Назад на небо часть 3

 НАЗАД НА НЕБО

 Часть Ш




 По утрам, когда я чищу зубы, меня беспрестанно тошнит.
 Может быть, нужно менять образ жизни.
 А, может быть, нужно менять зубную пасту.

 1

 Вечером Виталик не позвонил, утром снова не объявился, из чего я сделала вывод, что он все-таки решил Линду трахнуть.
 - Ерунда, - сказала Никольская, когда выяснилось, что места на Гавелаке нет, и за кофе выслушав мой скорбный рассказ, - Пойдем лучше в сауну, раз все так тошно. Самое место тоску разгонять.
 В третий раз, растянувшись на второй полке полка, и, уже правильно попотев, мы остались в парилке одни, можно было громко и смело разговаривать по-русски:
 - Главное, даже Наташа понимает, что так не играют с чувствами женщин.
 - Да при чем тут женщины. Так не играют с жизнью. Он хочет заиграть с жизнью Линды, со своей собственной жизнью, а еще и с твоей, Ира. По-моему ты должна Виталика забыть (она сказала « на Виталика забить»).
 - А вдруг он в последний момент не сможет ее трахнуть, Марина, еще не вечер.
 - Надейся, - сказала Никольская, - но не далее, как до утра.

 Вечером Виталик не позвонил, из чего я сделала вывод, что он все-таки Линду трахнул.
 - Забудь, - утром сказала и дочь, милостиво согласившись выпить со мной кофе в восемь часов утра.
 - Кого? Виталика?! – не поняла я.

 2
 
 Весь день я провела в трансе. Заработала две тысячи крон.
 Всю ночь я просидела за компьютером. Написала восемь глав.
 Ах, если бы и деньги зарабатывать в таких количествах, в каких пишутся главы, когда ты одинок и предан!
 Правда, три главы из восьми у меня уже были написаны, но вот пять следующих пришлось тащить прямо из головы. Каторжный труд, тем более, неблагодарный. Мне еще нужно, кроме рукописи и фотографий, к часу завтрашнего дня принести Левицкому тысячу крон, чтобы эту рукопись опубликовали. Так что нечего грешить на картинки. Картинки меня кормят, картинки меня веселят, картинки делают мою жизнь более яркой, чем она есть на самом деле. А картинки пишут художники. Некоторые даже пишут картины. Забыть.
 Забыть Виталика.
 Весь день я просидела за компьютером. Написала семь глав.
 Около девяти вечера зазвонил телефон. Я взяла трубку и довольно долго алекала в пустоту, никто не ответил. Номер был неизвестен, но Виталик мог воспользоваться и чужим телефоном. И еще у меня мелькнула мысль, и я ужаснулась. У меня мелькнула мысль, что Виталик может просто взять и приехать. И я не смогу его выгнать. Как я смогу его выгнать?! Факт, мне стало страшно. Я не смогу его выгнать. Это какой-то ужас.

 3

 Виталик приехал около одиннадцати вечера. С початой плацой фернета, сказал потом, что не выдержал и отхлебнул прямо у порога, пока ждал, пока я иду к двери. Для храбрости. Когда я открыла дверь, он ввалился с воплями:
 - Я не смог ее трахнуть, Ира, я не смог! Мне было противно.
 - Все-таки ты не до конца умер для чести, Виталичка, - сказала я, начиная всхлипывать и бросаясь ему на шею.
 - Теперь все будет по-другому, не надо плакать, - сказал Виталик, - давай уедем в Теплицы, дня на два. Я обещал тебе подарок на Новый год.
 - До Нового года целых две недели!
 - Да нам - то какая разница!

 Утром я не пошла на работу, ибо не спала два дня и две ночи, мы договорились встретиться с Виталиком у автобуса в половине восьмого вечера, и весь день я дрыхла. Даже рукопись Левицкому пришлось отвозить Наташе.
 У автобуса Виталик встречал меня огромным букетом красных роз.
 В Теплицкой квартире за неуплату электричества отключили свет.
 Хорошо, что в кухонном шкафу нашлось десять свечей в целой упаковке, оставшейся от самого новоселья.
 Три свечи мы поставили в зале, три в кухне и одну в ванной. Потом в ванной поставили еще две свечи. И вот в этой-то ванной, при свечах, мы с Виталиком…

