Алёна и Аня

Белая лошадь, отделившись от табуна, бежала через луг.
 - Я похожа на лошадь? - спросила Алёна и принялась старательно прыгать, высоко поднимая загорелые тощие коленки и потрясывая головой. Аня пристально смотрела на подругу и на вспугнутых её пятками мотыльков, совсем уже было собравшихся спать в нагретой за день густой траве.
 - Ты похожа на балбеску.
Алёна остановилась.
 - А вот так – она снова стала прыгать, нелепо взбрыкивая на каждый прыжок локтями, что, видимо, должно было означать переход в галоп.
Аня скептически смерила её взглядом
- Всё равно – только на балбеску.
- Сама ты балбеска, Аня! И зануда. Нельзя быть такой серьёзной.
- Ну, ладно тебе, я ж любя. – Аня оторвала от стебля цветок цикория и кинула в спину убежавшей вперёд Алёне.
 - Не понимаешь ты со своим цинизмом, моих светлых чувств! Вот мне у тебя в деревне всё ужасно нравится, я бы, прям, съела всё вокруг.
- Коровьи плюшки тоже считаются?
- Считаются! да! Тьфу на тебя! Тьфу, тьфу! Тьфу!
- Представляю: Косенков Вовка с гарниром из коровьих плюшек, - не унималась Аня. Она очень ярко представила себе, как Алёна цепляет вилкой с огромного блюда коровью мину, такую как постоянно попадались им под ноги, а потом отрезает ножом маленький кусочек и кладёт себе в рот, жуёт, с аппетитом разглядывая лежащего на горке сушеных испражнений зажаренного пастуха, Владимира Косенкова. Он увиделся ей в своей обычной одежде: расстёгнутой голубой рубашке с завернутыми рукавами и в обрезанных до колена выцветших джинсах, только отчего-то из этой одежды торчали покрытые золотистой корочкой куриные ноги и крылья, головы, как полагается, не было. Эта мысль очень насмешила Аню.
- А что? – Алёна сразу подхватила любимую тему, не обратив должного внимания на подначивания Ани. – Вовка такой лааапочка. У него тааакие глазки синенькие, как вот эти васильки.
- Это не васильки – это цикорий.
- Да, ну, какая разница! А какая у него спина офигенная, я просто балдею, такие лопатки. ммммм! – Алёна мечтательно закусила губу. - А попка, это же просто чудо природы, ты в городе когда-нибудь такую видела!
- Он твою походу тоже заценил, - усмехнулась Аня.
- С чего ты взяла? – удивилась Алёна, уже два дня мусолившая тему влюблённости, и, конечно же, истолковавшая фразу Ани в удобном для себя смысле.
- С того, - Аня не сказала, что Косенков, местный кросавчегг, к своему семнадцатилетию успел заценить не только на вид, но и на ощупь, задницы всех, ну, или почти всех местных девиц достигших половозрелости, поэтому последние два года его интересовали только приезжие. В прошлом году он уже подкатывал к Ане … на своём велосипеде, но, как оказалось, с ним было абсолютно не о чем поговорить. Абсолют-но. Поэтому он старался занять рот, если не едой или сигаретой, то чьими-нибудь губами, ну, или не губами.
- С чего с того, ну, выкладывай, давай, раз уж начала, - нетерпеливо прервала зависшую паузу Алёна.
- Он на тебя тАк смотрит… - хотела было объяснить Аня
- Ну, кАк ТАК? – совсем уже разволновалась Алёна.
- Так, что ясно – ты ему нравишься.
- Правда? – Алёна была вне себя от радости, ни то потому, что Вовка был такой лааапочка, ни то потому, что в городе её задница, мало кого волновала. А если и волновала кого, то уж точно не того, кого надо.
- Правда, правда.
Алёна и Аня были подруги не-разлей-вода. Похоже, они даже любили друг друга, как это бывает у близких подруг в шестнадцать лет.
- Давай споём что-нибудь? – предложила Аня.
- Давай. А что? – выпорхнула Алёна из своих необузданных фантазий.
- Не знаю. Начни что-нибудь, чтобы я знала.
Ещё несколько минут они шли молча, а потом расхохотались и обнялись.
Вокруг двух обнимающихся босых девушек в ситцевых сарафанах сочные мясистые стебли трав взмывали к небу, где уже свистели свои первые флейты птахи, а жуки и мошкара выписывали невозможные спирали. Из-под четырёх босых ступней разбегалась в противоположные стороны серо-желтая грунтовая дорога, напоминавшая высушенную шкурку белки. И это могло бы длиться вечно, если бы Алёна не начала встречаться с Вовкой.
Ах, как ей было хорошо. Валяться с ним на колючих стогах сена, купаться в речушке по ночам, залазить тайными способами в колхозный сад за яблоками, а потом, урча животами, валяться, переплетясь конечностями, на мягкой садовой земле и слушать с наступлением рассвета это «бум-бум-шмяк» переспелых плодов.
Август Ани был безнадёжно испорчен, да и вся её жизнь, казалось тоже. Алёна, которая была её единственной подругой, а по совместительству кузиной, заходила домой как в буфет. Алёна утверждала, что «тАкое с ней в первый раз», а Вовка, по её словам, говорил, что «у него это в первый раз серьёзно». Делать было совершенно нечего. Не гусей же идти пасти. А книжки Аня могла и в городе почитать. Тогда было принято решение: не мешать, ехать в город, читать книжки, оставив кузину на попечение бабушки.
Что было дальше, можно рассказать в двух-трёх предложениях.
Алёна и Вовка поклялись 31 августа друг другу в вечной любви, каждые каникулы она приезжала к нему в деревню, через год Вовка стал подрабатывать на отцовской машине частным извозом и снял для них двоих квартиру в городе, потом они где-то учились оба на заочке, но это не суть.
Начитанная Аня, появившись в городе без кузины, сразу же попала в компанию Ильи и Кости и их многочисленных знакомых, называвших себя интеллектуалами без тени иронии в голосе. Там и познакомилась с Витей. Её к тому времени уже никто Аней не звал, звали Олей.
Однажды, она решила поздравить кузину с восьмыммарта или Рождеством, но ей ответили, что Алёны здесь нет, эта квартира Марии и Николая Косенковых.