Назад на небо часть 1

 НАЗАД НА НЕБО

 Часть I

 1

 Всю ночь мне снилось новое постельное белье.
 Не просто чистое, а именно новое, да еще такое, как я люблю – бежевое, в оборочках, из чистого шелка. Две бытовые страсти во мне не умирают – красивое белье и красивая посуда. Ни того, ни другого фактически нет. Но сегодня такой день, такой день, что я все-таки перестелю постели и ужин приготовлю праздничный.
 Я всегда в этот день чувствую себя ребенком. Не только потому, что моя мама вот уже пятьдесят лет учительствует в школе, и не только потому, что наш Владик нынче пошел во второй класс, просто в этот день я каким-то необъяснимым образом ощущаю единение со всем человечеством. Я думаю, не только у меня, у каждого есть подобное ощущение, в этом смысле – мы все дети: белые носочки, белые бантики, новенькие портфели и букеты гладиолусов. А еще фотографии – стою, нога за ногу от смущения, нарядная, с огромным букетом, и глаз косит, косит мимо объектива.
 Я переменила белье на всех постелях, Владику постелила все новое, пусть и без оборочек, и пропылесосила все полы, чего никогда сама не делаю, прежде чем приступить к уборке кухни. И только в четвертом часу пополудни, когда все уже сверкало так же, как и у меня на душе, начала священнодействовать над приготовлением цыплят табака. У меня была припасена настоящая аджика на этот случай, из русского салона.
 Был и еще один повод сверкать у моей души: Франта обещал привезти компьютер, теперь уже мой. Счастье! У меня будет собственный компьютер!!
 Разумеется, мне придется каждый месяц в течение года выплачивать за него по две тысячи крон, но это пустяки по сравнению с тем, что уже не придется выпрашивать у детей разрешения поработать на их компьютере. Они и между собой, бывает, ссорятся, чья очередь сидеть в Интернете, а тут еще Владик подрастает, и Тишка ему через плечо смотрит, нет, мне без собственного компьютера как без рук.


 2

 Я уже дорезала салат, когда позвонил Виталик. Было около шести вечера, он закрывается в шесть.

 - Ира, меня вызывает Павлов, нам нужно посчитать комиссионные деньги, я задержусь с ним до тех пор, пока не начнет ездить Дед, и потом сразу приеду.
 - Виталичка, а нельзя ли это отложить на завтра, Дед же начинает ездить в половину девятого, что это за праздничный ужин в девять часов вечера?!
 - Ужинайте без меня, а мне оставь мою половинку цыпленка. Не сердись. Работа.

 Ах, знаю я, что это за работа! Если они с Павловым начинают считать комиссионные деньги – это до полуночи. А то и до утра. Хорошо, что у меня почти все было готово. Накрыла стол, выключила плиту и ушла в свою комнату, сказав Наташе «Ешьте без меня, у меня аппетит пропал, я подожду Виталика». Даже когда в восемь часов вечера зять ввалился домой с двумя огромными коробками, я рукой махнула «завтра!», всю мою приподнятость как ветром сдуло. Нет у Виталика особого отношения к этому дню. Нет у него и подобных фотографий.
 Потому что ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать он не приехал. Я ложилась спать, не отключив телефона. Пару раз просыпалась ночью и видела, что его рядом нет. Достукалась со своим «если до двенадцати часов не приезжаешь – уезжаешь в свой подвал»!


 3
 А что, собственно, произошло?!
 Ну, первое сентября.
 Ну, чистые постели, чистые кастрюли.
 Да хоть бы и праздничный ужин.
 Виталик прав – работа есть работа. И сколько мне лет, если я свою работу могу в любой день бросить и остаться дома, чтобы остальным устроить праздник?! Это я вчера была маленькая, а сегодня уже большая, и должна понимать, что Виталик не мог отказать Павлову во встрече. Во-первых, деньги. А во-вторых, возлияния. Лучше б я работала вчера, тогда бы после работы мы встретились все вместе, вместе бы и выпили за праздник, и на Деде приехали бы домой вместе. Сколько там этих цыплят табака готовить, не больше получаса. А теперь вот Виталик в своем подвале, небось, дрыхнет, без задних ног, получив у Павлова выходной.
 Я решилась позвонить ему только после одиннадцати.
 На удивление, голос его был бодр и свеж.
 - Расставляюсь, - сказал Виталик, - Немножко опоздал.
 - Много пили вчера?
 - Нет, Ира, - голос его напрягся, - Я хотел тебе сказать… Я хочу тебе сказать. Я встретил девушку.
 - И выспался с ней сегодня ночью?- не удержалась я.
 - Да, - последовал ответ, - И хочу продолжать с ней отношения.