 4

 Интересно, как это я, еще два года назад, под впечатлением от современной литературы, отваживалась на сексуальные сцены? Ума нету, никто не подарит, - говаривала Наташкина елизаветинская подружка, Бог мой, Елизавет!
 Мы там имели такую квартиру, в которой, если приходил Сашка, первый Наташкин муж, с работы, - место для меня оставалось только в кухне, между батареей и кухонным столом на табурете. Елизавет!
 Вместо него мы теперь имеем Теплицы – курорт в Северных чехах, в горах, с горным воздухом, с минеральной водой, с видом из всех четырех окон на два средневековых замка! А в кухне я с тех пор не сижу, хотя пришлось бы сидеть на всех шести стульях, которые туда помещаются, за огромным столом из черного дерева.
 В Теплицкой квартире красота. Она прямо там поселилась, и всякий раз меня ждет, и всякий раз я ей поражаюсь. Могу с гордостью сказать, что такие же чувства охватывают Наташу. Такие же чувства возникают у моих девчонок. Такие же чувства испытывает Виталик. Во всяком случае, утром, как только мы проснулись, он заторопил меня к пану Вавричке.
 - Погоди, сначала нужно сгонять на электрарню. Ты можешь это время поваляться в постели, я возьму такси, я мигом.
 Разумеется, с наскоку, ничего не вышло. Я заполнила какие-то бумажки и заплатила восемьсот крон за подключение счетчика. Они его просто сняли и унесли, умники. А принести и повесить, после того, как я заплачу долг в триста крон – это у них сегодня времени нет, приезжайте на следующей неделе.
 - Ты же знаешь, как чехи работают! – сказал Виталик, заключая меня в свои сонные объятия, - лучше полежи рядом, погрейся.

 5


 Потом мы пошли к Вавричке. Вавричка – это легенда.
 Зеркало, которое нам понравилось, было затолкано в самый дальний угол, и прикрыто самым невзрачным хламом. Это Виталик его откопал. Оно было в кованной оправе. Высокое, тяжелое, с двумя латунными стрелами наверху и еще к нему прилагался латунный полумесяц. А ведь я даже не померила высоту ниши, в которую оно должно было встать в прихожей!
 Встало идеально. Вавричка – тоже чех, а работает как часы. Чех ли? Он отвез это зеркало вместе с нами прямо к дому, и его хлопцы втроем это зеркало втащили на наш седьмой этаж. Я дала им по стовке. А пан Вавричка заодним упер все старые двери, которые захламляли пожарный закуток на лестничной площадке. Порядок.
 Когда мы всех проводили, закрылись и встали перед зеркалом - оказалось, что мы там отражаемся, как маленькие дети. Из глубины столетий смотрело на нас это зеркало, и свет его не был тусклым. Свет его был серебряным.
 К вечеру мы накупили новых десять свечей.
 Три поставили в зале, три поставили в кухне, три поставили в ванной, а десятую свечу я поставила перед зеркалом.

 Через два дня, совершенно оторвавшаяся от реальности, я встретилась с Никольской под справой Гавелака, она вернула меня на землю. Она сказала, что если любимый человек дарит тебе зеркало, - это к расставанью. А, может быть, даже к смерти.

 6

 Блин, я две недели не прикасалась к компьютеру!
 Вот что значит – за сутки написать пятнадцать глав!
 Нет, не надо грешить на печатное слово.
 Вот что значит – две недели жить с любимым человеком душа в душу!

 Мы отметили католическое рождество, мы отметили Новый год – беспрерывно работая. Мы заработали кучу денег – и я, и Виталик, и даже не устали при этом. Мы не напивались, не ругались, мы относились друг к другу, как к серебряным сосудам. Я не знала, чем еще его потешить, и каждый вечер готовила какое-нибудь новое блюдо.
 - Наконец-то в доме запахло домом! – радовалась Наташа.
 - Да ведь это же твой дом! – говорила я.
 - Он мой, когда вы здесь оба. Когда ты одна, мама, ты вечно цепляешься ко мне по пустякам. Когда вы оба – тебя не слышно, не видно, разве что осязаемо по запахам из кухни.

 - Не знаю, не знаю, - каждое утро пожимала плечами Никольская, - все это странно. Мне кажется, ты не простила Виталика, и никогда не простишь, а сейчас просто изображаешь счастье, которого нет.
 - Напишу – будет, - смеялась я.
 Так продолжалось до тех пор, пока Виталик не засобирался в подвал.
 Опять началось – мне нужно переодеться, мне нужно постираться, мне нужно проверить счета, мне нужно побеседовать с хозяином подвала.
 - А нельзя ли после работы вместе к тебе поехать, переодеть тебя в чистые вещи, забрать грязные и постирать их на Моджанах?
 - Нет, нельзя, Ира. Я еще хочу побыть один.
 - А не хочешь ли ты побыть с Линдой?!
 - Что ты такое сказала? Что ты такое сейчас сказала?!
 - Что слышал.

 7

 И вот уже три вечера подряд я общаюсь с Виталиком по телефону.
 И вот уже три вечера подряд я пишу текст.
 И вот уже три вечера подряд я думаю, что Никольская права.
 Где он сейчас? Что он сейчас делает? С ком говорит в данную минуту и о чем? Куда идет сразу после работы? Что делает дома? – я все время кручу в голове эти вопросы, и безрезультатно. Бесплодно. Я бы даже сказала, бессмысленно. Что бы мне Виталик ни говорил – я думаю, что это ложь.
 Неужели я действительно только делаю вид, что простила его? Неужели это непростимо – предательство?! А как же Христос?!
 В глубине души я мечтаю о мщении, страшном, сладком мщении.
 
