Глава 15.
За Мареком мне было не угнаться. Плечо горело и саднило, в глазах расплывались круги, а правая половина рубашки промокла от крови. Я вынужден был остановиться на минуту, чтобы передохнуть, стянуть рубаху и ею же кое-как перевязать рану. Пуля насквозь прошила мышцу и повредила артерию, но кость осталась не задетой.
Затем я бросился по эскалаторам вверх, к выходу на палубу, распугивая окровавленным торсом редких пассажиров. Мистер Краковски исчез из поля зрения. Подспудная мысль гнала меня в том направлении, в котором, по моему мнению, он скрылся. Я стал пробираться к малой взлетной полосе, предназначенной для прогулочных вертопланов и вертолетов. В решающую минуту я вдруг вспомнил о военной специальности Марека, и это утвердило меня в моих предположениях. Боковым зрением, вдалеке по левому борту корабля я видел береговую полосу и возвышающиеся за ней горы. Это было тихоокеанское побережье Южной Америки, и именно там, думал я, попытается скрыться преступник.
Я перемещался посредством «бегущей» дорожки, но при этом увеличивал свою скорость, дополнительно продвигаясь по ней легкой трусцой. Впрочем, Марек был не дурак, и проделывал, вероятно, то же самое, но гораздо быстрее. Чтобы достичь взлетной площадки, мне пришлось бы добраться до кормы лайнера, минуя «Бриллиант-Сити», обогнуть стадион и уже по правому борту приблизиться к цели. Однако опыт, приобретенный мной ранее в исследованиях хитросплетений помещений корабля-муравейника, подсказал мне свернуть резко влево. Пробежав по голубой арочной галерее, выполненной внутри огромного аквариума с тысячами рыб, я свернул в небольшую дверь служебного перехода, затем миновал еще одну и попал в огромное помещение молодежного компьютерного диско бара. Не смотря на яркое уличное солнце, здесь царил полумрак, разрываемый пулеметной очередью разноцветных вспышек. Грохотала музыка, мерцали экраны игровых автоматов, и голографические изображения монстров изворачивались и корчились под зелеными пунктирами выстрелов бластеров. Даже пол зала, выложенный замысловатой светомузыкальной плиткой, переливался всеми немыслимыми цветами радуги под неутомимым топотом корчившихся в танце молодых людей. Здесь до меня никому дела не было, и я, благополучно миновав бар, выскочил в вестибюль, а потом и на палубу по правому борту судна. Перемахнув через невысокое ограждение, я двинулся шагом, всматриваясь в два десятка винтокрылых машин, расставленных в шахматном порядке, и выглядевших под лучами солнца искрящимися каплями клубничного, вишневого и апельсинового джема. Я не обращал внимания на удивленные возгласы пассажиров и отмахнулся от назойливого возмущения стюарда, семенившего за мной следом.
Вероятно, я отвлек достаточно внимания персонала авиапарка, чтобы позволить Мареку беспрепятственно оказаться у лимонно-желтого вертоплана, ибо в создавшейся суете, вызванной моим экстраординарным видом и поведением, никто, кроме меня, не следил за тем, что происходит на аэродроме. Я закричал, побежал вперед и схватился за ручку задней двери летательного аппарата тогда, когда пропеллер уже набирал обороты. Марек меня заметил, но предпочел сосредоточиться на взлете. Забравшись внутрь, я едва успел схватиться за поручень, чтобы не вывалиться обратно при наборе высоты. Кое-как захлопнув дверь, я ринулся на врага, но тут же наткнулся на толстое, пуленепробиваемое стекло, разделяющее пилота и пассажиров. Удар пришелся на правое предплечье. От боли меня перекосило, я свалился в кресло, корчась и хватая воздух ртом. Тем временем, мистер Краковски повернул голову, злорадно ухмыльнулся и продемонстрировал мне пистолет. Взглянув вниз, на стремительно убегающие назад барашки волн океана, он указал туда большим пальцем через плечо и многозначительно покивал головой.
- Прыгай!.. – прочитал я по его губам и огляделся...
Вертоплан несся в направлении берега, казалось, прямо на торчащие из воды скалы. Сзади остался «Бриллиант», и это мне показалось знакомым до неприятных коликов под ложечкой.
Я показал Мареку неприличный жест пальцем. Тот снисходительно пожал плечами. Я с остервенением ударил в стеклянную переборку ногой, но Краковски только беззвучно рассмеялся. Я сжал кулаки и... вспомнил об электрошокере! Некоторое время я с ненавистью рассматривал трясущуюся от смеха спину негодяя и ничего не придумал лучшего, как упереться кулаком в бронированное стекло и инициировать разряд электротока, проделав это только от отчаяния и бессильной злобы. На мое удивление, искусственная молния благополучно преодолела преграду, и удар получился замечательным. Марек дернулся и завалился вперед вправо. Вертоплан в точности повторил этот маневр, а меня бросило в сторону. Я вновь грохнулся поврежденным предплечьем об внутреннею обшивку машины и последнее, что услышал перед тем, как потерять сознание, был скрип моих собственных зубов, заглушивших рокот пропеллера...
Сквозь медленно возвращающееся сознание я понимал, что машина падает, но мне уже было все равно. Где-то, я предполагал такой исход и не очень ему удивлялся. На секунду мне показалось, что все кончено, ибо я перестал слышать жужжание двигателя. Но вертоплан вышел из крена и теперь двигался в режиме планирования. Собравшись с силами, я поднялся и вновь приготовил электрошокер к бою. Кинувшись к переборке с мстительной решимостью и вытянутой правой рукой, поддерживаемой для верности здоровой левой, я зверски зарычал, но тут же и осекся. Место пилота было свободно и в кабине ему просто некуда было спрятаться. Приборы работали, ручка управления плавно покачивалась, автоматически регулируя режим полета. Но Марека там не было!..
Посмотрев назад, я увидел среди волн оранжевую точку. Умудренный летным опытом, мистер Краковски, видимо, использовал аварийный эвакуатор пилота, решив одним махом разделаться сразу с несколько проблемами, связанными со мной и возможной погоней со стороны «Бриллианта». Вертоплан не спеша, но верно летел по снисходящей траектории прямо на скалистый утес, преграждающий путь крохотной желтой стрекозе и недвусмысленно угрожающий моему бренному существованию.
Я сдвинул в сторону боковую дверь и примерился к прыжку в океан. До воды оставалось не меньше полсотни метров и шансов выжить после прыжка было немного. Однако, промедление грозило смертью неминуемой! Перекрестившись и сгруппировавшись, я обхватил себя за плечи руками, таким образом прикрыв раненое предплечье ладонью, и шагнул в пропасть...
Мучительно и долго выныривал я на поверхность океана, а выскочив из воды на пол корпуса, жадно вдохнул воздух и только тогда почувствовал болевые спазмы по всему телу. Боль в спине сковала движения и заставила организм забыть об огнестрельной ране. Со стороны берега послышался треск и раскаты взрыва, черное облако дыма взметнулось над волнами. К месту катастрофы вертоплана уже направлялись вертолеты, очевидно вылетевшие за нами в погоню. К моей великой досаде, траектория их полета пролегала в километре от моего падения. Привлеченные яркой картинкой взрыва, пилоты спешили к месту аварии, не собираясь разыскивать меня и Марека. Никто не сомневался в нашей гибели...
Судьба явно испытывала меня на прочность! Во второй раз я оказался в морской пучине, в пределах видимости суперлайнера «Бриллиант» с его суперсовременной навигационной системой, и второй раз спасательные службы корабля игнорировали мои поиски! Это было не просто досадно, но и в высшей степени нелепо!
Оценив расстояние до берега, остававшееся довольно приличным, я попробовал плыть, превозмогая боль, но моментально устал. Пришлось прибегнуть к пассивной тактике, перевернуться на спину и попытаться продержаться на воде как можно дольше, сохраняя силы. Это давало шанс дождаться подмоги. Скоро я понял, что меня относит к северу, в противоположную сторону от места катастрофы вертоплана, к видневшимся вдалеке цепочке рифов, протягивающейся от оконечности материкового мыса вглубь океана. Через пару часов я стал понемногу подгребать руками, почувствовав приближение вечера и скорой темноты. Наконец еще через час я выкарабкался на скалистый островок с узкими локальными участками галечникового пляжа, и в изнеможении растянулся на камнях.
Это напоминало дурной сон или входило в скверную привычку. Я вновь оказался на острове, и опять это случилось после крушения летательного аппарата, вылетевшего с борта «Бриллианта». С одной стороны, это мистическое обстоятельство пугало меня, с другой – внушало надежду, что и на сей раз все обойдется, а с третьей – забавляло... Вспомнилась прочитанная где-то история о человеке, в которого в разное время и в различных местах семнадцать раз ударяла молния! Сейчас данный случай не казался мне таким уж невероятным...
В сгустившихся сумерках силуэт корабля, удаленный от места, где я находился, на несколько километров, был хорошо виден, за счет яркой иллюминации многочисленных палуб и башни «Бриллиант – Сити». Я отворачивался от этого зрелища, ибо оно обостряло воспоминания о трагедии, от которой я недавно в панике бежал. Да-да, именно – бежал! Как самый последний трус, как слабонервный слизняк! Я предпочел забраться в вертоплан, хотя это было безумием, и покинуть судно, поставив на кон собственную жизнь, вместо того, чтобы просто попытаться помочь Софи... Ее смерть пугала меня гораздо сильнее, чем моя собственная! Жизнь моя с этого момента разломилась надвое, как переспевший арбуз, одна половинка которого осталась спокойно лежать на серебренном подносе, а другая, олицетворяющая будущее, покатилась к краю пропасти и вот-вот должна была свалиться виз, прямо на острые камни. Во мне оборвались какие-то нити, отвечающие за инстинкт самосохранения, более того, смерть показалась настоящим избавлением от раздирающих душу терзаний и раскаяния. Всем своим существом я предчувствовал страшные перемены впереди, и виной этому была моя собственная глупость и эгоизм!..
Риф, на котором я оказался, был отделен от материкового берега нешироким, в пару сотен метров проливом, однако преодолевать это расстояние вплавь в наступающей темноте я не решился, будучи весьма довольным уже тем, что добрался до суши в целости и сохранности. Преодолев жгучее желание забыться в дреме на теплых камнях, я поднялся и осмотрел рану. На сей раз, из остатков рубашки я сделал более качественную перевязку и сразу почувствовал себя легче. Собравшись с силами, я вскарабкался вверх по склону на какой-то уступ и устроился на отдых с подветренной стороны скалы, посчитав выбранную позицию и безопасной, и удобной для обзора. К этому времени совершенно стемнело, и мне ничего не оставалось, как с облегчением отдаться некомфортному, но все же оздоравливающему организм сну...
Спал я плохо и проснулся еще до восхода солнца от лихорадки, сотрясающей мое тело мелкой дрожью. Огней «Бриллианта» видно не было, и это обстоятельство меня даже несколько успокоило. Я подумал о том, что не имею ни малейшего желания возвращаться на корабль разбитых надежд и погибших друзей. При воспоминании о Софи у меня сжималось сердце и на глаза наворачивались слезы. Я проклинал себя за свои необдуманные поступки, и тоска еще большей тяжестью проникала мне в сердце... С рассветом и первыми лучам солнца, пробившимися между вершинами гор, мое моральное состояние улучшилось. В своих мысленных терзаниях я переключился на Марека и скоро наполнился к нему ненавистью, загоревшись непоколебимой решимостью к действиям. Мистер Краковски, очевидно, добрался до берега еще вечером, и мне следовало спешить...
Преодолев вплавь пролив, я направился по песчаному пляжу широкой, открытой океану бухты в южном направлении туда, где по моему мнению должен был выйти из воды Марек. Его следы четко отпечатались на песке и привели меня к тропе, взбирающейся по склону между густыми зарослями...
Преследуя врага, я попытался перевоплотиться в беглеца и прочитать его мысли. Вероятно, ему нужно было скрыться незамеченным подальше от места катастрофы, не попав на глаза местным жителям как можно дольше.
Выбравшись на раскаленное полотно шоссе, я прежде всего обратил внимание на заброшенное поселение, примостившееся в долине небольшого ущелья. Закрытые жалюзи витрин и ставен окон ближайшего магазинчика, полуразрушенное здание водонапорной башни и застарелые дыры в асфальте однозначно указывали на запустение городка, некогда жившего за счет туризма и торговли. Видимо, что-то изменилось в экономических приоритетах здешних мест, заставивших людей перебраться поближе к бурлящим жизнью мегаполисам. Мне подумалось: судя по отсутствию движения по автотрассе, можно было предположить, что где то построена дорога, спрямляющая путь от одного крупного города к другому, транспортные и туристические маршруты изменились, и это сделало существование городка нерентабельным. Вероятно, старожилы городка иногда приезжали сюда, чтобы проверить брошенные дома, оставленные в призрачной надежде на возрождение прежней жизни и выгодную продажу недвижимости, побродить по окрестностям и безлюдному пляжу, искупаться в океане и поудить рыбу... Там, в наполненных шумом и суетой городах они, наверное, рассказывали об этом чудесном местечке друзьям и знакомым, приглашая посетить его и убедиться в прелестях дикого, лишенного всякого сервиса отдыха, полного уединения с природой. Когда-нибудь, все больше любителей такого времяпровождения станут посещать сей райский уголок. Появится сервис, который в свою очередь привлечет еще большее количество туристов. И жизнь возродится здесь с новой силой...