 4
 Я выла как собака, нашедшая хозяина мертвым.

 Я выла три дня.
 Потом Светка сказала, что лучше пойти в бассейн, мол, там солнце, вода и дети, крики которых я так люблю слушать. Погода стоит чудесная, вообще сентябрь у чехов – это летний месяц, и когда мы в последний раз загорали, вспомни, весь июнь и весь июль шли дожди, а весь август мы работали, так что вы с Маришкой выдвигайтесь, а я сейчас полы домою, детям и мужу обед приготовлю, и присоединюсь.
 У Светки всегда так. Она своим детям – двадцатидвухлетнему Ренату и двадцатилетнему Рустаму до сих пор ногти на руках и ногах стрижет. Как же не покормить, и не доглядеть за каждым куском, отправляемым в любимые рты.
 Так что мы с Маришкой уже успели загореть, и даже обгореть, когда в третьем часу пополудни появилась Светка. На ней не было лица.
 - Ой, девочки! – заголосила она, - Что стряслось! Что стряслось!!


 5

 Через ее стоны и вопли удалось понять только то, что дети Беслана, которых захватили террористы первого сентября на торжественной линейке в школе, расстреляны.
 - Двести пятьдесят или даже триста пятьдесят, еще подсчитывают, - выла Светка, - там взорвалась одна из бомб, что ли, и они побежали в образовавшийся проем с криками «пить! Пить!»… Они три дня не пили! Они сидели голыми посередине спортзала, а вдоль стен были расставлены бомбы!!
 До меня не сразу дошло, о чем она говорит. Я же с этим воем по Виталику ничего не видела и не слышала, я даже не смотрела ежедневные выпуски новостей по ОРТ. Нет, что-то такое промелькнуло по краю сознания – полторы тысячи человек захвачены террористами где-то в Северной Осетии, рядом Чечня, но там же все время кого-то захватывают, наши разберутся, наши помогут.
 Не помогли.
 Я выла четыре дня.
 То есть пик воплей пришелся на седьмое сентября, объявленным Россией Днем национальной скорби по безвинно убиенным детям. Мне к этому дню стало казаться, что весь мир сошел с ума. И хотя за целый день по русскому телевидению показывали только военные фильмы, и за целый день не дали ни одной ненавистной рекламы, и президент Путин сказал, что «это война, а на войне мы будем вести себя соответственно», мне все казалось ложью, ложью…

 6

 Какая же это война, если дети в белых бантиках, белых фартуках и белых носочках, с не менее нарядными родителями и родственниками, среди которых находились и грудные дети, торжественно пришли в школу на торжественную линейку?!
 Если бы они знали, что «это война», они, конечно же, не одевались бы в лучшие одежды, чтобы торжественно умереть, они, по меньшей мере, сидели бы дома и посыпали головы пеплом, или даже убежали бы в горы, хотя бы женщины с детьми и старики!!
 О - йо-йо! - металась моя безумная мысль дальше, стало быть, в эту первую, самую жуткую ночь, когда заложников начали расстреливать по одному каждые полчаса, а трупы выбрасывать в окно, и никто не мог этому помешать, потому что на подоконниках стояли самые маленькие дети, Виталик трахал девушку, которую «нашел»! Какой позор, какой ужас, как страшно началась его новая жизнь!!
 Я разозлилась, как Путин.
 Россия принимает вызов и готовится к смертному бою.
 Я тоже принимаю вызов, и буду биться сама с собой насмерть, но любовь к Виталику в себе похороню.

