Вторая ливанская

Дорогой Вова. Давно обещал тебе написать, но, по ряду причин эт цетера, эт цетера...

Сейчас, когда война закончена, и наступил, пусть шаткий, но все же мир, за дело взялись публицисты и аналитики. У меня большой соблазн присоединиться к ним, но я постараюсь его побороть и буду писать лишь о том, что видел сам.
Парадоксальным образом известие о начале войны с Хизбаллой пришло ко мне из России - в виде лаконичной смс-ки от родителей. Ничего удивительного: у меня нет ни телевизора, ни радио, ни компьютера с интернетом, а из русскоязычной прессы я (предпо)читаю только еженедельники. Некоторые подробности я узнал лишь на следующий день в ульпане. Учительница терпеливо рассказывает нам о происшедшем и пишет на доске новые слова: ракета, самолет, бомбоубежище, убитые, раненые. Я никогда не думал, что мне так скоро придется это учить. Впрочем, долго заниматься нам не приходится. Через несколько дней, прямо во время урока, приходит известие, что ракета попала в вагоноремонтное депо Хайфы, что в 30-ти километрах от нас. Восемь человек погибли на месте. У кого-то из девчонок начинается истерика. Все ждут, что следующие ракеты полетят на нашу Афулу. Нас отпускают домой - как оказалось, на месяц.
Отныне все разговоры крутятся вокруг войны. Стива это раздражает, как дилетантская болтовня - профессионала. Он говорит, что если мы начнем паниковать, значит, они нас победили. Его отказ реагировать на сигналы тревоги неразумен, но принципиален. Я тоже сохраняю спокойствие, но не потому что смелый, а потому что до сих пор не могу поверить в реальность происходящего. Надо ж, война... Ёптыть. Больше всего меня угнетает информационный вакуум, т.е. именно то, что еще неделю назад радовало, будучи синонимом сосредоточенности и покоя. Теперь мне хочется знать о каждой цели, пораженной нашими ВВС в Ливане, о каждом убитом террористе. В ближайшие выходные я еду к племяннику в Тель-Авив и двое суток сижу у него за компьютером. Во время этих бдений и рождается стишок про лидера Хизбаллы Хасана Насраллу.

Черножопый Хасан,
он - не друг мусульман,
а потеющий грязный урод.
Он ракету пускал,
он две кучи насрал,
и ЦАХАЛ его в жопу ****.

ЦАХАЛ - Армия обороны Израиля. А Насралла действительно потеет во время выступлений.
Просмеявшись, я отправил это в Рубцовск коллегам из телекомпании. Не знаю, что они там сделали, но на следующий день моим родителям стали звонить друзья и поздравлять с тем, что их сын вносит посильный вклад в борьбу с террористами... притом без всяких купюр. Моя мама, мало того, что пришла в ужас от самого произведения, так еще и испугалась, что опущенный Насралла теперь пошлет персональную ракету мне на голову.
Вскоре они (ракеты) действительно начинают падать на Афулу и Мигдаль а-Эмек, ближайшие к моему кибуцу города. Израильтяне к этому готовы, они знают, в какой стране живут. Существующие здесь системы противоракетной обороны ничего не в состоянии сделать с такой "мелочью", как "Град" (здесь их по старинке называют «Катюшами»), но могут, по крайней мере, зафиксировать ракету и дать соответствующий сигнал. Поэтому где-то за полторы минуты до предполагаемого падения начинает выть сирена. Ее звук отчаянный и истеричный, от него никуда не денешься. Своей протяжной спиралевидностью (как у молекулы ДНК) он вытаскивает из тебя всю душу и наматывает на себя. Под этот мучительный аккомпанемент можно добежать до укрытия, благо их понастроено достаточно. Хотя иногда и это не спасает. В одном из северных городов погиб парень - репатриант из Украины. Услышав сирену, он, жена и четырехлетняя дочь спустились в убежище. Там девочке стало холодно. Папа пошел домой за кофтой. На обратном пути попал под осколок.
