Открываю глаза

Открываю глаза. Японский веер в светло-розовых тонах вращается быстрее обычного. Значит ветер за окном. Шелковая нить, которой привязан к потолку веер, невидима и кажется, будто он парит в воздухе, невесомый и загадочный. Цвет в нем живой. Оттенки играют, сменяя друг друга в движении от почти белого, до густо-розового, приглушенного тенью, будто припорошенного темно-серым пеплом. Поверхность веера в повороте становится все тоньше, пока не превращается в легкий росчерк. Он замирает на мгновение и начинает медленно разворачиваться, как сцена в старинном театре, открывая взору действо линий, цвета, света... печали и нежности, повторяемости и неизменности, любви и одиночества... “Отведи глаза от суеты, смотри на меня – созерцай себя”. Однажды веер показался мне слишком одиноким в своей самодостаточной мудрости, и теперь в метре от него так же невесомо скользит маленький японский журавлик, раскрашенный детской рукой. Яркий узор на черном фоне уж очень смахивает на нечто, подобное хохломской росписи. Журавлику больше двадцати лет, и девочка, которая старательно мастерила его для папы – а жил он очень далеко – уже давно стала взрослой, и теперь ее дочь так же старательно делает журавликов для своего папы, который живет не с ними...
Веер, журавлик, картина в стиле японского пейзажа… Мне подарил ее местный художник. Он пишет неплохие хокку и мечтает о девушке из Осаки, которая называла его загадочным именем Акиро. Картина мне нравится. В ней тоже есть движение и легкая абстракция. Она позволяет смотреть на пейзаж хоть вертикально, хоть горизонтально, хоть вверх тормашками – суть не меняется, но дополняется разнообразием. Живую интонацию задает пейзажу мексиканский кактус. Он высокий, сантиметров тридцать до потолка осталось, стоит у стены, рядом с картиной. На его темно-зеленом уютном изгибе замерла бабочка. Я подобрала ее на загородном шоссе в свой прошлый день рождения. Был октябрь, я решила подарить ей несколько часов жизни, согрела в ладонях и принесла домой. Бабочка умерла на тонких лепестках подаренных мне белых хризантем. Восхитительная смерть... А кажется, будто она только что присела на кактус, отдохнет минутку и полетит дальше, в глубину японского пейзажа...
Под картиной, в горшке на светлой тумбочке живет растение, которое я называю “пластиковым сердцем”. Когда я смешно надеялась на Ваш приезд, оно цвело нежными бледно-розовыми цветами. Теперь даже листья чахнут. Жаль, если погибнет. А как гармонично сочетались бы цветы с веером, бабочкой, пейзажем... Смотрю в окно. Унылое мартовское утро. Встаю, иду босиком по деревянному полу и тихонько напеваю: “Вы целуете бережно от макушки до пальчиков”... Задеваю головой свисающие с люстры пальмовые листья. Они сухо шуршат. Улыбаюсь. Вспоминается услышанная где-то фраза: “Одиночество – это когда в доме есть телефон, а звонит только будильник”...