Исповедь наркоманки. Продолжение...

9

Мы встречались около недели …
А через неделю Миша, вручая мне букет красных гвоздик, заявил:
– Катюх, что мы с тобой как школьники в подъездах встречаемся… Знаешь, мне это не совсем по душе…
– Мне тоже…
– Ну, так вот… Короче, я подумал и решил: выходи за меня замуж?
– Ты это серьезно?
– Вполне…
– Мне надо подумать, – сказала я, набивая себе цену.
В душе я уже хотела этого.
Любила ли я его уже в этот момент? Да, наверное, любила… Я была влюблена в него в самого начала, с момента нашего знакомства. Я просто очень сильно обиделась на него, узнав о том, что он женат. Впрочем, был женат.
– Двух минут хватит? – спросил он, нагло уставившись мне в глаза.
– Слушай, какой ты шустрый! – для порядка возмутилась я.
– Какой есть. Типичный холерик.
– Но я ж еще не развелась.
– В чем проблема? Завтра же сходим с тобой в суд, и ты подашь заявление о разводе.
– Так быстро?
– А чего тянуть кота за яйца? Короче, так… А сегодня, прямо сейчас, мы идем с тобой к тебе домой и ты знакомишь меня со своей матерью.
Я потеряла дар речи…
А Миша, взяв коляску, спустился по лестнице, вышел из подъезда и нетерпеливо спросил:
– Ну, ты долго там?
– Слушай, что ты мной командуешь? – спросила я, выйдя из подъезда и застёгивая на ходу пуговицы красного пальто.
– Потому что я – мужик. И я всегда буду командовать. А если ты не будешь подчиняться, мы с тобой расстанемся… Терпеть не могу баб-командиров.
– Слушай, ну как-то все так сразу… Мне надо мать предупредить. Мы надо поговорить с ней…
– Вот и поговорим на месте. А предупреждать ее не надо. Мы ее поставим перед фактом, что ты выходишь за меня замуж и завтра же утром переезжаешь ко мне…
Я снова потеряла дар речи.
Миша, одной рукой толкая перед собой коляску, другой рукой обнял меня за талию.
Я шла с ним рядом, нежно прижимаясь к нему боком, как кошечка, трущаяся о бок человека.
От Миши сладко и Нерезко пахло хорошим мужским одеколоном.
Он был в длинном драповом пальто, черной норковой шапке. Крепкую шею его облегал белый шарф.
На ногах у него были красивые кожаные полусапожки и черные брюки. Мне вообще очень нравилось, как он одевался.
Мы зашли в магазин, и Миша накупил продуктов на стол. Копченой нарезки, сыра, коньяк, фрукты.

