Ревизор

 
   
   

 

 Девяностые годы были самыми тяжелыми для людей, проживающих на пост- советском пространстве, особенно трудно пришлось интеллигенции, не умеющей торговать. В эти годы я защитил кандидатскую диссертацию и начал работать в научно-исследовательском педагогическом институте. Развалился Советский Союз, и бывшие советские республики объявили независимость. В нашей стране начались революционные перемены. Новое правительство начало проводить реформы по всем направлениям, перемены коснулись и кадровых изменений в сфере образования.
 Однажды директор института попросил меня отнести годовой отчет о проделанной институтом работе в министерство просвещения. Так я впервые оказался в приёмной министра просвещения Тамары Шалвовны, считавшейся тогда самой красивой и умной женщиной страны.
- Министр примет вас лично, - объявила мне секретарша.
Неожиданная заинтересованность мной министра немного смутила меня, но я был молод, красив и уверен в себе. Я смело открыл двери большого кабинета и оказался перед ней. Она сидела за большим дубовым столом и что-то писала, а я молча стоял и терпеливо дожидался своего часа. Она неожиданно положила ручку на стол и внимательным и пронзительным взглядом посмотрела на меня.
- Дайте ваш отчёт, - сказала она наконец твёрдым голосом.
 Я протянул ей отчет, она быстро дочитала его и швырнула на стол, сказав мне:
 - Кому нужны ваши эксперименты, которые длятся годами. Вся система образования прогнила и пропитана коррупцией, нам дорога каждая минута, нам нужны революционные изменения. Посмотрите, сколько жалоб на районных руководителей, - и она рукой указала на кипу жалоб на столе. - Сядьте и выслушайте меня.
Наконец она дала позволение сесть, и я робко присел, но долго сидеть не пришлось.
- С сегодняшнего дня я назначаю вас главным инспектором министерства просвещения, а завтра вы поедете в эти районы, - и рукой указала на жалобы, - на месте разберётесь. Полномочия, данные вам мною, позволят вам принимать решения на местах единолично. По вашему усмотрению можете снимать и назначать нужные кадры, а материалы уголовного характера пересылать в местную прокуратуру. Судьбы многих людей будут зависеть от вас, я на вас надеюсь. Думаю, не подведёте.
Услышав сказанное, я вскочил со стула и робко сказал:
 - Я вас не подведу, но я занят докторской диссертацией.
 - А докторская ваша подождет, есть дела и поважнее. Вы свободны, желаю успехов, - прервала она меня и, вновь опустив голову, взялась за ручку.
На второй день, в 10:00,  мой автобус выехал, и к полудню я добрался до места. Была дождливая осенняя погода. Я сошел с автобуса, было еще рано,  и я направился в районный центр пешком. Шел дождь, и я, как ни старался, но измазался в грязь с головы до ног. Увидев по дороге детский сад, решил заглянуть. Старая директриса приняла меня за прохожего и дала возможность немножко привести себя в порядок. А потом спросила:
- Далеко путь держите?
 - Нет, недалеко, я тут проездом, – ответил я.
– Завтра к нам в район приезжает гость из министерства, и вот мы все, директора детских садов и школ, готовимся встретить гостя. Сегодня наш заведующий районного отдела просвещения проводит с нами по этому вопросу совещание в районном клубе.
- И что будете обсуждать? - спросил я.
- Обсуждать  есть что, вот у меня в саду вся крыша протекает, сколько раз я ни обращалась к нашему начальству, а они всё твердят, что денег нет. Я узнавала, что уже три раза были выделены деньги, но куда-то они исчезли. А вот назавтра требуют собрать денег, гостя надо встретить достойно, говорят. А с кого требуют собрать эти денежки, как вы думаете? - спросила она меня.
- Не знаю,- ответил я.
 – Вы-то не знаете, а я-то должна денежки собрать с родителей, как добровольное пожертвование для починки крыши, и отнести завроно. А я-то не могу, голубчик, этого сделать. У меня волосы уже давно седые,  и как я потом родителям в глаза посмотрю. Вот и решила написать заявление об уходе. Вместо денег я им дам вот это,  - и она мне показала заявление о добровольном уходе.
- Да, - сказал я, - дела у вас здесь неважные творятся.
- Ну, голубчик, мне пора, а вы тут посидите пока.
- Нет, я пойду с вами, проводите меня до центра, а там я и сам найду дорогу, - попросил я.
- Хорошо, – ответила директриса, и мы пошли в районный центр.
По дороге я опять вымазался в грязи.
 - Вот и наш клуб, – сказала директриса и рукой показала на большое здание. - Мне туда, прощайте.
- До свидания, спасибо вам за все, - отблагодарил я её.
С большими усилиями мне удалось пробраться  в клуб незамеченным и сесть в конце зала. Я оглянулся и заметил, что народу в зале было много, в основном посетителями клуба были директора школ, детских садов и сотрудники районного отдела просвещения. Вдруг в зал вошёл толстый лысый мужчина, вместе с ним  были несколько человек из местной администрации. Он подошёл к столу и громовым голосом спросил присутствующих:
 - Вы «Ревизора» Гоголя читали?
В зале воцарилась гробовая тишина. Я внимательно посмотрел на присутствующих, и по их удивлённым и тупым лицам было очевидно, что они в первый раз слышат такое.