Но сейчас я был почти уверен, что в заброшенном городке, укрытом разросшимися кустарниками и заваленном листвой садовых деревьев, нашел временное пристанище мистер Краковски. Очевидно, чувствовал он себя в полной безопасности и уверенности, что его никто не станет преследовать, а тем более я. В этом было мое единственное преимущество. Во всем остальном я сильно проигрывал вооруженному, здоровому и физически более сильному противнику. Требовалось предпринять нечто неординарное, чтобы сполна воспользоваться эффектом внезапности в случае встречи с ним, иначе шансы на успех схватки у меня отсутствовали. А то, что схватка обязательно будет иметь место, я не сомневался.
Маскируясь за густой растительностью, я окольными путями вышел к одноэтажному прямоугольному зданию мотеля, выстроенному прямо у обочины единственной дороги, соединяющей поселение с автострадой. Далее дорога переходила в главную улицу, по обеим сторонам которой тянулись одно- и двухэтажные здания магазинов, кафе и прочих увеселительных заведений. Сзади этих рядов, утопая в зелени, виднелись высокие крыши особняков и окна флигелей. На былом веселом облике городка лежала печать упадка. Пластиковая обшивка многих зданий была содрана, обнажив желтовато белесые фанерные стены; окна зияли пустыми глазницами, либо были закрыты тяжелыми щитами; погасшие вывески и выцветшие рекламные щиты удрученно поблескивали матовым отсветом.
Ставни и двери придорожного мотеля были намертво закрыты засовами и замками. Но меня привлекла мансарда, чердачная дверь которой была чуть заметно приоткрыта. Обойдя здание гостиницы кругом, я обнаружил приставную лестницу, коей не преминул тут же воспользоваться. В помещении мансарды гуляли сквозняки и стояло единственное, плетеное из тростника, старое кресло. Устроившись в нем у широкого решетчатого окна, предоставляющего мне великолепный обзор дороги и большей части городка, я остался доволен своей диспозицией и приготовился к терпеливому ожиданию своего оппонента. Другого варианта действий у меня не было, и я полагался лишь на терпение и удачу, превратившись с этой минуты в осторожного хищника.
Я едва успел поправить перевязку, как заметил Марека, скрывшегося за дверью белокаменного здания бывшего муниципалитета. Он не появлялся минуть десять, заставив меня взмокнуть от напряженного ожидания. В тот момент я не знал, чего больше хочу: встречи с мистером Краковски или его бегства. Средь белого дня мои попытки противостоять вооруженному человеку выглядели сумасшествием. И тем не менее, я собирался незаметно спуститься на землю, чтобы попытаться застать врага врасплох у входа здания городской управы. Тут я заметил тень, мелькнувшую в пустом проеме первого этажа, и понял, что Марек разгадал мою хитрость, увидев меня первым. Не умом, а скорее кожей, я почувствовал его замысел, сводящийся к тому, чтобы выманить меня на открытое пространство и встретить во всеоружии. Таким образом, из преследователя я неожиданно превратился в потенциальную добычу хищника. Осознав это, я попытался выскользнуть из ловушки, однако, ступив на верхнюю ступеньку лестницы, заметил Краковски, спешащего в мою сторону. Это заставило меня скользнуть обратно в помещение и закрыть за собой дверь на внутренний замок.
- Эй, мистер Левин!.. – послышался снизу вкрадчивый голос Краковски. – Ваша настырность меня удивляет, и делает вам честь! Но, может быть, договоримся?.. Учтите, перевес на моей стороне и я бы советовал вам хорошенько подумать, прежде чем отказаться!..
Меня бросило в жар и затрясло от ненависти к этому человеку. В его голосе не было ни грамма раскаяния, тревоги или беспокойства по поводу совершенных им убийств, и это обстоятельство не укладывалось у меня в голове. Сглотнув поступивший к горлу ком, я процедил сквозь зубы:
- Идите к черту!.. Вы жалкий мерзавец, Краковски, и заслуживаете смерти!
- Ох-хо-хо!.. Неужели? Не вы ли собираетесь меня казнить, доктор? Позвольте узнать, за что?
- Сам знаешь, ублюдок!.. – я лихорадочно соображал, что же можно предпринять в сложившейся ситуации.
- Ну, допустим, я отрицаю все ваши обвинения, Жорж. В этом случае, вы должны доказать мою виновность, не так ли? Ну, так доказывайте, дьявол вас побери! Я послушаю...
Похоже, он всерьез приготовился к дискуссии. Чтобы потянуть время и попытаться придумать выход из затруднительного положения, я крикнул:
- Вы убийца, вор и интриган! Доказывать здесь нечего и некому. Я сам был и жертвой и свидетелем...
- Стоп! Стоп! – Марек вышел из себя и с остервенением выругался вполголоса... – Давайте по порядку, док!.. Убийца? Кого же я прикончил, не напомните?
- Ты убил собственную жену, скотина!..
- Попридержите эмоции, мистер Левин, если не хотите раньше времени нарваться на пулю!.. Вы имеете ввиду Софи?.. Согласитесь, в случившемся вы виноваты не меньше моего, кому нужно было ваше геройство, Жорж?.. Вы и сами знаете, что если бы не ваше вмешательство, никто бы не пострадал. И потом, не с вас ли началась вся эта история?..
- Если вы имеете ввиду музыкальное послание, так это было всего лишь шуткой, – проговорил я, невольно оправдываясь, - на которую вы, Краковски, ответили попыткой моего убийства и пошлым грабежом!
- Шутка?! Бросьте, Левин! Вы соблазнили мою жену! Не забыли?
- Софи сделала выбор, и это ее право! С таким негодяем, как вы, она все равно бы не осталась...
Мой взгляд упал на кресло, и в голове тут же созрел отчаянный план. Выход на лестницу и окно мансарды располагались на противоположных сторонах здания. Я мог бы успеть выбить стекло единственным предметом мебели и спрыгнуть на заросший цветник прежде, чем Марек обежит мотель...
- Сделала выбор!.. – ядовито передразнил мое заявление Краковски и деланно рассмеялся, - Вы наивны до безобразия, Жорж! Разве я похож на человека, предоставляющего своей жене подобную возможность?..
Я застыл с креслом наперевес в руках...
- Что вы имеете ввиду, Марек?...
- Вам не приходило в голову, что Софи приехала к вам на «Бриллиант» с моего ведома? Сдается мне, вы не знаете женщин, старина!..
В голове лопнула струна и загудел колокол...
- Этого не может быть! Я не верю!.. Вы, что же, сами позволили ей и любить меня, и отдаться страсти?..
- За это она поплатилась сполна, не правда ли?..
- Мерзавец!..
- Сочувствую, доктор, но надо признать, вы знаете далеко не все!..
Я с силой швырнул плетенное кресло в окно. Пробив брешь, оно с грохотом опустилось на внешний карниз, затем перевернулось и упало вниз. Проделов это, я прислушался к топоту Марека, спешившего на перехват к противоположной стене мотеля, и осторожно приоткрыл чердачную дверь. Лестница была убрана, но меня это не остановило. Совершив прыжок, я прокатился по траве, вскочил и в два счета скрылся в полосе кустарника. Стараясь не шуметь, я пробрался к дороге, раздвинул длинные узкие листья кустарника и стал наблюдать за развитием событий сквозь образовавшуюся амбразуру.
Краковски понял мой маневр слишком поздно, однако догадался, что я прячусь в придорожных зарослях. Он двигался по дороге с зажатым в руке пистолетом, прислушиваясь и присматриваясь к каждой травинке. Он громко заговорил, не сомневаясь в том, что я его слышу:
- Неужели, вам стало неинтересно, мистер Левин? Я мог бы порассказать вам много чего очень для вас любопытного! Например, о том, как вы разбогатели... Или о вашей жене!.. Выходите и послушайте!..
«Да, пистолет это сильный аргумент! – размышлял я. – Что он там плетет про мой бизнес и Елену?...Отвлекает?..». Не дожидаясь, когда Марек поравняется со мной, я стал шарить руками внизу. Мне удалось отыскать палку, вооружившись которой я застыл в боевой позе...
- Может быть, вы удивитесь, но за последнее время я узнал столько, что, кажется, знал вас всю жизнь. А вот вы, доктор, не знаете ничего! И мне вас жаль... Я вам обещаю не стрелять, если вы откажетесь от мысли о преследования. Кроме того, я поделюсь весьма ценными для вас сведениями... Давайте же, выходите, Жорж! И разойдемся миром!..
Я не верил ему ни на йоту, но расслышал в голосе Краковски заискивающие нотки. Это придало мне уверенности. Незаметно для Марека, я зашвырнул в соседний куст поднятый с земли булыжник. Реакция последовала незамедлительно. Раздались выстрелы, и он бросился в заросли с оружием наперевес, не заботясь о том, что своими действиями цинично перечеркивает собственные предложения, сделанные мне минуту назад. Он спешил и не ожидал нападения сбоку. Я ударил дубинкой по его вытянутой руке и удачно выбил пистолет, нырнувший в густую высокую траву. Не останавливаясь, я нанес еще несколько беспорядочных ударов, заставивших Марека ретироваться. Выскочив на дорогу, он стал отступать в глубь городка, пока не схватил жестяную урну. Действуя ею, как щитом, он перешел в атаку. Теперь пришлось пятиться мне, так как моя легковесная деревяшка не справлялась с натиском металлической мусорной вазы, к тому же, мне приходилось беречь от ударов раненое плечо. Ничего хорошего из этого бы не вышло, если бы я вновь не вспомнил об электрошокере. Электрический разряд заставил Марека выронить урну и броситься бежать...
Странная это была баталия, произошедшая при молчаливом свидетельстве брошенных домов. Тишину пустынных улочек нарушал только топот ног и тяжелое дыхание двух измотанных противников. Теперь наши с Мареком шансы практически уравнялись. Я был вооружен электрошокером, но был более уязвим и слаб из-за ранения. Меня подогревал праведный гнев, а его – необходимость устранения свидетеля... И все же, что-то произошло в ходе нашей бескомпромиссной борьбы. В какой то момент я ощутил все нарастающую потребность узнать всю правду. Это, как последнее желание перед смертью! Видимо, нечто похожее испытывал и Краковски, желая высказаться. И неважно, чья возьмет, но последнюю волю приговоренного следовало выполнить...
Марек подобрал металлический прут, вывалившийся из решетки церковной ограды, и остановился, поджидая меня. Я так же сбавил ход. Мы переводили дыхание, уставившись друг на друга и не решаясь на нападение. Я заговорил первым:
- Вы упомянули мою жену... Я не ошибся?
- О! Разве, у вас есть еще и собственная жена?.. Почему же вы, док, не поехали в путешествие с вашей благоверной?.. А, понимаю!.. Моя посвежее будет, не так ли?..
Марек опустил поднятую в замахе руку и зло усмехнулся...
- Не паясничайте, Краковски!.. Вы хотели сообщить мне нечто... Не понимаю, на что вы намекали?..
Он окинул меня снисходительным взглядом. Выдержав паузу, сказал:
- Итак, в том, что случилось вчера на корабле, виноваты мы оба, не правда ли?.. В чем вы еще меня можете обвинить?
- Сейчас вы скажете, что не стреляли в инспектора...
- Именно!.. Вернее, конечно же, я стрелял, но вопрос: куда?.. Я неплохо управляюсь с оружием, док, и точно знаю, что мой выстрел не принес ему особого вреда. Поймите, у меня не было другого выхода... Ну, а дальше все произошло по вашей милости, Жорж!
- Вас послушать – чистый ангел! Орниплан вы тоже не ломали, не так ли? И не дырявили спас жилет? И не крали мой мультифон с моими деньгами? И не отправляли меня на верную смерть в океан?.. А как же быть с тем несчастным из Акапулько, труп которого вы выдали за мой?.. Собственную жену вы посадили на наркотики и обращались с ней, как...
- Как с уличной девкой!..
- Вы циничный ублюдок, Краковски! Вам ничего не стоит растоптать человека и лишить его жизни, даже если это касается ближнего... Вы болезненно тщеславны, а потому до безумия ревнивы! Ваш Бог – деньги! Ради них вы готовы на все!.. Весь кошмар – ради дорогих побрякушек, украденных у певицы, не так ли?!.
- Не совсем... Но в одном вы правы - я ревнив! Знаете ли, мне не нравится, когда моя жена спит с каким-нибудь козлом! А вам?.. Не думаю, что поступил слишком жестоко, дав вам шанс выжить в океане... Этим шансем, я вижу, вы все же воспользовались. Поверьте, если бы я хотел... Считаете, мне следовало не мучить вас и прикончить сразу?.. Я решил убрать вас всего лишь на время, док, чтобы воспользоваться вашими деньгами, и только! А как, по-вашему, я должен был получить с вас плату за свое унижение?!. В Акапулько я не был, можете верить или нет. И бриллиантов у меня нет, как не печально!.. Говорите, я чудовище, которому наплевать на окружающих?.. Забавно, как же вы, в таком случае, оцениваете себя, док?.. Вам не снятся кошмары и не мучает совесть по поводу десятка пациентов, умерших по вашей милости двенадцать лет назад? Тогда вы никого не слушали и с ослиным упрямством внедряли ошибочный метод лечения рака... Помните?..