 7

 Две недели я боролась с бешенством.
 Перемешала детей, расстрелянных в спину, со своей любовью, поруганной в день, который всю жизнь считала самым светлым праздником!!
 Дошло до того, что я написала чудовищный рассказ. Предлагала всех накрывать одной бомбой. Что толку – они умерли бы так и так, но так хотя бы не мучались три дня, а сразу ушли на небо!
 Утром я рассказ вымазала. Весь, вручную. Потому что ни разу в жизни не уничтожала текста в компьютере. Маришка обещала как-нибудь приехать и научить меня все ненужное выбрасывать в «корзину». И еще потому, что по телевизору показали мальчика, которого врачам удалось спасти, он уже сидел в кровати и даже пытался улыбаться. Бог мой, что видели глаза этого ребенка! Что значит моя бедная любовь по сравнению с тем, что стало этому мальчику!! А ведь он жив, жив, и всегда будет жить с этой страшной раной в душе, подумаешь, мужчина предал женщину, да каждый день, каждый миг на земле мужчина предает женщину, женщина предает мужчину, и земля не сходит с орбиты! А что, если этот мальчик вырастет и решит, наконец, всех этих проклятых мужчин и женщин уничтожить?!


 8
 
 Ах, черт возьми, Виталик нашел девушку! То есть он до сих пор воображает себя юношей!
 Я позвонила ему двадцать пятого.
 - Как у тебя дела?
 - Все по-старому. Ну, как. А у тебя? Ты переехала в Теплицы?
 - Нет, я сняла у детей угол. То есть переехала из зала в их комнатку, и буду платить теперь четыре тысячи, а не восемь. Ах, при чем тут это! Вышла моя первая книжка. «Узбек на осле», ты знаешь. В воскресенье мне издатели принесут двадцать экземпляров.
 - Да, я знаю. Мне Саша-негр говорил. Я у тебя ее куплю.
 - Я тебе ее подарю. Единственному.
 - Спасибо, Ира. Я позвоню. Только, знаешь, я продолжаю встречаться с той девушкой.
 - Да, девушка еще та.
 - Почему?
 - Я лучше ничего о ней не буду говорить, хорошо?
 - Я тебе позвоню.
 
 9

 Это я так по-светски поговорила. Только трубку на стол положила, схватила снова. Заплакала, заголосила:
 - Нет, раз уж я позвонила тебе впервые за двадцать пять дней, я не могу не сказать…
 - Ира, не плачь.
 - Ты как чеченский террорист, Виталик! Ты расстрелял мою любовь в спину, во время праздника!!
 - Ира, мне очень жаль, но…
 - Ты ублюдок, ублюдок, ублюдок!!!

 И только тогда трубку бросила, и разрыдалась в голос.
 Зачем женщины звонят мужчинам, которые их бросили?!
 Вот моя мама, например, гордится тем, что ни разу отцу не позвонила. Двадцать пять лет гордится, а моей гордости не хватило и на двадцать пять дней!
 У меня не только гордости нет, у меня исчез куда-то и сам смысл жизни.
 Весь этот месяц мне казалось, что я выброшусь из окна. Так выйду на балкон и смотрю, смотрю, смотрю вниз. Теперь это слово «ублюдок», повторенное трижды, убило меня. Вряд ли оно так повредило Виталику, как повредило мне. Даже из окна выбрасываться поздно.
 
 10
 
 
 Если бы не воскресенье, и обязанность работать!
 Если бы не Маришка, которая взяла станек рядом!
 Как она читала мою книжку. Как она читала!

 Сначала хихикала и цитировала отдельные строчки.
 - Как можно на такого маленького мальчика тратить такие большие деньги! – фыркала Маришка, и через минуту, - Когда придет пан Соукуп не знает никто, даже сам пан Соукуп! – ха-ха-ха.
 Я сначала ей подхихикивала, но когда она уронила книжку на колени, а следом голову с придушенным стоном, развеселилась не на шутку. К обеду у нас уже была истерика, и когда какая-то русская туристка, понаблюдав за нашими корчами в течение минуты, возмущенно воскликнула «Хоть бы поздоровались!», я, душа в себе смех, прошептала «Я же сказала «хелло!», нам пришлось выползти из-за станка и пойти умыться холодной водой.
 Хорошо, что проходил мимо Вася Тютюник.
 Когда я ему предложила купить произведение, он рукой махнул и сказал, что он даже читать не станет, чтоб не расстраиваться, мол, опять про художников всякие гадости понаписала. Я взяла его за руку и отвела на Маришкин станек, Маришка торжественно выдала мне один экземпляр. Я нашла то место, где говорю о Васе. Процитировала.
 Вася книжку купил.


