черно-белые полоски...

Я задрожал всем телом, не то от холода, не то от ненависти… Не надо мне говорить, что ненавидеть бессмысленно… Любить, говорить и даже жить тоже - все равно все сдохнем… Я передернул затвор пистолета, блеснувшего в свете луны, и застыл в ожидании и нетерпении, пока внутри поднимались отвращение и тошнота, при одном только взгляде на собирающуюся на кладбище толпу сектантов. Я точно помнил их лица, всех до единого… всех, кто там был тогда, в тот не менее прохладный вечер… Больше всего меня бесило то, что они сделали это только ради того, чтобы суметь наскрести на себе на дозу или выпивку, ибо ни один не выглядел не измученным, не оголодавшим, не нуждающимся.
Дурацкое место для встреч они выбрали… По мне, если идти кайфовать на кладбище, так только в компании плеера и ЛСД, ну или вина или виски… это кто как любит… Самонадеянные людишки в черных балахонах о чем-то переговаривались изредка оглядываясь, может, поджидали меня… хотя, я сомневаюсь, ибо дал достаточно поводов думать, что уже не буду за ними охотиться. Они собирались в кучки, надеясь, что так смогут победить кого угодно, будь то богомольная старушка или священник… или сам Бог… Смерти… Малолетняя девушка-свинка с деловым видом говорила по мобильнику, другая неестественно и отвратительно загорелая стояла рядом с совершенно тупым выражением лица, напротив черноглазый парень с козлиной бородкой и усиками делал мажорный вид. Столь разношерстная публика только доказывала, что их секта это лишь формальная организация, созданная для вида и тех, кому больше некуда податься. Я с трудом подавил подкативший к горлу рвотный позыв, скрутивший пустой недовольный желудок, и нахмурился, хотя нет, мои брови непроизвольно сошлись на переносице, когда я смотрел на сборище этих идиотов.
У меня было такое ощущение, что я больше никогда не смогу верить в людей, в этих мелочных подлых ублюдков, которые только и делают, что портят друг другу жизнь. Как я теперь смогу ездить в транспорте?.. Как смогу петь для них?.. Я сжал в руках рукоять оружия так крепко, как только мог… до боли в пальцах… мои губы превратились в безразличную тонкую полоску с опущенными вниз уголками… тонкие ноздри втянули ночной воздух, заставляя меня поморщится, будто от зловонной ямы с разложившимися истерзанными пыткой трупами. А разве эти люди живые? Одно смазанное черное пятно… без жизни… без лица, где могли бы находиться глаза, чтобы видеть… без сердца, чтобы чувствовать… Я брезгливо отвернулся, все еще ожидая, пока девушки, которые, видимо, не были посвящены в практические дела, напрямую связанные со мной, удалятся.
Я, как мог, старался покончить со всем этим… я забросил ледяную оболочку Desert Eagle и взял в руки теплый деревянный гриф SGS, начав писать песни для группы. Я уже почти поверил, что смогу быть спокойно счастлив… но теперь все вернулось на круги своя, и холод серебра снова обжигает мои ладони даже через перчатки. Это больно и в то же время приятно, такое небольшое садо-мазо… Снова охватило это потрясающее чувство… азарт… беспокойная ярость накатила волнами предвкушения… все крепче и крепче сжимались пальцы на рукояти, я уже не чувствовал их, но продолжал сжимать металл… стиснул зубы так, что скулы сводило… холодно… дрожал… может, холод исходил из меня самого, изнутри, от сердца?
Тело дрогнуло в напряжении, я прикрыл глаза, прислушиваясь к шуму голосов, судя по ним, девушки медленно удалялись куда-то. Выглянул из-за своего укрытия, огромного мраморного архангела, что с высоты своего роста наблюдал за всеми, полностью скрывая мою хрупкую фигуру во тьме ночи. Да, действительно, кое-кто уже исчез из поля зрения, но все же осталось не меньше пятнадцати человек. Я ухмыльнулся: давно у меня не было подобных схваток, возможно, я не зря посетил Йомэя перед тем, как снова начать искать их.
Скрываемый могильными плитами, словно тень от кладбищенского ветра, я подобрался так близко, насколько это было возможно, и притих слушая разговор. Кто-то из парней мрачно жаловался другому на работу и на нехватку денег на наркоту, остальные не менее мрачно придавались унынию, разбредаясь по скамейкам.
