негород скомпилированный 6

3. Весна, осень и круглосуточные магазины. Алексей

Пахло вечерней листвой и дымом – кто-то жег костер. Интересно, часто это у них тут костры жгут? А то у нас редко такое бывает, сто лет не видел… Нет ну это ж надо! Они что, отправили кого-то с фотографической памятью в будущее, он сфотал книгу, потом вернулся, набил, а теперь книгу издали, причем гонораров я не видел?! Нафига, спрашивается, мне теперь вообще писать? Хм, а вообще нафига люди пишут книги, а? Интересный вопрос. А зачем я пишу? Неужели только чтоб денег отвалили?
Желтые, белые, голубые прямоугольники окок высоченного небоскреба, фонари вдоль дороги, запах дыма, огонь среди деревьев. Нет, это все-таки странно – костры среди небоскребов. Хоть тут и что-то вроде полянки, деревья…
Мы направились к костру. Там было темно, ни одно фонаря, только костер, который освещал лицо человека, отражаясь в его блястящих глазах. Человек посмотрел на нас, и я узнал в нем своего соседа сверху. Высотного бомжа.
- Добрый вечер, Ал.
- Добрый вечер, Венни.
 Высотный бомж с чердака надо мной на самом деле не бомж – шалаш обставил так, что закачаешься! Я ему в этом посодействовал: надувной диван ему туда поставили, телек радиоактвный откопали, электричество провели, я ему свой старый тефаль отдал – теперь чай пьет так, даже костер разводить не приходится. Мы его так с ним разводим – картошку запекаем. В углях. У него даже столик есть там круглый такой, журнальный (кое как запихали через люк, ладно хоть крышка на пополам раскладывалась). И еще лампа. Отменная у него настольная лампа, скажу я вам, - золотистого цвета (вряд ли, конечно, позолота), а саму лампу дневного света прикрывает абажур из зеленого стекла. Это я ему подарил – так, завалялась.
Отличный он мужик! Если вы думаете, что он грязный, раз бомж, и что на чердаке там у него черт ногу сломит – то вы глупоко заблуждаетесь. Хотя таки сломит.
Если залезет.
А имя у моего соседа мудреное: Вениамин. Ему где-то за тридцать, но мужик наиживейший. А на то, что хату его отсудили – плевать ему. А ведь мог бы начать суетиться, на пяти работах работать – а так нормально. Придет, чайку заварит, сядет, и давай читать. Ко мне часто заходит – тексты отсканировать. У него печатная машинка там есть, вот он частенько чего-нибудь настукивает. Я читал, что он пишет - это просто отпад! Правда, его пока еще не издали, но мы уже с ним по почте разослали, и на емайл Венни в ближайшие месяцы должен ответ придти. Глядишь, с гонорара и новой хатой обзаведется.
Отсудили у него хату – с женой судились, хату пополам, а она однокомнатная, продавать бы пришлось, ну жена и подключила своих знакомых, те чего-то смахинировали и – вуаля – мужик без квартиры остался. Вот такие дела.


Я выглянул в окно. Над белыми плешивыми крышами домов нависла огромная туча, антенна на фоне платиново-свинцовых клубов, летят белые птицы – наверно на юг. Справа, вместо двенадцатиэтажки – небоскреб-башня, причудливой формы, что-то ближе к сдвоенному цилиндру, чем к столбчатой диаграмме. Здание было этажей в тыщу. Я посмотрел вдаль, там была дорога, до самого горизонта, как коридор среди деревьев, холмов, построек. Я смотрел и почему-то думал, что эта дорога – на миллионы километров, миллионы и миллионы километров, я пытался себе представить эту даль и тут вдруг горизонт приблизился очень быстро и я вдруг увидел какие-то башни, окна, причудливые постройки…
- Негород, - сказал кто-то, не понять откуда, как будто внутри головы.
- А не пойти ли вам?
 Я проснулся.