 Позавчера было минус сто пятьдесят, и вчера минус четыреста. Простите, разумеется, не градусов, а крон. Чешских. Холод, пустота, жуть. Гавелак стоном стонет. Раньше мне казалось, что во второй половине января только картинки не продаются, а сувенирщики кое-как бойко торгуют. Теперь вижу – все умирают. Пустота. Мне Наталья говорит, что я очень от продажи завишу. Она говорит – не от денег, мам, не обижайся, а именно от продажи. Тебе кажется, что когда ты продаешься – ты востребованная. Ты нужна кому-то. А как не продаешься, так ты – дерьмо.
 - Так не «кажется» – так есть. И, причем, у любого продавца Гавелака. Мы умираем от ненужности.
 - Так сядь и пиши.
 
 Только я принялась за текст, позвонил Виталик.
 - Не возражаешь, если я сегодня приеду?
 - Нагулялся?
 Он положил трубку.

 Никольская с утра ухмылялась. Я сказала, что стукну ее по голове, если она не прекратит. Вечером снова звонил Виталик. Я разрешила ему приехать.
 

 8

 Накануне Старого Нового года Левицкий пригласил всех в Дом науки и культуры при Посольстве РФ на раздачу слонов. Вечером.
 Маришка как раз вернулась из Швейцарии, где присутствовала на открытии своей персональной выставки, и пришла к нам с Никольской на Гавелак. Они пообещали меня ждать у пана Семивола в кафе, в пассаже у Радницких.
 - Какой еще пассаж, - сказал Виталик, - Я тебя лучше в подвале подожду. Я тебе приготовлю праздничный ужин.
 До Дома науки и культуры и обратно я обернулась за сорок минут.
 Но девчонки успели выпить по два панака.
 Мы выпили вместе, и приступили к читке второй части «Одиссеи». Никольская текст глотала, Маришка тормозила. Я ждала Маришку. Никольская останавливалась и ждала нас. И не было мне в ту минуту родней этих двоих. Я забыла о времени.
 Когда мы расстались, был двенадцатый час ночи.
 Виталиков телефон молчал.
 Я не решилась ехать к нему посреди ночи.
 Тем более, мы с девчонками изрядно наклюкались. И немудрено – вот зачем читать им всякие воспоминания, добро бы я написала – какой Маришка замечательный художник, какая Никольская – замечательная жена художника. Но до этого еще не дошло. Повествование.


 На следующий день, не сговариваясь, все встретились у последнего автобуса, отходящего на Теплицы. Никольская, Маришка, я и Виталик. Он позвонил мне утром, как ни в чем не бывало, и сказал, что, дожидаясь меня, заснул. Что касается праздничного ужина, он захватил его с собой, в Теплицы.
 - А я захватила с собой десять свечей, - сказала Никольская.
 - И я десять, - сказала Маришка.
 - Там уже сделали электричество, Наташка ездила и все решила.
 - Да нам – то какая разница?! – сказал Виталик.


 9

 В Теплицкой квартире свет не горел. Счетчик стоял на месте, а свет не горел. Виталик пощелкал рубильниками, и успокоился. Девчонки заорали «Ура!» и мы поставили пять свечей в зал, пять свечей в кухню, две свечи в спальню, две свечи в детскую, две свечи в ванную, две свечи в прихожей у зеркала и две свечи в абсолютно пустой кабинет внесла Никольская со словами:
 - Ты давай что-нибудь придумывай на свой день рождения в свой кабинет, блин, писатель ты, в конце – концов, или читатель? Мы тебе поможем частью, сложимся.
 - Ты мне лучше помоги салаты нарезать. Уральский Старый Новый год пришлось в автобусе встречать, так еще и Московский провороним!
 
 Я резала все на «шопский», благо, мельчить особо нечего, Маришка на «крабий», а Никольская все на «оливье», попутно приговаривая - «главное, чтоб все было нарезано как можно мельче», бедная Маришка! Виталик ходил между нами, подливая вино в бокалы. Но Московский Старый Новый год все равно пришлось встретить с кухонными ножами в руках.
 Зато, на Украинский Новый год, когда все уже было готово, с бутылкой пятизвездочной «Метаксы» явилась Люся. Все тут же про вино забыли. Минут через пятнадцать пришла Маша, продавец в галерее у Люси, хорошая девочка, и принесла бутылку шампанского. Перед самым Старым чешским Новым годом - в дверь постучал Саша Серебряный с бутылкой виски.
 Как мы только дом не подпалили!!
 Проснувшись глубоким утром, я обнаружила, что сожгла указательный палец на левой руке. Это я все таскалась со свечкой из зала в прихожую и каждому демонстрировала, какое маленькое отражение имею в Виталиковом зеркале!
 - Да и ты небольшой, - помнится, заявила я двухметровому Саше.
 - По крайней мере, я еще себя так целиком не видел, - согласился Саша.

 «Гости» ушли не раньше трех. Не «гости», а люди, у которых в Теплицах у самих по хоромам. Серебряный, например, имеет трехкомнатную квартиру в особняке, в центре. Люся четырехкомнатную двумя этажами ниже. Может быть, мне действительно пора менять образ жизни?!
 Виталик раньше всех угомонился почему-то в детской. На него благотворно влияет горный воздух, он и проснулся позже всех. Мы с Маришками уже успели принять по ванне.
 - Ты хоть помнишь, что поставила в духовку гуся с яблоками? – спросила меня Никольская.