Рано или поздно начинаешь понимать, что это все не шутки. И пусть кибуц Гинегар не представляет интереса для боевиков Хизбаллы, однако ввиду бестолковости последних, пущенная ими почти наугад ракета запросто может прилететь к тебе в качестве шальной пули. Просто потому что дура. Есть хороший анекдот про мужскую и женскую логику. На вопрос, какова вероятность, что завтра, идя по улице, вы встретите динозавра, мужчина напрягает голову и, проанализировав известные ему научные данные, отвечает, что где-то один на миллион. Женщина говорит: 50 на 50. Либо встречу, либо нет. Так вот, я тоже кое-что подсчитал, и у меня получилось один к десяти тысячам. В общем, не о чем особенно беспокоиться. Однако вот так сидишь иногда вечером на балконе, смотришь в небо, которое, согласно Писанию, было сотворено в первую очередь, и думаешь: прилетит, падла, или не прилетит? И как знать, может, тот украинский парень тоже был уверен, что его "шанс" - один из десяти тысяч.
Недели через полторы я начинаю сходить с ума от безделья. Конечно, иврит можно учить и самостоятельно по книгам, но из-за войны я не могу ни на чем сосредоточиться. Она, как капризная любовница, заставляет думать только о себе. Мне нужно найти работу. Это оказывается не так-то просто. Экономика севера почти парализована. Устроиться на время - совершенно невозможно. В конце концов, мой одноклассник по ульпану Андрей, живущий в соседнем поселке, знакомит меня с одним землевладельцем, который предлагает мне резать чеснок. Чеснок давно созрел, убран и лежит на поле, связанный в снопы. Нужно отрезать его от ботвы и, если головка большая и красивая, то удалить еще и корни и бросить в один ящик. Если уродливая и маленькая, то отряхнуть землю и бросить в другой. Потом из ящиков пересыпать в большие контейнеры. Наполнив контейнер, можешь записывать себе 180 шекелей (около 41-го доллара). Вопрос, как быстро ты это сделаешь. В контейнере около 15-ти ящиков или почти кубометр. Хозяин уверял меня, что можно управиться за один рабочий день. Не знаю, может быть, его тайландцы-гастарбайтеры и правда на это способны. Может, они всю жизнь делали обрезание чесноку. У меня же, русского интеллигента еврейского происхождения на это уходило два с половиной дня. То есть при здешних ценах я зарабатывал сущие копейки. Но это все равно лучше, чем ничего. Хуже всего жара, неудобная поза, от которой потом болит спина, и однообразие. Чик-пум, чик-пум, чик-шкряб-шкряб-пум. Чтобы развлечься, пою сам себе песни. Аплодировать не могу - руки заняты. Рассказываю анекдоты, смеюсь. Нет никого, кто бы увидел это и подумал, что я чокнутый. Чик-пум, чик-пум, чик-шкряб-шкряб-пум. И скучно, и грустно, и некого на х.. послать, как сказал великий поэт. Даже сирены не воют. То ли чеснок, помимо нечистой силы, отпугивает еще и ракеты Хизбаллы, то ли ракеты Хизбаллы - это и есть нечистая сила. Но и этими мыслями поделиться решительно не с кем.
Андрей живет в ста метрах от поля в вагончике, сделанном из трехмиллиметрового дюраля, правда, с душем и туалетом. Здесь это называется "караван". Жену с ребенком он отправил в более безопасный "центр" страны, а сам работает с утра до вечера в бригаде - устанавливает пожарную сигнализацию. Он бросил ульпан, и работа у него приличная, не то, что у меня. Зато он оставляет мне ключи от каравана, где я могу пообедать, помыться и переодеться. Чтобы больше успеть, я встаю в пять утра и на работу еду к семи. В это время еще не так жарко. И хотя я сижу под неким подобием навеса, часам к 11-ти утра у меня уже вываливается язык. Когда дует ветер, еще терпимо. В тихую погоду - пипец полный. За день я выпиваю воды больше, чем в великой еврейской реке Иордан и, пардон, все равно в туалет почти не хожу - вода выходит через кожу. Придя домой, я, как дикий павиан, набрасываюсь на фрукты, благо они дешевле хлеба и сигарет, и у меня их полный холодильник. Это компенсация за тяжелый рабочий день.
