Ипьяна
Ипьяна – имя студента из Танзании, переведенного в Одесский политех из Харьковского, так как в последнем зимой он очень мерз. У меня в институте среди многочисленных общественных нагрузок была и такая: наставник землячества студентов Танзании. Поэтому когда на специальности «Электропривод» появился
Ипьяна Асаджиле меня прикрепили к нему в качестве куратора. Куратор должен стать доверенным лицом студента в нашей стране, оказывать ему всестороннюю помощь во всех возникающих ситуациях в учебе и быту. В помощь мне выделили еще одного куратора - преподавательницу кафедры русского языка.
Курсу Асаджиле я читал лекции, поэтому первоначальное знакомство происходило в сугубо деловой атмосфере в основном на консультациях и семинарах.
Постепенно я привыкал к внешнему виду Асаджиле и постигал его внутренний мир. Асаджиле был негром в довольно солидном для студента возрасте. Хотя по его внешности возраст определить было невозможно. Среднего роста, очень коренастый с черным, а не темным лицом, на котором проступали следы ритуальных шрамов. Ходил Асаджиле в специальной ортопедической обуви сильно припадая на левую ногу – последствия перенесенного в детстве полиомиелита в результате «наговора местного знахаря». Как-то во время неформальной беседы Асаджили попросил:
- Зовите меня просто Ипьяна.
Несмотря на свой возраст Ипьяна был доверчив, как ребенок, имел спокойный, добрый нрав и был сентиментальным.
Когда первый раз он пришел ко мне домой, то очень напугал отворившую ему дверь жену, не ожидающую такого посещения. Пришел Ипьяна накануне 7 ноября поздравить с праздником и принес упаковку танзанийского чая. Среди отечественных студентов было не принято посещать своих преподавателей. Нас также строго предупреждали о недопустимости приема каких-либо даров от студентов-иностранцев. Первым порывом было вернуть чай студенту, но всмотревшись в озабоченное лицо Ипьяна и промоделировав в уме последующую ситуацию, я решил взять грех на душу и не возвращать подарок. Асаджиле только была высказана просьба, чтобы он больше не позволял себе ничего такого.
Мы сидели за низеньким столиком, лакомились тортом, испеченным женой, и кофе, во время питья которого глаза у Ипьяна вдруг повлажнели и он объяснил, что похожий кофе пил у себя дома в Танзании. У меня был кофе «Арабика», купленный в командировке в Москве, ароматный и крепкий, не идущий ни в какое сравнение с тем, которым потчевали тогда в общепите.
- У меня дома кофе тоже очень вкусный. Мама выходила утром в сад и рвала плоды, потом их сушила в печи, жарила, молола и запах кофе был неповторимым, –рассказывал Ипьяна.
– Это самый ароматный кофе, даже лучше «Арабики». Запасов жаренного кофе мама не делала. Зачем? Свежий вкуснее.
Посещения Ипьяна стали регулярными, раз в два-три месяца. Мне тоже приходилось посещать Ипьяна в общежитии, но более часто – каждый месяц, с обязательной фиксацией посещения в специальной книге у вахтера. Таково было предписание. Очень неприятно, когда после чая и пространных бесед со студентом ты уходил и должен был оставить запись в книге посещений на виду у провожающего тебя студента. Иногда я позволял себе в таких случаях «забывать» сделать запись, после чего приходилось объясняться в деканате.
- Учет прежде всего! – эта заповедь в институте соблюдалась неуклонно.
Изредка Ипьяна устраивал прием, на который приглашались три-четыре его земляка и я с моей помощницей-куратором. Помощница в таких случаях приносила торт домашнего изготовления, а я совершал нарушение и ставил на стол бутылку шампанского. Употребление спиртного в общежитии было строжайше запрещено. Мама Асаджиле жила неподалеку от Дар-эс-Салама, письма шли от нее в Одессу долго и Ипьяна перед приемом, всегда связанным с какой-нибудь памятной датой, звонил ей по телефону. Во время таких приемов мы узнавали самые свежие новости из Танзании и о жизни землячества, кроме Политеха охватывающего Медин, Строительный и другие институты, а также знакомились с танзанийской кухней.
Однажды во время очередного визита Асаджиле ко мне, расправляясь с легкой закуской и поддерживая светский разговор ни о чем, я вспомнил стихи Корнея Ивановича Чуковского. «Айболит». Ба! Да ведь это же о Танзании. Конечно Ипьяна никогда не слыхал ни об Айболите, ни о Бармалее и был буквально ошарашен, когда ему прочитали стихи со знакомыми названиями Лимпопо, Занзибар, Килиманджаро, а затем сообщили, что они известны у нас каждому малому ребенку:
Не ходите, дети, в Африку гулять...
...Он идет из Занзибара,
Он идет в Килиманджаро...