 10

 Гусь чудом не сгорел. Напротив, золотился каждой клеткой своей гусиной кожи. Автопилот. Или Виталик. И точно известно, что салаты убирала в холодильник Никольская.
 - Так, девочки. Сначала дело, а потом пир, – сказала Никольская, - Сбегаем к Вавричке, что-нибудь присмотрим Ирине на день рождения. И вообще.
 Виталик спросонья вытащил тысячу крон и сказал:
  - Это за меня и за тебя, - и опять уснул.

 Мы купили хрустальную люстру за две с половиной тысячи крон в спальную комнату. Мы не удержались. Эту люстру нужно было только отмыть, и она засверкает на все пятнадцать.
 К обеду, уже управившись со всеми делами, и даже положив люстру в полную ванну мыльного раствора, мы засели за праздничный стол, который ломился, и тут на пороге возник заспанный Виталик.
 - Девушки, - сказал он, - Сколько можно пить?!
 - Иди, Виталик, к столу, не вредничай, - ответила Маришка, - Ты бы видел, какую мы люстру купили! В ванной лежит. Купается.
 - А мне в ванной не полежать,- не сдавался Виталик, - не выкупаться.
 - Да ты сначала поешь и попей, - сказала Никольская, самозабвенно воюя с гусиным крылом, - Мы там такую кожаную «соуправу» видели, закачаешься. Как раз в кабинет писателя.
 - У большого дивана кожа, как у старого бегемота! – мечтательно вторила Маришка. Она-то знает, что такое бегемот.
 - Скорее, как у древней черепахи! – веселилась я, абсолютно не представляя, что такое древняя черепаха, - На этом диване, наверное, сам Ильич сидел, когда работал в Мюнхенской библиотеке!
 - Давайте по одной, - сдался Виталик.


 11

 Через два часа, когда пришла Люся, мы опять не вязали лыка.
 - Девочки, вы находитесь на горном курорте, и, вместо того, чтобы пойти в бассейн с минеральной водой…
 - Глушим тут водочку, - согласилась Никольская, - На счастье, для тебя мы приберегли бутылочку «Кагора».
 И Люся сдалась.
 Мы поставили рекорд – мы просидели за столом четырнадцать часов кряду. У нас был единственный перерыв – когда Маришка, под руководством Никольской, прикрепяла люстру на отведенное ей место. Все происходило при свечах.
 Утром еле доплелись до автобуса.
 - Так наотдыхались, что на работу я не пойду, - пожаловалась Маришка.
 - Ты же первая, - сказала я.
 - Наплевать, - сказала Маришка и в автобусе тотчас же вырубилась. Мы последовали ее примеру.
 В Праге, такой неопрятной и большой, после Теплиц, Виталик взял у меня ключ и поехал отсыпаться на Моджаны. Никольская сказала, что она тоже пас.
 Я одна пришла на работу и отработала целый день. Одна!
 Я заработала тысячу крон и привезла их Наташе со словами:
 - Поезжай в Теплицы и добей это электричество к чертовой матери

 Утром, достав свои ключи, я начала показывать Виталику какой ключ от какой двери, потому что он накануне действовал как взломщик, и только тут обратила внимание на маленький ключик, явно не от Моджан. Это оказался ключик от почтового ящика в Теплицах!! И только оттого, что он был не на той связке ключей – весь этот сыр – бор об электричестве?! Восемьсот крон за подключение счетчика, тысячу крон Наташе на дорогу, оформление нового договора, четыреста пятьдесят крон за посещение нашей квартиры членом комиссии кооператива с разрешением подключить свет! Еще тысячу Наташе на вторую поездку, чтоб этот договор получить!!
 Ах, черт возьми, собственная квартира – это не только чувство собственного достоинства. Это натуральная зависимость от любого ее каприза, это обещание ухаживать за ней, делать ей подарки!
 - Я, пожалуй, выйду вместе с тобой, - сказал Виталик, не было и восьми часов – понедельник, нужно край в девять тридцать быть у справы, - И я, пожалуй, поеду сегодня в подвал. Знаешь ли, Ира, я хочу купить туда двуспальную кровать, как у тебя в Теплицах, чтоб …
 - Полностью выветрился дух Линды, - подхватила я.
 Вот зачем я опять ляпнула про эту Линду?!
 


 12


 Я опять не видела его три дня, и только каждый вечер мы довольно сухо разговаривали по телефону. Он купил не только двуспальную кровать, он купил стиральную машинку. И еще он мечтал о новом холодильнике. От бабушкиных денег, которые ему выслала мама, оставалось тысяч шесть, а тот холодильник, который ему нравился, стоил девять. Виталик мечтал махом заработать недостающую сумму. Я вяло отговаривала его, что продажа начнется только дней через десять, не раньше. Но он упрямо сидел в своем подвале и упрямо грезил о холодильнике.
 На третий день мы забрели с Никольской в «Жетецкую». Там случайно встретились с Люсей и ее Иришкой, напротив Люси сидел Сашка-негр. Как Виталик «считается» с Павловым, так Люся никогда не «считается» с Сашкой. У них все подсчитано и все как в аптеке каждый день.
 - Ты не держишь свое слово, - вдруг сказал, обращаясь ко мне, Саша.
 - Какое слово? – страшно удивилась я.
 - Да ты же клялась и божилась, что Виталика обратно не примешь!