4. Новый год, немецкие бароны и дверь в лето. Василий

Я свернул во дворы, вышел на набережную и, через шаг проваливаясь в сугробы, добрался до дома. Пересигнул через забор, входная дверь была не заперта, значит старик еще не спал. Так оно и было, на кухне горел свет, жарко растоплена печка. Дед в зале смотрел телевизор, перегнувшись через подлокотник стоявшего у самой двери в зале кресла, он выглянул на кухню.
- Это ты, привет, - он как всегда усмехнулся.
- Привет, - ответил я.
Дед вышел на кухню, скрестив на груди руки.
- Мышь твоя из коробки-то убежала, я его в ведро посадил. На выходные надо ему клетушку какую-нибудь сколотить.
- Сколотим, раз надо, - согласился я.
- Я за хлебом и молоком зашел, - он указал на висевшую над столом хлебницу, - там булки есть. Ты ел?
- Да, перекусил немного. Сейчас чаю попью, может.
- Ну давай, давай, - пробормотал старик, возвращаясь в зал.
 Пить чай оказалось не из чего, поэтому пришлось мыть посуду, что заняло у меня почти полтора часа. Стоявший на хлебнице будильник показывал, половину десятого, когда я с кружкой горячего кофе зашел в свою комнату. Поделился куском пряника с крысом, носившимся кругами по дну ведра, приспособленного дедом под временное жилище. Из коробки туда перекочевали пластмассовые безделушки, охапка сена и скомканная оберточная бумага.
 Ноги от пятиминутного сидения за столом заломило непростительно, отставив в сторону чашку с кофе, я склонился над полом и провел рукой по паласу. Помимо привычных крошек, появилось кое-что новое: сильный сквозняк. Не просто поток холодного воздуха над полом, обычный для любого помещения, а натуральный ветер. Отдернув от окна штору, я хорошенько подергал шпингалеты и даже постучал по стеклу - все было в порядке. Створки крепко прижаты друг к другу, стекла целы. Я проверил второе окно - оно тоже было закрыто. Оставалось только пожать плечами - причина резко испортившейся в комнате погоды была мне неизвестна.
 Я поставил ведро с крысом на стол – замерзнет еще гляди. Отпил из кружки - кофе остыл окончательно и допивать оставшееся не было никакого желания. Я вернулся на кухню и выплеснул содержимое кружки в раковину. Потом отыскал на обувной полке среди ненужного тряпья ярко-красные шерстяные носки и натянул их прямо поверх уже надетых трикотажных. Вернулся в комнату, наступил в тапки, походил из угла в угол, не зная, чем бы заняться. Часовая стрелка подошла к одиннадцати.
 «Ну вот, кажется, дождался» - неожиданно пришла в голову мысль. Сколько же я ждал, высиживая лекции в универе, убираясь в доме, наматывая километры, гуляя по городу, что вот-вот, не сегодня - завтра произойдет что-нибудь этакое, интересное, захватывающее, пойдет боевик и экшн. Мне предложат сесть на коня, что я немедленно сделаю, вложат в руки шашку и пойду я рубать всякую сволочь направо и налево, а потом весь в шрамах буду представлен к ордену за спасение отечества - в чине героя. Или заслуженного есаула, на худой конец. А получается почему-то совсем не так, как мечталось. Являются из тридевятого царства какие-то эльфы, которые даже на квенье разговаривать не умеют и заявляют: трындец, граждане, порешат вас всех через неделю. И на фронт бежать не надо - сам к тебе приперся. Причем на полном серьезе предлагают мотать из города. И не в соседний регион к соотечественникам, а в то же тридесятое царство, к черту на закуску.
 Я уже не ходил из угла в угол, а просто бегал по комнате. До меня только сейчас дошла вся серьезность того, что происходит вокруг. Вспомнился совет Эда. Нужно собрать вещи. Кинулся к шкафу, извлек из-под старых пакетов и свертков какую-то сумку, открыл отдел с одеждой, уже собрался спихивать вещи в сумку. Но тут навалилась какая-то тупость, я стоял над разбросанными вещами с таким чувством, будто надо мной кто-то жестоко поглумился. Да что же я делаю? Куда я собираюсь? Что вообще происходит?..
