Заметки о Робинзонаде

Заметки о Робинзонаде
(Природа и цивилизация – друзья или враги)


“Развитие естествознания (в ХХVIII в.) на-носило один за одним удары по метафизиче-скому пониманию действительности. Откры-тия науки свидетельствовали о том, что в природе нет ничего застывшего, раз и навсе-гда вечного”(1).

По мнению ведущих литературоведов весь XXVIII век полон антогони-стических противоречий между “природой” и т.н. “цивилизацией”, под которой в то время понимали “все искуственное, сотворенное человеком, все на чем лежит печать его памяти”. На деле же, при более или менее скрупулезном анализе художественных произведений причисляемых к эпохе Просвещения, картина складывается не совсем однозначная. Кроме того, проблема “при-роды и цивилизации”(правда, несколько позже) обретает гораздо более глу-бокий и серьезный характер в работах крупнейших философов того времени, к примеру — Дж. Локка, позднее — Канта, Гегеля и др. Если предпринять по-пытку анализирования в данном спектре “Робинзона Круза” Д. Дефо (хотя это произведение “чуть старше” определяемого временного периода), “Путеше-ствия Гулливера” Дж. Свифта и “Кандида” Вольтера, можно без труда уви-деть цепочку закономерностей, связывающих эти произведения и варианты решения вопроса “природы и цивилизации”, соответствующие взглядам вре-мени.
Робинзон, попадая на необитаемый остров, невольно примеряет на се-бя маску “естественного человека” (понятие, также прошедшее через весь XXVIII век). Однако эта примерка весьма и весьма относительна. Ведь ока-завшись вдали от цивилизации (в современном понятии этого слова), он прежде всего не был лишен ее плодов: оружия, пороха, питания, одежды и т.д,а кроме того — вооружен знанием. Можно говорить об его (Робинзона) отделения от общества, но ни в коем случае — от цивилизации. Ибо в том то и есть одно из существеннейших определений, отличающих человека от жи-вотного (в духовно-физическом, а не в биологическом смысле), что “живот-ное в совершенстве приспособлено к внешнему миру; чтобы человек мог су-ществовать, он должен создать себе вторую природу — культурную” (что по сути и является цивилизацией, А. М.)(2). Да и сам по себе человек эпохи Ро-бинзона, как и любой другой , есть ни что иное как порождение цивилизации. А учитывая и его возраст (кстати все герои “природно-цивилизационных” произведений были далеко не младенцы), нельзя говорить даже о теории “чистой доски” Дж. Локка (и без того весьма сомнительной и многократно оп-ровергнутой, под которую не подходит даже значительно поздний “Маугли” Киплинга, где герой также не обошелся без “железного зуба” и “красного цветка”).
Бесспорно, что в определенных условиях рассудок человек претерпе-вает некоторые изменения под воздействием внешней среды ( в данном слу-чае — дикой природы), но разум его, сохраняя в памяти полученные, а порой и врожденные навыки, определяет дальнейшие действия. Нельзя оспорить высказывания о том, что Дефо представил нам в Робинзоне “обычного чело-века, пробивающегося к самосознанию и признанию его достойным челове-ком”(2) или “одинокую личность, борющуюся за самоутверждение на зем-ле”(3). Просто в данном случае “достойный одинокий человек-личность” есть никто иной, как “человек выживший”, чего достичь в том положении, в какой поставил Робинзона автор не так-то и трудно. Потому в этом контексте не-сколько нелепым выглядит утверждение что роман Дефо “стал призывом к простоте, к природе”(2). При этом, справедливости ради, стоит отметить, что это мнение из конца XX века. Современники же Робинзона, не читавшие ни Канта ни Гегеля, возможно считали иначе.
Сопоставляя в анализе роман Дефо с “Путешествиями Гулливера” Свифта, невольно приходит на ум ряд соображений, касающихся этой же темы.
Безусловно, нельзя не вспомнить, что Дефо и Свифт были знакомы и это знакомство никак нельзя назвать дружеским. Мнения литературатурове-дов о “пренебрежительном” отношении Свифта к Дефо лично у меня не вы-зывают доверия. При всем уважении к Свифту, осмелюсь высказать версию, что его языком ( “что-то я запамятовал его имя...”(о Дефо)) и рукой ( в “Гул-ливере”) водило банальное, да и вполне понятное чувство элементарной за-висти. Поняв, что “Робинзон” “пришелся по вкусу”, мало того, в него просто поверили(!), Свифт, движимый возмущением и пишет своего “максимально неправдоподобного Гулливера”. Но он, как и Дефо, как и, позднее, Вольтер, прежде всего был человеком “своего времени”, которое не могло не найти отражения в его произведениях.
