Фондю

 Фондю
 
 В 1991 году мне довелось побывать в чудном месте Санари, расположенном на юге Франции на берегу Средиземного моря. Море штормило и встретило нас белой пеной волн. Волны изо всех сил били в крутые скалы и брызги высоко взлетали над ними. Мощно дул ветер мистраль, ярко светило солнце.
 Дача дяди Жени, куда мы приехали, находилась под сенью высоченных сосен. Внизу было тихо, ветра здесь не было, но верхушки сосен клонил бушующий там мистраль.
 Наша машина въехала во двор, к ней устремились дядя Женя и громадная лохматая собака. Она виляла хвостом, вертелась вокруг машины и скалила свои острые зубы. Выходить из машины как-то расхотелось.
- Не бойтесь, Минос добрейшее существо, никого не тронет, - сказал улыбаясь дядя Женя, - Вы можете выходить совершенно спокойно.
 Мы робко начали покидать машину и Минос тут же бросался обнюхивать каждого выходившего. Но больше всего ему понравилась Света. Пёс, выражая своё расположение, излизал её, ставил лапы на плечи, держал зубами за руку, не отпуская от себя. При всей своей огромности это действительно оказалась добродушнейшая собака.
 Наконец, все вышли, обнялись и перецеловались с дядей Женей и познакомились с его женой Малу, или официально Марией – Луизой. И с дядей Женей, и с Малу мы встречались впервые. Осмотрели дом дяди Жени, стараясь запомнить расположение комнат. Их оказалось четыре, а также большой зал-столовая, веранда, душ, ванна, два туалета и две кухни. Каждая комната отдельная, проходных здесь не знали.
 Мы занесли вещи в выделенные нам комнаты, посидели пять минут в креслах, расслабившись после переезда. Володя и Люма остались отдыхать в своих комнатах, а мы пошли с дядей Женей прогуляться к морю, пока Малу занималась приготовлением обеда. Минос увязался с нами. Небольшие улочки, застроенные виллами, понижаясь, указывали направление к морю. До него было не далеко.
 Возле одной виллы на Миноса бросились две большие овчарки. При всей громадности пса ему пришлось бы плохо, если бы не сетчатый забор, огораживающий виллу. Минос добродушно лаял и храбро бросался к сетке на овчарок, а те страшно рычали, в бешенстве грызли сетку забора, но сделать ничего не могли и их ярость от этого утраивалась. Под такой аккомпанемент мы прошли вдоль всего забора, пока Минос не удалился на достаточное расстояние и овчарки не затихли.
 Наконец, после очередного поворота улочки перед нами открылось море. Мы только что проезжали здесь же, но вид на море из машины и когда стоишь на земле, совершенно другой. На высокий обрывистый берег мистраль заносил водяную пыль, удары волн о скалы казалось сотрясали землю, всюду витал густой запах моря. Хотелось стоять и стоять на обрыве, всматриваясь в постоянно меняющееся море, впитывая впечатления бурной стихии.
 Но вот дядя Женя решил, что нам пора возвращаться, времени прошло достаточно, чтобы был приготовлен обед. Опять нас встречали высоченные сосны, верхушки которых непрерывно боролись с мистралем. Эти клонящиеся от ветра верхушки сосен виделись нам всякий раз, когда мы в Одессе вспоминали Санари.
 Обедали за большим овальным столом, выдвинутым для торжественности на середину зала-столовой. Малу приготовила спаржу, салат, колбасу, ветчину, суфле, выставила привезенную нами пиццу. Пили вино и пиво. Вино «Бургунское» из огромной темной бутыли. Дядя Женя сказал, что так оно дешевле стоит. Обед был сытный и в то же время легкий. Он отличался от привычных нам обедов. Не было обязательных у нас борща или супа, блюд из картофеля и оливье, хотя последнее, судя по звучанию, родом из Франции. Вёл застолье дядя Женя, давно покинувший Россию, но чудом сохранивший с детских времён великолепный русский язык. Малу русского языка не знала, но участвовала в общей беседе, дядя Женя успевал переводить ей на французский и свои вопросы, и наши ответы.
 Высокого, худощавого дядю Женю интересовало все происходящее в России (так он именовал Советский Союз, был май 1991 года). Его ребенком увезли родители из России в период революции, на родину отца, в Швейцарию. С Россией у него были связаны воспоминания детства, песни матери и внезапный отъезд. Рассказать об Одессе, Москве, родных лучше всего было показав фотографии, а также слайды, которые мы привезли с собой.
- Ну, вот, - сказал дядя Женя, - Немного подкрепились. А вечером будет фондю, Рене обещал его приготовить. Нам стало интересно.
 - Фондю - по-французски расплавленное кушанье. Это блюдо появилось в Швейцарии, делают его из сыра и хлеба с небольшими добавками, - закончил дядя Женя, увидев наши вопросительные лица.
 Рене – муж одной из его дочерей Арианы. Они уже находились в Санари, но остановились у своих знакомых и должны были появиться с минуты на минуту на даче на своем автомобиле «Пежо».
 Приехав, Рене тотчас взялся готовить фондю. Из дачной кладовой он приволок сосуд, имеющий внешнее приспособление для нагрева. Мы окрестили его фондюшницей. Внутрь сосуда поместили сыр, добавили тертый чеснок и вишнёвый 54-х градусный спирт. Вскоре в фондюшнице начал побулькивать расплавившийся сыр, в него был выжат сок лимона и на этом основные приготовления закончились.
 Малу принесла блюдо с хлебом, нарезанным кубиками. Все сели за стол, в центре которого торжественно стояла фондюшница. Из неё валил аппетитный аромат. Рене снял пробу, наколов кусочек хлеба на длинную деревянную вилкообразную пику и обмакнув его в полученное варево. Сыр прилип к хлебу и пику надо было вращать, чтобы длинные его нити наматывались на ставший желтоватым кубик хлеба и отрывались от булькающей массы.
 Рене внимательно попробовал получившееся и одобрил его. Каждому вручили по тонкой вилке-пике и началось объедение. В нижней части фондюшницы плясали голубоватые огоньки горящего сухого спирта. Продолжал булькать расплавленный сыр. Когда, проделав описанные манипуляции, вы брали в рот кусочек хлеба, который обмакнули в горячий сыр, жар уже уходил и не обжигал.
 После поглощения первых, особо лакомых кусочков, появились чай и кофе, темп трапезы замедлился, и потекла спокойная, обстоятельная беседа.
 06.06.04