Война? Да с кем, позвольте спросить? С свиноподобными крепышами, вооруженными мечами, винтовками и фотонными плюх-преобразователями? Что за бред? Да в своем ли я уме, что со мной случилось за прошедший день - не сон ли это был и почему он до сих пор не кончился?
Я с ненавистью пнул набитый какими-то тряпками пакет, отчего тот отлетел к стене. Навалилась жуткая усталость, кровь отхлынула от сердца, немного кружилась голова, в глазах было темно - точно ругался с кем-то. Покидав на стул одежду, я забрался в кровать, выключив свет. Кровь стучала в висках, свет уличного фонаря бил в окно, пробиваясь через шторы, и в комнате были четко видны очертания мебели и разбросанные по полу вещи.
Шорох крыса в ведре.
Холод.
Я все ворочаюсь с бока на бок, пытаясь найти хоть мало-мальски удобное положение, пригодное для сна. То бьюсь лбом о спинку кровати, то отшибаю ноги. Черт бы побрал мою лень, вот уже второй год порываюсь перетащить из спальни в свою комнату диван - там он все равно никому не нужен. Да все никак не выберу подходящий день.
Момент, когда осознаешь, что уже утро все никак не наступал. Шорохи постепенно слились в едва различимый фон, предметы слились в одно темное пятно. Я резко вскочил с кровати, словно меня кто-то хорошенько тряхнул или крикнул в самое ухо.
Было тихо. Настолько, что если бы в доме была кошка, я бы наверняка услышал ее мурлыканье. Но кошки не было, а когда притих крыс, я не заметил. Казалось, что у телевизора отключили звук, или мне кто-то незаметно проткнул барабанную перепонку соломинкой.
Я встал с кровати и подошел к часам; часовая стрелка отмерила третий час утра, - значит, я все-таки спал. В комнате было душно, спать не хотелось. Хотелось другого, вот только чего - я не знал. Свежего воздуха? Да, вполне. А потом кофе и чтоб обязательно в огромной кружке и не тобой приготовленного. Не знаю, как у других, а вот у меня подобные желания возникают не часто, особенно посреди ночи. Ну и ладно, время-то не совсем обычное, можно и поддаться искушению.
Боясь спугнуть радостное предвкушение и заразиться какой-нибудь тупостью вроде: ночью? не, что за глупость, - я поскорее оделся, натянул свитер, вытащил из шкафа куртку и пошел обуваться.
 Мороз пробрал до самых костей, только я переступил через порог. Невольно выругавшись, я вернулся в дом, снял куртку и повесил ее в шкаф. Где-то в кладовке, насколько я помнил, лежала свернутая зимняя куртка, раньше декабря которую я обычно не надевал. Огромный пластиковый пакет, с пальмами на боку, среди прочего барахла нашелся на удивление быстро. От ткани воняло какими-то нафталинами. Тряхнув пару раз тяжеленный тулуп, я оделся и вышел на улицу. После чего выругался вновь. Уже не от холода, а от того, каким было небо. Я посмотрел по сторонам - городские огни горели как всегда ярко, но это не мешало звездам на небе гореть в десяток раз ярче. Небо словно отмыли от многолетней копоти, хорошенько оттерев жесткой щеткой, не пожалев мыла. Звезды горели не просто ярче. Если бы мне была знакома карта созвездий, я бы поклялся, что каждое прибавило в поперечнике втрое против того, что было. Такое небо бывает в степи летом, где-нибудь на Алтае, не знаю где еще, но точно не в городе.
 Я надеялся попасть в то же самое кафе, где пару дней назад мы с Алексеем спорили о графомании и писательстве. Я хорошо помнил вывеску "Мы открыты круглосуточно", однако беспокоился, что кафе окажется закрытым. Идя по улице, я то и дело задирал голову вверх, разглядывая звезды.