 11
 В тот день я продала их двенадцать. Маришка купила две. Сказала, одну папе пошлет.
 Никольская тоже две. Одну для своего квартиранта, любителя литературы.
 Светка посадила всю свою семью вечером на диван, и, расхаживая перед своими мужчинами, как жар-птица, устроила читки вслух.
 Домой я пошла через Старомак, потому что Люся тоже хотела две.
 Она вернула меня с пол-дороги, сказав, что сегодня дома одна, и, какого черта, Ира, давай это дело обмоем! Не без моего участия появилось это произведение!
 - Самого непосредственного, Люся, самого непосредственного. Там от Виталика одно название «Узбек на осле».
 Люся ждала меня у «Теско», на трамвайной остановке, и завела буквально за угол. Она сказала, что знает такой ресторан, в который однажды повела ее знакомая, любительница крутить мужчин. Например, у Люси один старичок трижды за день покупал по оригиналу. Эта девушка сумела все так устроить, что сначала старичок пришел к окончанию их работы, потом завел в ювелирную лавку и купил девушке колечко с изумрудом, а потом повел в этот ресторан. «Моника» называется. Не девушка, ресторан.

 12

 «Моника»! Мы туда влетели, будто это была «Жетецкая»! Плюхнулись в первом зале, а официант подошел и сказал, что место есть во втором. Во втором, опоясанном кабинетами из красного дерева. Середина зала была пуста, там стоял роскошный стол, и за столом веселилась чешская компания из шести человек. Исключительно красивые люди. И на столе цветы. Существуют же на свете праздники!
 И эти праздники люди устраивают себе сами.

 Официанты летали по залу птицами. И руки они держали за спиной, когда подходили к столу, а потом раскрывали их навстречу заказчику.
 - Забудь о Виталике, - говорила Люся, поедая печеного лосося, я такого еще не ела, даже у Никольской, - Запомни, Ира, мужчины в этой жизни – ничто, деньги – все. Научись зарабатывать, и тогда любой мужчина – будет твой.
 - Не поверишь, Люся, - отвечала я, отрезая от картофеля, запеченного в кожуре и пронзенного ножом, из разлома которого сочилось специально приготовленное масло, - мне не нужен любой, мне нужен Виталик.
 - Да начхать на Виталика, - не сдавалась Люся, - Кто он? Сашка-негр рассказывал на днях – Виталик встретил своих друзей-музыкантов с Украины. Они так перепились все, что у одного из них началась белая горячка, натуральная. Он получил якобы какой-то звонок из дому, из которого следовало, что у него умерла четырехлетняя дочь! Все как начали водку заказывать, за помин души-то!! А потом Виталик догадался, перезвонил жене друга-музыканта, с соболезнованиями. Она его так отчихвостила, вместе с муженьком-дебиллом, что я не понимаю, как эта Линда все терпит…

 13
 Я Виталика пожалела.
 Я поняла, какую ошибку совершила моя мама.
 Она не пожалела отца.
 В результате, не пожалела ни себя, ни нас.
 Мне нужна версия происшедшего от самого Виталика. Ни версии моих подруг, ни версии моих недругов, ни моих собственных сто девяносто девять версий.

 Уже наступил октябрь, третье число, когда я вышла в лимонную кипень облетающих кленов, и позвонила ему сама.
 Я звонила трижды, пока не приехал трамвай.
 В трамвае, уже минуя остановку «Черный конь», получила справу:
 « Ира, не звони мне, пожалуйста, никогда. Вещи отдай Саше-негру»
 Я перезвонила четырежды. Уже подъезжая к своей остановке «Народное дивадло», позвонила в пятый раз. Решила, что если сейчас трубку не возьмет, проезжаю до «Староместской», а оттуда прямиком на Сходы. Трубку взял. Буквально трамвай остановился, и я выскочила. Первый заторопился:
 - Ира, не звони, не мучай ни себя, ни меня…
 - Нет, - закричала я, - если ты меня сейчас не выслушаешь, я мучаться не перестану! У тебя совесть есть или нет, Виталик?! Ты же обещал мне позвонить, ты же обещал!
 - Ты же назвала меня чеченским террористом и ублюдком!
 - Я не смогла вытерпеть боль, что ты причинил мне! Я не буду тебя больше оскорблять, Виталик, пожалуйста, выслушай меня!
 После стольких лет, прожитых вместе, имею я право на последний разговор?!
 Я так торопилась все это высказать, пока он не бросил трубку, что глотала слова целыми предложениями.

 14

 - Хорошо, ты хочешь встретиться сегодня?
 - Да, я хочу встретиться сегодня.