Мы пришли ко мне.
Отчима дома не было.
А мама узнала Мишу.
– Здравствуйте! – улыбнулась она. – Вот уж не ожидала увидеть вас у нас в гостях.
– Я тоже, – несколько смущённо ответил Миша.
Держа Аню на руках, я с удивлением смотрела на них.
– Так этот тот самый милиционер, который нашёл мою сумочку.
Я все поняла…
Моя мать работает медсестрой.
Больница её находится на той территории, которую обслуживает райотдел, где служит Миша.
Во время смены моя мама и другие медсестры оставляют свои личные вещи в раздевалки.
В одну из смен, после пятиминутного отсутствия, мама обнаружила пропажу своей сумочки и сотового телефона её напарницы. И что самое обидное в этот день мама получил зарплату. И все деньги находились в сумочке. Это было 3500 рублей. Вся зарплата моей мамы.
Они сразу догадались вызвать милицию.
Опергруппа, как ни странно, приехала через 5 минут. Впрочем, это понятно, так как райотдел от 5 городской больницы располагался в полукилометре.
В тот день дежурил Миша.
Опросив мою мать и трех медсестер, Миша выдвинул версию, что, кроме самих больных, лежавших на стационаре в больнице, сумочку и телефон больше некому было стащить.
Миша и два молодых, но злых оперативника (сотрудники уголовного розыска) принялись за обход и опрос больных, лежавших в травматологическом отделении.
В одной из палат лежал наркоман, по кличке Левый.
Миша был с ним хорошо знаком, так как Левый проживал на Мишином участке.
Миша вывел его в коридор для разговора.
Я не знаю, о чем с ним разговаривал Миша, но Левый уже через двадцать минут «слил информацию» (чисто ментовское выражение!), будто видел, как его сосед по палате Иванищев, ранее судимый за кражу, спрятал что-то себе под матрас.
Миша в сопровождении оперативников вернулся в палату, где лежал Иванищев.
Короче, я не знаю все этих следственно-оперативных тонкостей…
Но с точки зрения уголовно-процессуального законодательства, как потом объяснил мне Миша, действия милиционеров были грамотными.
В присутствии понятых (медсестры и санитарки) они вместе со следователем изъяли из подшивки матраса Иванищева деньги в сумме 3500 рублей и сотовый телефон, зафиксировали в протоколе осмотра, приняли от «терпил» (опять милицейский жаргон – потерпевшие) заявления.
Миша «поднажал» на Иванищева, и тот написал явку с повинной.
Выгоду с этого преступления поимели и моя мама со своей напарницей и Миша с «операми».
Маме вернулась зарплата. Напарнице – телефон.
А Миша с операми «срубил палку». (Это опять чисто ментовское их выраженьице, означающее, что они раскрыли очередное преступление).
– А что тебе было за раскрытое преступление? – спросила моя мать за столом.
– 500 рублей премии начальник выписал. Из которых бухгалтерия высчитала у меня 13 % в качестве подоходного налога.
– А операм?
– А операм ничего. Потому что я участковый и в мои обязанности по службе больше входит не раскрытие, а профилактика преступлений. А у оперов в этом вся работа заключается – раскрывать преступления… Для них кражи, тем более такие… это мелочь. Вот убийство, разбой, тяжкое телесное раскрыть – это совсем другая кухня…
– Да что-то не густо милицию государство жалует, – качая головой, заметила моя мама. – 500 рублей премии и из них минут 13 %.
– А потом граждане удивляются, что мы взятки берем. А знаете, как опера иногда поступают? Мы ж могли и не раскрыть тогда это преступление. Мы просто взяли бы за жабры Иванищева, надавили бы на него и он половину суммы отстегнул бы нам. И отдал бы телефон. А вам бы мы развели руками, сказали, дескать, пока ничего не получается, но мы будем прилежно искать… И все… А отделу все по барабану. Одним колом больше, одним меньше…
– Что такое колом?
– «Кол» – означает нераскрытое преступление.
– И вы так и поступаете? – спросила мать.
– Мы поступаем по-разному. В зависимости, от ситуации, – пояснил Миша. – У нас тоже свои семьи есть. Нам тоже кушать хочется. А, когда государство мне платит семь с половиной тысяч, из них четверть зарплаты у меня удерживают на алименты, то приходится крутиться. Если вас интересует, почему мы в данном случае поступили так, а не иначе… Потому что мне, Наталья Андреевна, вас стало жалко. Я понимаю, что такое остаться человеку без зарплаты. Поэтому мы ваше преступление раскрыли. Но, когда у нас по делу проходит какой-нибудь новый русский, у которого ежемесячный заработок составляет 50 или 100 тысяч рублей, я подумаю, прежде чем «раскрывать» преступление. И точно так же, как я, думает большинство милиции. Я вам расскажу случай… для примера.
– Молодой гишник на посту задерживает мужика, в него в багажнике обнаруживают героин. Крупную партию… я не знаю сколько точно. Но не в этом суть. Мужик предлагает взятку – 10.000 рублей в качестве «отката». Гаишник не соглашается. Он сдает его в райотдел. Наркотики протоколом осмотра изымаются. Преступление проходит по сводкам как «раскрытое». Гаишники и опера «срубили палку».
Начальство вроде бы должно гаишника отблагодарить. Оно и благодарит. Выписывает ему премию – полторы тысячи рублей. Из которых 13 % опять же вычтут в качестве подоходного налога. А в следующий раз, этот гаишник, задержав человека, хорошенько подумает, «порешать» ли ему «вопрос на месте» или же сдать преступника в отдел. Вот так-то… А Татарстане в милиции я слышал практикуется следующая практика… Когда милиционеру предлагают взятку, скажем, 30.000 рублей, то в случае, когда он сдает взяткодателя государству, его силой начальника ГУВД награждают суммой, адекватной взятке. Платят ему премию – те же 30.000 рублей. И пуска из них вычтут подоходный налог… в данном случае это будет 3900. Но согласитесь, 26.000 рублей – это деньги. За такие деньги можно работать. На эти деньги можно хорошую мебель купить. Хотя я понимаю, вопрос о «хорошей мебели» спорен. Я был в коттедже у одного «нового русского», так у него дубовый стол стоит на восемь персон. Шикарный стол… покрытый лаком… Я поинтересовался стоимостью стола. 76.000 рублей…
– Вот так, – выдохнула моя мать. Она слушала Мишу с огромным вниманием.
Я заметила, что он ей нравится. А так же моя мать как всякий бедный человек очень любила деньги. И любила разговоры о больших деньгах.
Ей нравились сериалы, где показывали богатых людей.