Около высочайшей горы Африки Килиманджаро Ипьяна довелось проезжать и он часто любоваться ее снежной вершиной, а река Лимпопо протекала чуть ли не через двор маминого дома. Моя осведомленность о существовании национальных парков Найроби, Серенгети, кратера Нгоронгоро и находящейся там живности просто изумляла Асаджили. Книжку же «Айболит» он, смущаясь, попросил ему подарить, что и было сделано после немалых хлопот, т.к. просто купить в магазине Чуковского в те времена было невозможно. Детская книжка, которую удалось достать, была богато оформлена, с большими красочными картинками мартышек, крокодилов, бегемотов, слонов и прочего зверья, и Ипьяна очень понравилась.
Рассудительность и добрый нрав Асаджиле снискали ему уважение земляков –студентов и он в скором времени был избран президентом институтского землячества Танзании.
В те годы титул президент был непривычным и непременно связывался с загнивающим капитализмом. Празднование дня независимости Танзании сопровождалось большим приемом, устраиваемым городским землячеством. Приемы отличались пышностью, обилием закуски и импортного коньяка. Деньги на пиршество щедро выделяло танзанийское посольство. Приглашались на празднование студенты других землячеств, столпы общественности, городское начальство из общества дружбы, представители вузов, в которых занимались студенты из Танзании и наставники по специальности. Нужно было обязательно выступить с приветствием и преподнести президенту городского землячества сувенир. Танзанийцы внимательно слушали любого выступающего, но с особым благоговением они внимали наставникам по специальностям, для которых наставничество не являлось основным занятием, а поэтому речи их были конкретны и заземлены.
В тостах столпов общественности давалась общая оценка политического положения в мире. Городское начальство в тостах затрагивало политическую ситуацию в Танзании. Представители вузов касались культурных связей между Украиной и Танзанией. Наставникам по специальностям оставалось говорить о жизни и учебе студентов землячества того или иного вуза. Дарили наставники как правило альбомы репродукций художников.
Не надо забывать, что учиться Ипьяна довелось в славном веселом городе Одессе и он часто становился жертвой своей доверчивости. Однажды перед очередным праздником Ипьяна нанес мне визит вежливости и мы сидели за столом, отведывая копченое мясо, принесенное женой с привоза. Мясо было пахучее и вкусное и вдруг что-то дернуло меня шутливо спросить: - Ипьяна, а вам доводилось пробовать в Танзании копченый хвост крокодила?
- Копченый хвост крокодила? – опешил Ипьяна, - Нет, не приходилось. Но я узнаю у земляков, может они пробовали.
Я уже сожалел, что задал такой вопрос, потому, что Асаджиле совершенно серьезно к нему отнесся и было неудобно разубеждать его.
Но я был совершенно потрясен, когда на следующий день в институте ко мне подошел сияющий Ипьяна и широко улыбаясь сказал: - Я узнал, Николай Константинович. В Танзании едят такой деликатес – копченый хвост крокодила. И даже два моих земляка пробовали его.
Тут уже я внимательно посмотрел на Асаджиле, а не шутит ли он? Нет, добродушная, серьезная физиономия Ипьяна подтверждала сказанное. Вот так-то!
Время летит быстро, оглянуться не успели, как Асаджиле завершил работу над дипломным проектом. Мне довелось быть его руководителем. Асаджиле работал добросовестно, была направлена даже статья в технический журнал. Я спокойно поставил ему отличную оценку. Отлично оценил проект Асаджиле и внешний рецензент.
На защите Ипьяна четко и обстоятельно сделал доклад, хорошо ответил на дополнительные вопросы. Но когда на ГЭКе обсуждали результаты защит, один из членов комиссии предложил поставить ему оценку «хорошо», учитывая средний бал студента, равный 4,6. И тут вмешался председатель ГЭКа профессор В.И.Ключев. – А знаете, мне понравилась защита этого парнишки. После каждого вопроса он на мгновение задумывался, а затем отвечал коротко и толково. Я поставил ему «отлично».
Комиссия согласилась, эту оценку Асаджиле и получил на защите. Впервые после шести лет обучения в институте и на подготовительных курсах русского языка Ипьяна ехал на родину в далекую Танзанию. Там его ждала мама. Шел 1984 год.
- Я постараюсь вернуться через несколько лет, может быть смогу поступить учиться к вам в аспирантуру, - говорил Асаджиле, прощаясь.
Прошло несколько лет и вот прибывает сообщение, что по направлению танзанийской стороны к нам поступать в аспирантуру едет Асаджиле. Теплая встреча, вступительные экзамены и вот уже в кафедральной лаборатории находящейся в подвале Ипьяна занимается научными исследованиями, продолжая, хотя и в подвале, но на более высоком уровне тематику своего дипломного проекта.
Вырос Асаджиле и по общественной линии – его избирают президентом городского землячества студентов Танзании - на должность весьма солидную и ответственную. Я же стал рядовым научным руководителем аспиранта Ипьяна. Почти каждый день мы встречались с Ипьяна и обсуждали результаты эксперимента, который никак не совпадал с тем, что ожидалось. Корректировали схему, меняли параметры регуляторов и медленно приближались к задуманному.