- Заткнитесь, Краковски! Вы в этом ничего не смыслите!..
- Возможно. Но вы не будете отрицать того, что вас предупреждали об опасности и советовали ограничиться опытом на крысах?.. Вы убили этих несчастных, мистер Левин! Иначе и не скажешь...
Он задел меня за живое, и я не смог сдержаться, чтобы не ответить:
- Это была отчаянная попытка помочь!.. Я не мог не попробовать их спасти...
- Чушь! Доктор Гуриман предлагал более надежный и проверенный способ продления жизни пациентов, но вы просто-напросто решили поставить опыт на людях, и вам было наплевать на них! Ведь они были все равно обречены, не так ли?..
- Крис?!. Все это сказал Крис Гуриман? Но зачем?!..
- Быть может, вам следует вспомнить и Фила Донована?.. Как вы с ним поступили, Жорж? И это не смотря на то, что именно благодаря ему ваша клиника приобрела мировую известность!..
- Софи?.. Вам сказала она?..
- Вы убрали с дороги Фила и отодвинули на задний план доктора Гуримана, завладев, таким образом, клиникой. Сами по себе вы не представляете никакого интереса для медицины, и вы это знаете, Жорж! Все, что вы имеете в своей жизни, это благодаря исследованиям Донована и Гуримана, не так ли?..
- Нет, все таки, Крис!..
- Ваши сыновья, мистер Левин, ненавидят вас! Представляю, как они улыбаются вам в лицо, и одновременно, мечтают как следует начистить вашу самонадеянную физиономию! Вы не позволили им продолжить образование там, где этого хотелось им, а не вам...
- Неправда! Это было совместное решение!
- В противном случае, вы грозили оставить их без гроша. Очень демократично!..
- Послушайте, Марек, это вас не касается! Я вообще не понимаю, каким образом...
- Чем же вы, доктор, лучше меня?.. Ваша жена настолько вас обожает, что готова за любые деньги уничтожить вас!.. Чем вы так насолили ей, Жорж?..
- Что вы несете?!!
- Понимаю, это слышать не очень приятно... А каково - мне, не думали? Скажите на милость, кому вы сделали хорошо? быть может, Софи?..
- Мы любили друг друга, а это для вас еще та заноза, не правда ли, Марек? Признайтесь, все это вы говорите в отместку за то, что она выбрала меня, а не вас!..
- Неужели?.. Ваша вера в непорочную любовь вызывает уважение, однако все больше убеждает меня в том, что вы непроходимый тупица!.. Кто по вашему предупредил меня в то утро о вашем намерении поупражняться с орнипланом?.. И еще, открою вам маленькую тайну, док!.. Софи приходится родной сестрой... кого бы вы думали?
- Донована!.. Я полагал, что ее девичья фамилия - совпадение...
- Надеюсь, теперь вы понимаете, что на мне свет клином не сошелся?..
На несколько минут мои мысли смешались. Я в прострации слушал Краковски, словно речь шла не обо мне. Затем я тряхнул головой, прогоняя наваждение:
- Нет, я не верю! Ваши попытки обелить себя и очернить других попахивают дешевкой! Меня вы убедили лишь в том, что тщательно готовили свои интриги и для этого собрали обо мне немало сведений. Но это не имеет никакого значения, и знаете почему?..
- Валяйте, говорите!
- Да потому, что Софи любила меня! Я это знаю, понимаете? Просто – знаю! И никто, слышите, никто меня не заставит думать по иному!..
- Да, конечно! Идиотам всегда жилось легко... Не удивлюсь, если вы столь же уверены в своей жене...
- Во всяком случае, я всегда сумею с ней поладить!..
Марек широко улыбнулся, и в его глазах я прочитал превосходство просвещенного человека над неучем. Он даже издевательски хохотнул, прежде чем сказал:
- Много бы отдал, чтобы увидеть ваши глаза, когда вы застанете вашу женушку в постели с хахалем!..
- Вы свихнулись, Марек, и из вас лезет дерьмо! Думаете таким образом сбить меня с толку? Не выйдет!..
- Упрямый осел!.. Впрочем, быть может, хотите в этом убедиться?..
Я сжал кулаки и с напряжением ждал, что он и в самом деле немедленно, словно фокусник, извлечет из кармана неопровержимые доказательства измены Елены и предоставит их мне. Но Краковски имел ввиду другое...
- Что если нам, мистер Левин, разойтись в разные стороны? Вероятно, вам понадобятся силы для того, чтобы навести порядок в своем королевстве. Что касается меня, то обещаю, я исчезну навсегда!..
- Что-то не совсем понимаю вас, Марек. Если вы так настроены на мир, то зачем же пытались застрелить меня?
- Это нервное, док, поверьте!.. Сейчас мы с вами квиты, не находите? Мы изрядно попортили друг другу жизнь... Не пора ли остановиться?..
Краковски был неплохим психологом, все же заставив меня призадуматься. Он ловко уходил от столкновения, в котором у него не было стопроцентного преимущества. Но я имел опыт неформального общения с этим человеком, а потому не очень-то доверял его призывам к перемирию. Никакие доводы и уговоры на свете не заставили бы меня повернуться и подставить ему спину.
- Хорошо, - сказал я, - мы пойдем в полицию с повинной и покаемся каждый в своих грехах. Пусть нас рассудят! Справедливо?..
- Я вижу, вы не в себе, док... Вам бы подумать о своих проблемах, а вы все о справедливости! Впрочем...
Он внезапно посмотрел куда-то мне за спину, но я был начеку, не поддавшись на его отвлекающую уловку, и даже напрягся, готовый к новому столкновению. Но неожиданно услышал сзади тихий, короткий приказ на испанском:
- Стоять!..
Повернувшись, я рассмотрел пожилого небритого мужчину в широкополой шляпе и потертых джинсах, сжимающего в руках помповое ружье. Черное отверстие ствола двенадцатого калибра медленно перемещалось, нацеливаясь то на Марека, то на меня попеременно. Деловито достав из кармашка джинсовой курточки миниатюрный мультифон, «шериф» набрал номер, не сводя с нас внимательного взгляда.
- Полиция?.. – расслышал я его вопрос.
Он что-то говорил в трубку по-испански и на секунду отвлекся. Марек, улучив этот момент, сорвался с места и в мгновение ока скрылся за углом ограды церквушки. Я было бросился в погоню, но красноречивое клацанье оружейного затвора пригвоздило меня к месту. Очевидно, это был сторож из числа прежних обитателей городка. Не знаю, где он отсиживался раньше, но время появления на арене сражения он выбрал весьма неудачно. Я пытался объясниться с ним по-английски, призывая срочно принять меры для поимки Марека, но все было бесполезно. Мне ничего не оставалось, как в очередной раз использовать свое тайное оружие. Обезвредив старика электроимпульсным разрядом, я завладел его ружьем и занялся поисками Краковски...
Пока я соображал, в каком направлении скрылся Марек, он успел добраться до того места, где обронил пистолет. Я понял его замысел слишком поздно. Над моей головой пискнула пуля, и одновременно со стороны мотеля раздался гром выстрела. По всем правилам ведения боевых действий, я упал на тротуар и откатился за развалины каменной постройки. В укрытии я рассмотрел ружье, пересчитал имевшиеся в магазине заряды, которых оказалось четыре, и осторожно выглянул наружу. Марек перебежал дорогу и направился к выходу из города. Он скрылся в тени небольших деревьев, собираясь достичь автотрассы кратчайшим путем. Он надеялся, что отделался от меня. Выстрелом Краковски дал мне понять, что вооружен и преследовать его не стоит. Но я уже вкусил азарт охоты и всецело отдался захватывающему состоянию смертельно рискующего игрока. Я не мог пойти на поводу у Марека и отступить, так как перед самим собой имел определенные обязательства и жаждал отмщения за страдания Софи. К тому же, соотношение сил поменялось в мою пользу. Я не сомневался, что сообщение сторожа полицией будет немедленно связано с катастрофой вертоплана, и блюстители порядка не заставят себя долго ждать. Я поставил себе задачу проследить за преступником и не дать ему уйти далеко...
Глава 16.
Город встретил Сергея Ложкина сыростью, удручающе серыми, невеселыми деревьями-часовыми, охранявшими улицы прозрачными, стройными рядами, кучками опавшей листвы и молчаливой обыденностью. Автомобили и прохожие направлялись по своим делам, магазины и учреждения работали в обычном режиме, и решительно никому не было дела до чувств, его переполнявших. Неторопливый, провинциальный быт горожан почему-то удивил геолога и неприятно встревожил. Он уловил в себе зачатки сомнений, грозивших перерасти в меланхолию. Сергей изменился, потому что прикоснулся к чуду и поверил в него, но остальной окружающий мир остался прежним. Он почувствовал некую враждебность этого мира к переменам и даже сказал себе, что нужно быть осторожным и сдержанным в своих рассуждениях насчет того, что с ним произошло в тайге. Он не собирался рассказывать первому встречному о своих удивительных снах, но с парой-тройкой близких людей все же собирался поделиться. Его сердце согревалось, когда он вспоминал о сновидениях, и глядя на ворохи пожухлых осенних листьев, он слегка улыбался. В голову лезли строчки собственного полузабытого юношеского стихотворения: «Не метите дворники листву... Задержите осени дыханье... Я на помощь память позову... И начну осеннее сказанье!..».
Постепенно Сергей привык к городу, втянулся в работу и быт. Романтические настроения, навеянные осенним лесом и уединением с природой, стали покидать его. Дни шли за днями, а он все не решался открыть свою сокровенную тайну ни супруге Юльке, ни закадычному другу Витьке, ни многоуважаемому Андрею Андреевичу, хотя язык чесался с первой же вечеринки, устроенной в честь благополучного завершения его короткого полевого сезона. Ему хотелось сохранить свой секрет подольше, как выдерживают хорошее виноградное вино. Позже он собирался изложить суть дела аргументировано и неторопливо, показав таким образом мудрый пример необходимой сдержанности в распространении информации, столь опасной для обитателей 24 века. Но ему все никак не удавалось найти достойный повод и подходящий момент для оглашения серьезной научной сенсации, ведь это не анекдот, чтобы рассказывать ее на ходу или между делом!..
По возвращении домой он натолкнулся на прохладный прием со стороны жены, связанный с невыплатой экспедиционной бухгалтерией его и так невысокой зарплаты за последние два месяца. В последнее время задержки были обычным делом, но сейчас ситуация осложнялась существенными тратами денег на сборы обеих дочерей в школу и покупкой им осенне-зимней одежды. Сергей обиделся на Юльку, и не сдержавшись, привычно назвал ее дурой, хотя понимал, что в женской ласке ночью ему будет отказано. Настроение на остаток дня было испорчено, и даже заботливые и приветливые дочурки не смогли полностью компенсировать горький осадок, который каждый раз откладывался в его душе после подобных выходок супруги. Он давно привык к ее грубоватой манере общения, скрывающей дамские комплексы, и обычно относился к этому снисходительно. Своим мужским самолюбием он не мог понять, почему ему, даже после долгой разлуки при долгожданной встрече, частенько приходится прикладывать немалые усилия для того, чтобы растопить лед и превратить сущую мегеру в родную, ласковую, нежную и любящую Юльку?!. Так что, пришлось Сергею отложить откровения на потом... Но и по прошествии недели он так и не смог улучить одного из тех редких моментов, когда их с Юлькой мысли настраивались в унисон, и они могли ночь напролет шептаться о высших материях, совершенно не связанных с насущными проблемами...
Витек, наоборот, был рад. Он был холост, а потому не слишком отягощен бытом и тягостным выяснением семейных отношений. В отличии от Сергея, довольно рано женившегося, Виктор Олегович Булавин в свои тридцать с хвостиком лет не спешил связывать себя супружескими путами, хотя, по его словам, мечтал об этом всю жизнь. С девушками он сближался легко и так же просто расставался, честно и пространно выкладывая им напоследок свои принципиальные, псевдо-философские взгляды на проблемы половых взаимоотношений. Он был красив и внешне интеллигентен, но в действительности слыл юмористом и слегка заносчивым забиякой, не спускавшим обиды никому, кроме начальства. При встрече с другом, первое, что он говорил, было его знаменитое: «Давай напьемся?..». При этом, он почти не употреблял водку, впрочем, и винищем легко мог довести себя до четвертой стадии опьянения, когда все люди уже не братья, а совершенно конченные козлы...
Но и Витьке Сергей пока не открывал свою тайну. Как-то неудобно и не к месту было затевать долгую, как он чувствовал, протрезвляющую беседу. Он вполуха слушал анекдоты и байки друга, которого знал как облупленного еще со школьной скамьи, и думал, что обязательно все ему расскажет, но позже, на трезвую голову, иначе это будет выглядеть просто пьяным бредом...
Главный геолог тематической партии Андрей Андреевич Киреев, спец в своем деле, великий дока в научных и политических спорах, заядлый шахматист, мудрый наставник и старший товарищ, конечно же выслушал бы занимательную историю Ложкина и, вероятно, был бы весьма озадачен. Однако Сергей опасался того, что кандидат геолого-минералогических наук, привыкший в геологии и жизни опираться на факты, будет скорее озабочен здоровьем его ума и психики, нежели самой историей... Нет, если и следовало Сергею открыться Андрею Андреевичу, то только не в официальной обстановке!