10

Мать моя была молодая. Ей было только 39 лет. Он родила меня, когда ей было 21.
С моим отцом она прожила 7 лет.
А потом он ушел от нас. К другой женщине… К более молодой, симпатичной и богатой…
У моей матери никогда не было проблем с мужиками. Она была симпатична.
Но свои личную жизнь ей долго не удавалось устроить.
Мы жили с ней в тесной однокомнатной квартире, недалеко от центра города.
Кухня у нас была 6 квадратных метров. Ванная совмещенная с туалетом и того меньше – 4 квадрата.
Мать стеснялась водить к нам в дом мужиков.
Из детства мне врезалась в память одна картина.
Мне было тогда лет двенадцать. Я проснулась среди ночи. Я спала на отдельной кровати.
Мама лежала на соседнем диване. Широко раскинув ноги, она ласкала себя фаллоимитатором и смотрела порнофильм по видеомагнитофону.
Мама стонала и извивалась.
Я впервые тогда увидела порнуху. А потнуха оказалась жесткой. Три мужика сношали одну девку. Во все дырки сразу. Один из них кончил ей на лицо, а девка, слизнув у него с члена, проглотила его сперму.
Мама содрогалась от оргазма.
Я смотрела на все, это затаив дыхание. Наблюдала из-за одеяла.
Утром мать ушла на смену. Она дежурила в ночь. Сутки через двое. А я на все сутки оставалась одна.
Я нашла видеокассету, ту которую смотрела ночь мать, и включила…

В тот раз порнуха вызвала у меня отвращение.
Но я заметила, что мать частенько ночами её смотрела.
Я также нашла фаллоимитатор. Он был спрятан у мамы среди белья, глубоко в шкафу.
Я с любопытством разглядела его. Он был розовый, длинный, с прожилками, сделанный из какого-то латекса.
У мамы была подруга, которая года два жила с мужем в Германии. Кроме ее, как я понимала, никто не мог маме подарить его. Как я помню, секс-шопов тогда у нас в городе не было.
Я заметила, что мне Он понравился.
Месячные у меня пошли с двенадцати лет. И именно тогда я впервые стала другими глазами смотреть на мальчиков.
Включив порнофильм, я разделась донага и легла на диван, где обычно спала мать. Он располагался как раз напротив телевизора.
Фаллоимитатором я стала ласкать себя…
Грудь, живот, лобок, клитор.
Как мне ни хотелось погрузить его вовнутрь, я не делала этого.
Я решила, что себя я приберегу для мужчины.

11

Когда мне было тринадцать, я впервые поцеловалась с мальчиком.
Впрочем, нет, впервые это было еще в детском саду, потом в первом классе школы...
А впервые, по-настоящему, в губы, взасос я поцеловалась в тринадцать лет.
Я пошла на дискотеку.
Мать меня отпустила. К тому же это было в её интересах, так именно в этот момент у неё появился дядя Толик, и мать использовала каждое мгновение, чтобы предаться с ним неге любви.
На дискотеке я познакомился с мальчиком, он проводил меня домой, и мы поцеловались.
Я говорю об этом так легко, потому что этот мальчик не оставил в моем сознании глубокого следа.
Мы встречались с ним еще несколько раз, а потом расстались.

Впервые ко мне прикоснулся мужчина, когда мне было тринадцать с половиной. Это произошло в школе, в столовой.
Мы дежурили в столовой, играли с одноклассниками в карты.
Играли на раздевание. Но реально раздеваться никто не стал.
Дело ограничилось только тем, что мальчишки поснимали с себя носки, галстуки, пиджаки, оставив на себе рубашки и брюки, а мы, девчонки – браслеты, кольца, серьги, туфельки…
Один развязный парень (признаюсь, он мне нравился), сидя со мной рядом, приобнял меня за талию.
Мы были слегка пьяны, выпив перед этим бутылку сладкого вина на четверых.
Парень прижал меня к себе крепче и поцеловал. Осыпая меня поцелуями, он гладил рукой мои щеки, шею, плечи, грудь…
Рука его свободно гуляла по моему телу и, опустившись на колено, поползла к внутренней стороне бедра.
Дело было в мае.
Я была в короткой, клетчатой юбке, без колготок, в красных туфельках на шпильках.
Я сама обнимала его и горячо дышала ему в шею. Я чувствовала, как меня там, внутри, становиться все мокрым. Его пальцы коснулись моих промокших трусиков. Свою ладошку он положил мне на лобок и как бы обнял меня ею.
Моя рука, осмелев, расстегнула ему две пуговки на рубахе и проникла во внутрь. Я коснулась его упругого живота. Стала спускаться ниже.
Он задрожал.
Я это почувствовала. Это придало мне смелости, и моя рука, выскользнув из под рубахи, расстегнула ему пуговки ширинки…
К сожалению, нам в тот раз не дали насладиться…
В раздевалку поваров, где мы сидели, вбежала обыскавшаяся нас староста класса…

Ночами я часто делала вид, что заснула, и дожидалась, когда мама начнет заниматься любовью с Толиком. А они ждали, когда засну я.
Мы друг друга обманывали. Они думали, что я сплю, а я наблюдала за ними из-под одеяла.
Мама лежала, раскинув ноги, а Толик ласкал её языком. Мне была видна его широкая, волосатая задница.
Я вообще не понимала, что мама в нём нашла. Он был покрыт волосом и напоминал обезьяну. На лицо он был некрасив.
Но член у него был здоровый, кривой и длинный.
Мне запомнилось, как однажды мать, сидя перед ним на диване, отсасывала у него.
Толик, не силах больше сдерживаться, выдернул член у нее изо рта и разрядился ей на лицо.
Во время этих сцен я обычно ласкала себя пальцем и доводила себя до оргазма.
В этих сценах меня возбуждал не лично Толик (он мне не нравился), а сам процесс и стоны моей матери. Я видела, что ей хорошо, и это заводило меня.
Глядя на нее, я представляла себя на ее месте, но вместо Толика мне рисовался сказочный, молодой принц на белом коне.
Мы, девчонки, да взрослые женщины, романтики в душе. Всегда романтики. И хочется нам романтики. Без нее жизнь скучна.