Вечером, накануне очередного уикенда, дома появляется моя соседка Натали. Она солдатка, точнее, сержант, если перевести на русский. Она командует отделением "проблемных" солдат, т.е. тех, кого еще несколько лет назад называли трудными подростками. Не представляю, как маленькая девочка двадцати с небольшим лет управляется с этими жеребцами. Дома она совсем другая, дома она отдыхает. Ее даже можно обнять. Папа Натали родом из Марокко, поэтому сама она - настоящая восточная девушка: смуглая, черноглазая и танцующая. У нее правда есть животик (почти все израильтянки в той или иной мере полные: или прелесть, какие пухленькие, или ужас, какие кобылы), но животик ее совсем не портит. А ножки... ой-вэй, поцики, держите меня пятеро какие ножки! Я захожу к ней в комнату поболтать. Хотя поболтать - это громко сказано. Моего иврита хватает ровно на то, чтобы получить и передать самую элементарную информацию. Но он совсем не пригоден для общения с девушкой. Ведь с ней хочется говорить красиво и правильно, т.е. не только подбирать нужные слова, но и ставить их в соответствующую грамматическую форму. От напряжения я дымлюсь и краснею, а Натали смотрит на меня, как на летчика Мересьева, делающего первые деревянные шаги. Уже на второй минуте повествования о нелегких крестьянских буднях моя речевая машина вконец глохнет, поскольку я не знаю, как на иврите чеснок. Натали подсказывает мне и пишет это слово на бумаге... Да, сейчас она покажет мне кое-что еще. На листке появляются корявые русские буквы, словно написанные рукой пятилетнего ребенка. Только слова - ивритские. Фокус забавный, но для израильтянки абсолютно бесполезный. Однако ей доставляет удовольствие сам процесс. Она сопит и высовывает кончик языка. Протягивает бумагу мне. "Нахон?" (правильно?) На листке выведено: "ЛАМАДТИ ЛИКРО ВЕЛИХТОВ БЕРУСИТ" (я училась читать и писать по-русски). "Нахон", - смеюсь я и целую ее в обе щеки, типа от умиления. Если бы я был писателем Хемингуэевской школы, то эти вечерние языковые курсы закончились бы у меня любовной сценой. При этом мой герой, в порыве страсти, стал бы шептать девушке слова на русском, и она потом в самых стыдливых выражениях призналась бы ему, что от этого кончила еще сильнее. До утра они обмениваются нежностями на всех известных им языках - между очередными, так сказать, заходами. Возле кровати - сваленная в кучу военная форма, в изголовье - американская винтовка М-16. В небе летит израильский самолет бомбить Хизбаллу, а мы изо всех сил поремся за мир во всем мире. Привет, старина Хем! В действительности же все происходит не так. У Натали есть приятель, с которым она всю ночь общается по аське, а на мою долю остаются лишь самолеты. Девушки, видимо, потом.
Проведя дома выходные, Натали снова отправляется на военную базу. Не в Ливан, но близко к границе, туда, где опасно. "Тахзэри шлема" (возвращайся целой), - говорю я ей и глажу по черной голове. "Бетах шеахзор" (конечно, вернусь), - отвечает она и отдает мне свой хлеб, потому что на самом деле никто не знает, когда она вернется.