Он делает “Гулливера” шагнувшим вперед в споре между “природой и цивилизацией”, но шаг не к одной из сторон, а на путь усложнения противо-речий. Но он одновременно и не может “оторваться от прошлого”, недаром некоторые элементы “пародирования” (задуманные автором) превратились в “элементы подражания”. Гулливер, также как и Робинзон, строит хижину “из подручных материалов”, он также как и Робинзон ограничен в действиях. Но если для Робинзона это ограничение чисто территориально, то у Гулливера, порой, и натурально физическое (“путы”, бессилие перед великанами, укла-ды и устройство жизни гуингнгмов и т.д.). Если относительно Робинзона эту связь можно назвать “привязанностью к законам природы”, то для Гулливера это неизбежно — связь с цивилизацией (пусть не с человеческой, но, в лю-бом случае, с неким произведенным (как путы лилипутов) или установлен-ным (порядками и правилами) другими существами). Это не природа, это — цивилизация.
Касаясь же вольтеровского “Кандида” трудно судить о “природе” и “ци-вилизации” столь же упрощенно как в двух предыдущих произведениях. Бо-лее поздний “Кандид” стал своеобразным итогом, объединившим и допол-нившим теорию “оппозиции цивилизации к природе” в более глубоком фило-софском плане и завершившим ее вполне определенным выводом.
Таким образом, анализируя эти три произведения, можно проследить строгую цепочку-зависимость. Робинзон (который, “в отличие от Гулливера не мыслит, а соображает”(2)) лишь использует имеющиеся у него знания и навыки как теорию и послушно применяет ее на практике. Гулливер (“уже не “соображающий”, но еще и не “разумный” (animal rationale), а лишь “способ-ный к разумному мышлению” (rationis capax)”(4)) сравнивает (во многом — лишь зрительно) различные теории, уже примененные на практике и имею-щие конкретный результат. Иными словами, он сравнивает именно “цивили-зации”. Кандид же идет дальше. Во-первых он сравнивает (в данном случае две) противоположные теории (Панглоса и Мартэна), сравнивает соответ-свие (или нессответствие) каждой из этих теорий практическому подтвер-ждению, и проанализировав результаты ( по увиденному, услышанному, пе-режитому), делает собственный вывод. Любопытно, что во всех трех произ-ведениях просматривается (с разностепенной видимостью) одна и та же идейная линия: “цивилизация, как “созданное человеком” и “зло” — понятия не тождественные, хотя вполне можно допустить, что авторы стремились как раз к противоположному, мое же мнение — ни что иное, как “взгляд из сего-дняшнего дня”. Ибо, как известно, ни что не может более сильно интерпрети-ровать литературный текст, чем время. И “Робинзон” и “Гулливер” и “Кан-дид”, в прочтении современников — совершенно иные произведения нежели читаемые сегодня, к примеру мной. Прежде всего я имею ввиду развитие той же “цивилизации”, включающее в себя и изменения в формировании эстети-ческих взглядов, образа мысли человека и т.д.
В XXVIII веке антогонизм “природы” и “цивилизации” просматривался, кроме всего, как извечное противоречие “добра” и “зла”, причем именно “ци-вилизация” и олицетворяла собой “зло”.
Однако, как бы то ни было, мы видим, что ни само присутствие Робин-зона на острове, ни плоды “цивилизации”, попавшей туда вместе с ним, ни даже “новая цивилизация”, организованная самим Робинзоном не несет ни-какого зла ни острову ни его обитателям (или посетителям). Но, Робинзон жил “в отделении не от цивилизации, а от общества”. И именно общество (в том числе и в лице “колонистов”) несет (и олицетворяет) зло. Попытка Дефо показать нам в итоге “Робинзона раскаивающегося”, заставляет задуматься все-таки не об обществе в целом, как о носителе зла, а об отдельных его представителях, а еще вернее — об определенной его части. Вопрос о “зна-чительности” этой части — практически не решим.