Толик прожил у нас полгода, а потом его мать выгнала.
Выгнала из-за того, что он однажды, пьяный, попытался завладеть мной. Мамы не было дома (она была на ночной смене), а Толик, когда я пришла с улицы, в короткой юбке, рывком садил меня к себе на колени.
Я сразу почувствовала его напряжение, несмотря на то, что он был брюках.
– Пусти! – пыталась я вырваться.
А он лез ко мне с поцелуями и, горячо и противно дыша мне в шею перегаром, шептал:
– Я хочу тебя! Слышишь, хочу…
Он расстегнулся и силой, взяв мою руку, заставил прикоснуться к его колом стоявшему члену.
– Пусти! Я закричу!
Я подняла крик.
Он выпустил меня.
А я, схватив босоножки, выбежала в подъезд.
От соседей я позвонила по телефону матери, и она примчалась домой с милицией.
Милиция забрала Толика и увезла.
Посоветовавшись с материю, мы пожалели его – не стали подавать заявление о попытке изнасилования, но с Толика и его родственников стрясли хорошенькую сумму денег.
На нее мы, помню, купили новый холодильник «Стинол» и кухонный уголок из белого, под мрамор, ламината.
После Толика мать была поосмотрительнее в своем выборе.
Она перестала водить мужиков к нам дом. По крайнее мере, на ночь она их больше не оставляла.
Но, возвращаясь порой с дискотеки, я иногда заставала мать дома с мужчинами.
Хоть у меня и был свой ключ, я была деликатной. Звонила в звонок и терпеливо дожидалась, пока мать и ее очередной кавалер успеют привести себя и диван в порядок и откроют мне дверь.
Я была с матерью достаточно откровенна в разговорах и спрашивала, почему бы ей не остановиться на каком-нибудь одном.
– Понимаешь, Катя, – говорила она, – я сама хочу завести себе кого-нибудь одного. Но большинство мужчин сейчас слишком прагматичные. Нормальные мужики с семьями, а мне попадаются либо женатики, либо разведенные. Разведенные, как правило, алкаши или бабники. Кроме того, многие из них провинциалы, не имеющие своего жилья. После Толика… мне не хочется кого-либо оставлять с тобой на ночь. Я боюсь за тебя. А остальные либо живут со своими родителями и не предлагают переходить к ним… Да я и сама не хочу. Нам привычно с тобой здесь… Либо хотят перейти ко мне, а я против. Вот мне и приходится их водить сюда, либо встречаться на их территории. Но все это не то…
Так что такая вот ситуация… Пойми ты меня, Катюха, правильно… Ты у меня уже взрослая и сама все прекрасно понимаешь. Только прошу, не осуждай меня…
По щекам мамы катились слезы.
Взяв ее за руку, я гладила.
– Я не осуждаю тебя, мамуль.

12

А потому у мамы в жизни появился Олег. Они встречались около года, а потом расписались.
У Олега был свой бизнес. Олег имел на Центральном Рынке несколько «точек». Скупал мясо в провинции и перепродавал его. Впрочем, денег от этого было негусто.
Олег был разведен, и моя мама оказалась его третьей официальной женой. От двух других у него были двое детей.
Выходя за него замуж, мама поставила ему условие: не просить ее забеременеть. Более того, когда он, обманув ее, спустил в нее, и она от него забеременела, мама сделала аборт и попросила хирурга удалить ей яичники.
У мамы с Олегом был сильный скандал.
Олег кричал, что только ребенок способен объединить их и укрепить их брак.
А мать возражала ему:
– Нечего нищету плодить. Ты нарожал вон двоих. Платишь им алименты. Я с тебя лишнего не требую. Себя и Катьку содержу сама. Но тех денег, которые ты зарабатываешь, нам не хватит, если родиться еще один рот.
Мама скрыла от Олега, что удалила яичники, чтоб не травмировать его психику. И, наверное, зря.
Олег очень сильно любил ее и хотел от нее ребенка. Занимаясь с мамой сексом, он постоянно спускал в нее и удивлялся, что мама не беременеет. А мама врала ему, объясняя тем, что после аборта женщина не всегда может сразу забеременеть…

После свадьбы Олег при месяца подыскивал наиболее приемлемый вариант размена. И нашел квартиру в жилом доме на Соколе, на трех хозяев.
Наша новая квартира занимала теперь 70 квадратных метров и была трехкомнатной.
Сокол – район, отдаленный от центра. Совершенно не престижный. За счет этого мы здорово выиграли в расширении жилплощади.
Теперь у нас была большая ванна с отдельным туалетом.
Олег, надо отдать ему должное, мужчиной оказался хозяйственным.
Он нанял рабочих, и они за месяц нам отделали дом, сделав евроремонт.
Ванну, кухню и туалет облицевали красивой итальянской кафельной плиткой.
Поставили пластиковые окна, красивые филенчатые двери из сосны, покрытые лаком, с красивым декоративным непрозрачным стеклом.
В моей комнате и в зале обносили потолки, сделав их подвесными, из гипсокартона.
На спальную, где ночевал Олег с мамой, денег пока не хватало.
Поскольку мы только переехали, когда я стала встречаться с Мишей.