И в это время Ипьяна сам того не желая вызвал у нас с женой...нервное потрясение. Все началось с телефонного звонка. Незнакомый женский голос сообщил, что звонят из больницы моряков, в которой находится наш родственник и просит нас срочно приехать. Его должны оперировать, но он не соглашается на операцию без её обсуждения с нами. Он плачет. Приезжайте.
Что за родственник, какая операция? В Америке обычно «спелают» фамилии, т.е. произносят по буквам, но не в Одессе, здесь телефонная дама невнятно буркнула какую-то незнакомую фамилию и заявила, что об операции мы узнаем на месте, по телефону сведений они не дают. Звоню сестре, может она что-то знает. Нет, у них всё в порядке. Кто из наших родственников ждет операцию, она не знает. Просит, чтобы я перезвонил, как только выяснится, о ком идёт речь.
Быстро собираемся с женой и спешим в больницу моряков, благо она находится недалеко от нашего жилья. В приемном покое как-то странно на нас смотрят. Пристально и изумленно. И тут мы узнаем, что в палате нас ожидает...Асаджиле.
- А вы действительно его родственники? - недоумевает медсестра, - Нет, неужели он ваш сын? Не может быть!
Медсестра с отвращением смотрит на мою жену. Нам становится смешно. А дело серьезное. У Ипьяна приступ аппендицита, необходимо оперировать, он испугался и заявил, что не разрешит без согласия родственников, т.е. нас. Заходим в палату. На фоне белых простыней темное лицо Ипьяна выглядит совершенно черным. Успокаиваем больного, говорим, что больница моряков одна из лучших в Одессе. Он не знает, что когда не так давно неотложка доставила сюда английского моряка и его везли по коридорам, тот тоже испугался и начал дико кричать: - Я состоятельный человек, не кладите меня в госпиталь для бедных!
А больница действительно не плохая. Я уже успел побеседовать с хирургом, ничего сложного, всё будет в порядке. Хирург очень опытный. Ипьяна успокоился.
Мы ещё несколько раз навещали больного, операция прошла успешно. Навещали Асджиле также земляки, коллеги-аспиранты и студенты других землячеств. Скоро он выписался из больницы и приступил к занятиям.
Как-то просматривая книгу «Странствия» В.Пескова, я прочел, что в Танзании детей называют «мтото». Во время очередного визита Асаджиле ко мне я в разговоре ввернул слово «мтото». Ипьяна был ошеломлен: - Откуда вы это знаете?
И тут на его глазах появились слезы. Я ничего не понимал. В чем дело?
- Так меня называла мама в детстве. Откуда вы об этом узнали?
Пришлось достать книгу Пескова и показать место, где это слово переводилось, как «дитя». Но еще долго Асаджиле не мог успокоиться. Одно слово повлекло целую череду ассоциаций и воспоминаний.
На защиту кандидатской диссертации Асаджиле явилось все танзанийское землячество. Ипьяна в светло-коричневом костюме, белоснежной рубашке и при черном галстуке в косую полоску, хромая двигался с указкой вдоль развешанных на планшетах чертежей. Приглашенные - студенты и аспиранты разных специальностей из других вузов - рассеяно слушали доклад диссертанта. Защита проходила чинно и спокойно. Обилие специальных терминов усыпляло. Надо было бы взбодрить публику, дать некий импульс.
Наконец, слово предоставили научному руководителю. Свое выступление я начал по-левитански громко и торжественно, назвав полное имя аспиранта:
- Ипьяна Хемпбел Мвантиндили Асаджиле посвятил свои исследования...
Далее шли сведения, необходимые для протокола и членов совета. Полным именем в институте Асаджиле никто не называл. Он встрепенулся. Чернокожая публика в зале зашепталась и перестала дремать.
Результаты тайного голосования были встречены аплодисментами. Мне преподнесли цветы. Я хотел передать их Ипьяна, но меня остановили и ему через пару минут вручили букет тоже. Месяца через три – срок крайне малый - решение совета было утверждено ВАКом.
Асаджиле стал кандидатом технических наук и теперь уже навсегда покидал Одессу. Напоследок, он нанес мне прощальный визит, подарил свою фотокарточку с трогательной надписью и статуэтку из тяжелого и твердого черного дерева Morani –юность. Молодой воин племени массаи замер, прислушиваясь. В руках у него щит и копье. Он неподвижен, но каждый мускул его тела напряжен.
Долгое время я получал от Ипьяна письма. Он работал инженером в электротехнической фирме, затем преподавал в университете Дар-эс-Салама.
Всего тебе доброго, Ипьяна!
02.07.03
Шапарев Н.К., - Одесские напевы, - Одесса: Корона, 2003.
Свидетельство о публикации №207022800150