Альберт

Ни единою буквой не лгу, не лгу…
В. Высоцкий


Все это происходило еще в советские времена, когда батон стоил 13 копеек, а на метро мы ездили за пятачок.

Я была соплячка не столько в смысле возраста, сколько в смысле понимания жизни.
Не помню подробностей, каким образом, но вот оказался моим новым знакомым гражданин в серьезном возрасте, с дурацким в нашем климате именем Альберт и вполне простонародной фамилией. Он был писатель. Так и говорил о себе: «Я писатель, я драматург, я ученик Р. (тут звучала очень известная фамилия), я интеллигент». Что не мешало ему позже, прогуливаясь со мной по Тверскому бульвару, трубно отхаркиваться и плевать себе под ноги.

Он вообще любил покрасоваться во всех смыслах. Летом мы прогуливались по какому-то московскому парку-лесопарку. Альберт неожиданно сошел с дорожки, быстренько разделся до классических сатиновых трусиков и начал принимать разные позы. Представлял, наверное, себя Аполлоном или иным божеством, снизошедшим до явления своей красоты простым смертным. При этом говорил: «Посмотри, не правда ли, я очень похож на итальянца? Многие считают, что похож!» Итальянистости в не нем было – ну разве что масть брюнетистая, и я не поддакивала. Противно и стыдно стало смотреть на кривляку в мятом линялом исподнем, в ботиночках на каблучках.

Тут уместно спросить, почему я с таким кавалером не рассталась как можно быстрее. Не знаю. Была глупа и искала возвышенного. А тут – писатель! (Между прочим, до сих пор не знаю, что он написал.)

Искала истины, жаждала познания, но мне обычно говорили: «Не рассуждай, а ложись лучше». Теперь вот уже лечь не предлагают, а искать того-сего, большого и светлого уже и не хочется. Альберт тоже, конечно, был не прочь возлечь со мною и насладиться моей юностью. А мне с ним не хотелось. И при начале поползновений я напоминала ему, что он интеллигент и все такое. И он отступал. Интеллигент не возьмет даму силой!

Он приглашал меня в гости. Угощал чем бог послал. Если бог посылал ему вареной колбасы, он отрезал пару ломтей – себе и мне – и быстренько убирал оставшуюся часть. Однажды позвал на торт. Прихожу – в коробке полторта. Отрезал он по обыкновению два куска и зазевался – не убрал торт. Тут я свой кусок съела и еще беру. Ох как у него рожа скривилась! Потом я и с прочими продуктами осмелела, брала не стесняясь. А он молчал (назвался интеллигентом…), только глазами посверкивал.

Однажды он повел меня в ресторан Союза композиторов, что на улице тогда Неждановой. Днем. Просто пообедать. Молодой красивый официант принял заказ. «Его зовут Иосиф», - развалясь и ковырнув в зубах сообщил Альберт. Я, мол, тут завсегдатай. На вино он не раскошелился, ограничился соком, а я попросить себе спиртного постеснялась. Принесли салат. Я съела его на треть, наверное, когда заметила в нем… осколок стекла. Опешив, показала Альберту. Он придвинул к себе мою тарелку, внимательно все рассмотрел, ковырнул вилкой и… съел все, что там оставалось. Красивый Иосиф принес горячее – что-то мясное. Я не люблю всякие хрящи, жир, прожилки. И поэтому ела медленно, отодвигая в сторонку то, что мне не по нраву. Писатель в этом деле меня сильно опережал. Смолотил свое, заглянул в мою тарелку и - я глазом не успела моргнуть! - со словами: «Ты больше не будешь?» - не дожидаясь ответа, молниеносно сожрал и недоеденное мною мясо, и гарнир.

На какое-то время я лишилась дара речи. Тут подошел прекрасный Иосиф, поинтересовался, не желаем ли мы чего-нибудь еще. Альберту, видимо, застрявшее в зубах мясо помешало быстро ответь «нет», а я попросила еще стакан сока. Кавалер мой промолчал, но на лице его отразилась такая борьба страстей! Словно я заказала ведро шампанского.

Принесли счет. Мы наели на какую-то почти круглую сумму, сдачи нам причитался рубль. Альберт протянул деньги со словами: «Иосиф, у вас найдется рубль?» - «Конечно», - с уничтожающей вежливостью ответил официант.

Ах, я была так молода, ничего-то не видала и не знала, мне хотелось интересных встреч и ресторанов. Но вот после этого случая хотения поубавилось. А насытившийся драматург, выйдя на улицу, принялся рассуждать о том, что рестораны - ерунда, ценить надо не угощение, а общение.

Польза от общения с этим жмотом все-таки была – он давал мне читать хорошие книги. Меня поймут знающие по себе ценность вовремя прочитанных произведений настоящей литературы.

Очередной фарс разыгрался в кафе гостиницы «Москва», в том, что на верхнем этаже, окна которого выходили на площадь, а летом там можно было сидеть на балконе. Лето, белые занавески, белые скатерти… Романтика! В общем, что-то мы там съели, можно было уходить, но Альберт еще настоял на кофе. Эти две чашечки оказались роковыми: именно благодаря им сумма счета перекрыла сумму, бывшую в кошельке у драматурга. Он обратился за помощью ко мне, но по иронии судьбы мой кошелек в тот день был совершенно пуст! Нам не хватало пятидесяти копеек. О том, много это или мало, вы можете судить по первым словам моего рассказа. Как же выкрутился мой несравненный? О, легко и непринужденно. За соседним столиком в одиночестве завтракала юная леди. «Вы не одолжите нам пятьдесят копеек?» - спросил ее литератор. Леди дала просимое и тут же ушла, видимо, понимая, что о возврате долга речь не пойдет.

С гнусным Альбертишкой пора было кончать. Я зашла к нему домой в последний раз – чтобы вернуть книги. И тут пришла его жена. Ситуация была простая и совершенно невинная, мы с Альбертом были, так сказать, чисты, и не было поводов для вранья. Но он вдруг представил меня жене: «Это Муза из такой-то организации». (Ну и выдумал имечко – подумала я.) Жена опешила: «Я же знаю Музу, это не она». Случись такое сейчас… А тогда я не знала, что мне делать в этой нелепой ситуации. Супруги еще попрепирались, я как-то ушла, а на следующий день жена позвонила мне с требованием вернуть золотое кольцо стоимостью двести рублей (опять смотрите начало повествования), которое лежало на столике, или названную сумму, иначе она заявит… М-да, случись такое сейчас… А тогда я сильно пересрала.

Позвонив еще пару-тройку раз, импульсивная дама больше не докучала, а неприятное происшествие дало мне урок на всю оставшуюся жизнь. И скверный навык встречать все новое с недоверием и готовностью дать отпор.