- Ну конечно, читали, - сам же ответил на свой вопрос толстяк завроно. - Ну вот, товарищи, завтра к нам в гости приедет ревизор. Это в шутку, а конкретно - это главный инспектор министерства просвещения. Его надо встретить достойно, как положено и свойственно нам. Мы тут все свои, и скажу вам откровенно, что надо сделать так, чтобы у него остались хорошие впечатления о нас. Для этого, вы сами понимаете, нужны средства. Вот я и попросил вас приехать сюда не c пустыми руками, а вы скупитесь, в фонде пожертвований всего 5 тысяч долларов. Мне просто стыдно за вас, а некоторые совсем обнаглели, вместо коровы привели телёнка, вместо 5 баранов 2 баранов, что за безобразие!
 - Родители не хотят платить в школьный фонд пожертвования, говорят, пожертвования - это дело добровольное, а не принудительное, - крикнул кто-то из зала.
- Ах, вот оно что?! – злобно произнёс завроно. – Вы, товарищ, не умеете работать. Вы должны объяснить родителям, что у правительства нет денег для ремонта, инвентаря и для многих других нужд школы. И они должны платить за все, а для учеников толстокожих родителей управа должна быть особая, им надо ставить двойки и выгонять из школы. Потом они научатся уму-разуму. Товарищи, у вас до завтра ещё есть время. Те директора, которые не заплатят условную сумму, будут уволены с работы. У меня всё. Если нет вопросов, вы свободны.
Присутствующие, не сказав ни слова, начали расходиться. Настало время решительных действий, и я вышел из укрытия, подошёл к трибуне и сказал:
 - Товарищи, у меня есть что сказать вам, - и весь зал замер, наступила тишина, все удивлённо посмотрели на меня.
- А вы кто такой будете, товарищ? - сказал мне сердито завроно. - И кто впустил сюда незнакомца?
 Он злобными глазами обвёл зал.
- Я и есть ревизор, - робко произнёс я, и в зале раздался дружный хохот, от души смеялся и толстяк завроно.
 - Он ревизор, – повторил он и, указывая пальцем на меня, продолжал смеяться еще громче.
А я стоял весь в грязи с головы до ног и спокойно смотрел на бесившуюся от смеха толпу. Потом я достал из кармана командировочное удостоверение и удостоверение личности и положил их на стол перед завроно, рядом с насильно собранными им деньгами.
- Что это такое? - удивлённо посмотрел он на документы, взял их и умудрился прочесть вслух. - Главный инспектор министерства просвещения.
У него задрожали руки, и он как мёртвый рухнул на стул. Стоявшие рядом кинулись приводить его в чувство, но ничего не помогало, и его на руках вынесли из клуба. Остальные присутствующие в зале вдруг опомнились и с яростными криками бросились бежать, прикрывая лица папками и бумагами.
-Товарищи! - кричал я им. - Выслушайте меня, пожалуйста.
 Но слушать меня они не хотели. Они как крысы с тонущего корабля спасали свои шкуры. Я подумал тогда: «Вот она, хваленая советская краснознамённая интеллигенция, воспитанная на коммунистической идеологии! Вот оно, человеческое отродье, зло, которое надо уничтожить на корню! Вот они, уродливые пережитки прошлого!» Если бы они остались и выслушали меня, разве поняли бы что-нибудь? Конечно, они меня не поняли бы. Они привыкли жить по-старому, и любые перемены им чужды. По-другому жить они просто не умели. Можно было простить им всё, но уродовать души будущего поколения им не позволит больше никто, с прошлым покончено раз и навсегда.
В зале остались только  я и старая директриса детского сада.  Она подошла ко мне со слезами на глазах и сказала:
 - Что же вы, товарищ, натворили? Теперь меня точно уволят с работы, и крыша детсада опять будет протекать.
- Вас увольнять никто не будет, а что касается крыши, с божьей помощью и деньги нашлись.
И я подошёл к столу, взял сложенные в бумажном пакете деньги и сунул удивлённой директрисе в сумку.
 - Соответствующие документы на эти деньги вы получите. Теперь идите и оставьте меня одного, мне надо поработать, до утра я буду здесь.
- Спасибо, милый человек,  - со слезами на глазах произнесла она, - я буду  молиться за вас.
Директриса ушла, а я затопил старую печку в клубе, сел за стол, взял свое старое, но надёжное оружие - мою ручку, достал из кармана смятые бумаги и начал крушить отжившее прошлое. К утру отчёт был готов. Я встал, размялся и вышел во двор. Солнышко уже зашло, и его лучи приятно ласкали уставшее лицо. Я достал из кармана испеченные мамой пирожки и, проголодавшийся, начал с аппетитом есть их. «До чего вкусные мамины пирожки!, -  подумал я. -Кушать их - одно удовольствие».
 Я оглянулся и увидел, что у дерева были привязаны два барана и один телёнок. Подошёл к ним, развязал верёвку и погладил рукой. Они, как будто чувствуя спасителя, начали лизать мне руки. Вдруг откуда-то прибежала собака  и, махая хвостом, улеглась у моих ног. Я дал ей кусочек пирожка, и она благодарными и умными глазами посмотрела на меня и принялась есть пирожок. У ворот появилась  и старая директриса, в руках она держала кувшин молока.
«Да, - подумал я, - смертельный бой у меня впереди, но победа будет за мной, ведь со мной собака, телёнок, два барана и одна старая директриса». Здесь только они меня понимали.