 Мы договорились в половине седьмого у «Теско». У главного входа.
 Я хотела повести его в «Монику», я хотела, чтоб он этот вечер запомнил на всю жизнь, и еще своим детям рассказывал, и внукам.
 И вдруг «Моника» была полностью зарезервирована на банкет. Нас не пустили дальше холла.
 Это был такой удар для меня, что я не обратила внимания на слова Виталика, что он может побыть со мной недолго, буквально минут сорок. Мы отправились в «Трагедию». Лучшего места, конечно, нельзя было найти для последнего разговора.
 В зале было шумно и накурено, все столики, кроме двух, у самого бара, были заняты. Виталик выбрал тот, что был поближе к барменшам. Он так себя вел, будто боялся, что я прямо с импровизированной сцены начну швырять в него бокалами. Там развлекались импровизированные поэты-студенты. Гвалт стоял невообразимый.
 - Меня интересует только один вопрос, - прокричала я сквозь грохот, - Кто из вас первым начал?
 - Для чего тебе это, Ира? Для будущего романа?!– проорал и Виталик.
 - Не беспокойся, твоя Линда в мировую литературу не войдет! - крикнула я, - Это я тебе обещаю! Так кто?!
 - Я.

 15

 Какой он у меня все-таки хороший!
 Какой благородный!
 И какой, Господи, Боже мой, дурак!!

 - Как? – крикнула я.
 - Ну, приставал к ней. Я взял такси и мы вместе доехали до Моджан…
 - Так ты уже был на Моджанах?!
 - Она там живет! ( оо-ооо!)
 - Дальше!
 - Я пошел ее провожать до подъезда. Потом до квартиры.
 - И…
 - Она уступила.
 - Почему?
 - Как почему? Я приставал к ней, ласкал ее, дразнил…
 - Ну и что?
 - Ну и ничего. Я ее спровоцировал.
 - Почему?
 - Что почему?
 - Ты обо мне подумал в эту секунду?
 - Нет.
 - А она?
 - Что она?
 - Она обо мне подумала?
 - Я не знаю. При чем тут ты.
 - Ты был пьян?
 - Нетрезв.
 
 16


 - Почему ты пристал именно к ней?
 - Потому что она развелась с мужем. Она мне и раньше нравилась, но я не мог пристать к ней, пока она была замужем. Это мой принцип. Ты же знаешь.
 - Хорошо. Ты не мог пристать, потому что она была не свободна. А она, значит, не смогла отказать, хотя прекрасно знала, что ты не свободен! Как это?!
 Молчание.
 - Где же твои принципы? Или ты для этой девки сделал исключение?!
 - Ира, не говори о ней плохо, я тебя прошу.
 - А как же мне о ней говорить, когда она прекрасно знала, какую боль нанесет мне, и все равно не остановила тебя?!
 - Меня нельзя было остановить. Она не при чем.
 - Еще как при чем, и ты в этом со временем убедишься. Дальше. Вы проснулись утром в одной постели?
 - Нет, она снимает комнату в трехкомнатной квартире, и мне нельзя там было оставаться до утра. Я вызвал такси и уехал в подвал.
 - Во сколько?
 - Был пятый час утра.
 - И что ты думал по пути в подвал?
 - Ничего не думал. Я хотел спать.
 - Что ты думал, когда проснулся в подвале?
 - Ничего я не думал. Я хотел спать. Еле встал на работу. А потом позвонила ты, и я тебе все сказал.
 - Ты не просто все сказал. Ты сказал сверх того.
 - Ира, это нужно было сделать. Это нужно было сделать уже давным-давно.
 - Почему?!


 17

 Вдруг наступила гробовая тишина. Может быть, у них поэты кончились. А может быть, это та самая карма, к которой Виталик проникся после общения с девушкой Линдой. Ее бывший муж – экстрасенс.
 - Потому что у тебя есть все, а у меня нет ничего, - в полной тишине громко сказал Виталик.
 - Разве я не делилась с тобой всем, что у меня есть? – прошептала я, - Разве я не отдавала тебе лучшую половину?
 - Это не то. Позволь, я сам. Позволь мне самому разобраться во всем.
 - А почему ты предпочел во всем разбираться вкупе с этой странной девушкой?! Если я с ней встречусь – я набью ей ее кукольную морду!
 - Лучше ударь меня.

