесконечным потоком машин в трех минутах ходьбы до дома, мечтаешь только о чашке чего-нибудь теплого. Не важно даже чего. Теплого. И представляешь, как вбежишь в квартиру, сбросишь ботинки и куртку, засунешь ноги в тапки. И, усевшись на диван, скинешь с плеч до завтра груз неоконченных дел. Это лишь минутное счастье расслабленности, которого ждешь весь день. А через миг забегаешь – засуетишься снова.
 

Есть одно слово, отражающее всю мою сущность.
БОЮСЬ.
Всего.
Постоянно.
Боюсь того, чего не знаю и того, что не знаю ничего.
Боюсь бежать и остановиться. И попросту не успеть.
Боюсь завтра и внезапно всплывающего вчера.
Тишины и громких звуков.
Толпы и одиночества.
Любви ее отсутствия.
Боюсь потерять и не ищу.


Больше всего на свете мне хочется перестать бояться. Оказаться там, где безопасно, спокойно и уютно. Там, где нет новостей и телефонов, машин и гопников. Где нет шепота голосов за моей спиной, нет возраста и старости, принуждения и ненавистного тяжелого слова «надо». Там, где не знаешь, сколько времени – прошло и осталось.


Забиться бы под табуретку. И сидеть там.
Под табуретку – очень хорошее место. Как раз на одного – никому другому не пробраться, не нарушить моего мира.
- А заберешься ли, уместишься?
- Умещусь, конечно. Если очень хочется, то обязательно получится. Тем более, это вымышленная табуретка. Если понадобится, она станет немного больше – на пару сантиметров.


- Путевки под табуретку!
- Приобретайте путевки под табуретку!
- Лучший отдых! От всего.


И я собираюсь. Пакую вещи.
- Не бери много – говорят мне, - багаж должен мало весить. Иначе не уберешься под табуреткой. С собой можно взять только что-то легкое. Такое, что не тяготит.
- Можно я возьму с собой кота? – спрашиваю я. – Он такой пушистый, почти родной. Мне будет тепло рядом с ним.
- Бери, – отвечают мне. – Он намного не вывесит.


Еще я возьму с собой воспоминания – только некоторые – детские. Они самые легкие.
Например, ощущение, которое получается, если едешь зимним вечером домой на санках. Впереди тебя идет кто-то большой и сильный – он ни за что тебя не отпустит. А ты сидишь и мечтаешь. Мороз легонько пощипывает твои щеки и нос. А окна в домах, мимо которых ты проезжаешь – приятно желтые. И лишь некоторые – голубые – они кажутся волшебными, хотя и знаешь, что окна голубые просто потому, что в комнате кто-то смотрит телевизор в темноте. Кто-то – это я через несколько лет. Пусть порадуются и моим окнам когда-нибудь - тогда, когда мне разрешат смотреть телевизор ночью.
Или воспоминание о детском саде. Там всегда пахнет готовящейся едой – котлетами и киселем. И если входишь с улицы в помещение – резко чувствуешь этот запах. И не понимаешь еще, от чего он. Но этот запах есть только в детских садиках – больше нигде. Он будоражит ребячье сознание, давая понять, что мама вот-вот чмокнет тебя в щеку и пойдет на работу, а ты останешься здесь один. Как взрослый. И от этого немного грустно, но как-то легко грустно. Потому что знаешь, что вечером мама за тобой вернется. Обязательно вернется.
Еще мне вспоминаются два улыбающихся солнышка, нарисованных мной на стене много лет назад во время ремонта. Их никогда не видно – они скрыты под обоями. Но я знаю, что они там – улыбаются.
И обязательно – милый стишок без рифмы, который мама рассказывала мне перед сном каждый вечер:

Спокойной Вам ночи, приятного сна.
Желаю увидеть осла и козла.
Осла до полночи, козла – до утра.
Спокойной Вам ночи, приятного сна!

Давно не рассказывал мне никто этот стишок.

Вот, пожалуй, и все…
Хотя…
Мне очень хочется взять с собой…
Мне очень нужно это не забыть…
Женькин поцелуй. Первый. Чистый.
Он обслюнявил мне тогда все лицо.
И это было удивительно.
И прекрасно.

Теперь вспоминать об этом радостно, но хочется плакать от чего-то.

И я спрашиваю:
- Можно? Можно я и это возьму с собой! Пожалуйста…
Хмурятся в ответ. Говорят с сомнением:
- Давайте взвесим.
И я смотрю на приборы – показатели зашкаливают.

- Нельзя. Cлишком тяжело.
- Пожалуйста, - прошу я - Это важно, поймите. Я отдам что-нибудь. Оставлю. Ничего больше.
Я выбрасываю из своего багажа все, что есть. Теперь там совсем пусто.
Взвешивают еще раз – опять тяжело.
Возьмите тогда – кричу я – имя. Мое имя. Заберите его.

И вот… Я сижу под табуреткой, уткнувшись носом в колени. И ничего не понимаю. Вращаю глазами в разные стороны. И смотрю на мир. Он даже ничего отсюда – слаженный, как механизм. Хорошо!
Я ничего не знаю. И ничего не чувствую.
У меня лишь одно ощущение. От него тепло, а в груди – щемит. И хочется то плакать, то смеяться.
И нет ни времени, ни страха.
И мне, в общем, неплохо здесь.
Только чего-то не хватает.


Вдруг раз – чья-то рука с силой выдергивает меня из-под табуретки.
И я на диване, дома. И Женька передо мной.
Надо же, заснула! И не заметила.
- Пойдем пить чай – зовет Женька.
Я поднимаюсь, и мы отправляемся на кухню.


- А знаешь, - говорю я Женьке, - за твой поцелуй я многое бы отдала.
- Знаю, - отвечает он, обнимая меня. – Поэтому ничего за него не прошу.