Одним словом, мучительные противоречия раздирали геолога: «и хочется, и колется, и мамка не велит!..».
Прошла неделя, затем месяц и два, наступили холода, а Сергей так и не поделился ни с кем наболевшим. Вместе с зимой в его душу влезла тоска. Нет, она не была связана с очередной пертурбацией предприятия, на котором ему «посчастливилось» работать, не зависела от нехватки денег и бесконечных долгов друзьям и знакомым. И уж конечно в его унынии не было вины декабрьской стужи. Причина была проста и банальна, как отобранная у ребенка любимая игрушка, и заключалась в отсутствии снов. Вернее, они случались не так уж редко, но это были обычные сновидения, не имеющие отношения к будущему. Это обстоятельство угнетало его и не давало сосредоточиться на решении насущных семейных проблем и производственных задач. Все стало валиться из рук, а неурядицы, случавшиеся дома и на работе, раздражали его не сколько несвоевременностью, а скорее тупой закономерностью и мелочностью. Его сознание как бы приподнялось над окружающим миром, созерцая происходящие события несколько свысока. И каждый раз, готовясь ко сну, он дрожал от нетерпения, переживал и потому долго не мог заснуть, а ночью то и дело просыпался с щемящим сердце разочарованием... Он скопировал на ксероксе планшет топографической карты, на котором аккуратным кружочком обвел то самое место своего памятного ночлега у ручья и часто подолгу всматривался в него, заново переживая ощущение радостной эйфории от того, что лишний раз убеждался в реальности тех событий. Это давало ему определенный заряд надежды. Однако всякий раз, сталкиваясь с суровой повседневностью, восприявший было оптимизм пропадал, и тоска с новой силой обуревала Сергея, калеча и коверкая его помыслы. Настал момент, когда он почувствовал необходимость выговориться, иначе это грозило перерасти в сумасшествие...
Тем вечером он опять поругался с Юлькой, хлопнул дверью и отправился по единственно возможному адресу – к Витьке, проживавшему в отдельной однокомнатной квартире со всеми удобствами на первом этаже пятиэтажного панельного дома. Там почти всегда его ждали, предлагали принять горячую ванну и выпить пивка. Дома Сергей мог позволить себе истопить баню только раз в неделю, так как обитал с семьей в деревянном домике с печным отоплением на окраине города, поэтому с радостью принимал дружеское предложение. Юлька слегка ревновала мужа к холостяцкой жизни Булавина, справедливо усматривая в ней определенную угрозу, хотя вынуждена была смириться, понимая необходимость отдушины для мужа в общении с себе подобным. В этот раз, поджав губки, она зло прошептала напоследок: «Ну и катись к своему долбанному Витечке! После ваших бл... ко мне можешь не прикасаться!..». Сергей только покрутил у виска пальцем и длинно присвистнул...
Витька не имел телефона, и Сергей, топая по заснеженным темным улицам, немного сомневался в верности своего решения. А вдруг, у товарища в гостях его очередная пассия? Впрочем, у него была уважительная причина, игнорировать которую Витек не имел никакого морального права. По пути Сергей прихвати две «полторашки» пива с недвусмысленным названием «Настоящий друг!», придумал на всякий пожарный случай жалостливую вступительную речь и зашагал к знакомому подъезду.
Витек принял его с распростертыми объятиями, узрев в обеих руках корефана по бутылке. Традиционно это означало просьбу о принятии на ночлег и предполагало длительное полуночное общение под обильное возлияние. В квартире было тепло, уютно и непритязательно. Обычно они включали телевизор, ставя громкость вещания на минимум, устраивались за журнальным столиком на мягком диване, вырубали свет, не считая тусклой лампочки в прихожей, и предавались неторопливой беседе обо всем и обо всех. Они были дружны с тех самых пор, когда человек запросто проходит пешком под расставленными папиными ногами и не знает своей фамилии. Судьба раскидывала их по разным классам, школам и городам, но неизменно снова сводила вместе. Они были разными и потому интересными друг другу. Их размолвки иногда тянулись подолгу, но неизбежно заканчивались попойкой в стенах этой обители, взаимным раскаянием и обещанием вечной дружбы...
- Послушай, Вить, - сказал Сергей после того, как вполуха выслушал жалобную историю друга о нелегких взаимоотношениях с расчетчицей типографии, в которой тот работал оператором современной печатной машины, - ты можешь допустить существование разума, отдельного от человека?
- Бога, что ли?.. - хохотнул Витька и подозрительно покосился на товарища.
- Ну, предположим?
Булавин наполнил стаканы пенящейся янтарной жидкостью, сбегал на кухню за вяленой рыбой, нарезанной тоненькими кусочками, и только потом попытался отшутиться:
- То-то я смотрю на тебя последнее время и удивляюсь! Бродишь сам не свой, словно пыльным мешком пристукнутый! Колбасит тебя и плющит... Слушай, если тебя достали эти адвентисты седьмого дня, так ты так и скажи. Я тебе отличный совет выдам, как от них избавиться! Вот, к примеру, они тебе суют в руки брошюрки и толкуют...
- Да нет, Витек, никто меня не достал. Тут другое...
- А-а, понимаю!.. Тоска заела, и ты решил заняться поисками высшего смысла жизни! А я тебе говорил: бросай ты эту свою экспедицию! Ну, что это за работа такая? Ни денег, ни семьи, отпуск в феврале... Я вот что думаю, давай-ка займемся бизнесом! Мне лично тоже надоело в своей богадельне среди баб вертеться... Ты посмотри, кто крутится, тот и имеет все! Неужели, они умнее нас? Да мы с тобой, если захотим!.. Держись, геолух! Крепись геолух! Ты солнцу и ветру... Ладно! Че у тебя там?.. Выкладывай!..
- Да так!.. История тут одна случилась со мной... странная... Я бы сказал –дурацкая история, не знаю, что мне с этим делать... Понимаешь, мне снились сны!..
- Счастливчик! Цветные, или так, - кино документальное?..
- Настоящие – полнометражные! Будто наяву все, и каждый раз - с продолжением.
- И чем ты там занимался? Часом, не втрескался ли в какую-нибудь волоокую студентку, парень? Я хоть и бл...н порядочный, но Юльку твою уважаю! Так что, ты не очень того!..
- Если бы!.. Да нет, во сне я просто читал книгу, правда, не обычную, а такую, знаешь, как бы электронную или компьютерную... Проснусь – все помню, засну – продолжаю читать!..
- Ну, ну, колись, что за сочинение? Не Лев Толстой, надеюсь?
- Как сказать... В общем, это послание из будущего, из двадцать четвертого века... Как тебе такой расклад?..
- Ни фига себе!.. Слушай, круто! Мне раз приснился боевичок - я там полицейским был. Как я их мочил!.. А потом убежать от громадного самосвала не мог, представляешь?! Ноги ватные такие, сердце стучит... Очнулся – и правда тарабанит, как в бубен!... И чего там было хорошего, в твоем послании?
- Ты не веришь, да?..
- Чему? – искренне удивился Витька, застыв с не донесенным до рта стаканом.
- Что это правда – про будущее?..
- Ну.. – промямлил Витек. - Чего только не бывает на белом свете... Вот, читал, в Китае мальчишка объявился - в старинной одежде. Понимал только древне китайский. Через год исчез, словно и не было! Откуда взялся – неизвестно. Предполагают, что в дыру времени провалился... Занятно, да? Да только анализ показал, что ткань его одежды произведена в двадцатом веке. Вот и думай!..
- То – китайцы, а это я... Разница!
- М-да, это точно!.. А перед этим ты, случаем, самогонку на димедроле или водочку паленую не потреблял? Говорят...
- Да пошел ты в баню, нарколог хренов!.. – осерчал Ложкин, да так натурально, что Витька пролил пиво.
- Да ты чего, Серега?.. Неужели, все так серьезно?
- Говорю, сны такие, будто и не сны вовсе, а как наяву! И главное: помню почти все, что прочитал в электронной книге. Понимаешь?..
- Как не понять!.. Дочитал?..
Ложкин вздохнул и с надеждой посмотрел в глаза Витьке...
- То-то и оно, что нет!.. И сны пропали, и книгу не дочитал... Смешно? Еще бы! Да только, словно потерял что-то важное, дорогое... Надо бы не зацикливаться, а уже не могу!.. Понимаешь?..
- Что ты заладил: «Понимаешь, понимаешь!»... Ни хрена не понимаю!.. Ну-ка, расскажи, чего там в этой книге написано?
- Не могу!.. Нельзя нарушать ход времени, иначе у них там, через триста восемьдесят лет может произойти синдром...
Витька откинулся на спинку дивана, зевнул и равнодушно спросил:
- Издеваешься, да?
- Ну, хорошо... Там история автора послания... Рассказывается о его жизни и все такое... Про огромный корабль-город... Про орнипланы... Это такие дельтапланы, только с мини двигателем, электронным управлением и подвижными крыльями... А знаешь, сколько было лет тому, кто сочинял послание?.. Вернее, будет?.. Почти четыреста!
- Классно!.. Мне как-то фламинго приснились – целая стая! В Африке!.. Я до этого их в глаза не видел, только по телевизору... А тут, во всех подробностях, в розовом цвете!.. – Витек покосился на Ложкина и предложил: - Давай-ка, дружбан, сходим еще за пивком! Это дело надобно отметить как следует!..
Ближайший магазин находился в пяти минутах ходьбы, и друзья шагали торопливо, некоторое время молча, дабы не тратить время на разговоры и не вдыхать в легкие тягучий морозный воздух. Булавин шел немного сзади и все порывался что-то сказать. Наконец, проговорил:
- Слушай, Серый, а чего у тебя с Юлькой приключилось? Она хотя бы знает, где ты... надолго ли?..
Сергей приостановился:
- Что-то я не понял?.. У тебя были другие планы на вечер?
- Да не!.. Только, будь я женат, ни за что не отпустил бы свою благоверную шляться ночью по подругам...
- Первый раз что ли?.. – отмахнулся Ложкин.
- Она у тебя женщина строгая, но правильная, хотя меня недолюбливает. Я ее понимаю, конечно! За что меня любить?.. Но я ее уважаю! Вон каких тебе классных девок народила!.. Знаешь, вот если бы я женился, то... на такой, как твоя Юлька!..
- Что?!. - Сергей расхохотался от неожиданности. – Ты, часом, не влюбился, Ромео?..
- Ну, не переживай, ты ж мне друг!..
- Ну, блин, ты даешь!..
Сергей малость постоял, ошалело вглядываясь в чуть прищуренные и насмешливые глаза Витьки, и уткнув нос в воротник, двинулся дальше.
В конусе желтого света, под одиноким фонарем у магазина, стояла четверка парней в коротких курточках. По тому, как они прервали разговор, и красные огоньки их зажженные сигарет дружно повернулись в сторону друзей, Сергей понял, что неприятностей не избежать. Он сбавил ход, с каждым шагом чувствуя подступающий страх, разрастающийся в его сердце в геометрической прогрессии. С ним такое случилось первый раз! Он не понимал охватившего его ужаса, но осознавал, что основания для этого имеются...
- Стой!.. – он ухватил Витьку за рукав.
- Ты чего, Серж, этих хрюнделей что ли напужался? Ни хрена, прорвемся!.. – Булавин шарил глазами по сторонам в поисках подходящего кола.
- Сейчас курить будут просить... - сказал Ложкин, удивляясь сам себе.
- Они же и так курят!..
- У них в карманах ножи, а у того, что слева - пистолет!.. Кажется, газовый...
Сергей пришел в себя, как только выяснил для себя причину своих страхов. Он понимал, что ни за что на свете не остановит самолюбивого, закусившего удила Витьку, не переносившего и малейшего унижения, но странным образом успокоился, обретя над вероятным противником некое моральное превосходство. На удивление, Сергей теперь почти с уверенностью знал не только то, чем вооружен неприятель, но и стратегические планы грозной четверки, а это уже являлось половиной успеха в предстоящей битве...
В этот поздний, студеный вечер все жители городка уже сидели у телевизоров в своих теплых квартирах, а потому темные, плохо освещаемые улицы были пустынны и жутковато загадочны. От группы отделилась долговязая фигура в меховой шапке с опущенными ушами. Сергей рассмотрел худощавое лицо, искаженное гримасой то ли боли, то ли презрения, а также полуприкрытые глаза.
- Слышь, мужики, дайте покурить, - парень глубоко затянулся сигаретой и пыхнул в лицо выступившего вперед Булавина, - а то выпить не на что...
Позади наглеца выстраивалась шеренга. Витька, не вынимая из кармана руки с зажатым в ладонь булыжником, окинул надменным взглядом боевые порядки противника и тихо спросил:
- Слушай, крендель!.. Ты про лошадь и никотин басню знаешь?..
«Крендель» открыл глаза пошире, и Сергей отметил, что они пусты, как у дохлой рыбы. «Обкуренный, гад!..» – догадался он.
- Чё ерзаешь, придурок? Бабки давай, тебе говорят! – парень сделал резвое движение, пытаясь ухватить Булавина за отворот дубленки, но промахнувшись, потерял равновесие...