На улице было совсем пусто: ни транспорта, ни прохожих. Окна в хрущевках-пятиэтажках, стоявших вдоль проспекта, были мертвы и холодны, как глазницы черепа. Прямоугольного такого, многоглазого. Ветер носил взад-вперед сухие снежинки, наметая причудливые барханы у обочин, заметая следы. Если ближе к дому еще попадались отпечатки чьей-то обуви, то через пару кварталов они пропали совсем.
Разумеется, кафе оказалось закрыто, о чем честно сообщала табличка в дверях. Многообещающая вывеска "круглосуточно" потухла, внутри кафе было темно. Ну и не нужно нам этого, все равно кофе у них дрянной и из пакетов, половину содержимого которых незаметно ссыпают в стоящее под стойкой ведро, чтобы потом вновь продать. Да и кофе уже совсем не хотелось, не хотелось сидеть в помещении. Хотелось просто идти и идти дальше, разглядывая ночное небо, мертвые пустые дома, дышать чистым воздухом, жадно вдыхая его всей грудью.
 Я шел все дальше, вот уже пропал из виду "старый капитан", темные пятиэтажки, которые я разглядывал еще минуту назад. На их месте появлялись новые и все такие же мертвые - архитектура города не тяготела к разнообразию. Дальше и дальше, хруст снега под ногами сделался монотонным и отдельным от всего.
Квартал сменялся кварталом. Проспект уперся в бетонный короб универсама, постеснялся и свернул в сторону, увлекая за собой постройки и здания. Я встал у перекрестка, светофор, как и днем, продолжал нести свою вахту, отмеряя положенное время то проспекту, то улице, то тому, то другому, отчего все вокруг казалось особенно безжизненным.
А потом у меня зазвонил мобильник.
Новогодними напевами.


3. Новый год, немецкие бароны и дверь в лето. Алексей

Я глянул в окно - на улице лежал снег. Темные дороги, частично белые крыши. Запах весны, хоть и конец октября. Как вы думаете, называть семнадцатое октября концом – это пессимизм или оптимизм? А по-моему - не то и не другое. Просто до шестнадцатого пятнадцать дней и после шестнадцатого – пятнадцать дней. Стало быть, шестнадцатое число в двенадцать по полудню – вот это и есть самая что ни на есть середина октября. И ничто другое. Поэтому никаких измов – только мат точность и английская педантичность.
Я пошел дальше, на кухню, по пути завернув в туалет.
Открыл дверь и отшатнулся.
Солнечный летний день. Крыльцо, дорожка, парк, сильно смахивающий на лес. Голубоватый плотный воздух пронизан золотистыми лучами, и мелкие пылинки невесомо парят как галактики в золотисто-голубой вселенной.
Вы когда-нибудь находили дверь в лето? Я тоже ни разу. А вот поди ж ты – бывает!..
Я высунул голову и захлебнулся свежим теплым ветром. Втянул обратно. Огляделся.
Коридор. Окно. Частично белые крыши.
Я опять высунул голову. Лето. Потом ногу. Потом стал медленно спускаться и вышел на дорожку.
…Сидели люди. Стояли фонари. Хвоя лежала на земле, белки цеплялись за стволы деревьев. Очень деятельные белки, надо заметить. Я шел по дороге в сандалиях и ни о чем не думал. Вы пробовали ни о чем не думать? И я пробовал. Только не получалось. Эти прочно засевшие в голове мысли… как корка льда на рукавицах. Как лед на слипшихся ресницах. Пакет с капустой в обмороженных руках… Как шмат говна на ягодицах. Как жир на слипшихся страницах. Как опоздать домой вечерний страх…
…Был новый год и елка, утро и подарки. Предвосхищение различных развлечений. И смех, и чай, и шоколадные конфеты…
Ночь, праздник, выстрелы петард. Фейерверки в небе, шепот лимонада. Мерцает телевизор до утра. И ладно, завтра никуда не надо…
Снег. Вечер. Яркий и объемный мир. Я задираю кверху голову и вижу звезды. Они все очень мелкие и смутно мне знакомы, и… Еще чуть-чуть напрячься... Нет.