13

И вот Миша у нас дома.
Он выпил с мамой и с Олегом за знакомство бутылку коньяка. И в этот же вечер попросил у мамы благословения, на брак со мной.
Мама была в шоке.
Олег, впрочем, тоже.
Но Олег права голоса не имел. Поскольку он был мне никто.
А мама сказала:
– Вам надо повстречаться хоть немного. К тому же Катька еще не развелась.
Миша изложил ей свою точку зрения на это счет. Ту, что он мне излагал в подъезде.
Тогда мать сказала ему:
– Ладно, если вы так настойчивы (мама почему-то стеснялась его и в обращении называла на «вы»), вы можете первое время пожить у нас.
– Нет, это исключено. У вас, Наталья Андреевна, при всем моем уважении к вам, я жить никогда не буду. Хватит! Научен горьким опытом первого брака. Считаю, что любовь к теще будет крепкой только в том случае, если зять от нее будет на расстоянии. И чем это расстояние будет большим, тем любовь будет крепче. Таково мое убеждение, и его никто не состоянии переломить. Сегодня я у вас останусь на ночь, если вы, конечно, не возражаете. Завтра я на работу. А Катя, – он строго посмотрел на меня, – соберет свои вещи. Вечером я заеду за ней на такси и заберу ее к себе. У меня отдельная квартира. И мы будем жить от вас отдельно.

И маме, и Олегу мой будущий муж понравился.
Пока Миша с Олегом выходили курить, а потом, когда кончился коньяк, ушли за водкой, я, разговорившись с матерью, узнала ее мнение.
– В принципе, парень он хороший. На первый взгляд. Какой он на самом деле… это покажет время. Но мне он понравился. Понравился еще с того раза, как помог мне в краже.
– Мам, а почему ты обращаешься к нему на вы?
– Не знаю. Робко как-то. Я еще никак не могу перестроиться, что он мой зять, а не строгий участковый. К тому же, Катька, если я не ошибаюсь, но быть ему начальником. Есть в нем что-то командирское. Что именно? – понять не могу. Но что-то есть.

Мы засиделись за столом допоздна. Я спиртного не пила.
Проснувшуюся Аньку я покормила грудью, искупала, запеленала во все свежее.
Мишка держал ее на руках, укачивал, улыбался и сюсюкал ей.
Анька тоже улыбалась, и я видела, что он понравился ей. Ей далеко не все нравились.
К нам приходил мамин брат, Анька расплакалась, когда он взял ее на руки. И, всякий раз, когда за вечер он брал ее она орала. А Мишу она приняла.
Я уложила Аньку в кроватку и, укачав, пошла в ванную.
Я тщательно мылась. Я хотела произвести на Мишу неотразимое впечатление.
В сильном предвкушении от скорого занятия сексом я, уже, когда заходила в ванную, была все мокрая, там…
В ванной я не удержалась и поласкала себя душем. Мне нравилось, широко раскинув ноги, направлять сильную струю душа себе на клитор.
Я дважды кончила, пока мылась, а сама представляла Мишин член. Мне очень хотелось прикоснуться к нему губами и, заглотив его, сделать так, чтоб он разрядился мне в глотку.