 За столом воцарилась тишина. Надо же, у меня вот уже два месяца медовый месяц, а люди что-то думают по этому поводу, высказывают свои мнения.

 - А он и не спрашивал, - глупо сказала я, - Он просто пришел и все. Он даже прощения не попросил.
 - Ну и почему, Ира? – воскликнул Саша.
 - Потому что я его люблю.
 - Ах, как все это сложно, - сказала Люся.
 - Ничуть, - встряла Никольская, - От женщин вообще нельзя требовать логики. Особенно от любящих женщин.
 - Все равно. Я бы ни за что не простил, - сказал Саша упрямо.
 - А кто тебе сказал, что она простила? – опять за свое взялась Никольская.

 - Тихо, - вдруг сказала Люсина Иришка, - Вот он идет.


 13

 - Я почему-то знал, что застану тебя здесь, - сказал Виталик. И, демонстративно оглядев всех присутствующих за столом, заказал себе пиво и рюмку водки.
 - За то, чтобы друзья всегда понимали наши поступки, - сказал он тост.
 Я смутилась.
 - Или, если не понимают, хотя бы принимали нас такими, какие мы есть.


 И все ушли, а мы остались
 - Ира, за что бы я ни взялся, у меня ничего не получается.
 - Глупости, ты купил двуспальную кровать, стиральную машинку и мечтаешь о новом холодильнике.
 - Не смейся. Холодно. Людей нет.
 - Повторяю. У тебя сегодня плюс триста, у тебя всегда плюс триста, а у меня сегодня минус четыреста. Может быть, тебе слишком легко живется?!
 - Может быть, у меня авитаминоз? (раньше он говорил «депрессия»)
 - Хочешь, я куплю тебе витамины?
 - Ира, не смейся.
 - Я не смеюсь, я не знаю, чем тебе помочь.
 - Мне было бы достаточно и того, чтобы ты относилась ко мне по-прежнему.
 - Я отношусь к тебе по-прежнему. Я отношусь к тебе лучше, чем по-прежнему, хотя лучше не бывает.
 - Бывает, - сказал Виталик, вызвал Деда, и мы помчали на Моджаны. Но как только Виталик попал в такси, он уронил мне голову на колени и заснул. Пришлось нам с Дедом его вдвоем до лифта переть. И храпел он всю ночь так, что мне пришлось отправить Владика на диван в зал, а самой улечься на его кровати.
 Впрочем, Франтик храпел тоже.


 14

 - Если бы я тебя не нашел в «Жетецкой», все было бы по-другому, - сказал Виталик утром.
 - Никогда не поверю, что можно так опьянеть с двух бокалов пива.
 - И четырех панаков водки, Ира, не забывай.
 - И зачем же ты так много пил?
 - Я не знаю. Мне плохо.
 - И мне нехорошо. Ты, как отсутствуешь по три дня, тебе всегда плохо. Может быть, ты эти три дня с Линдой встречаешься, а потом у меня отсыпаешься по неделям?!
 - Ты с ума сошла, - сказал Виталик
 - Да, я сошла с ума. Как только ты отсутствуешь, я думаю, что ты трахаешь Линду.
 - Да я же тебе докладываю каждый вечер, что делаю, что ем, что пью, что думаю.
 - Я переоценила свои силы, Виталик. Я не могу жить без тебя ни минуты.
 - А я не могу жить с тобой.
 - Почему?
 - Потому что я постоянно чувствую себя виноватым.

 Вечером он «отпросился» в подвал. Я не настаивала.
 На следующий день у нас состоялась Презентация второго альманаха «Графоман».
 Левицкий поручил мне принести четыре сорта колбасы по полкило. Надежда-поэтесса, учитель французского языка в чешской гимназии, обязалась принести десять батонов белого хлеба, три булки черного и две пачки сливочного масла.
 Пока гости собирались - мы в шесть рук, (я прихватила с собой Никольскую), налепили четыре подноса бутербродов. Левицкий – надо отдать ему должное - приволок семь пятилитровых галлонов итальянского вина. Гостей было человек пятьдесят, и все они были как с голодного края.
 Когда всех пригласили в зал, где на сцене священнодействовал Левицкий, оказалось, что отрывок, который я собиралась прочесть из «Солнца осени», читать не придется, так как заявку на участие в «программе» нужно было подавать за две недели. Но я-то дома, пока выбирала отрывок, перебрала весь текст, и пришла к заключению, что он сырой! Какие там есть пассажи! Какой еще пассаж, как сказал бы Виталик. Нужно срочно звонить моим князьям-издателям, и возвращать рукопись на доработку!!
 - Ты что здесь стоишь? - спросила Никольская, выходя из зала, - Там народ на сцену смотрит, открыв рты!
 - А у меня еще пятилитровая бутыль вина в заначке осталась, - сказала я угрюмо.