…Парк. Осень. Восьмиугольники бетонных плит. И ветер в липах, нависающих над лужей. Театр. Сумерки. И кресел тихий скрип. Трамвая гром…
Когда все это было?..
К озеру склонялись ивы, едва касаясь темной воды, от которой несло свежестью и прохладой вместо йодистого запаха водорослей напоминающих морскую капусту – брр, запах утопленников, терпеть ненавижу, и всегда на разных праздниках отказываюсь от салатов из ламинарии, с отвращением наблюдая, как другие засовывают это пополам с толчонкой в рот и смачно пережевывают.
Брр.
Я провел пальцем по скамейке - ни воды, ни пыли. И какая-то она была странная.
Я сел и стал смотреть в воду.
По темной поверхности тонированного жидкого зеркала озера плавала разная мелочь. Эта мелочь была так мала по сравнению с огромной массой воды – наверное, почти так же мала, как авиалайнер по сравнению с двухкилометровой толщей ледяной воды океана.
Какая же здесь глубина? Десять метров? Двадцать? Меня всегда восхищала мысль, что там где-нибудь в глубине может быть что-то этакое, и если нырнуть и плыть как можно глубже, - вынырнешь совсем в другом месте. В воздушном пузыре под водой? С другой стороны Земли? В другом мире?.. Да, пожалуй, можно было бы сочинить пару-тройку научно-фантастических романов, было б только время. Вот уж чего никогда не хватало… А то бы нырнул, набрался впечатлений – и написал бы. Может быть. Одна проблема – плавать я не умел. Да и все равно до дна вряд ли доплывешь - даже если. Да и потом – что там, с другой стороны? Опасность? Смерть?
Счастье?..
И все-таки эта скамейка была какая-то странная.
И дело даже не в том, что чистая. И не в цвете – цвет самый обычный, некрашеного дерева. Что-то подобное я видел на фотографиях оксфордского парка. Аккуратность?..
…Это была старая игра. Нож складывался под прямым углом, ставился на доску, а потом пальцем подбрасывался вверх. Если нож втыкается, и рукоять касается доски, то это пятьдесят очков. Если рукоять не касается доски, и можно просунуть два пальца, то это сто очков. Ободранная краска на скамейках, летят щепки, раздраженные бабки…
Когда все это было?..
Его кот искал дверь в лето - у меня нет домашних животных. Первый день весны, последний день осени – зачем все это считать, зачем отмечать дни рожденья? Были у меня когда-то кошки, но это все было именно «когда-то». Вырванная страница календаря, выдранный клок из полусна жизни. Так когда это все было, и было ли? И есть ли это все, или это просто сон? И если есть, то когда? Были б часы, посмотрел бы. Но часов у меня не было, я никуда не торопился и просто сидел перед озером на странной скамейке по ту сторону двери туалета. И мне даже почти не было смешно. Правда. Кроме шуток, вы когда-нибудь под кровать заглядывали?.. Да? Ну это как посмотреть…
…Из-за белой двери домика доносилась музыка, которую я забыл выключить. Песня называлась «I believe», играл и пел J.Satriani, только я почему-то думал, что это F.Sinatra.
Открыл дверь, за ней была моя комната. Я зашел в комнату, а дверь с грохотом захлопнулась.
Я проснулся.


Грохот еще стоял в моих ушах, когда я понял, что это ж-ж-ж – неспроста. А потом до меня дошло, что так звучит падающая крышка унитаза.
- Ал! – приглушенный крик Эда. – Я не могу выйти! Сей замок не открывается!..
Вот черт… Опять шпингалет заело. Забыл его предупредить, что шпингалет до конца не нужно вдавливать – потом хрен откроешь, сколько кнопку не нажимай. Ногтями тоже не подцепишь – такой вот у меня шпингалет. Очень нужная вещь: хоть и живу один, а все равно запираюсь – уютней так.
Эд стал колотиться в дверь.
- Ал! Выт-тащи меня отсю-ута!..
- Иду, иду!
Я поднялся с дивана. Было холодно. Я напялил штаны и майку. Подхожу к двери и прикладываю ухо.