Мама постелила нам свежее белье.
Миша сходил в ванную. Через десять минут он был в комнате.
Погасив свет, я лежала под одеялом в красивом нижнем белье. В черных чулочках, в черных, в тонких кружевах, трусиках и черном кружевном поясе.
Я купила их себе недавно. Мне нравилось красивое нижнее белье.
Когда матери и Олега не было дома, я одевала их и обнаженной ходила по дому.
Природа не обделила меня красотой.
У меня была стройная фигурка. Точеные ножки, плоский, упругий живот, небольшая, волнующе-красивая грудь.
За своей «киской» я следила и аккуратно ее подбривала под «панка».
Мне и многим мальчикам, с которыми я миловалась до брака, нравился этот «ирокез».
В комнате, тускло освещенной зеленым шёлковым торшером, был мягкий сумрак, настраивающий на эротичный лад.
Миша вошел в комнату и закрыл за собой дверь на замок изнутри.
Несмотря на то, что он сегодня выпил, я видела, как он был сильно возбужден. Его него под брюками все стояло.
Глаза его, с которыми он жадно смотрел на меня, горели.
– Ты меня хочешь? – лукаво спросила я.
– Оч-чень! – выдохнул он, суетливо расстегивая пуговицы на рубашке.
Откинув накрывавшее меня одеяло, я, оставаясь лежать на диване, спросила его, слегка улыбнувшись:
– Мишенька, а так я тебе нравлюсь?
– Ты просто принцесса!
Он рывком стащил с себя брюки и плавки.
Его член стоял колом.
У меня трусики уже все были мокры. Когда Миша мылся, я снова себя ласкала.
Он подошёл ко мне, а я, приподнявшись, опустила свои ноги на пол, обняла Мишу за талию и поцеловала в живот.
А он стоял, дрожа от возбуждения, и ласково гладил мои длинные каштановые волосы.
Я опускалась языком все ниже и ниже…
Губами я касалась его лобковых волос…
Руками нежно гладила сильные, загорелые бедра.
Медленно поднимая рукой по внутренней стороне бедра, я, наконец, взяла его за мошонку.
Из груди у Миши вырвался стон.
Он буквально затрясся.
Другой рукой я, взяв его за крепкий, твёрдый член, медленно, до упора оттянула шкурку, коснулась головки языком, осторожно зубками и, поцеловав её в самую дырочку, широко раскрыв рот, глубоко заглотила её.
– Катюша, что ты делаешь? – сладко вымолвил он.
Освободив свой рот, я улыбнулась и спросила:
– А ты угадай?
– Ты просто прелесть.
Он вдруг согнулся надо мной, как пушинку, подхватил меня на руки, и со стоящим членом закружил по комнате. Опрокинув на диван, Миша навалился на меня всем телом, и я почувствовала, как он погрузился в меня. Весь! Полностью!
Прижимая руками меня к себе, он целовал меня в губы и работал тазом.
Я, обхватив его ногами, била его пятками в ягодицы, а руками драла ему спину. У меня были длинные, острые, ухоженные ногти. Я разодрала ему всю спину до крови, а он, не обращая на боль внимания, сладко урчал, рычал, как лев, и шпарил меня.
Он драл меня, наращивая темп.
Я несколько раз улетала. Оргазмы у меня шли один за другим.
Ещё бы… у меня так долго не было мужчины, не считая последней недели в подъезде.
Но подъезде это все не то… Конечно, в этом тоже есть особая прелесть. Но подъездная подростковая романтика не по мне.
Я люблю секс в постели. Секс с любимым мужчиной. С моим… С моим единственным и неповторимым…
Подбавив жару, Миша в друг остановился и застонал. Я почувствовала, как он разряжается в меня, и, моей тело пронзило невыразимо сладкая сила, и я полетела в небеса вместе с ним.

Потом мы долго лежали и, лениво лаская друг друга, говорили за жизнь…
Помимо моих сладострастных царапин, я обнаружила у Миши на спине ожоги и шрамы.
– Откуда это? – поинтересовалась я.
– Из Чечни привез, – скромно сказал он.
Оказалось, два года назад Миша ездил в Чечню в служебную командировку на полгода. Это произошло через несколько месяцев после нашего с ним тогдашнего знакомства.
На боевые он купил себе поддержанную «Ауди» 100.
Но сейчас не ездил на ней, так как мировым судом на два года был лишен прав за вождение в автомобиле в нетрезвом виде. Скоро заканчивался срок Мишиного административного наказания, и ему в ГАИ должны были вернуть права на вождение автомобиля.
Мы проговорили около часа, а через час он, возбудившись, с новой силой залез на меня…
И, доведя меня до семи оргазмов, вновь разрядился в меня…
На этот раз не внутрь, а мне на лицо, в рот…
А я с наслаждением проглотила его густую и тёплую сперму…

Часть вторая.

1

Я с дочкой живу у Миши.
Вчера он приехал за нами на такси и привез к себе.
Миша жил в поселке Дачном.
Административно он входит в состав Новомещанска. Но в целом это отдельный район, и расположен он от города в десяти километрах.
Район расположен среди леса.
Здесь необычайно чистый воздух.
У Миши однокомнатная квартира на третьем этаже. Окна ее выходят на лес.
От автобусной остановки до дома – не более семи минут ходьбы.
От Дачного до Новомещанска целый день, каждые полчаса, ходят маршрутки.
Утром Миша уехал на службу.
И мы остались с Анькой одни.
В квартире к нашему приезду у него был беспорядок. Сразу было видно, что в этой квартире живет холостяк.
Поигравшись с Анькой, я накормила ее и запеленала.
Укачав ее, я принялась за работу.
Перемыла окна, вытерла пыль с подоконников, батарей, шкафа.
Подмела и вымыла полы. Убралась в туалете и в ванной.
Принялась за готовку еды.
Я успела почистить картошку, лука, моркови на суп, как проснулась Анька.
Доварив суп (он у меня оказался постным, так в холодильнике у Миши было пусто), я одела Аньку потеплее и, уложив ее в коляску, стащила ее вниз подъезда.
Мы вышли на улицу. Погода была осенняя, ненастная…
Но ветра не было.
Спросив у прохожих, где магазин, я направилась к нему и купила продуктов. Деньги мне оставил Миша.
После прогулки я нажарила свиной печени, отварила макарон.
К вечеру пришел со службы Миша и очень удивился сияющему порядку в комнате.
Он вручил мне букет роз и, крепко обняв и прижав к себе, поцеловал в губы.
Мы не могли удержаться. И через несколько мгновений, обнаженные, оказались в постели…
Я отдалась ему с наслаждением. Миша снова спустил в меня, но на этот раз он был в презервативе.
Потом я пошла кормить его ужином.
– Как служба? – спросила я, выждав, пока он утолит свой голод.
– Как обычно. Нас ебут, а мы крепчаем…
Я не обращала внимания на то, что он при мне выражался матом.
В милиции, как он мне объяснил с самого начала, матом не ругают, на нем разговаривают.
Я спокойно относилась к мату, хотя от матери, почти никогда не слышала его, только за редким исключением, когда она ругалась с Толиком или моим отцом во время их совместной жизни.
Миша рассказал мне о том, как ему досталась эта квартира.

