Пир для людей

ПИР ДЛЯ ЛЮДЕЙ.

- Ешь, - говорит Карл, протягивая Мине белеющий кожей кусок мяса. - А то умрешь с голоду.
Мина молча мотает головой, уставившись куда-то в сторону.
Карл кидает мясо на землю перед ней и отходит ко мне.
- Неделю уже ничего не ест, - Карл усаживается у костра. - Может и умереть.
Он как-то странно на меня смотрит. Последнее время он часто вот так поглядывает на меня, когда разговор заходит о Мине. Не хочу понимать его взгляды.
- Мы скоро умрем, от отравления.
Голос у Мины глухой.
- Оно уже воняет. Разве что червей нет.
Я упорно продолжаю жевать, стараясь думать о чем-угодно, кроме еды. Иначе меня вывернет, и будет выворачивать каждый следующий раз.
- Лучше умереть, чем есть себе подобных.
Усмехаюсь про себя. Недели полторы назад, в долине Кроменлорн, ела так, что за ушами хрустело. Наверное, потому, что тогда трупы были свежие. Битва только отгромыхала, и тела погибших еще не успели остыть.

А произошла с нами простая, в общем то, для войны история. Мы отстали. Меня кантузило, и я несколько суток провалялся в беспамятстве. Увы, медицинский патруль, если и был, меня не заметил.
Карл рассказывал что-то подобное, но я сильно подозревал, что он был самым банальным дезертиром, и к отступающей армии не присоединился только из страха трибунала.
А Мина вообще ничего не рассказывала. Но не солдаткой была, это точно. Либо медичка, либо шлюха. Последнее - скорее всего.
Я брел среди мертвых тел, усыпавших необьятное поле, целый день, пока не увидел первого живого: это и был Карл. Через час мы встретили в впавшую в ступор Мину.
Так сложилась наша маленькая людоедческая компания.
Впрочем, сначала мы ничем подобным не занимались. Проблемы начались день на третий, когда животы начало весьма чувствительно подводить от голода.
Мы шли по следам убегающих войск, от поля боя к полю боя, ночуя на границах этих мертвых царств.
В тот вечер, почему то, голод мучил нас особо жестоко. Голод не тетка, голод дядька.
Карл зло поднялся и ушел в темноту. Вернулся он через час с огромным шматом мяса. Конечно, мы все поняли. И я, и благочестивая Мина. И кусок у нас тогда в горле не застревал.
Трудности с пищей начались еще дня через три. Мы начали отставать от движения основных войск, и над огромными их следами все чаще стоял смрад гниющей мертвичины.
Мы разделывали покрывающиеся трупными пятнами тела и от одного их вида уже хотелось блевать. К запаху мы, слава Богу, привыкли. Принюхались. Но мы знали, что нам это надо еще и есть, потому что мы, глупые, хотели жить. И мы ели, стараясь не думать об этом.

- Через несколько дней она не сможет идти, - говорит Карл. - Она уже еле плетется. - И снова целый спектр выразительных взглядов. Он ее хочет сожрать, и как можно быстрее, пока от нее не остались одни кожа да кости, пока есть что есть.
Странно, а ведь этот абсолютно лишенный комплексов и совести подонок признает во мне лидера.
Я молчу. Подумаю об этом завтра.
После отвратительной трапезы Карл идет к Мине. С их стороны слышиться натужное мужское рычание и тихие женские вздохи.
Я пытаюсь заснуть, но сделать это не так то уж легко: болит голова, крутит живот, и, похоже, появляется жар. Насчет отравления наша подруга не так уж и неправа.

Пробуждение всегда ужасно. В первые минуты после сна в нос бьет вонь разложения.
- Просыпайся, - слышу веселый бодрый голос Карла, - на свежанинку.
Сажусь и молча принимаю кусок еще теплого мяса. Когда то мы его жарили. Теперь едим сырым.
Также молча начинаю есть, вырывая жесткие жилы.
Не стоит пояснять, что путь мы продолжили уже вдвоем.

Остатки Мины закончились неделю назад. А то, что мы находили, есть было просто невозможно. Сегодня утром Карл, не выдержав, схватил какого-то раздувшегося беднягу за руку. Она отвалилась сама собой. От вида белесого, взявшегося мелкими белыми червями, месива нас обоих тут же вывернуло желчью. Всем, что у на осталось.
На ночлег мы устроились подальше от трупов. Я вдруг вспомнил, что эпидемии чумы и холеры начинались именно с таких вот полей после битвы. Если я выгляжу так же, как и Карл, то жить мне осталось очень недолго. Но умирать страшно, кто бы знал как страшно.
Сижу, обхватив колени тонкими руками и стараюсь не смотреть на Карла, держащего в ладони белую шевелящуюся массу и выбирающего из нее червяков покрупнее.
Ложусь на бок с мыслью, что утром из нас проснется только один.

Это не сон, а голодный обморок, его заменяющий. И я пол-ночи старался в него не провалиться. Карлу, похоже, этого не удалось. Ему же хуже.
Из последних сил подползаю к лежащему ублюдку. Смотрю на грязное худое лицо, выпачканное в какой-то мерзости. Все-таки, вчера он не принебрег уж совсем нелицеприятной мертвичиной. Жить ему не стоит.
Впиваюсь зубами в костистую шею и кусаю, рву, деру... Откуда в неделю голодающем теле столько сил? Карл дергается недолго.
Я радуюсь, что еще на несколько дней я обеспечен едой.

Меня нашли примерно через две недели, весившего чуть больше тридцати килограмм, с выпавшими зубами и ногтями, и с букетом всех возможных болезней.
А много позже я сидел в больничной палате и ел невкусные пресные котлеты, вспоминая парное человеческое мясо. И мне хотелось еще.
И думал я, что после госпиталя вернусь на службу, потому что война - это не только пир для смерти. Иногда она становиться пиром и для людей.