- Ну чего там у тебя? – спрашиваю.
- Сей замок - не открывается!
- Ну это я уже понял. А на фига ты шпингалет до конца вдавил?
- Что втавил?..
- Шпингалет. Ну, такую штуку, чтоб закрыться?
- А как его нато было втавить?..
- До половины!.. А, ну тебя. Щас зубило дам.
- Что?!
- Зубило, говорю. Подденешь шпингалет и откроешь.
Я порылся в ящике с инструментами в шкафу. Откопал зубило, пошел в ванную, встал на стиральную машинку и просунул руку с зубилом до локтя в отдушину. У меня она не загорожена - просто прямоугольное отверстие в стенке.
- Держи, - говорю.
Эд взял зубило и стал ковыряться. Я слез на пол и подошел к двери туалета.
- Ну что? – спрашиваю.
- Не получается! – говорит Эд, в голосе его звучит отчаяние. Как бы спасателей вызывать не пришлось.
- Ты спокойно. Главное, хорошо поддень.
- Да я поддеваю, не получается.
Лязгнуло, щелкнуло, и дверь открылась. Эд, тяжело дыша, вывалился в коридор.
- Ну и туа-леты у вас…
- Нормальные туалеты. Это еще что. У одного моего знакомого вообще шпингалета нет – а он живет с родителями, братом и сестрой! Чай будешь? С конфетами? Очень успокаивает.
- Пойту руки п-помою.
Я поставил чайник, достал кружки, конфеты, нарезал рулет, покидал пакеты с черным чаем в чашки. Эд вышел из ванной посвежевший, сразу схватил кусок рулета и стал жевать.
- Эд, - говорю. – А у вас там зима есть?
- Кое-где есть, но мы там не появляемся.
- А почему кое-где? Почему не сразу везде, как у нас?
- Откуда мне знать?
- Но разве может такое быть?
- Может. Сам видел.
Я отхлебнул чаю и спросил:
- А правда, что орки придут?
- Не знаю. Наверное, правда, раз уж мы здесь. Командующий знает – его бы и спросил. А мне сказали пойти – я и пошел. Придут, куда они денутся.
- А мы… их много будет?
- Не знаю. – Эд пожал плечами и как-то сразу поскучнел. – Не знаю.
Мы допили чай, и я предложил Эду прогуляться по ночному городу. На часах было ноль два - десять, а на градуснике - минус пять. Зимней одежды у Эда не было, и я откопал ему свое старое пальто, которое на него таки налезло – Эд был чуть выше меня.
Мы вышли на улицу, поправляя шапки, и я вдохнул свежий морозный воздух. Снег кончился, небо было ясным и кристально черным. Уже приличные сугробы были разноцветными в свете иллюминации магазинов, неоновых реклам, желтых и голубых солнц фонарей. По дороге проносились огни, с деревьев падал снег от редких порывов ветра. Еще вчера было «бабье лето», а теперь самая настоящая зима. Что-то происходило с этими временами года, чтоб их.
Эльф пялился по сторонам, восхищаясь всем этим ночным великолепием.
- Ты в первый раз в городе? – спрашиваю.
- Да нет.
- А чего пялишься по сторонам, как в первый раз?
- Красиво.
- А что, у вас там города есть?
- У нас нету. У людей есть. Вдоль дороги.
- Дороги?
- Ну, ее еще трассой называют. Но чаще просто дорогой. Вот что-то вроде ваших дорог, только прямая, шире и выбоин нет. Бесконечная. По крайней мере, не известно, доезжал ли кто-нибудь до конца. Вдоль дороги есть города. Разные. Некоторые больше, чем ваш, некоторые меньше. Там живут люди. Разные. В основном вроде ваших. Но есть города, заселенные ненормальными, больными на голову. Они постоянно чем-то обеспокоены, крайне агрессивны и вообще лучше таких городов сторониться. Передвигаются по дороге в основном на ускорителях. Что-то вроде ваших машин, только не такие уродливые и гораздо быстрее. Между городами часто две-три тысячи километров. На ускорителе это можно проехать за четыре-пять часов.