Сам он с провинции, из области. После армии приехал в Новомещанск, устроился в милицию. Здесь уже познакомился со своей женой. Бывшей женой. Теперь он мой муж… Пока гражданский, но мой…
После свадьбы жил у нее какое-то время.
У него сразу же сложились напряженные отношения с тещей.
До свадьбы теща к нему относилась нормально, кормила его пирожками, котлетами…
А после свадьбы началась обычная история.
Впрочем, у них история была не совсем обычная.
Тесть с самого начала поставил условие, чтоб молодая семье питалась отдельно и выделил им отдельных холодильник для хранения продуктов.
Миша наотрез отказался тещу назвать «мамой», а тестя «папой».
За это они на него крепко обиделись.
Чтобы у Миши с Леной не развалилась семья, так как пошли скандалы с родителями, они были вынуждены уйти на квартиру.
На квартире они прожили полтора года.
Хозяйка подняла цену, и они были вынуждены оттуда съехать.
Около года они прожили у него на «опорнике», а, когда родился сын, вынуждены были вернуться к ее родителям.
Когда у Миши умерли дед с бабкой, его родители переехали в освободившийся дом.
А свой дом хотели продать.
Но Миша к тому времени уже работал участковым. Он нашёл на своём участке какого-то алкаша. Подпаивал его месяца два, а потом, уговорил, поменяться жильем.
Не знаю, как это было в морально-нравственном отношении…
Безусловно, квартиры в Новомещанске даже однокомнатные стоили гораздо дороже, чем трехкомнатный жилой дом Миши в области, в районном городке.
Но алкаш, во-первых, выиграл по жилой площади (его квартира, впрочем, теперь уже Мишина, составляет 32 квадратных метра); во-вторых, Миша расплатился за его долги пред ЖЭКом, за неуплату коммунальных платежей за полтора года; в-третьих, Миша оставил ему в своем доме всю мебель, холодильник и газовую плиту (а у алкаша к тому времени своей газовой плиты уже не было, он ее пропил и готовил себе еду при помощи электрокипятильника); и, наконец, в-четвертых, Миша, добавил ему сверху денег. Немного, но добавил.
С юридической стороны их сделка выглядела очень честно.
Алкаш продал Мише и Лене свою квартиру, заключив с ними договор купли-продажи.
То же самое сделал с ним Миша в отношении своего дома.
А с моральной точки зрения… Я считаю сделка была равнозначной… Так что я нисколько не осуждаю Мишу. Напротив, считаю, что он молодец.
Наше дурацкое государство и так по отношению к нему поступило плохо. Согласно ст. 30 Закона РФ «О милиции», как объяснил мне Миша, участковому, отработавшему на должности полгода, государство обязано предоставить жилье. Да, общежитие ему предоставили. Койку-место. Но к тому времени, когда он был участковым, у него уже была семья из трех человек.
У Миши были хорошие показатели по службе и не было дисциплинарных взысканий. И участковым он отработал не полгода, а тянул службу уже третий год.
На его счету было несколько раскрытых тяжких преступлений (грабежи, разбои, проникающие ножевые ранения, хранение наркотиков), около десяти раскрытых краж и около тысячи составленных им протоколов по административным правонарушениям.
– А чем преступление отличается от правонарушения? – спросила я.
– Степенью общественной опасности. За преступление наказание более суровое и, как правило, связано со сроком и зачастую с лишением свободы, а за правонарушения назначается штраф или административных арест, максимум на 15 суток. А обычно, как следует из сложившийся административной практики, судьи дают 2-5 суток ареста.
– А за что дают сутки?
– Как правило, за повторность. То есть за совершение двух и более административных правонарушений в течение года, неуплату вовремя назначенного штрафа. Основные рабочие статьи КоАП РФ, по которым судья дает арест, ст. 20.1 – мелкое хулиганство, 20.21 – появление в нетрезвом виде в общественном месте и ст. 20.25 – неуплата штрафа за ранее совершенное административное правонарушение.
– Что такое КоАП?
– Кодекс об административных правонарушениях.
– А сколько назначают штраф? – засыпала я его вопросами.
– Не пойму, зачем тебе все это надо?