 И тут же к нам присоединилось человек десять.
 Среди прочих – такая яркая, большая и очень энергичная женщина. Она представилась Ольгой Синенькой. Она сказала, что ее газета – газета «Пражские новости», самая старейшая из русскоязычных газет в Праге, в этом году, первого марта, ей исполняется семь лет.
 - Я, извините, газет не читаю, поэтому не имею чести знать…
 - Бросьте, Ира, я читала Вашу «Галерейку» в «Пражских огнях», и нахожу Вас талантливой девочкой. Если Вы, допустим, подарите мне один из своих «Узбеков», я помещу в своей газете отрывок из него. И может быть, рецензию.
 - Если только она будет правдива, - сказала я.
 - Зуб даю.
 Я принесла с собой десять «Узбеков» на продажу. Я не продала ни одного, все резала бутерброды. Я сказала:
 - Да ради Бога! - и тут же услышала, сбоку:
 - Так это Вы написали «Галерейку»?! Очень-очень свежо. Я, помнится, только ради «Галерейки» и покупал этот журнал, и очень расстраивался, когда не находил очередной главы.
 - А Вы кто?
 - Я? Гриша. Ваш первый читатель.
 - Нет, моя первая читательница – Рая.
 - А она кто?
 - Она Рая. Это все, что я о ней знаю.

 15

 - А можно мы будем Вашими читателями номер три и номер четыре, - вдруг сказала темноволосая девушка с азиатским овалом лица, стоявшая рядом с мужчиной в дорогом костюме.
 - Вы хотите купить мою книгу?!
 - Конечно.
 - А как Вас зовут?
 - Майя.
 - Все, Майя, с Вашей помощью я выиграла у Стариковского бутылку шампанского. Он сказал, что за такую цену я не продам ни одной своей книжки.
 - А какая цена?
 - Двести восемьдесят крон. Это не я, это издатели.
 - Оставьте себе двадцать крон на кофе, - сказала она, подавая мне триста крон.
 - Лучше я их оставлю на одного панака, - засмеялась я.
 Чем писатели – не то же самое высшее сословие лакеев?! Вон Бальзак пишет «Сидели на пороге буржуазии», и, ложью проникая в дворянские дома – «незаметно подготавливали их падение». Что-то я устала читать этого Бальзака. Разве дворянство и буржуазия – не небо и земля?!

 Еще концерт не закончился, около нашей стойки сгруппировалась половина зала. На одну пятилитровую бутыль многовато.
 Пока все соображали, есть ли поблизости, или в самом центре, какой-нибудь буфет, позвонил Виталик и сказал, что торжественный ужин, по случаю презентации второго номера альманаха, он не намерен снова отвозить в Теплицы и там выбрасывать. Тем более, что этот ужин нам приготовят в ресторане напротив. Про «истоту».
 Я подхватилась и полетела, позабыв про Никольскую.
 Я даже забыла про Синенькую.



 16


 Но Синенькая про меня не забыла.
 Мне позвонила Ирина Батурина, и, посетовав, что я вчера так быстро исчезла, сказала, что у нее ко мне серьезное предложение. Что Игорь Кронный задумал издавать собственную газету, и она, как особа, приближенная к императору, назначается главным редактором, а меня, так и быть, берет в замы. Мол, у нее есть кое-какой опыт, а у меня так просто опыт коллосальный, и вместе мы свернем горы, разумеется, не в ущерб основному месту работы.
 - Ира, - сказала я, - я очень польщена, но я уже сто сорок семь раз говорила, и придется повторить в сто сорок восьмой – что я больше не буду заниматься журналистикой. Меня от нее тошнит.
 - А-аа, - сказала Ира Батурина, - ты, значит, не для денег пишешь, а для души…Тогда я тебя предупреждаю – сейчас тебе будет звонить Синенькая – о нашем разговоре ни слова.

 - Я прочитала Вашу книжку, - сказала Ольга Синенькая, действительно, позвонив через пару минут, - Кроме рецензии, которую я Вам обещала, мы еще опубликуем отрывок из нее на разворот. И сообщим, что книжка продается в редакции. Смогут Ваши издатели сделать дополнительный тираж? А еще объявим ее самым успешным произведением года, и первого марта, на презентации семи лет газеты «Пражские новости» вручим Вам кубок газеты, как победителю конкурса на лучший дебют.
 - Я потрясена, - сказала я.
 - Держитесь за меня, - сказала Синенькая, - и Вы не пропадете.

 А я-то думала, что накануне поработала буфетчицей!!