Булавин шагнул в сторону, одновременно развернувшись к нападавшему боком, поймал того за руку и поддернул неустойчивое тело противника вперед, добавив для скорости пинка в его тощий зад. Бандюга совершил пару мелких шажков и чинно растянулся на пятачке вычищенного от снега асфальта. Его подкрепление, до того довольно вальяжно подступавшее к месту событий, бросилось было гурьбой на Витьку, но тот выдернул из кармана руку, занес над головой булыжник и заорал дурным голосом:
- Стоять, уроды! У меня граната! Стволы и перья на землю! Быстро!!!
Нападавшие встали, как вкопанные, правда, никакого оружия не бросили. Главарь, выделявшийся своей мощью, ростом и осмысленным взглядом, скорее удивленно, чем испуганно, сказал:
- Э! Э!.. Полегче, браток! Понты гоняешь, что ли?..
Булавин, тем временем, заметил выглянувшую из магазина продавщицу и заголосил пуще прежнего:
- Я сказал – на землю!.. Эй, Люся! Звони в ментовку! Скажи: капитан Жеглов бандитов взял, пускай шлют подкрепление!.. - и добавил громко через плечо Сергею: - Шарапов, прикрой тылы!..
Главный хулиган сделал шаг назад и достал из кармана пистолет.
- Че ты гонишь, козел?!. У тебя ж фуфло, а не граната!.. Щас шмальну из этой штуки - быстро очухаешься!..
- Пистолет не настоящий, игрушка!.. – вдруг произнес Ложкин, снова поразившись своему внезапному прозрению. И в наступившей тишине негромкую в общем то фразу Сергея расслышали все.
Главарь как-то почти застенчиво покрутил в руках и убрал в карман бутафорское оружие, процедил сквозь зубы: «Ладно, живи!..», и развернувшись, растворился в темноте вместе со своими подручными...
- Гы-гы-гы! – нервно хохотнул Витька и отбросил камень в сторону.
- Ха-ха-ха!.. – более весело добавил он же, увидев на пороге магазинчика молоденькую продавщицу в голубом переднике. – Замерзнешь, красавица! Или ты снегурка ледяная?
Он расставил руки и пошел на улыбающуюся и стреляющую глазками девушку, чуть, при этом, смешно подпрыгивая. Та, ойкнув, скрылась в помещении, гостеприимно оставив дверь за собой слегка приоткрытой, чем Витек не замедлил воспользоваться.
Сергей постоял, огляделся по сторонам, задумчиво качнул головой, удивленно усмехнулся и тоже зашел в магазин.
- О! Вот и Володька! – заорал еще не остывший от возбуждения Булавин.
Он любезничал с продавщицей, перевалившись через прилавок.
- Ага! – улыбалась девушка. - Он, как бы, Шарапов, а вы?..
- А я, типа, граф!.. Гы-гы-гы!..
- Он в типографии работает, - пояснил Сергей. – Шутка!.. Витек, послушай...
- Да, сейчас, Серый, возьмем... – отмахнулся тот. - Только погоди малость!..
- Ты не понял!.. Отойдем на минутку...
Они удалились в угол зала, где Витька сделал страшные глаза и жестами пытался высказать свое восхищение своей новой знакомой.
- Ладно! Ладно! – успокоил его Ложкин. – Не буду мешать. Я это... в общем, домой пойду. Ты был прав, Витек, веду себя, как скотина!..
- А пиво как же?..
- Ну, бывай! – протянул руку Сергей и покосившись назад, подмигнул. – Удачи в личной жизни!..
Дверь хлопнула. Вместо Ложкина в помещение ворвался клуб пара, растаявший тут же. Витька потер ладони и значительно проговорил вполголоса:
- Иди! Иди! Лебедь ты наш подраненный!.. – он повернулся, широко улыбаясь приветливой хозяйке, и стал расстегивать дубленку. – Жарковато тут у вас, любезная!..
Засунув руки в карманы и подняв воротник, Сергей шел в направлении дома, отворачивая лицо от мороза и втягивая подбородок в полушубок. Он размышлял о том, что наверное зря пытался объяснить Витьке необъяснимое и где-то в душе радовался тому, что его не поняли. Тайна не перестала быть тайной. С другой стороны, состоявшийся разговор и любопытное происшествие у магазина странным образом благотворно повлияли на его настроение. Произошло нечто, оставленное Булавиным без внимания, но поразившее самого Сергея не меньше, чем фантастические сны. Он пытался анализировать причину своих феноменальных способностей, обнаружившихся так вовремя, и пришел к выводу, что удивительное прозрение пришло к нему вместе с волной страха. Что это? Откуда взялась эта телепатия?.. Находился лишь один ответ, способный пролить свет на эту загадку. Совершенно очевидно: виной тому - послание!..
Чем ближе подходил он к дому, тем больше его мысли поворачивали к семейному очагу. Никогда прежде он не думал о жене и детях плохо, но сейчас он как бы перешагнул тонкую грань, отделявшую его прежнего, в меру самолюбивого и упрямого, от переродившегося Сергея Ложкина, способного теперь понять Юльку так, как будто он сам был ею. На минуту его шаги замедлились и даже стихли совсем. Он остановился, отрешенно вытянув шею не страшась мороза, а вернее позабыв о нем, и отчетливо представил всю неустроенность жизни глазами супруги. На его глазах навернулись слезы, не увиденные, к счастью, никем. Как в калейдоскопе промелькнули все двенадцать лет, прошедшие после свадьбы. Каждый период их с Юлькой взаимоотношений легко и безжалостно распределялся Сергеем по полочкам, а полочек-то – раз, два и обчелся!.. Все как у всех. Любовь, мелкие скандалы, дети, квартирный вопрос, быт, ссоры и примиряющие ночи... И беспросветная череда материальных проблем! Вину за них Сергей привычно возлагал на предприятие, так и не сумевшее приспособиться к новейшим экономическим реалиям. Он стал жертвой обстоятельств, как и многие. Не умел и не хотел заниматься вещами, не имеющими отношения к специальности геолога, гордо и упрямо пронося это звание через все лишения... Теперь он с горечью задал себе вопрос: кому это нужно? Разве есть на свете что-то более дорогое, чем его дочурки, Юлька и любовь? И словно невидимый груз свалился с плеч! В его мозгу вся, в общем-то несложная цепочка жизненных приоритетов встала с головы на ноги, и он с ясностью увидел идиллическую картину жизни маленького и хрупкого сообщества людей под названием семья... Он конечно же лукавил, этот Сергей Ложкин, но его хитрость не была проявлением собственного эго, но была направлена на благое дело, а потому являла собой искру божью! В одну минуту он твердо решил обеспечить семью финансами, добиться гармонии в отношениях с супругой и устроить вечный праздник жизни, а потом уже наслаждаться счастливым блеском Юлькиных глаз и тихо ликовать. И сейчас для него не было столь важным то обстоятельство, как он этого добьется. Главное, что обязательно добьется, чего бы ему это не стоило! Ему и самому было невдомек, что решение пришло к нему только потому, что в его сердце одна застарелая страсть, носящая имя геологии, вытиснилась наконец более свежей, интригующей и фантастичной. А все новое пробуждает в человеке неистребимую надежду в прекрасное будущее...
Минуя забор собственного дома, он с самоуничижительным сарказмом подумал о себе, как о нерадивом хозяине. Действительно, штакетник местами был поврежден и грозил свалиться целым пролетом. Для того, что бы поправить ограду, не нужны были крупные денежные инвестиции, и потому никаких оправданий бесхозяйственности Сергея не существовало в природе. Обшарпанный фасад дома, покосившаяся входная дверь так же наводили на неприятные мысли о себе. Но теперь Ложкин смотрел на это с открытыми глазами и с удовлетворением отмечал появившееся острое желание все поправить незамедлительно...
Юлька отворила дверь, скользнула недовольным взглядом по фигуре мужа и молча удалилась в спальню. Она была некрасива в своей мятой ночнушке и со всклоченными волосами, к тому же, ее оскорбленный вид вызвал было в Сергее инстинктивный протест. Но он совладал с собой и заставил себя мягко улыбнуться ей вслед, намереваясь приступить к примирению сразу же после того, как ляжет в постель. Он понимал, что для этого ему придется преодолеть глухую стену, возникшую между ними в последнее время. Поэтому сначала постоял в проеме двери детской комнаты, размягчая сердце видом сопящих в унисон девочек, набираясь душевного терпения, выпил чаю и почистил зубы. Забравшись под одеяло, он долго прислушивался к дыханию Юльки, не решаясь обнять ее, гадая, спит ли она или только притворяется, отвернувшись к стене и скрючившись недоступным, засохшим калачиком. Наконец, он робко обхватил ее за талию и прижался к напрягшемуся телу супруги. На его нежное поглаживание она ответила резким брыком, и это всколыхнуло в Сергее раздражение, так тщательно загнанное им на задворки собственного самолюбия. Но и на этот раз он справился со своими бунтарскими чувствами. Почти прикоснувшись к Юлькиной шее губами, он еле слышно прошептал:
- Ну, прости меня, котенок!.. Прости, родная!.. Прости...
Скупые слова с трудом прорывались сквозь въевшуюся с годами привычку молчаливого эротического натиска. Жена молчала и по-прежнему пресекала все поползновения Ложкина, а тот не собирался сдаваться ...
- Я знаю, меня не за что уважать, не за что любить... У меня нет денег и я плохой хозяин и муж... Прости!.. Я дурак и никчемный геолог... Ты знаешь, я уйду из экспедиции и заработаю кучу бабок, вот увидишь!.. Я обещаю!.. Мы купим тебе, наконец, новую дубленку, переедем в благоустроенную квартиру, а еще!.. А еще, мы поедем с тобой за границу! Вот увидишь!..
Юлька молчала, но ее дыхание, до этого нарочито равномерное и громкое, совершенно затихло. Сергей вздыхал, делал паузы и продолжал:
- Я не говорил тебе... В тайге со мной приключилась странная история... Я расскажу тебе... Послушай!..
И он стал нашептывать ей о случившихся событиях и приключениях Георга Левина...
Спустя четверть часа, Юлька сидела на кровати, печально уставившись взглядом в картину с простеньким полевым пейзажем, висящую на противоположной стене. Ночная рубашка сползла с ее плеч, обнажив грудь, и она не обратила на это никакого внимания. На ее коленях покоилась голова мужа, которую она машинально поглаживала рукой, при этом вздыхая и жалобно приговаривая:
- Ты не представляешь, как я устала от всего этого, Серенький! Светка с Дашкой без конца болеют и меня совершенно не слушают... На работе девчонки из бухгалтерии смотрят на меня, как на... на нахлебницу какую-то!.. А моя шуба! Она же уже просто ходячий анекдот среди наших баб!.. Я не могу третий год съездить к маме!.. Мечту о кухонном гарнитуре и шкафе-купе наверное похоронят вместе со мной в могиле... А так хочется расслабиться, почувствовать себя просто женщиной!..
«Дура!» –подумал с раздражением Сергей. – «Я ей про Фому, она мне про Ерему!» Но тут же спохватился и сказал:
- Сейчас я тебя понимаю, бедная моя киска!.. Но все еще будет, я тебе обещаю! Прости меня за то, что раньше не мог понять таких простых вещей...
- Каких – таких?.. Ты про что, Серенький?
- Ну, про все это... Шубу... К маме...
Она пуще прежнего прижала его голову к своему животу:
- Дурак ты у меня, Серега! Скажи, ты нас-то любишь?..
- Кого?
Она поцеловала его в губы и жарко прошептала:
- Девок наших... Меня?..
- Спрашиваешь!..
Он хотел поинтересоваться у Юльки насчет впечатлений от его истории, поскольку так и не услышал от нее внятной реакции, кроме малопонятного: «Дур дом какой-то!..» Однако подняв глаза на ее лицо, освещенное лунным светом, Сергей онемел!..
Нет, Юлька не была красавицей, и с годами все больше теряла девичье обаяние, постепенно превращаясь в простую русскую бабу с пухлыми руками и тоскливым взглядом загнанной лошади. Но сейчас это была другая, вернее, та самая женщина, образ которой засел в сердце Сергея много лет назад. Лицо Юльки как бы осунулось, большие, влажные, черные в ночи глаза смотрели в направлении луны открыто, и в них отражалось одно лишь только счастье. Оттого ее образ показался Ложкину таким до слез одухотворенным и близким, что он схватил жену в охапку и стал молча осыпать ее поцелуями и ласкать податливое, такое знакомое тело...
Из его головы окончательно вылетели все мысли о странных видениях, об исчезнувших бесследно днях во время его многодневного маршрута, телепатии и прочих подобных вещах, трудно объяснимых с точки зрения современной науки. Осталась только Юлька и радость от достигнутой гармонии!..
К утру супруги заснули, крепко обнявшись и безмятежно улыбаясь в сладостной дреме. И неважно, продлится ли эта гармония день, два или год, главное в эту ночь к Сергею пришел покой. Складки на его челе разгладились, мозг стал работать легко и чисто, не засоренный навязчивыми мыслями. Что ему до какого-то Левина, когда на его плече покоится голова той, с которой он столько лет делил свою жизнь и с которой ему предстоит провести ее остаток? И впервые за последние три месяца Сергей Ложкин не томился в ожидании невероятных сновидений, наплевав на все эти непонятные послания «с Эйфелевой башни на головы беспечных парижан»...