– Мне интересно. Я, кстати, всю жизнь юристом стать мечтала. Просто мы с матерью понимали, что поступать безе денег в вуз – глупо рваться.
– Логично.
– Слушай, Миш, а как мне моего бывшего привлечь за алименты?
– Не платит?
– Не-а. Нигде не работает и поэтому платить не хочет.
– Вообще, есть такая статья в Уголовном Кодексе – ст. 157 УК РФ. Злостное уклонение от уплаты алиментов. Тут нужно, во-первых, доказательная база, во-вторых, доказать умысел, что он действительно уклоняется от уплаты. Потому что у нас в практике были возбужденные уголовные дела, которые потом в судах разваливались… Особенно, когда за дело брались серьезные адвокаты… Во-вторых, я не советую тебе подавать на алименты…
– Почему?
– Потому что, в случае своевременной уплаты им алиментов на Аню, по достижении ее совершеннолетия, то есть 18 лет, он прекращает платить деньги. Более того, если он будет признан нетрудоспособным (а это очень легко делается через врачей, получая справку о липовой инвалидности), он с чистой совестью может подать на Аньку и любой суд обяжет ему пожизненно выплачивать алименты на содержания родителей. Есть такой пункт в этой же статье.
– Не знала.
– Ну, ничего. Со мной поживешь, небольшим юристом станешь.
– Так ты как посоветуешь мне сделать? Подавать на него на алименты? – спросила я.
Миша уклонился от прямого ответа:
– Решай сам. Я здесь не советчик. Как ты решишь, так и будет.
– А на себя я могу подать?
– Можешь. До трех лет, пока ты находишься в декретном отпуске, суд может обязать его выплачивать алименты на твое содержание. Однако, если ты выйдешь за меня официально замуж, то суд меня признает твоим кормильцем и автоматически снимет с твоего мужа обязанность на твое содержание.
– Во как? – удивилась я. – Не знала.
– Не переживай. Я тоже много не знал, когда мне был 21 год. С годами многому научишься.
Миша обнял меня.
Я пересела к нему на колени.
Мы стали целоваться.
И… оказались в постели…
Как я стонала, когда он меня, поставив раком, брал сзади. Он так глубоко проникал в меня. Он насаживал меня на свой «кол», как шашлык на шампур, крепко прижимая руками к себе.
Чувствуя приближение оргазма, Миша успел выдернуть раскаленный член и кончил мне на попу и спину.
Я повернулась к нему и, завалив Мишу на диван, облизнула ему член.
Мне нравилась на вкус его сперма. Мне нравилось ее глотать.
Я видела, что Мише это доставляет удовольствие.
Поблагодарив меня, он признался:
– Знаешь, а я Ленке сколько раз кончал в рот. Но она так и не научилась глотать мою сперму. Она все время выплевывала ее и брезгливо вытирала свои губы.
– А признаться, Миш, тоже, когда жила со Славкой, делала ему минет. Я любила его делать, но сперму его глотнула только раз. И она мне не понравилась на вкус. А твоя нравится…
– Ты не обманываешь? – спросил он, обняв меня за плечо, когда я легла с ним рядом.
– Нет, Мишунь. Честное слово. Мне действительно очень нравиться. Ты вообще такой славный.
Он поцеловал меня в губы. Крепко, взасос.
Стал прикасаться к шее, ушку.
Я застонала. Я опять почувствовала возбуждение.
Он губами перебирался по моей груди. Покусывал быстро каменеющий коричневый сосок. Сползал на живот.
Язычком касался моего пупка. Описывал вокруг него губами круги.
Спускался ниже.
Зубами он слегка прихватил моей «ирокез», а одним из пальчиков, раздвинув мои губки, проник в меня…
Боже, как это здорово!
Он спустился ниже, теперь вместо пальца в своем лоне я чувствовала его горячий, нежный язык. Он проникал меня насколько мог глубоко, широкими ладонями Миша держал меня за ягодицы и прижимал к себе.
А я поглаживала его коротко стриженную русую голову, слегка оттопыренные раковины ушей.
Ушастик мой, давай, глубже!
Он то ласкал меня ртом, то нежно покусывал за половые губки, то осыпал поцелуями мой «ирокез» и область лобка рядом с ним.
Я дважды улетела в небеса.
А Миша, снова возбудившись, вскинул меня на руки и насадил меня на своего вставшего на «дыбки» жеребца, прямо стоя посреди комнаты.
Как только он меня насадил и несколько раз сильными, уверенными движениями прижал к себе, я, держась за его крепкий ствол шеи, кончила еще раз…
Это просто здорово.

2

Продолжение следует