 17

 Вечером мы сидели в «Золотой лире» - Виталик, я, Никольская и Маришка, и так я нахвасталась, что закатила Виталику оплеуху, а он мне две. Я убежала из ресторана, и даже проехала одну остановку, когда девчонки меня вернули. Мне пришлось идти обратно пешком, и Никольская буквально запихнула нас в приехавший трамвай. Виталик решил выйти через две остановки, я сказала:
 - Если ты сейчас выйдешь, то выйдешь навсегда.
 Он вышел.
 А через четыре остановки перезвонил, и сказал, что догонит меня на Деде.
 Это была уже даже не мыльная опера.
 Виталик сказал, что если я его еще раз ударю, он меня убьет.
 Я сказала, что я его не ударила, а просто откинула его руку, которой он схватил меня за волосы.
 - Я тебя не хватал! Я тебя сексуально дернул!
 - Откуда это ты взял, что дергать за волосы – это сексуально?! – заорала я, - Третий класс церковно-приходской школы?! Это было больно!!!
 - Да не было тебе больно! Это Синенькая тебе вскружила голову, долбанная ты писательница!
 - Не смей!
 - Ира, с тобой невозможно стало разговаривать!
 - При чем тут разговаривать?! Хочешь, я тебя дерну за волосы?!
 - Если ты меня сейчас дернешь за волосы – я тебя убью.
 - В порыве страсти? Как ты мог при девчонках ударить меня?!
 - Я только сожалею, что ударил женщину в твоем лице.
 - А я сожалею, что ударила мужчину в твоем лице всего один раз.


 18

 Помириться нам не удалось. Виталик как приехал на Деде, так и уехал. Оказалось, дома Наташи нет. Она уехала на встречу с русскими евреями, которые приехали аж из Израиля, а играют в ту же самую игру, что и Наташа с Франтой. По Интернету. Франта ехать отказался, и, пока я готовила ужин, ныл мне про то, что Наташа ничего в доме не делает, целый день сидит за компьютером, везде «хлив», «вечери» приходится ждать до девяти, а уж чтоб в машинку белье затолкать – нужно просить по пять раз.
 - Я тебя уже тоже пять раз просила поменять лампочку в люстре, - вяло отбивалась я.
 - Вы можете сами зайти за этой лампочкой после работы! – орал Франта.
 - Да я ни черта не понимаю в лампочках! – повышала голос я, - В конце-концов, кто в доме мужчина?!
 - Мужчиной я себя не ощущаю! Что бы я ни говорил – Наташа улыбается и продолжает ничего не делать!!
 _ Она делает, Франта! Скажи спасибо, что твой сын жив и здоров!! К тому же она учится!
 - Она учится всего два раза в неделю! А в остальное время – она играет в эту проклятую компьютерную игру!
 - Да ты же сам в нее играешь!
 - Я играю всего два часа вечером!!


 И так по кругу, по кругу, пока, наконец, не готов ужин. Мужчины садятся в зале за стол, и, слава Богу, все затихает. Мужчину нужно только вовремя накормить – я прихожу к выводу, что Виталик был голодный. Самое время подумать.
 Что с нами происходит?
 Что происходит со мной?!
 

 19


 Сама церемония награждения происходила быстро и красиво. Разумеется, в Доме науки и культуры при Посольстве РФ (И когда уже я запомню, как он правильно называется?) Ольга Синенькая объявляла победителя в номинации, все это были, в основном, фирмы, ведущий вручал кубок, представитель фирмы говорил несколько слов, когда вызвали меня, я, запинаясь, сказала «Спасибо большое, я вас всех люблю», и мое выступление Виталику понравилось больше всех. Мы помирились с ним буквально на следующий же день, как протрезвели.
 Все мои любимые сидели в пятом ряду, а я в первом, рядом с Синенькой, и, когда выступали артисты (а их было шесть), я дарила им цветы по указке Синенькой. И было мне странно, что это делаю я, так, что даже спросила:
 - Неужели нет никого из редакции?
 - Все здесь, - холодно ответила Ольга, - Хотите – познакомлю?
 И по ее тону я поняла, что не хочу.
 Бог их знает, почему у них так получается. Мой первый редактор в Чехии – Юлька – тоже не переносила своих сотрудниц. В результате какая-то из них ее подсидела, и она лишилась места. То ли дело в нашем мире художников!
 Никто у художника не может отнять работу, потому что никто, кроме художника, его работу сделать не может. У нас нет интриг, нет козней, у нас даже нет - сплетен – художник сам себе работу придумывает, и делает только то, что любит делать. Любит и умеет. А то, что один бывает успешней другого, так это степень таланта. Ну, кто будет спорить о степени?! Или она есть, или ее нет. Проще пареной репы.
 В общем, по окончании торжественной части всех присутствующих пригласили на фуршет в фойе. О том, что единственный автор, награжденный кубком, будет продавать книжку, за которую был награжден, Синенькая объявить забыла. И мне пришлось самой приставать к присутствующим, после того, как они утолили свой первый голод.
 Барную стойку поделили два спонсора. С винами и с тортами. Вот они-то, несчастные, и купили у меня по одной книжке. Третью я подарила пани Ноне, известной меценатке всех русских художников, когда-либо проживавших в Праге за последние тридцать лет, а семь оставшихся экземпляров в сердцах запихала обратно в пакет. Какое убожество, эти наши предприниматели!
 Двое из тех, к которым я приставала, сказали, что они вообще книг не читают, некогда. А третий меня добил. Он сказал, что деньги у него в машине, а ему не хочется бежать в машину по такому холоду. Триста крон! Это для него деньги, которых у него нет с собой! Вот уроды. И что сделаешь с такими предпринимателями?! Неужели они поднимают чешскую экономику?! Да они свой зад поднять не могут.
 Если б не Синенькая – я бы ушла обиженная.
 Она заставила двух главных спонсоров раскошелиться дополнительно – одни подарили мне бутылку французского вина, а другие – торт. Розы, роскошные, белые розы, - пять штук – привезла мне Надя Елинкова – привезла, подарила, поцеловала и уехала. Замечу, опять же, она продает картинки на Гавелаке. Как все-таки людей облагораживает искусство! Это вам не пресса.