Но они случились и именно в эту ночь!..
Глава 17.
Давно остался позади брошенный прибрежный городок, утопающий в зелени оазиса, когда-то созданного руками его заботливых жителей. С обоих сторон горной, пыльной дороги, отвернувшей от асфальтированного шоссе, простиралась полупустынная холмистая местность. На высушенных солнцем буграх и склонах Анд был виден лишь желтый песок и россыпи угловатых камней. Слева за холмами сверкала голубая гладь океана, а справа вздымались причудливые гряды гор, в расщелинах коих таились клубы тумана и белые облака.
Не было спасения от палящего зноя, не было воды, и силы, казалось, покинули меня окончательно. Привалившись спиной к каменной глыбе, в попытке найти хотя бы подобие тени, я вглядывался вверх по склону, стараясь рассмотреть на его лишенной растительности поверхности того, кого преследовал на протяжении последних двух часов. Однако в глазах моих плясали черти, голова гудела, как барабан, и сердце готово было выскочить через глотку наружу. Я ровным счетом ничего не обнаружил и понял, что проиграл. Слишком неравные у нас с Мареком были шансы в этом состязании по кроссу, и я слишком увлекся, не рассчитав сил. От мощной физической встряски рана моя растревожилась и доставляла мне наибольшие неудобства. Нестерпимо, до помутнения сознания, от одной только мысли о влаге хотелось пить. К тому же, от солнечного удара каждый мой шаг болью отдавался в висках и затылке. Я почувствовал, что умру, если не поверну к побережью...
Спускаясь с обрыва, перегородившего мне путь к бухте, я оступился и скатился вниз вместе с осыпавшимися камнями, получив несколько ощутимых ушибов. Я также обронил дробовик, и тот комическим образом остался висеть на отвесном обрыве, зацепившись за торчащий из расщелины пучок растительности. Не обращая внимания на потерю, прихрамывая и стеная, я добрался до берега и живым трупом свалился в набежавшую волну, где и получил долгожданную прохладу. Затем мне пришлось изрядно побродить в редких зарослях высокой травы под склонами спускавшихся к пляжу холмов, чтобы отыскать лужицу зеленоватой от тины пресной воды, отдававшей запахом морских водорослей и лягушек. Утолив жажду, рискуя подцепить неприятную инфекцию, я улегся тут же, кое-как прикрывшись от солнца травой. Не смотря на боль по всему организму, я скоро впал в забытье...
Мне это только показалось? Или сквозь полуприкрытые ресницы я действительно увидел силуэт человека с расплывающимися на фоне диска заходящего солнца очертаниями? Тень надвинулась, загородила светило полностью и приобрела отчетливые контуры, весьма напоминавшие фигуру Марека Краковски...
- Привет! Как дела, док?.. - он улыбался одними губами, глаза же смотрели холодно и презрительно. В руке он держал белый пистолет, и черное отверстие его ствола было направлено в мою голову. – Будь добр, старина, убери руку с этой электрической штуковиной себе под задницу, иначе я за себя не ручаюсь!..
Имея полное превосходство, Марек перешел на ты и придал интонациям голоса иронический, я бы сказал, издевательский оттенок. Впрочем, меня удивляло другое. Не смотря на то, что я и не подумал выполнять его требование, он не стрелял. Это походило на киношный сюжет, в котором негодяй слишком тянет с убийством главного героя, слегка заговариваясь, и теряет при этом бдительность...
- Ты не скажешь, дорогой Жорж, почему в этом огромном мире мы не можем просто разминуться и пойти каждый своей тропой?
Я облизал сухие губы и ответил:
- Вероятно потому, что Земля круглая?..
- Умно!.. Нет, дело в другом!.. Вот заметил тебя здесь и не смог ни пришить тебя, ни пройти мимо... Подумал – судьба!.. Бегали, бегали, а встретились так, будто свидание назначили на пляже! Видимо, это что-то значит? А, док?..
Я отвернулся и устало закрыл глаза, с некоторым безразличием ожидая выстрела. По моему мнению, Марек решил поизголяться, и такое поведение было вполне в его духе.
- Тебя следовало бы пристрелить, - продолжал он, - но вот какая штука!.. Я тут подумал, зачем мне это? Какую опасность для меня может представлять человек, потерявший свою семью, имя и лицо?.. Ты знаешь, док, я думаю, ты потерял и свои деньги!.. Нет, конечно, ты попытаешься их вернуть, но мне-то какое теперь до этого дело?.. Мне даже искренне тебя жаль, Жорж!..
Он действительно рассматривал меня с некоторым сожалением. Неожиданные речи недруга встревожили меня, пожалуй, больше, чем угроза близкой смерти. Ему незачем было изгаляться во лжи, и это означало лишь одно: что он говорит правду. Я еще не понимал точно, что именно имел он ввиду, однако нехорошие предчувствия одолели мой разум. Всем своим существом, с неизбежной ясностью я осознал, что сейчас, в эту минуту, услышу для себя нечто ужасное, на что Марек намекал и ранее. И я отчетливо понял: мне придется поверить каждому его слову!..
- Нет, что ни говори, док, мы встретились не случайно! – протянул Краковски, усаживаясь на песок, не опуская пистолета ни на секунду. – Сдается мне, ты должен узнать все! Пожалуй, ты это заслужил, не правда ли? Откровенно говоря, и мне очень уж не терпится поглазеть на твою физиономию после того, как ты дойдешь своим умишком до того, во что ты вляпался!.. Ну, так как? Желаешь вкусить истину, док?
- Нет! – честно признался я.
- Ты боишься?! – обрадовался Марек. – Что ж, по крайней мере, это лишний повод для того, чтобы раскрыть тебе глаза. Ты многое прознал, док, но не уяснил главного!..
- Не стоит об этом, - попросил я.
- Не обманывай себя, парень!.. Ты думал, что умней меня и можешь безнаказанно позволить себе интрижку с моей женой?.. Нет, нет! Я не так уж тебя осуждаю в твоих мужских позывах, поверь!.. Но видишь ли, док, ты хотел и меня выставить идиотом, а этого я не переношу с детства, запомни!.. Но главное не в этом, Жорж... Мы можем выяснять с тобой отношения сколько угодно, бить морды и убивать друг друга, и ради чего?.. Женщины! Все идет от них! Ты не находишь?.. Ну, вспомни: с чего все началось? Тебе захотелось поразвлечься с Софи, не так ли?..
Я протестующе закрыл лицо рукой.
- Да, да! И ты решил, что все сойдет тебе с рук? Ты ошибся, Жорж, не только потому, что связался с женщиной, да еще с моей женой, но и от того, что сделал сей шаг в присутствии другой!.. Не догадываешься, о ком я говорю?.. О твоей собственной супруге, док, вот в чем фокус!.. Теперь ты понимаешь?..
- Только то, что ты хочешь впутать в эту историю Елену...
- Ну, что ты, Жорж! Опять ты зашел с другого бока. Это не мы, а нас с тобой втянула в дерьмо твоя благоверная, вместе со своим любовничком, неким Крисом!..
- Что?!.
- О, боже, как неприятно, не правда ли? Ну и кислая же у тебя морда, док! Да, кстати! Где тебе переделали физиономию? Адресочек не подскажешь?.. Это чертовски забавно!.. Но могу ли я продолжить?..
- Рассказывай!..
- На чем я остановился? Ах да!.. Видишь ли, я не знаю всех деталей ваших взаимоотношений с Филом и Крисом, но со слов последнего ты, док, еще тот фрукт! Скажи, неужели ты такой скряга на самом деле?.. Позволь узнать, на какую дружбу ты рассчитывал после того, как провернул сомнительную сделку и оттяпал клинику у Донована и Гуримана? На твоем месте я бы не спал ночами, опасаясь быть зарезанным, но с тебя как с гуся вода!..
- Ложь! Клиника находилась поначалу у нас в собственности в равных долях. Позже мне пришлось вложить средства и покупать оборудование на мои же деньги. Бизнес есть бизнес!..
- Так или иначе, ты убрал с дороги Фила и подмял Гуримана, не правда ли?..
- Думай, как знаешь и пожалуйста... продолжай!..
- Тебе, кажется, стали ясны мотивы? Но больше всего, как ни странно, тебя интересует твоя жена, не так ли? Суди сам!.. Переговоры со мной вел Гуриман, но в присутствии Елены Левиной. Это раз!.. Меня просили устроить для тебя несчастный случай на «Бриллианте», а оплатила мой вояж она. Это два!.. И наконец, кому, как ни тебе, Жорж, знать условия своего завещания?.. Они спелись с Крисом и устроили всю эту возню, не сомневайся!..
- Софи ко мне тоже подослали?
- А ты думал!.. Впрочем, от меня не убудет, если ты и здесь узнаешь всю правду. Видишь ли, эта сладкая парочка, люди, которым ты так слепо доверял, не просто воспользовались удобным случаем, но тщательно его подготовили! Скажу честно, я и сам не сразу их раскусил, а когда все понял, меня как молнией шарахнуло!.. Они обтяпали дельце, уговорив Софи согласиться на посещение «Бриллианта», а когда это случилось, в игру включили меня. Уж не знаю, как они этого от нее добились? Видимо, Фил сыграл не последнюю роль, но факт свершился! Дальше пошло все как по нотам! Это я про себя... Конечно, я огреб хороший куш, и здесь не прогадал. И все же, после того, как Софи мне все рассказала, я озверел!.. Терпеть не могу, когда меня держат за идиота!..
- Все было подстроено от начала до конца?.. Вся эта мерзость ради того, чтобы забрать у меня клинику? Поверить не могу!.. Елена!.. Крис!.. – глухо, растеряно пробормотал я.
- Да, мудреный парнишка - этот Гуриман! Это он придумал трюк с твоим мнимым присутствием на корабле и сыграл твою роль... Он же устроил несчастный случай в мексиканских горах с каким-то бродягой, предварительно арендовав авто на имя Георга Левина. Мое алиби обеспечил тоже он!.. Молодец, конечно, но скотина!..
- Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь меня убить?
- Я подумаю. Откровенно сказать, не испытываю особого желания, - он осмотрел меня равнодушным взглядом и прищелкнул пальцами. - Раньше, когда Софи дала мне понять, что... в общем... ну, ты понимаешь!.. Тогда прикончил бы тебя не задумываясь! А сейчас... Зачем она все испортила? Шлюха!.. – Марек досадливо поморщился, и взгляд его померк.
Он надолго умолк, переживая все сказанное вместе со мной. Это внезапно погасило во мне всю ненависть, испытываемую ранее к этому человеку. Не смотря ни на что, мы были в эту минуту одинаково несчастны, подавлены и не имели представления, что нас ждет впереди. Я все еще испытывал глубокую неприязнь к Краковски, сыгравшего в моей судьбе и судьбе моих друзей роковую роль, однако после его слов он мне не казался уже столь мерзким типом. Марек предстал в моих глазах довольно жалким, бесспорно алчным , но все же обманутым субъектом...
В моей голове всплыли многочисленные подробности взаимоотношений Елены и Криса, которым я не придавал значения, безоглядно доверяя жене и ближайшему соратнику во всем. Теперь эти мелочи складывались в единую мозаику чудовищного обмана, и виной этому послужила моя безграничная, тупая наивность. Как я был слеп, рассматривая их дружбу в качестве проявления поддержки моей деятельности! Часто, возвращаясь домой с многочисленных симпозиумов, конференций и просто с работы, я заставал Криса в своем доме в обществе супруги, и всегда находилось достойное объяснение каждому из визитов. Впрочем, если бы повода не было, то и в этом случае я не усомнился бы в их преданности мне ни на йоту. Однажды, застав их наедине в домашнем бассейне, я со смехом поведал Крису похабный анекдот на избитую тему любовного треугольника... Тот долго и громко смеялся, а я самодовольно снисходительно ухмылялся, прельщаясь мыслью о своих способностях замечательного рассказчика... Глупость, граничащая с кретинизмом!
Мысль о том, что меня не просто хотели обмануть, но и убить, вызвала во мне такую обиду, которая заставила скрежетать зубами и налиться мои глаза слезами отчаяния.
Я перестал реагировать на Марека, словно того и не было рядом. Тело налилось свинцом, веки потяжелели. Я был сломлен непосильным грузом переживаний, раздавлен открывшемся предательством, и размышления о смерти впервые показались мне весьма привлекательными. Возможно, мое психологическое состояние привело бы меня к печальному итогу тогда же, ибо в ту минуту я был готов повести себя с Мареком неадекватно, но Краковски, неожиданно выйдя из оцепенения, с горечью сказал:
- Что, не сладко, док? А каково мне!.. Она вышла за меня потому, что искала защиту. Думала: слюбится... А я чего-то хотел доказать ей, все мечтал разбогатеть и купить славный дом, завести детишек!.. Вот и разбогател...
- Дурак был!.. У меня все так же... – согласился я.
- Еще какой кретин! – он говорил серьезно, без всякого сарказма, присущего его обычной речи, и размахивал пистолетом, совершенно забыв о его предназначении. – Повелся на приманку, как последний шакал! А все он, Гуриман!..