Между тем война затягивается. Израильские ВВС ежедневно бомбят десятки объектов в Ливане, спецназ проводит ограниченную наземную операцию, а ракеты как падали на израильскую территорию, так и падают. Отовсюду слышится слово "неконвенциальная война", то есть война, ведущаяся не по правилам. Противник, вместо того, чтобы "выйти в поле, биться будем", прячется среди мирного населения, умножая число жертв, а потом демонстрирует всему миру мертвых детей. Но вот что интересно. Израильские самолеты, за несколько часов до атаки, сбрасывают на Ливан листовки с призывом покинуть населенный пункт, что, между прочим, оборачивается не в нашу пользу. Потому что раньше всех оттуда сваливают боевики, и остается лишь их "инфраструктура". Хизбалла же "совершенствует" свои ракеты, начиняя их шрапнелью, чтобы потери среди израильского населения были как можно большими. Я сам видел эти металлические шарики, ими теперь играют дети. Еще один пример. Несколько ракет попали в город Нацерет (Назарет), населенный в основном арабами. В результате погибли два мальчика. Шейх Насралла долго и проникновенно извинялся по телевизору и сказал, что причисляет этих детей к мученикам ислама - шахидам. Отец мальчиков поблагодарил (!!!) Насраллу. Это специально для тех, кто до сих пор считает исламистов нормальными людьми, с которыми можно о чем-то разговаривать. Все дело в том, что они хотят не чего-то от Израиля, а чтобы на земле совсем не было Израиля. И ради этой высокой цели они готовы принести в жертву и себя, и свои сперматозоиды.
Пока армия воюет, дипломаты всего мира делают свое дело, готовя проекты мирного соглашения. И обе стороны идут на это. Хизбалла - потеряв половину своего военного потенциала и четверть боевиков (так рапортуют израильские СМИ), Израиль - разворотив пол-Ливана, но, так и не добившись поставленной цели. Перед прекращением огня Насралла решает максимально просраться напоследок. На нашу территорию летит целый шквал ракет. Я снова на чесночной плантации, и прятаться мне некуда. До ближайшего укрытия все равно не успеть, бегать по полю как курица - бесполезно. Поэтому, услышав сирену, я понимаю, что нужно делать три веши: оставаться на месте, работать секатором и шептать сквозь зубы проклятия в адрес Хизбаллы. Вместо молитвы.
Очередное завывание застает меня в душевой. Стены каравана, как я уже говорил, не спасут и от рогатки, не то, что от ракет. Тоже мне, думаю, смерть героя. С мочалкой в руке и голой задницей. Тут я обнаруживаю, что стою лицом прямо на север, откуда летят "Катюши". Все, что я могу, это повернуться задом, иначе есть вероятность, что у меня не будет детей, которым бы я рассказал об этих славных событиях. Возвратившись в свой кибуц, я обнаруживаю в нем настоящий переполох. Оказывается, пока я был на работе, туда упала ракета - на цитрусовую плантацию, метрах в 50-ти от ближайших домиков. Все наши женщины рассказывали мне одно и то же. Сначала сирена, на которую давно уже перестали обращать внимание. Обычно вслед за ней раздаются звуки вроде "Пухх, пуххх" - обманчивая мягкость далекого взрыва. Этот же звук был страшен. Земля задрожала, повеяло гарью. В этот момент глаза рассказчицы застывают от ужаса. Я знаю, что сейчас в ее голове снова разрывается маленькая ракета и волна отдает в веки. Единственный человек среди моих знакомых, кого я обнаружил спокойным, это Стив. Когда зазвучала сирена, он только что пробудился от послеобеденного сна и еще не успел встать. К нему пришла его подруга Лена, села на кровать и стала с ним разговаривать. Потом рвануло. Один миг - и Стив скатился с кровати, увлек Лену на пол и накрыл ее своим почти двухметровым телом. Все это я узнал от Лены. Стив, я уверен, сам бы мне никогда этого не рассказал.
На следующее утро война окончилась. Я не уверен, что надолго. Если ты не возражаешь, в следующем письме я прочту тебе небольшую лекцию о проблемах Ближнего Востока. Сейчас же, напоследок, хочу заострить внимание на одном красноречивом моменте. В самый разгар войны симфонический оркестр Израильской филармонии - гордость страны - устроил бесплатный концерт для жителей Севера. Перед началом выступления зазвучал гимн Израиля. Многотысячный зал (я никогда не видел таких огромных залов) поднялся в одно мгновение. Настолько быстро, что сам момент вставания как бы выпал. Смена кадра - и вот уже все на ногах. Многие пели. Этому не в школе учат и не на партсобраниях. Это в крови. Этот народ победить невозможно.
На этом все.