 20

 Виталик меня, всю в подарках, повез в подвал.
 Мы из этого кубка буквально выпили по глотку того вина, и он рухнул на кровать как подкошенный. Слишком переволновался за меня, словом. Я вызвала Деда и уехала домой. Не могла же я в новом костюме от «Маркса Спенсера» утром пойти на работу.
 - Ты меня нисколько не любишь, - сказал Виталик, проснувшись. Какое чудо – мобильный телефон. Сейчас даже не нужно находиться рядом, достаточно нажать кнопку.
 - Я люблю, но мне нужно было переодеться.
 - Для тебя наряды и почести важней!
 - Дурачок, мне нужно было переодеться!
 - Ты теперь с кубком, а я – гавно.
 - Виталик, ну хочешь, я брошу станек, и приду к тебе на Сходы?
 - Я Сходы не брошу, лучше я к тебе приду, после работы.
 - Я до этого времени еще сто раз тебе перезвоню. Люблю тебя.
 Но, видно, пересказывая Тарасу предыдущий вечер, Виталик переусердствовал. В результате, мы, по его инициативе, встретились в «Жетецкой». Там уже сидели Павлов и некто Женя со своей женой Наташей. Наташа прочитала десять глав из «Узбека», которые опубликовала Синенькая в своей газете, а Женя – вторую часть «Одиссеи» в альманахе Левицкого. Они оба мне пели такие дифирамбы, особенно Наташа, что Виталику опять стало тошно.
 - С тобой нет сладу, - говорил он мне заплетающимся языком, когда Дед мчал нас на Моджаны, - к тебе просто не подступись! Ты у меня развиваешь комплекс неполноценности!
 - Помнится, когда-то я лишала тебя инстинкта самосохранения.
 - Я не могу так, Ира. Я должен что-то подобное сделать сам!
 - Фигня это все, Виталик, через два дня забудется. А мы с тобой пять лет вместе.
 - Для меня это слишком много. Я чувствую, что застоялся.
 - А по-моему, залежался, - сказала я, когда он, едва коснувшись подушки, заснул.


 21


 - Давай, никуда не пойдем, - сказал Виталик, проснувшись.
 - Ты пойми, - ответила я, - что мое литературное творчество нас не кормит! Нас кормит только мой несчастный станек на Гавелаке.
 - Меня кормит Павловский станек на Сходах, - занервничал Виталик, - но, однако же, я готов оплатить твой единственный выходной день!
 Я не стала говорить ему, что это минус четыреста и еще законная штучка, которую я бы могла заработать. Я согласилась на его пачку сигарет и пакетик вина, пока готовила обед.
 Виталик до вечера просидел за игрой в Интернете. Он играет в футбол. Он там уже накупил каких-то супер-игроков, почище Абрамовича, и забирает кубки один за другим. Жалко, что виртуально.
 Вечером я не выдержала. Сказала:
 - Давай пойдем в какой-нибудь бар, посидим.
 - Тебе бы все сидеть, да сидеть, - вдруг разозлился Виталик, - Надо же и что-то делать!
 - Что-о? - сказала я, - Это ты кому говоришь?! Ты, который просидел весь день бог знает, за каким чертом?!
 - Я отвлекался от невыносимости бытия!
 - А что я, по-твоему, делала?!
 - Ты пыталась изображать из себя любящую женщину!
 - Все, - сказала я, - ты меня зае..л, отправляйся в свой подвал!
 - Ну, и какая ты после этого – женщина?
 - Я – нормальная. А вот какой ты после этого мужчина?!
 - Линда мне таких вопросов не задавала!
 - Ах, Линда!!! Мотай, е…сь со своей Линдой, придурок!
 - Ира, ты, главное, не ругайся. Литература не терпит мата.


 22
 
 Литература не терпит мата. Хорошо, я, стало быть, не терплю литературы. Я не могу иначе выразиться, когда внутри у меня все жжет, взрывается и клокочет, и выливается наружу матом. Простите, лавой. Хороший вопрос время от времени назревает в журнале «Кроссвордист в Германии». Казачья атака. Ответ – лава. Папин дедушка был донским казаком. Я прямо до корней волос чувствую, что такое – лава. Это когда мочи нет больше. Ни мочи, ни мочи.
 За что меня обижал Виталик?!
 За что Виталика обижала я?!

 Три дня он не звонил мне.
 Три дня не звонила я ему.
 Вот так и кончается любовь – внезапно.

 Факт, нужно менять зубную пасту.


 Ирина Беспалова.