Он вдруг посмотрел на меня удивленно, будто открыв для себя нечто важное. Решительно поднялся на ноги, сунул оружие за пояс брюк и почти торжественно проговорил:
- Я все понял, мистер Левин! Понял, почему мне не хочется выводить вас из игры! Если я это сделаю, то кто же придавит к ногтю этого засранца?.. Мне в Европу путь заказан, а вот вам, доктор, наверняка захочется побеседовать с ним по душам! Не так ли?.. Надеюсь, вы не сообщили о том, что все еще живы?..
- Нет. Я чувствовал!.. Чувствовал!..
- Вот и славно! Нанесите им визит вежливости, потешьте свое самолюбие и передайте привет от меня и Софи Крису...
Марек постоял секунду, развернулся и зашагал прочь. Обернувшись на ходу, он крикнул напоследок:
- Прощайте, док! И не советую вам меня преследовать!
Повинуясь неясному порыву, я махнул рукой вслед Краковски и прошептал: « Пошел ты!..»
Поднявшись, я побрел по пляжу в противоположную сторону, к южной оконечности бухты, где в океан выдавался скальный мыс, собираясь выбраться там наверх к автостраде. Мне хотелось поскорее уйти подальше и более никогда не встречаться с Мареком – ни с живым, ни с мертвым. Я не оглядывался, так как этот человек перестал существовать для меня, и его дальнейшая жизнь не интересовала меня более. В моей голове уже зрел некий план. Для его претворения в жизнь требовалось как можно скорее добраться до Филадельфии!..
С трудом отыскав тропу, круто взбирающуюся вверх по узкой расщелине, я вскарабкался на плоскую вершину утеса и только тогда повернул голову. Открывшаяся с высоты картина, сопровождаемая только грохотом набегающих на камни волн, привела меня в замешательство!
Марек Краковски бежал в мою сторону, и на влажном песке полосы прибоя отчетливо была видна петляющая цепочка его следов. В нескольких десятках метров позади него растянулась в струну колона преследователей из пяти человек. Это были полицейские, облаченные в черные брюки и белые сорочки с коротким рукавом. В отличии от преследуемого Марека, спотыкающегося и поминутно оглядывающегося, блюстители закона бежали ровно, ритмично размахивая согнутыми в локтях руками. Было что-то отвратительное в этой звериной охоте, не оставляющей жертве ни одного шанса. Невольно я посочувствовал Мареку, и притаившись за каменным выступом, стал наблюдать разворачивающуюся баталию с нарастающей тревогой.
Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Марек, преклонив колено, дважды выстрелил в преследователей. Пули не причинили вреда полицейским, но заметно остудили их охотничий пыл. Краковски попытался проделать данный маневр повторно, однако у него ничего не вышло, видимо, по причине отсутствия патронов. Зашвырнув ставший ненужным пистолет в океан, он тем самым дал понять полицейским, что безоружен, и те взялись за дело с удвоенной энергией.
Путь к отступлению Марека преграждал утес, на котором располагался мой наблюдательный пункт, и я гадал относительно того, что он предпримет в условиях, когда преследователи, еще полные сил и спортивного задора, буквально наступали ему на пятки. Собственно, у него имелись только два варианта: штурм скалы и попытка обогнуть мыс со стороны моря, рискуя быть выброшенным на камни и уничтоженным прибойными волнами. Он выбрал первое, интуитивно сходу обнаружив неприметную тропинку, вьющуюся между скальных выступов, по которой взобрался наверх и я. Полицейские уже дышали Мареку в спину. С высоты своего положения я отчетливо разглядел пышные черные усы и капли пота на сильно загоревшем лице копа, бежавшего в авангарде. Слышались выкрики и команды на испанском языке, однако стрельбы слышно не было, настолько полицейские были уверены в скором захвате преступника. Несомненно, они были осведомлены о происшествии на борту «Бриллианта»...
Марек миновал отвесную стену прямо подо мной. Я услышал его шумное, смешанное со стонами дыхание, и рассмотрел ставшую темной от пота и грязи футболку. Он карабкался, лихорадочно цепляясь за чахлые кустики и осыпающиеся камни, отчего часто оступался и падал. Он уже не оглядывался, а лишь с надеждой и тоской задирал голову вверх. Наконец из его груди вырвался протяжный вопль отчаяния:
- С-су-уки!..
Первый полицейский находился в десятке метров от Краковски. Мне запомнился его хищный оскал, не предвещающий жертве ничего хорошего.
Не дожидаясь, когда коп окажется под отвесной стеной утеса, я толкнул ногой нависавший над пропастью внушительный козырек гнилого камня и спровоцировал небольшой обвал, затормозивший продвижение группы захвата. Этим я обнаружил себя и чуть было не поплатился жизнью. Первая же пуля ударила в выступ передо мной и осыпала лицо каменной крошкой. В тот же момент я с ужасом уяснил, что поставил себя на одну доску с Мареком Краковски, оказавшись вне закона. Я бросился бежать и стал спускаться с противоположного склона утеса по тропе, ведущей к пляжу следующей бухты. Внизу мне пришла в голову спасительная мысль: укрыться в нагромождении глыб у подножия мыса. Я свернул с тропы резко вправо и спрятался в камнях, предполагая, что Марек проследует далее и уведет за собой полицейских. Однако Краковски не был глуп, совершив точно такой же маневр. Через минуту мы с удивлением обнаружили друг друга среди гряды валунов, располагавшихся между океаном и отвесными скалами. Словно чья-то властная рука упрямо сводила нас вместе для того, чтобы завершить начатое. Едва переведя дух, Марек покачал головой и прошептал:
- От вас не так-то просто отделаться, док! Мне кажется, мы с вами теперь до смерти не расстанемся...
- Я бы поостерегся испытывать судьбу на прочность посредством подобных слов, - ответил я заговорщицким голосом, дав понять Краковски, что согласен на временное перемирие с ним.
Группа полицейских проследовала мимо нашего укрытия только через минуту. Тропа уводила их за ближайший холм, за которым местность была голая и отлично просматривалась. Не обнаружив нас с Мареком там, полицейские обязательно должны были повернуть назад. Времени для раздумий не оставалось, и я решился. Молча махнув Мареку в сторону океана, я поспешил к берегу. Вбежав на покатый валун, не раздумывая, бросился головой в бурлящую воду. Мой план состоял в том, чтобы уйти от погони незамеченным, обогнуть утес и затаиться где-нибудь в недоступном месте. Я набрал в легкие побольше воздуха и нырнул поглубже, стараясь преодолеть опасный прибрежный участок под водой. Мне это удалось. Спустя минуту я болтался в волнах напротив оконечности мыса. Недалеко оказался и Краковски. Не сговариваясь, мы вновь поднырнули для того, чтобы заплыть за скалу, которая укрыла бы нас от глаз преследователей. Совершив эти рискованные маневры, мы оказались у скалистого обрыва, о который с завидным постоянством разбивались разгулявшиеся волны. Ситуация была не из приятных, но вместо того, чтобы швырнуть на камни, некая чудесная сила подхватила нас обоих на гребень волны и вынесла в миниатюрную заводь, оканчивающуюся гротом, выбитым прибоем в каменной тверди... В нем мы и укрылись, выбравшись из воды на покатую, скользкую поверхность. Здесь нас беспрестанно окатывало брызгами, но зато мы были надежно укрыты от посторонних глаз.
Натруженная заплывом рана разболелась вновь и заставила меня стиснуть от боли зубы и закрыть глаза. Через мгновение я вздрогнул от прикосновения. Это был Марек, осматривающий мое плечо. Стянув с себя футболку, он изорвал ткань на ленты и молча сделал мне перевязку, действуя по-армейски профессионально. Мне сразу же стало легче. Кивком головы я поблагодарил его за оказанную любезность. Среди громыхающего прибоя разговоры вполголоса были бесполезны, кричать же мы не смели, поэтому молчали, иногда украдкой посматривая друг на друга с настороженностью. Нам предстояло долгое ожидание, если удалось таки провести полицейских. В обратном случае, последние скоро должны были себя каким-то образом проявить. Мы оба понимали, что скорее всего наш трюк, рано или поздно, будет ими разгадан, и все же труднодоступность нашего убежища вселяла определенную надежду на удачу.
Поглядывая на скрючившегося на камнях Краковски, я недоумевал, как мы могли оказаться здесь, на краю земли вместе, да к тому же укрывшись от полиции, словно сообщники. Мы не были похожи на тех двух людей, впервые встретившихся на лужайке моего загородного дома три месяца тому назад. Из щеголеватого, широкоплечего и красивого денди Марек превратился в загнанного беглого каторжанина со спутанными волосами и небритым подбородком. Его обнаженный мощный торс был покрыт ссадинами и царапинами, а светлые брюки превратились в лохмотья. Не лучшее зрелище представлял и я, проигрывая своему визави внешними данными, здоровьем и силой... Впрочем, через некоторое время мы потеряли друг к другу почти всякий интерес и были заняты каждый своими раздумьями. Краковски, очевидно, мечтал о том, чтобы выпутаться из всех передряг, устроенных им же, и обрести наконец свободу и богатство. Я же помышлял о возвращении в Европу, страшном возмездии и торжестве справедливости!..
Сверху покатились и упали в воду камни. Это означало, что нас ищут, и нехитрая уловка не очень помогла. Напротив, мы находились в ловушке и рано или поздно неизбежно должны были попасться в руки полиции. Конечно же, не смотря на всю щекотливость моего положения, как человека, выдававшего себя за другого, поменявшего лицо и имя, оно представлялось гораздо более предпочтительным, нежели для Краковски, виновного в покушении на убийство нескольких человек. Мы оба понимали это, и Марек вновь поглядывал на меня с подозрением.
Осыпаемый прохладными морскими брызгами, я озяб и попытался размять конечности, сделав несколько шагов в глубину грота. В самом углу потолок пещеры погружался в воду, но приблизившись, я вдруг заметил, что это не совсем так. Над самой поверхностью моря свод грота выравнивался и терялся в таинственной темноте уходящего в глубь горы лаза. Возгласом я дал понять Краковски, что обнаружил нечто интересное. Когда Марек рассмотрел находку, он не задумываясь полез в воду. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом. Проплыв десяток метров, едва угадывая в темноте направление и задевая головами свод пещеры, мы оказались в более обширном помещении, во всяком случае, из воды я не мог рукой достать потолка. Под ногами я почувствовал покатое дно, по которому выбрался из воды на холодные осклизлые камни. Став во весь рост, я вновь не обнаружил над собой тверди и издал резкий звук, пытаясь по акустическим характеристикам определить хотя бы приблизительно размеры зала. Эхо отразилось с трех сторон с некоторым опозданием, что означало приличный объем темницы. Марек откликнулся неподалеку, очевидно также находясь на суше.
- Нужно подождать, - сказал я, прислушиваясь к собственному голосу, многократно отраженному от стен пещеры - Глаза должны привыкли к темноте...
Однако проникающего в зал света было столь мало, что и спустя четверть часа я не мог различить пальцев собственной руки. Я вспомнил об электрошокере и предложил:
- Краковски, попытайтесь что-нибудь рассмотреть в свете электрического разряда. Только не смотрите в мою сторону.
Голубоватая молния отразилась от воды и матовой поверхности сталактитов, сосульками свисающих сверху. Через пару минут, дождавшись достаточной концентрации электрической энергии, накапливаемой устройством за счет разности потенциалов моего тела и окружающей среды, подобно электрическому скату, я повторил вспышку. Действуя таким образом, спустя час мы имели некоторое представление о пещере, в которой нашли временное пристанище. Размером она была с небольшую комнату. Дно ее плавно воздымалось от входа к противоположной стене и к потолку, где угадывался целый частокол из сталактитов и сталагмитов. Я уже дрожал от холода, поэтому стал на ощупь пробираться между этих торчащих сверху и снизу натеков, пытаясь разогреться движениями и заодно исследовать самые удаленные уголки пещеры.
Каково же было мое удивление, когда за забором из натеков и каменных сосулек я обнаружил еще одну небольшую нишу, заваленную обломками. Здесь я стал различать очертания предметов и понял, что сюда каким-то образом попадает дневной свет. Покрутив головой, я заметил слабый струящийся отсвет из узкой расщелины, уходящей круто вверх. Особо не задумываясь, я протиснул в нее голову, а затем и все тело. Как выбираться назад, я не имел понятия, ибо это было бы практически невозможно. Но мой риск оказался оправданным. Я рассмотрел кусочек голубого неба над головой и ведущий к выходу узкий лаз. Я позвал Краковски и довольно легко выбрался наверх по вертикальному колодцу, упираясь руками и ногами в его стенки.
Выход располагался на западной, почти отвесной круче утеса и представлял собой неприметный разлом горной породы, терявшийся среди прочих подобных трещин. Кое-как подыскав крошечный горизонтальный уступ, я уселся на нем, как горный орел, и с блаженством подставил продрогшее тело теплому ветерку и ласковому солнышку. Через некоторое время из расщелины показалась голова Марека. Устроившись и оглядевшись, он присвистнул и озадаченно почесал затылок:
- Самое время звонить 991! Отсюда мы уже точно никуда не денемся!
Возразить было нечего. Вниз скала обрывалась отвесно, у ее подножия наблюдалось нагромождение глыб. В стороны и вверх утес также выглядел неприступным. Возвращаться же в пещеру было не менее опасно, так как я подозревал, что протиснуться сверху вниз в узкую щель из вертикального колодца будет невероятно сложно. Кроме того, перспектива вновь оказаться в кромешной тьме, в холодной и сырой пещере, меня совершенно не вдохновляла.