К нему же приходит и Гулливер, пропуская через свой рассудок как че-рез фильтр, различные проявления “добра” и “зла” — как “природы” и “циви-лизации”. И он более конкретен, понимая, что все в мире определяется тем, в чьих руках находятся плоды “цивилизации”. И что “источником зла является не “природа” (и не “цивилизация” (прим. А.М.)), а злоупотребление человека своими возможностями”(2), а “знание имеет ценность только в том случае, если оно помогает человеку стать человечнее, обрести твердую нравствен-ную почву, реализовать идею добра”(5). Он же выделяет среди всего уви-денного “страну гуигнгмов” как близкую к идеальному обществу: “Природа учит их одинаково любить всех подобных им и только разум устанавливает различия между индивидуумами соответственно высоте их добродетели”(6). Но он же выделяет и “йеху”, как “конечный результат обесчеловечивающих тенденций, какие несет с собой цивилизация”(7).
Но и это противопоставление “природе и цивилизации”, ведь гуигнгнмам трудно дать определение “естественного человека”. Ведь то что они не зна-ли литературы, в языке их нет слов обозначающих “ложь” и “обман” абсо-лютно не значит, что они (как и Робинзон) не пользуются продуктами “циви-лизации”, пусть и применяя для этой цели “йеху”. Гулливер, лишь констати-руя и демонстрируя (пером Свифта) “голые” факты, не дает сколь бы то ни было аргументированного и убедительного ответа на поднятые вопросы, не предлагает никаких путей решений противоречия “природы” и “цивилизации”, “добра” и “зла”.
В “Кандиде” Вольтера, мы кроме “добра” и “зла”, кроме “театра войны”, вспоминая, что источник всех войн “злой гений, враг рода человеческого”(6), видим и страну Эльдорадо (своеобразный сибиоз стран гуигнгнмов и Броб-дингнег, как пример, “разумной цивилизации”, находящийся “в единстве с природой, не противопоставляя себя ей” (Ж.-Ж. Руссо). Но у Вольтера эта страна сказочна, фантастична (“реальное фантастично, ибо оно не отвечает логике разума; разумное тоже фантастично, ибо не находит отпор в самой действительности”(8)). Да и Мир не кончается страной Эльдорадо. А что же Кандид? Еще не зная, что “для того, чтобы распознать добро и зло ... достаточно интуиции (по Канту — “способности суждения”)”(5). Он верит в “теорию оптимизма” Панглоса, но не находя подтверждения ей на практике принимает и взгляды Мартэна (“теорию пессимизма”), выслушивает доводы “философа отрицания” — дервиша и, после долгих сомнений и раздумий он приходит к выводу, что “надо возделывать наш сад”, расписавшись таким образом в полном бессилии себя, как единичной личности, во влиянии( тем более—в изменении) законов природы и цивилизации, а также в том, что “добро и зло уравновешивают друг друга, гармония существует как во все-ленной, так и в человеческом обществе”(9). Позднее этой формуле (доста-точно неожиданной для Кандида и, собственно говоря, никак им самим не объясненной) не раз придавалась энциклопедически-философская оболочка. С одной стороны обращалось внимание человека к самому себе: “определи себя сам, проникнись сознанием морального долга, следуй ему всегда и вез-де, сам отвечай за свои поступки”(5) — квинтэссенция этики Канта; с другой — разворачивался вывод Кандида в более конкретизирующие формулиров-ки: “цель человеческого существования — творческий труд, преобразующий природу, создающий все блага для существования людей”(3) или “труд — необходимый компонент, условие прекрасного мира”(8) и, наконец, катего-ричное: “работа — лучший способ наслаждаться жизнью”(10).

_______________

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ:
1. Энциклопедический философский словарь. М., 1983.
2. Урнов Д. М. “Робинзон и Гулливер”. М., 1973.
3. Буняев В. С. “Даниэль Дефо”, в кн. “История зарубежной литературы XXVIII века”. М., 1967.
4. Ингер А. Г. “Джонотан Свифт”, в кн. “Дж. Свифт: Сказки Бочки, Путе-шествия Гулливера”. М., 1987.
5. Гулыга А. В. “Революция духа”, вступительная статья. И. Кант, Соб-рание сочинений в 8-ми томах. Т.1. М.,1994.
6. Свифт Дж. “Путешествия Гулливера”. М., 1987.
7. Елистратова А. “Английский роман эпохи Просвещения”. М., 1966.
8. Бахмутский В. Я. “Вольтер”, в кн.”История зарубежной литературы XXVIII века”. М., 1967.
9. Артамонов С. “Две повести Вольтера”, в кн.”Вольтер: Кандид”. М., 1965.
10. Кант И. “Антропология с прагматической точки зрения”. Собрание сочинений в 8-ми томах. М., 1994.