Опупень

 Пуп он и в Африке пуп. И хоть где. Знамо, пуп земли, знамо! Посредине, значит, в центре. В самой что ни на есть – серёдке. Остальное всё периферия, то есть че – пу – ха. К центру все нити тянутся, в центр всё стекается. И он стало быть – пуп. Другими словами царь и Бог, третьими словами – бугор, четвертыми – босс, пятыми – паша, шестыми...,а хрен их знает.
 Так вот каждый и норовит этим пупчиком себя ощутить, показаться: «Вот я каков! Ко мне стекайтесь, ко мне тянитесь, по мне ровняйтесь! А я вас быстро к рукам приберу и над вами же и возвышусь. Потому – пуп земли! Так вот. И никуда не денешься, не улизнешь, не увильнешь, не сбрешешь. Я всё вижу, всё слышу, всё попробую, потрогаю, унюхаю. Даже если закроетесь, запрячетесь, закутаетесь. Всё одно учую! Есть у меня такая чуйка. Я её имею. А заодно и всех вас поиметь хочу…»
 Примерно в такой эйфории пребывает каждый пуп. А что же другие – всякие-разные? Они норовят этот пуп поскорее прикрыть. Тряпочкой, пояском, верёвочкой-удавкой, юбочкой, складочкой. Чтоб не видно было пупка этого. Ведь ежели каждый начнёт свой пупок оголять, демонстрировать, выхвалятся. Что это будет?.. Об этом ниже.
 Однако же народ, в смысле населения какой-нибудь земли, где этот пуп такой-сякой водится, цену ему знает и значение его понимает. « Ослобони!!» - орёт подвыпивший детина и рубаху сверху до низу – хрясь! Вот оно – пошло, поехало. Пуп рвётся к власти. Торчит зорким глазом и молча вопит о свободе. Опупеть можно.
 Или другой пупок жирнобокой танцовщицы на далёком восточном базаре. Глубоко вдавленный, вместительный. По преданию унцию отборного мускуса можно в него налить – удержит, не прольёт. Колышет танцовщица этим пупком, виляет, дрожит животом под барабанную дробь, ходит ходуном чаша её любви. Зовёт испить и угомониться в складках её шальвар. Да только не каждый решится. Такой пупок дорогого стоит. Опупеть можно.
 Третий пупок поближе, попокладистее. У дорогой, у милой, распрекрасной суженной до простого звания – жены. Мягко раздвигая складочки свои, ищет пупочек белокожая наша, пьющая кровь с молоком. Кровушку пьёт она из супруга своего богом даденного, да молочком запивает для сытости. От того-то у неё ненасытное такое дебелое тельце и маленький такой аккуратненький пупочек в складочках запрятанный. Оттягивает она ризиночку своих атласных трусиков, разглаживает след от неё на белом теле своём, находит пупочек и выковыривает из него бабайку. Посмотрит на неё, поглядит и выбросит. Потом ручкой пухлой своей почешет под пупочком и со сладкой зевотой потя-я-я-нется. Опупеть можно.
 А за окошком-то глядь, чо деится?! За окошком улица, а по улице ныне девки идут. Девки идут песен не поют. Песенки к ним сами по проводочкам в ушки стекают. На шейке телефончик чирикает. Связь со всем миром, так, на всякий случай. Штанишки-джинсишки на них распоясанные, кофтюлечки-коротулечки животик не прикрыват. Выставляют они, значит, его на всю улицу для всеобщего усмотрения. Ведь посредине животика того пупочек, как сучечек. Глаз мужской мимо не пройдёт – зацепится. А для понта в него ещё и железочка-персинг воткнутая, всё для того, для самого, о чем вначале сказано. Ибо нынче на дворе – с л а б о д а !!! Новые времена. Опупень называется.