 Мы надолго замолчали. Барменша переменила бокалы.
 - Вот о чем вы с ней разговариваете, скажи на милость, - наконец, спросила я устало.
 - Мне с ней интересно.
 - Например?
 - Она очень следит за собой. Ухаживает. Такая чистюля.
 - Ну, еще бы, она же работает в парикмахерской! Как официанты доедают с тарелок своих клиентов, так парикмахерши пользуются кремами, недодавленными на своих клиенток…
 - Ира!!
 - Ладно, Виталик, я все поняла. Давай сменим тему. У меня вышел «Узбек ». Первая в моей жизни книжка. И в немалой степени, благодаря именно тебе. Люся, да. Она мотор. А ты – ты был моей совестью. Ты был человеком, который заставил меня встать на цыпочки. Обычно это делала я с людьми.
 И я подписала:
 «Моему навсегда горячо любимому мальчику».

 18


 Виталик ушел от меня на встречу с Линдой.
 Я осталась плакать в «Трагедии».
 Я не ушла, пока не ушли последние посетители.
 Я уползла.

 Так прошло десять дней, и, возвращаясь в трамвае с работы домой, я подумала – то ли Виталик от меня специально ушел, чтоб я этот роман «о любви» написала; то ли Виталика от меня специально «ушли», чтоб я этот роман «о любви» написала; то ли я этот роман уже пишу.
 Накануне отдала Сашке-негру последние двести долларов из той тысячи, что занимала два месяца назад. Полтора, фактически. Сама отдала. Да еще за курсы Наташкины восемь тысяч, Правда, из них пять должна Маришке. Без Виталика продажа мне так и катит, как говорится, Бог в одном отнимает, в другом дает. Сегодня сяду за текст, это мое единственное спасение.
 Я ничего не знаю, кроме того, что Виталик оказался обыкновенным пошлым мужиком, которому захотелось и дерево посадить, и ребенка родить. Как он присовокупил – и достойно умереть?! Нет, не пошлый мужик. Слабый. Я расхохоталась:
 - Не знаю, как насчет дерева, а тем более ребенка, а вот умереть достойно ты можешь в любую секунду!
 - Ты мне угрожаешь?
 - Нет, я просто лучше тебя знаю, что такое карма.
 

 Наутро проснулась, не было шести утра.
 Еле дождалась открытия магазина, и закричала:
 - Дети, кто со мной, сласти покупать?!
 Владик вмиг был одет, а Франтик поторапливал Наташу. Выкатились в подмороженное утро – Владик серым волком, Франтик колобком. И в магазине Владик нынче не скромничал – бросал в корзину все подряд, пока я не остановила его, мол, молодой человек, что это с Вами. Выклянчил еще пару глупостей, и мы пошли к кассе.
 Я проезжала с тележкой мимо ряда винных бутылок, и притормозила в раздумье – не купить ли мне бутылочку? – день долгий, роман в разгаре, тема трудная, и тут на меня что-то накатило. Меня затрясло. И я явственно почувствовала, что схожу с ума. Это было так дико, что я вцепилась взглядом во Франтика, моего нежного, незабвенного Франтика, который восседал в тележке и беспрерывно вертелся, пытаясь рассмотреть, что туда такое заманчивое бросает Владик.


 19

 Франтик – мое спасение. Какие доверчивые, какие лучистые у него глазки! И Владик – мое спасение, неуклюжее, мосластое спасение, как он старается вести себя чинно у кассы! Достал свои пятьдесят корон за последнюю пару глупостей. Конечно, у меня все есть. Как я могу препятствовать Виталику, чтоб и у него было?!
 Как женщины непоследовательны, как переменчивы их настроения, как мне понять Виталика, если я сама себя не понимаю!
 Едва расплатившись, я выскочила на улицу, и только на свежем воздухе меня отпустило. Хватит с меня бутылочек вина, на всю жизнь хватит, послезавтра «Солнце осени» читать со сцены, настоящее «Солнце осени», лермонтовское. Я и без вина на грани истерики.
 Но, может быть, это «черная горячка», как говорит Пелевин?!
 Я не пью уже две недели.
 Самое время закурить.

 В хорошем расположении духа вечером я имела результат – девять глав – да каких! – уже выстраивающегося произведения. Не удержалась, почитала дочери.
 - Круто, - сказала Наташа, - а правда, что во всем тексте ты ни разу не упомянешь имени Виталика?
 - Правда, - ответила я, - я буду обращаться к нему на «ТЫ».
 - Но ведь все же будут знать, что это он, мама!
 - Видишь ли, все – это очень ограниченная часть человечества. Остальное человечество останется в неведении.
 - Бедный Виталик, - сказала Наташа.