Так, двадцать на четыре…
- Так это ж пятьсот километров в час! – говорю.
- Я ж говорю, дорога прямая, на ускорителях автоматика хорошая, так что все нормально. Перед каждым городом дорожный знак стоит - не промахнешься.
Ну дела. Что творится!
- Эд, - говорю. – А откуда ты так сведущ во всяких технических вопросах? Это эльфам не положено ведь.
- Кем это не положено? Все положено, и пусть лучше так лежит, нечего трогать почем зря. А сведущ я потому, что интересовался у разных мотальцев.
- Мотальцев?
- Ну это те, кто по дороге путешествует.
- Зачем?
- Кто просто так, кто Негород ищет.
- Негород? Что еще за Негород такой?
- Негород? Это легенда такая есть. Не знаю, вроде как там маги живут. Ну, то есть не колдуны, а маги. Правда, легенда – это, конечно, сильно сказано, потому что никаких таких мифов про это нет, просто ходят слухи…
- А зачем его искать?
- Не знаю. В ученики к магам податься, может. Истину ищут. Да только ж разве истина на дороге валяется?
- Какая еще истина?
Эд не ответил. А я не стал настаивать.
Мы шли дальше молча, я тоже стал глазеть по сторонам. А потом задрал голову, и увидел надпись звездами: «Привет!».
- Ну и что это такое? – спрашиваю. – Какого хрена?
- Созвездие «Привет», неужели не видишь? – удивился эльф. – А точка в восклицательном знаке – это голубой карлик DX-206.
Я запнулся и стал смотреть под ноги, а когда снова задрал голову, на небе уже была другая надпись: «Дурачье».
- А почему теперь надпись другая? – спросил я.
- Потому что созвездие это динамичное.
- А разве оно не звездами образовано?
- Звездами конечно.
- А почему тогда меняется так быстро, звезды ж далеко - передвигаются медленно?
- Что, по-твоему, вообще такое звезды?
- Ну как, шары из плазмы.
- Из чего?!
- Ну, ионизированного раскаленного газа.
- Ну ты даешь. Это все какой-то шарлатан выдумал, не верь ему. На самом деле никто не знает, что такое звезды, и почему они в разные надписи складываются иногда.
- А я знаю, что такое звезды, и они в надписи складываться не должны.
- В том то и проблема.
- В чем?
- В том, что ты знаешь. Поэтому и задаешь глупые вопросы.
Мы как-то незаметно забрели в незнакомый закоулок. В закоулке был каток и какие-то странные дома странной архитектуры. Что-то я такого раньше в нашем городе не видел. Может, это просто игра света и тени? Как на Марсе?..
Я подошел к одному дому и присмотрелся к адресу: «Грез, 26».
- Ну вот, пожалуйста. Наслоение налицо.
- Кута-а? – не понял Эд.
- Никуда. Пошли к катку, там музыка хорошая.
Крутили Франка Синатру. Я такого за всю жизнь ни разу не видел - то есть не слышал. Обычно попсу крутят всякую, а тут на тебе – Синатра. Может, они еще Тони Беннетта врубят? Странный закоулок, весьма странный. Тащусь.
Я подошел к какой-то женщине не очень приятной наружности и спросил:
- Простите, а это какой город?
- I’m sorry? – не поняла она.
Еще одна англоязычница, мать ее.
- What town is it? – переиначил вопрос я.
- Oh, it’s New Gork.
Ну да, этого следовало ожидать. Тот же город, что называл Джо. Только вот почему «Грез, 26»? В моем городе такой улицы не было, а здесь все вроде как английское. Русский квартал?..
- Thanks, - говорю. – See you later, alligator.
У нее аж челюсть отвисла. А потом она ка-ак отвесит хорошую такую пощечину кулаком! Хлесткую, мать ее…
Каратэ?.. Тхэквандо?
Ушу?!
Черт, но было больно! Я потирал щеку и думал о том, что неплохо было бы тот американо-русский разговорник выкинуть.
Во избежание.