Время Сахарова - песни Высоцкого

ВРЕМЯ САХАРОВА — ПЕСНИ ВЫСОЦКОГО

Сахаров и Высоцкий... Это сопоставление может удивить иного ревнителя строгой логики. И в самом деле, слишком уж непохожи они были: крупнейший русский ученый, великий миротворец двадцатого столетия и — популярный артист из “Таганки”, поэт, чьими странными, непривычными песнями пополнилась вся Советская Россия. Прикоснувшись на заре шестидесятых в едином порыве к правде и свободе, по-разному подходили они к своей цели, разные слои общества собою представляли.
Тем не менее не будем усугублять эту разность высокомерными усмешками, а попробуем проследить малозаметное, на беглый взгляд, историческое родство двух российских печальников.
Сатирик Мих.Мишин как-то заметил: “В эпоху недавнего безгласья все... ощущали потребность в Голосе”. Да, было время, мы молчали. Болезненно, суетливо, как-то даже невнятно. Годами ничто не могло нарушить этого молчания, и потому если что-то где-то и говорилось, то говорилось не нами, а “от нас”, “за нас” и “во имя нас”. Когда же, вспоров изнутри эту гибельную тишину, в нашу жизнь ворвался хриплый голос Владимира Высоцкого, мы внезапно услышали СЕБЯ. Вдумайтесь: уйти от своего человеческого “я”, обезобразиться до неузнаваемости и вдруг, посреди всеобщего хаоса неожиданно встретиться с СОБОЮ...
Что же касается тихого голоса академика Сахарова, то он был услышан нами далеко не сразу. Отчасти в этом виноват мощный поток телерадиогазетной хулы, обрушившейся тогда на светлую голову Андрея Дмитриевича, отчасти — наша общая духовная неразвитость. Мы поверили в то, что его деятельность “направлена на подрыв дела мира... на разжигание недоверия между народами”, нас не возмутило абсурдное обвинение Сахарова в помощи иностранным разведкам. Ступая далеко впереди нас, академик Сахаров был не понят нами...
А Высоцкий был своим, был близким и понятным. Он болел теми же болезнями, что и все мы, его мучили те же проблемы, что и нас, он говорил с нами на нашем языке, вместе с нами метался в поисках выхода...
Позже он напишет:
“Но, свысока глазея на невежд,
От них я отличался очень мало:
Занозы не оставил Будапешт,
А Прага сердце мне не разорвала”.
Это тяжкое признание свидетельствовало о прозрении, и Высоцкий щедро делился с нами своей новообретенной правдой.
...Жарким июльским днем восьмидесятого года окольцованная олимпийская Москва, устранившись от шумных рекордов, вошла в строго очерченные границы Таганской площади не для того, чтобы проститься со “скандально известным” бардом. Это тысячи благодарных учеников оплакивали своего Учителя и уходили, разнося на магнитофонных кассетах СВОЙ нетленный ГОЛОС.
Воспитанные песнями Высоцкого, мы сделали первый трудный шаг навстречу подлинной свободе. Поэтому, с опозданием на двадцать лет, во время Первого съезда народных депутатов СССР наше знакомство с Андреем Дмитриевичем Сахаровым все же состоялось. Его такой “невысоцкий” голос был единственно верно найден нами в море всеобщей болтовни, и громкий топот государственных ног оказался не властен над нашим открытием. Но смерть и сюда внесла свои коррективы...
“ЛГ—Досье”, № 11, 1992