 20


 И меня понесло. Я три дня писала. Я даже на работу не ходила. Я только сбегала и прочитала настоящее «Солнце осени» со сцены русского Дома науки и культуры при Посольстве РФ. И говорят, неплохо прочитала. После этого нас угощали пирожками с чаем работники Дома науки и культуры. Пирожки были с черникой, я подумала, где я, а где черника, не удержалась, съела один пирожок, и на следующий день проснулась с опухшим ртом. Как она ко мне привязалась, эта аллергия, ума не приложу. Есть мнение, что аллергии возникают у всех переселенцев, особенно после сорока лет. Мол, оторвался от родной почвы, а на чужой прижиться не можешь. И вода другая. И воздух другой. Не знаю, так ли проявляется моя ностальгия. По крайней мере, научилась шутить по этому поводу «Нет, у меня просто аллергия на все красное». Но опухоль держалась два дня, и я два дня писала.
Прямо болдинская осень, блин.
 Субботу на станке отработала ударно, возместила все затраты по написанию «романа», а в воскресенье случилось невероятное.
 У Сашки-негра двумя днями раньше был день рождения, и я подумала, что уже проехали, однако, оказалось, что справлять день рождения, решено в воскресенье вечером, в ресторане напротив « Белой Лабуди», почему вдруг там – там кухню хвалили.

 Саша мучался до последней секунды, а в последнюю секунду, получив мои уверения, что я не буду устраивать скандал, сказал «Конечно, приходи». Я купила пару бокалов, и с Люсей и с подошедшим Феликсом, повлеклась навстречу року.

 21

 Столик был зарезервирован заранее, мы пришли – там сидели только Виталик с Линдой, ужас.
 - Привет!
 - Привет!
 Мы сели, как умники, посередине стола. По правую руку от меня села Люся, а по левую Феликс, а уж за Феликсом сидел Виталик, так что я его, слава Богу, почти не видела. Зато Линда сидела напротив него, и ее мне было видно как на ладони.
 Ну, смазливое личико, будто точеное. Губы только несоразмерно большие по сравнению с остальным прочим. Нос длинный. Да она вылитая мышь белая!
 Постепенно стали подходить гости, а вслед за всеми, наконец, прибыл и виновник торжества. Извинился, что им с Симоной долго пришлось маленькую Аничку торкать, прежде чем она заснула и осталась под присмотром бабушки. Сразу все бросились вручать ему подарки.
 Когда дошла очередь до Виталика, он произнес прочувствованный тост, а потом сказал, что ему пора на репетицию, но что он, в общем, постарается вернуться к концу застолья. Линда подсела к прочим, и на четвертой, или пятой рюмке, я даже с нею чокнулась.
 Это пьянство.
 Я, когда напьюсь, всех обнимать готова. Ни ревности, ни принципов, ничего не остается, только жаль всех и все.

 22

 Когда в одиннадцатом часу вечера вернулся Виталик, я уже вдоволь нахохоталась с Феликсом. Да простит меня Линда, свое недоеденное мясо я передала Виталику. Это по привычке. Он взял. Тоже по привычке.
 Выходили из ресторана самыми последними около двенадцати ночи, у меня в руке оказалась початая бутылка вина, и я из нее прихлебывала. Надо же, одно присутствие Виталика оказалось способным сломить мое двухнедельное воздержание!
 Вдруг Виталик меня погладил по плечу. Можно сказать, потерся. Он всегда так делает, когда хочет что-то ласковое сказать мне. Я остановилась и посмотрела на него. Может быть, он хочет попросить у меня глоток вина?
 Он остановился и посмотрел на меня.
 Все уже давно ушли вперед, и Линда со всеми, а мы все стояли и пялились друг на друга.
 - Ты первая начала, - наконец, произнес он.

 - В смысле? – сказала я с вызовом.
 - Ну, эта любовь, начавшаяся со свального секса, ни к чему хорошему привести не могла…
 - Фуй, - сказала я, - как тебе не стыдно четыре с половиной года повторять одно и то же! Хорошо, я тоже повторюсь – свальный секс это нечто иное, мне исполнялось сорок лет, я хотела проснуться рядом с мужчиной, и проснулась с ним. Очень жаль, что это был не ты.

 Ирина Беспалова.