Чавунка
В колхоз мы поехали в первых числах сентября. В этот раз студентов везли в поданных к перрону пригородных вагонах. Едем «на кукурузу». Место назначения – село Марьяновка. Первый вопрос у всех- есть ли в селе свет. Без электричества скучновато, керосиновая лампа и чадит, и почитать нельзя, хотя легче вставать рано утром.
Но никто ничего не знает. Движемся в неизвестное. Известно только, что
расселять будут по хатам.
Нас подселили в хату втроем: рыжего Шурика, Дорохолю и меня. Хозяева выделили нам горницу с широкой деревянной кроватью. Вдоль стены стояли оцинкованные ванны с виноградом, предназначенным на вино. В комнате от этого витал легкий винный запах.
Мы образовали бригаду из трех человек и наловчились делать дневную норму, использовав небольшое открытие. Необходимо было рубить серпом зеленые плети кукурузы и составлять из них небольшие стога. Каждый делал эту работу сам с перерывами на формирование стогов. Это были потери времени и студенты до сумерек едва-едва успевали выполнить норму.
Бригадир ворчал, что с такой работой нам придется доплачивать за питание. Это было неподражаемо: трудиться с раннего утра до позднего вечера не разгибая спины, обедать тут же на поле, чтоб не терять рабочего времени, и после всего ходить еще в должниках.
Наше открытие основывалось на том, что я был не явный левша, т.е. мог работать как правой, так и левой рукой. И вот мы втроем рубили по шесть стеблей кукурузы, а затем бросали ее справа и слева в центр и стог был готов. Я рубил стебли серпом в левой руке и бросал их направо.
Так мы медленно шли по рядкам, а за нашей спиной оставались аккуратные, стройные стожки. Бригадир, узрев нашу технологию, сначала возмутился: как ему оценивать, кто что сделал?
Мы дружно заявили, что объем работы виден, а делить его надо на три и бригадир понуро согласился с нашими доводами.
Заканчивая наши рядки, мы делали перекур, хотя никто из нас не курил, и какое-то время отдыхали, лежа на последнем стожке. Это вызывало легкую зависть коллег и внутреннее негодование бригадира. Но мы выполняли норму и могли себе такое позволить.
Однако это не могло продолжаться бесконечно. Назревали события, связанные с едой, за которую с не выполняющих норму грозились взыскать деньги. Кухарка, обслуживающая нас, безбожно воровала продукты. Стало известно, что выписывается нам телятина в солидных объемах, а в тарелках у нас пустые щи, у немногих, правда, с не разжевываемыми кусочками мяса.
Назревала буря. В один прекрасный день после очередного обеда студенты возмутились, и все прекратили работу. Начальство всполошилось.
Сначала переговоры велись с бригадиром, но он оказался лицом безответственным и студенты потребовали встречи с председателем колхоза. Очень не хотелось председателю ехать в поле и встречаться с нами. Но боязнь, что происшествие получит огласку и о нем узнают в райкоме, заставила его все же прибыть к нам.
Председатель решил подавить нас своим начальственным голосом и начал разговор с крика и грубой брани.
- Вас послали сюда работать, а не качать права! – разорялся он, - Мы создали вам все условия для работы, а вы от нее отлыниваете. Кто у вас закоперщики? Я о них сообщу в институт! Я этого так не оставлю!
Для усиления эффекта председатель свои слова увлажнял матом.
- Вы выбирайте выражения, здесь находятся девочки, - сделал ему замечание Фимка Куколянский, большой специалист по части общения с начальством. Председатель побагровел, но взял себя в руки и больше не матерился.
- Вы их выслушайте, чем они недовольны, на что жалуются - вмешался наш куратор из института подполковник Сурков – преподаватель военной кафедры и всеобщий любимец студентов. Перед «бучей» студенты обсуждали вопрос, не пострадает ли в институте от их действий куратор.
- Да, мне все известно! - бросил председатель, - Мы их кормим свежей телятиной, выписываем аж по 700 грамм мяса на душу, а им все мало.
- Это мясо было телятиной, когда еще лишь чавунка строилась! – сказал я, вспомнив, что селяне всякие давние события связывали с проложенной у села железной дорогой, по местному - «чавункой».
Эта фраза потрясла председателя. Гневу его не было предела. Он тут же записал мою фамилию, угрожающе заявив, что добьется моего отчисления из института.
- Чавунка! Это ж надо такое придумать, чавунка! – повторял он, - Я ему покажу чавунку!
После этого разговор был скомкан. Председатель пообещал навести порядок с продуктами, увеличить нормы отпуска, заменить кухарку. Мы в свою очередь согласились приступить к работе. Председатель залез в свой газик, все еще поминая чавунку, и умчался с поля.
- Наверное, тебе надо ехать в институт, чтобы рассказать, как все было, пока из колхоза не пришла бумага, - сказал Фимка Куколянский – человек, умудренный в житейских делах.
Но ехать мне никуда не пришлось. На этой же сходке было принято решение, что нечестную на руку кухарку следует заменить. Поскольку лишних людей в колхозе не было, то вместо кухарки в новом высоком звании шеф-повара предложили быть мне.
Я как-то неосторожно обронил, что умею варить кашу – и вот расплата. Мне также вменено в обязанности выписывать на складе продукты и вывозить обеды на бричке в поле. Поварихой была выделена студентка Таечка Шейна, с которой мы и начали наш нелегкий труд по кормлению 40 человек.
Вечером ко мне подошел подполковник Сурков. Он был в правлении колхоза, где утверждались наши предложения.
- Не волнуйся, - сказал Сурков, - Думаю, что в институте никаких последствий от заявления председателя не будет. Отдыхай, завтра тебе рано вставать. Желаю успеха.
Ранний подъем - это было самое неприятное для меня в моей работе шеф-поваром. Пока все еще спят, надо растопить плиту и вскипятить воду и молоко. А потом еще сварить яйца, кашу или что-нибудь другое, нарезать хлеб, выложить порции сливочного масла.
Надо сказать, что питание с нашим приходом на кухню сразу же значительно улучшилось, так, по крайней мере, говорили сами студенты. Намного богаче стало меню. Раньше со склада забирались не все выписываемые продукты. Мы начали использовать «не традиционные» в общепите продукты, обменивая их у селян на получаемые в избытке со склада. Это было истоком частного предпринимательства, но поскольку личной выгоды от этого мы не имели, то особенно не переживали.
Весьма напряженной для нас с Таей была варка обыкновенной манной каши. Она должна быть без комков и без царапающего запаха пригорелого молока. Нам удалось выполнить поставленную задачу и посрамить тем самым профессиональную кухарку.
А однажды я так разошелся, что даже сварил кабаковую кашу с добавлением риса, молока, сливочного масла, сахара и ванилина. Рецепт этой каши принадлежал моей тете, а я знал его от мамы. Сам варил я ее первый раз в жизни. Было немного страшновато из-за огромного котла, в который была вложена масса продуктов, но оказалось, все было сделано правильно и ничего не пропало.
Оранжевого цвета, аппетитно-душистая каша удалась. Многие брали
добавку. После еды все похваливали кашу, просили сварить ее еще раз. Так прекратила существование наша дружная полевая бригада. В институт жалобы председателя на меня в связи с ужасно обидным словом «чавунка» не поступало.
Шапарев Н.К., – Одесские миниатюры, - Одесса: Принт – Сервис, 2002.
Свидетельство о публикации №207022500137