- Жизнь – это зебра, - утешал его другой, - полоска белая, полоска черная, полоска белая, полоска черная…
- Фак господина Инферно, - закончил я сидя на памятнике, вытянул руку, облаченную в полосатый черно-белый гетр, с этим самым жестом, и одним выстрелом размозжил голову его собеседнику. Сектант отскочил в сторону, с воплями брезгливо скидывая себя ошметки кожи и мозгов. Его глаза широко распахнулись, когда он понял, кто перед ним.
- Прости, - я изобразил невинную, но в то же время ядовитую улыбочку, приложив к щеке пистолет. – Других пуль нет, только разрывные, - остальные же сектанты уже повскакивали со своих мест, когда в руке моей жертвы появился пистолет. – Как мило, ты даже собираешься сопротивляться, - процедил я, чувствуя, что ярость во мне растет, уже почти разрывая хрупкое тело, требуя выхода.
Спрыгнув вниз, я распростер руки в стороны, делая вид, будто готов смиренно принять пулю в себя. Он выстрелил. Я увернулся, крутанувшись вокруг себя и пропустив пулю вдоль тела. Выстрелил вправо, где уже подались в бегство несколько остолопов. Потом влево, увиливая от пуль, точно в танце, и сверкая глазами. Видимо, в моих соперниках проснулась былая уверенность в собственных силах, кровь заиграла в венах сладким адреналином, потому что я не отвечал на их выстрелы и даже сделал вид, что меня ранили, заскулив на все кладбище и приложив ладони к животу. Пистолет утонул в снегу. Возрадовавшись, сектанты окружили меня, готовые добивать.
Сразу же я поймал около своего лица носок тяжелого ботинка и вывернул ногу нападавшего со всей силы, слушая хруст костей – он взвизгнул, падая навзничь. Бросив его валяться, я подцепил Desert Eagle из снега носком кеды, ослепив его брызгами окруживших меня людей, и поймал оружие. Скудная обойма быстро закончилась, оставив на снегу след из девяти изуродованных трупов, все еще теплых, плавящих тонкие кристаллы льда под собой. Я разочарованно потряс пистолетом, держа его возле уха, и пожал плечами. Замахнулся и со всей силы запустил оружие в очередного сектанта, угодив ему прямо в лоб. Он опрокинулся на спину, заставив мое сердце забиться быстрее от бешеной жажды крови и содрогнуться мое тело, будто в ожидании очередной ласки любовника. Я уставился на главаря всей этой заварушки совершенно фанатичным взглядом, на лице появилась жестокая улыбка.
Увидев, что я лишился оружия, оставшиеся в живых четверо, бросились на меня. Я отразил один удар, поставив блок рукой и, ловко выхватив из руки нападавшего кинжал, всадил его в лоб другому. Все еще сжимая стальной хваткой чье-то запястье, я с разворота ударил ногой в челюсть тому парню, что хотел заколоть меня, а потом обрушил на него тяжесть тела другого и проткнул обоих катаной, появившейся из руки. Неожиданно я ткнулся лицом в снег, выронив меч и, перегнувшись через оба труп, продемонстрировал нападавшему свою пятую точку. Резко перевернулся, скатившись с них и пропустив очередной удар, пришедшийся прямо по многострадальным все еще теплым телам сектантов.
Я вскочил на ноги и тут же отшатнулся: прямо перед моим носом просвистело лезвие моей катаны. Схватившись за что-то тонкое и явно металлическое, я рванул это на себя и в бешенной эйфории от запаха крови вырвал из земли. Этим предметом в моей руке оказался кованый надгробный крест, который угрожающе покачивался, тяжелый и холодный, но меня это мало волновало: парень с бородкой обрушил на меня катану, удар которой я как раз и отразил новоиспеченным оружием, при этом хорошо заехав по физиономии второму из оставшихся в живых сектанту. Он отлетел на несколько метров и свалился на надгробную плиту. Теперь его лицо напоминало просто кровавое месиво со свисающей рваной кожей и вытекшим глазом, под которым разверзлась кровоточащая рана, обнажив содержимое черепной коробки.
Отразив очередной удар, я отбросил сектанта – он обрушился на спину рядом с той могилой, пытаясь сообразить, что произошло, и выронив катану. Я прыжком преодолел расстояние между нами и, воткнув ему в грудь крест, прошептал глядя в его застывшие глаза:
- Вас даже хоронить не нужно… Халявный надгробный памятник, думаю, тебя устроит…