К этому времени прошло более суток после того, как я последний раз принимал пищу. Силы мои были на исходе, поэтому согревшись на солнце и привалившись спиной к теплым камням, я задремал, а затем и вовсе уснул крепко, не озаботившись собственной безопасностью.
Я чудом не свалился вниз, и проснувшись от постороннего звука, успел ухватиться за уступ. В ту же секунду я почувствовал хватку Марека на своем запястье.
- Не время резвиться, док! - тихо проговорил он, вытягивая меня с опасного откоса на площадку. - Нас могут засечь. Смотрите, там!..
Оказалось, разбудившие меня звуки исходили от катера береговой охраны, ревущего бензиновым мотором и прыгающего по волнам вдоль нашего утеса.
- Нас ищут и с суши, и с моря, а еще... с воздуха! – Краковски показал глазами на приближающийся к нам с севера вертоплан. – Если вы по-прежнему не хотите объясняться с полицией, мистер Левин, то нам придется хорошенько спрятаться. Я не вижу другого выхода, как забраться обратно в эту чертову щель!..
Нам пришлось это сделать не один раз, прежде чем поиски прекратились...
К вечеру все окончательно стихло. Даже прибой утихомирился, позволив нам убедиться в отсутствии поблизости всяческих вертолетов и катеров. Впрочем, это нас мало радовало по той простой причине, что мы решительно не имели дальнейших планов. Оставался только весьма рискованный путь наверх, однако для этого требовались не только физические силы, но и крепкие нервы. Как мне казалось, ни того, ни другого во мне не осталось ни грамма. Кислый вид Марека говорил о том же.
Неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы Краковски не завел странный разговор, устало проговаривая фразы под нос и прикрыв глаза ладонью:
- Какой идиотизм!.. Засохнуть на этих скалах, как вяленая камбала!.. Скажите, Жорж, какого черта вы здесь делаете? Ну чего вам не хватало в вашей сытой жизни?
- Увольте меня от ваших излияний, Краковски! Наслушался!.. Не стройте из себя невинную жертву, прошу вас!.. – я поморщился, и былая неприязнь и даже ненависть всколыхнулись в моей душе.
- Да бросьте вы!.. Хотите узнать, что мне сказал мистер Гуриман при нашей с ним последней встрече?
- ?
- Он пообещал мне хорошую доплату, если я помогу ему избавиться от Елены!.. Ну, это потом, когда они поженятся и утрясут все дела... А теперь что же получается?! Он убрал вас, меня, Софи... Дальше избавится от вашей жены, потом доберется до ваших сынов!.. Я же говорю – скотина!
Я в упор рассматривал Марека, но тот продолжал закрываться рукой. Как всегда было не совсем ясно, говорит он серьезно или нахально издевается. Я не выдержал:
- Это правда?!.
- Клянусь мамой, профессор!
Я готов был схватить Краковски и сбросить его в пропасть, либо заставить заткнуться, разрядив в него электрошокер. Вместо этого я поднялся, сбросил с ног потрепанные штиблеты на пробковой подошве и не оглядываясь стал карабкаться вверх по трещиноватой поверхности утеса, наплевав на страх и физическую слабость. Ярость и праведный гнев гнали меня вперед. Шансы жизни и смерти уравнялись окончательно, и я отдался воле случая...
Одному богу известно, как я выбрался наверх! Дважды я зависал в воздухе и от перенапряжения уже хотел разжимать пальцы, но всякий раз каким-то чудом мои босые ступни находили опору и выносили меня выше, на очередной уступ. Однажды, после очередного нечеловеческого усилия, я оказался на сравнительно безопасном карнизе, где прижавшись к шершавым камням решительно не хотел даже думать о том, чтобы продолжить восхождение. Все тело сотрясала дрожь, к горлу подкатил тошнотворный ком, противный липкий пот покрыл мои ладони и лицо. Ноги настолько ослабли, что мне пришлось сесть. В эту минуту я сказал себе: это конец! Казалось, никакие силы не смогут меня заставить лезть выше, разве что, прилетит добрый дядя полицейский в розовом вертоплане и спасет меня?..
Из панического суппорта меня вывел крик Марека, донесшийся снизу:
- Эй, док, вы на месте?! Что-то не видно вашего парящего бренного тела!.. Не молчите же! Как ваши успехи?
- Неважно! – прохрипел я и по затянувшемуся молчанию догадался, что Краковски меня услышал.
- Не хватило горючего?.. Послушайте, док, как вы считаете, ваши дети станут называть Гуримана папой, или будут обращаться к нему: «Сэр!»?..
Он продолжал нести откровенную ересь, издеваясь и пытаясь меня разозлить. Я понимал его уловку и отчасти был благодарен ему за своеобразную поддержку. Но вслух вполне честно пригрозил, крикнув:
- Заткнитесь, Краковски! Иначе, я спущусь и набью ваш поганый рот камнями!
- Зачем же, Жорж? Я сам к вам поднимусь, обещаю! Но только после вас! Прошу, не заставляйте меня ждать долго...
Так или иначе, беседа с Мареком вернула меня в боеспособное состояние, позволившее мне преодолеть и последний рубеж. Оказавшись в безопасности, я без остатка сил растянулся на вершине утеса, не веря в свершившееся чудо.
Зов Краковски заставил меня ответить:
- Да, я наверху!.. Советую лезть по той расщелине, что справа. Нависающий карниз обходите слева. Будьте осторожны, желтый камень рассыпается при малейшем усилии!..
- Я не смогу, – крикнул Марек, - с детства ненавижу лазить по горам!
Я был крепко удивлен, так как не услышал в его голосе ни капли иронии.
- Еще скажите, что боитесь высоты!
- Вы вспомнили, что я пилот?.. Это другое, Жорж. В детстве мне все время снился один и тот же сон... Я иду по карнизу обрыва, над пропастью и срываюсь вниз!.. До земли не долетал ни разу, но разрыв сердца был мне почти обеспечен! Очень страшно, уверяю вас! Даже больше, чем сейчас!.. Проблема в том, что на этот раз у меня есть все шансы досмотреть сон до конца!..
- Выбросите из головы свои детские страхи и не морочьте мне голову! Вы же не хотите, чтобы я обратился за помощью в полицию?
- Я спущусь обратно в пещеру!..
- Не малодушничайте, Краковски! Вы же знаете, там вам не выбраться. Это был билет в один конец!..
- Детские страхи – самые живучие, не правда ли, док?..
Мы поменялись ролями. Теперь уже мне приходилось уговаривать Марека решиться на мужественный поступок. В свете наших недавних отношений это выглядело крайне нелепо, и потому я наконец обозлился, прокричав вниз твердо:
- Итак, я ухожу! Вернусь с полицией, правда не знаю – когда? До моего возвращения у вас есть время подумать. Однако, не советую дожидаться ночи!
- Вы не можете, док!..
- Еще как могу! Вы не оставляете мне выбора! – сказал я в сторону, делая вид, что удаляюсь.
- Нет!..
Я затих и прислушался.
- Док!.. Мистер Левин!.. Вы не должны бросать меня, Жорж!.. – он звал меня до тех пор, пока не убедился в моем отсутствии...
С замиранием сердца я прислушивался к звукам, доносившемся снизу, свидетельствующим о том, что Марек все же приступил к штурмы смертельно опасного препятствия. В эти минуты я не испытывал большего желания, чем увидеть его рядом живым и невредимым. Еще несколько часов назад смыслом моего существования было уничтожение этого человека, а сейчас не было для меня товарища ближе, чем он. Я молил Бога о его спасении, забыв о всех несчастиях, свалившихся на мою собственную голову. Очевидно, ему было страшнее, чем мне, и я почувствовал это интуитивно. И только жажда свободы и новой жизни могли заставить его преодолеть животный страх перед пропастью.
Он был уже близко. Я слышал его тяжелое дыхание, бормотание под нос немыслимых ругательств вперемешку с отчаянными стонами. Не выдержав, я сполз к самому краю обрыва, чтобы подать руку храбрецу. Он находился в полутора метрах от цели, и задравши лицо улыбнулся мне мученической гримасой:
- Я знал, док! Вы не тот человек... Потому и остались с носом... Но я рад и благодарен вам за это!..
- Бросьте трепаться, Краковски, и дайте мне руку. Ну же!..
- Сейчас...
Прижавшись всем телом к вертикальной стене, он осторожно опустил руку в карман брюк и вынул небольшой бумажный сверток. Изловчившись, он швырнул сей странный предмет мне за спину.
- Я хотел отдать его вам еще там, внизу... Боюсь, что выбравшись из этой передряги, мое настроение несколько переменится. Так что, лучше уж сейчас...
- Что это? – спросил я с недоумением.
- Дерьмо собачье, вот что! – со злостью ответил Марек. Его глаза сверкнули, словно он совершил нечто такое, что позволило ему освободиться от непомерно тяжелой ноши. Он тряхнул головой и решительно полез вверх.
Ухватившись за мою руку, Марек потерял равновесие и оторвался от стены, повиснув в воздухе. Не отводя от меня глаз, полных ужаса и обреченности, он лихорадочно царапал пальцами свободной руки отполированную черную каменную поверхность и пытался нащупать ступнями ног надежную опору, но в панике катастрофически терял последние силы... Секунды растянулись в вечность. Миллиметр за миллиметром его пальцы соскальзывали с моего запястья, а я не мог оторвать взгляда от этого парализующего зрелища. Как сквозь сон до моего слуха донеслись последние слова Краковски:
- Я любил ее, док... Скажи ей!..
Его тело скользнуло по покатой, зализанной ветром поверхности и исчезло за уступом. И там, внизу, как я не прислушивался к равномерному шелесту волн, не прибавилось решительно никаких звуков...
Заранее зная содержимое бумажного пакета, я развернул его. На камни с тихим переливчатым звоном упало бриллиантовое колье, принадлежавшее примадонне Кончите Мелагрес, известной певице и бывшей жене четверых миллиардеров...
Фиолетовый океан, подсвеченный розовыми бликами заходящего солнца, далеко на западе заканчивался слегка изогнутой линией горизонта, и от этого наблюдения становился совершенно очевидным факт округлости планеты. С высоты чудилось, что морская гладь и безоблачное сиреневое небо приготовились ко сну и заключили благостный союз, который не омрачали ни тучи, ни волны, ни крики назойливых чаек.
Я снова был одинок в этом мире. Пустота, образовавшаяся во мне, была нисколько не меньше той, которую я созерцал перед собой. И все же, что-то не давало мне покоя! Слабый, тлеющий огонек в душе не позволял мне замкнуться в себе окончательно. Где-то далеко в сознании билась настойчивая мысль, и я чувствовал ее важность, но никак не мог уловить и сформулировать. И только вспомнив о Всевышнем, к которому находился как никогда близко, меня осенило! Вакуум, заполнивший мое сознание, был обусловлен не только страшными потерями, грозившими кардинально переменить всю мою дальнейшую жизнь, но и тем обстоятельством, что в нем не было больше ни ненависти, ни жажды мщения, и вообще ничего!.. Моя нематериальная сущность приподнялась над океаном и над всей землей на самое небо. Я ясно и просто понял то, над чем потешался ранее, когда полагал, что прощать и любить своих врагов – удел Иисуса, но не человека земного. Теперь я всем отпустил грехи и освободился от всякого рода обязательств, данных Георгом Левиным самому себе, обществу и Господу Богу!
От этой свободы на меня обрушились и горечь утрат, и предвкушение неизведанного завтра, и страх, и любопытство...
Не нужно больше спешить в Европу, чтобы в тиши каштановых аллей скорбеть над собственной могилой. Ни к чему разыгрывать трагическое воскрешение из мертвых и явление Христа народу в моем образе. И уж совершенно дико было бы мстить своей семье, обрекая Елену и детей на вечные страдания... Я умер для них всех, и они умерли для меня. Я так решил!..
Я не мог знать своей дальнейшей судьбы, но в моих глазах уже уходили и таяли в дали родные и знакомые образы людей, с которыми мне, по всем канонам, следовало бы провести остаток жизни и уйти из нее, будучи окруженным их заботой. И уже появлялись неясные образы будущего, сулящие мне новый мир, страдания, радость, любовь и разочарования...
Я и не предполагал тогда, что проживу на свете еще несколько столетий и буду вынужден начинать все новые жизни, одним махом распрощавшисьсь с прежними, причиняя при этом боль не только своим ближним, но и себе. И всякий раз я должен буду испытывать муки смерти и рождения одновременно, проходить ад и рай, клясть себя и пытаться с собой покончить. Но затем, ценой неимоверных усилий, выстраивать новые отношения и создавать семьи, чтобы снова и снова их терять... Это единственное, к чему невозможно привыкнуть никогда!..
Эксперимент Роже Дюпона дал мне бессмертие и обрек на бесконечное одиночество. Оно впервые обрушилось на мою слабую душу там, на голом утесе, вклинившемся в океан черным демоном смерти...
Человек которому не до смеха. Главы 15-17
© Copyright: Олег Акинф, 2007
Свидетельство о публикации №207030100222
Свидетельство о публикации №207030100222
Рецензии